А. Н. Пыпин как историк и теоретик славянского возрождения Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Е. П. Аксенова (Москва)

А. Н. Пыпин как историк и теоретик славянского возрождения

Выдающийся русский ученый XIX в. А. Н. Пыпин (1833-1904), обладая огромной эрудицией, внес заметный вклад в различные отрасли гуманитарных знаний. Одной из основных областей его многогранной научной деятельности было славяноведение. Интерес к славянским народам возник у ученого еще в молодости и сохранялся на протяжении всей жизни. Он получил хорошую славистическую подготовку в университетские годы и имел возможность непосредственно наблюдать жизнь славянских народов во время заграничных командировок'. Ученый всегда пристально следил за научной славистической литературой — отечественной и зарубежной.

А. Н. Пыпин оставил огромное количество работ научного, научно-публицистического, критико-библиографического характера, посвященных славянским народам. Крупные обобщающие работы ученого отражают историю славянских литератур2, поэтому в славяноведении Пыпин в основном был известен как филолог, и его научное наследие рассматривалось с точки зрения литературоведения3.

Однако в многочисленных работах «славянского цикла» Пыпин выступал не только как историк литературы или, шире, — как историк культуры. В его трудах отражена история славянских народов с древних времен до конца XIX в. Он уделил внимание и общим проблемам истории всего славянства, и историческому прошлому каждого славянского народа. Кроме того, ученого с полным основанием можно назвать историком общественной мысли и общественного (в том числе национально-освободительного) движения славянских народов.

История славянских народов не являлась для Пыпина предметом специального исследования. Но исторические сведения сопровождали все основные славистические труды ученого, являясь необходимой и органичной их частью. Как правило, они соединялись с этнографическими, статистическими, культурологическими и другими данными, поскольку Пыпин рассматривал славянство в целом — как сложный, многоаспектный мир, требующий всестороннего изучения.

Арсенал научных методов Пыпина широк и разнообразен. В исследовании общественно-исторического и национально-культурного развития славянства Пыпин опирался на сравнительно-исторический метод4 изучения, позволявший любое явление проследить

в развитии и сопоставить с другими явлениями. Ученый высоко ставил объективность научной работы. Он считал, что в основе исследования должны лежать «строго определенные факты», аналитическое изучение которых должно привести к доказательным выводам и обобщениям \ Пыпин ценил критический подход к исследуемым явлениям, фактам и документам. По всем изучаемым попросам он приводил разные точки зрения. Его работы проникнуты трезвым историческим оптимизмом, основанным не на фантазиях, а на реалистической оценке действительности6. Пыпина всегда отличало бережное отношение к источникам, стремление к максимально точной передаче содержания документов7. Говоря о методе своей работы, Пыпин отмечал соединение в нем. «исторической критики» и «живого фактического наблюдения»8. С учетом этого можно говорить о комплексном научном методе, применявшемся им в научной деятельности. Ученый стремился к тому, чтобы его работы были просты и доступны для понимания не только специалистам-славистам ''.

Строгости цензуры выработали у Пыпина привычку к осторожности в выражениях и к передаче мыслей с помощью недомолвок, прозрачных намеков, очевидных аналогий (подразумевая, например, под «литературными мнениями» общественно-политические взгляды) и т. п. Таким образом, ученый «продолжал думать между строк»"'. Тем не менее, Пыпин I! большинстве случаев находил способ донести до читателей свою позицию в том или ином вопросе.

Основное внимание в своих славистических трудах Пыпин уделил эпохе формирования наций и развития национального движения — одной из самых ярких и значительных вех в истории славянских народов, получившей романтическое название — «славянское возрождение». Начавшиеся с конца XVIII в. подъем национального самосознания и распространение национально-просветительской мысли переросли затем в борьбу за самостоятельное политическое, культурное и духовное развитие. Эпоха национального обновления, по мнению Пыпина, охватывала и весь XIX в., поскольку национальные процессы в славянском мире не были завершены. «Наше время, — писал ученый, — есть по преимуществу время национальных возрождений»". Национальная борьба, по его словам, «составляет основной вопрос новейшей славянской истории»12. Этот период исторической жизни славянства представлял особый интерес для Пыпина; он описывал и анализировал его как историк и теоретик возрождения. Кроме того, ученый являлся современником одного из этапов национального пробуждения славян и был знаком со многими деятелями славянского национального движения.

Период становления и развития славянских наций может быть условно поделен на два этапа Пыпин основное внимание уделил

первому этапу — с конца XVIII до середины XIX в., который был связан с «пробуждением» наций. Второй этап, принявший эстафету в середине XIX в.. — этап консолидации наций, растянувшийся на многие десятилетия и отмеченный редкими яркими событиями, предстаапен Пыпиным не столь подробно. К тому же этот этап не был завершен и находился в стадии развития. Ученый не предлагал четкую схему стадиальности развития славянских народов, но, рассматривая конкретно-исторические ситуации каждого из них, давал свою периодизацию национальных процессов*, которая, учитывая индивидуальность народов, вместе с тем отражала в той или иной степени общую ситуацию. Поэтому к «славянскому возрождению» он относил все национальные процессы, происходившие в славянском мире в XIX в.

Ученый изучил и емко представил все, что было характерно для каждого этапа возрождения, обратив внимание на неизбежность (закономерность) смены одного этапа другим (как, например, романтические настроения первого этапа уступали место реалистическим потребностям следующего этапа).

А. Н. Пыпин подошел к славянскому возрождению как к явлению многоплановому, привлекая для его исследования данные различных наук, публицистические материалы и свои собственные впечатления, вынесенные из посещения славянских земель. Ученый показал, что это явление не носит сугубо славянского характера, но у славян оно получило особую окраску и смысл ввиду особых условий, в которых проходило формирование славянских наций (национально-политическое, социальное, религиозное и культурное угнетение).

Пыпин уделял внимание национальному развитию каждого славянского народа. Но наиболее важными представляются его анализ и оценки славянского возрождения как общего для большого славянского этноса явления, имеющего историческое значение.

Пыпин аргументированно утверждал, что становление славянских наций проходило по общим законам формирования и развития наций. Однако этот процесс связан для него не только с социально-экономическими явлениями и общественно-политическими событиями, а прежде всего с ростом самосознания и, следовательно, — с повышением образовательного, культурного и научного уровня. В связи с этим большое внимание он уделил проблеме формирования литературных языков и национальных литератур, научным разработкам в области истории, филологии и этнографии.

* Так, в начальном этапе формирования наций Пыпин выделял стадию пробуждения национального самосознания, которое развивалось и укреплялось на следующей стадии — литературного движения.

Обращаясь к историческому прошлому славянских народов, Пы-пин отмечал, что из-за утраты национальной самостоятельности для большинства славян к концу XVIII в. оставалось лишь два пути развития: полное растворение в господствующей нации и гибель славянских этнических единиц или активное возрождение собственной национальности. Славянство пошло по второму пути.

Среди факторов, способствовавших пробуждению славян, Пыгжн называл внутреннюю политику Иосифа II (для славян Австрийской империи), русско-турецкие войны (для славян Османской империи), борьбу между религиозными конфессиями за умы и души славянского населения, идеи эпохи Просвещения и Французской революции, идеи эпохи романтизма, взгляды немецких философов и т. д.

В возрождении Пыпин видел внешнюю и внутреннюю стороны. Во внешних отношениях народов основным выступал «национальный принцип», внутренняя жизнь обществ обогатилась новым «демократическим элементом»14. В кратком определении возрождения Пыпин подчеркивал, что оно означает вступление народных масс в общественную жизнь15.

Все движение славянства с конца XVIII в., как утверждал ученый, состояло в борьбе за права национальностей. Цель этого движения заключалась в достижении «той широты национальной деятельности, которая обеспечила бы славянству независимость его внутренней жизни и... создание своей самобытной культуры»16.

Сущность славянского возрождения, по определению Пыпина, заключалась «в поднятии национального чувства, в пробуждении бессознательного дотоле общества и народа». Добиться этого можно было, по мнению ученого, прежде всего с помощью распространения образования в широких массах, для чего нужна была литература на языке, понятном народу. Наряду с повышением уровня национального образования и развитием национального самосознания Пыпин связывал с понятием возрождения также и политическое освобождение славянских народов".

Определяя характер славянского возрождения, Пыпин подчеркивал, что оно «было по преимуществу народное, демократическое», поскольку простой народ составляет «основу нации» и без его участия национальный подъем не достигнет необходимого уровня. Давая такое определение славянскому национальному движению, ученый напоминал, что с «падением старых государств славяне потеряли весь высший „культурный" класс». Национальная жизнь сохранилась только в народной массе и «могла возродиться только из среды народа». И действительно, писатели, ученые, политические деятели эпохи возрождения были в основном из низших слоев или сельских священников. Любовь к народу была у них «непосредственной», а не «теоретической». И возрождавшиеся литературы

черпали содержание из народной жизни. Основой литературного языка становился обработанный народный язык. Для реставрации подавленной народности необходимо было изучить происхождение народа, его историю, быт, предания, обряды, культуру. Дело подъема национальности нуждалось в кадрах — отсюда возникла забота о народном образовании (школы, учебники, популярные книги). Все это свидетельствовало, как утверждал Пыпин, о том, что славянское возрождение зародилось в народе и служило целям и задачам народа. Таким образом, он связал социальный характер движения с национальными интересами славянских народов"1.

Эпоха славянского возрождения тесно связана с процессом становления и развития славянских национальностей. Рассматривая возрождение как общеславянское явление, Пыпин отмечал, что характерной чертой его является стремление каждого славянского народа выразить и утвердить свою национапьную индивидуальность. Он подчеркивал, что в основе славянского движения лежал именно национальный принцип. При этом Пыпин обращал внимание на то, что стремление к национально-политической самостоятельности сочеталось, если речь шла о разъединенных народах, не составлявших «одного политического целого», с задачей «объединения племени»19. Ученый считал, что по пути национализма необходимо было пройти каждому славянскому народу, чтобы потом могло начаться «сознательное сближение» славянства. В этом он видел естественный ход исторического развития20.

В процессе становления наций и национальных отношений Пыпин выделял две тенденции. Одна заключалась в стремлении создать мононациональное государство или добиться равноправного существования наряду с другими народами в составе федеративного государства. Другая предполагала сближение наций при постоянном политическом и культурном общении (правда, замечал Пыпин, этой тенденции препятствуют теории национальной исключительности) 21.

Пыпин отмечал также, что на формирование наций влияют такие факторы, как язык, религия, обычаи, войны, государство, экономика и др. Он подчеркивал, что развитие наций зависит прежде всего от условий политической и экономической жизни народов, а не от неопределенных «народных начал» (на которых строили свои концепции славянофилы)22.

Наблюдая процессы формирования славянских наций, Пыпин делал важный теоретический вывод о том, что «развитие или упадок» нации происходят независимо от воли отдельных личностей — они подчинены «общему естественному закону истории»23.

Затрагивая проблемы развития наций, Пыпин выдвинул верные положения о роли национальных стремлений в политической жизни.

Ученый отмечал, что они могут быть прогрессивными, если являются «орудием политического, общественного и нравственного возрождения целых племен»24, если направлены на «освобождение народа от чужеземного гнета» (Сербия) и либерализацию общественной жизни (отчасти — славянские земли в Австрии). Но они могут быть и реакционными, когда становятся «орудием реакционных классов общества или реакционных правительств», которые надеются политическим путем или дипломатическими интригами «достигнуть подавления чужой национальности» (например, действия Венгрии по отношению к словакам и хорватам)25.

Пыпин никогда не упускал из виду связь национального вопроса с социальным, хотя и не всегда акцентировал на этом внимание. Он подчеркивал, что решение национальных задач еще не гарантирует «народного блага» — необходимо «поднять права народа», для чего недостаточно одних национальных стремлений, нужны «иные средства»26.

Касаясь национальной идеологии, ученый напоминал, что национальные идеи «выводятся из развития идей политических и в особенности экономических»27.

Таким образом, славянское возрождение и процесс формирования славянских наций вызвали у Пыпина серьезные рассуждения по теории национального вопроса вообще, поскольку все его выводы касались не только славянских, но и других европейских народов2Х.

Славянское возрождение, по мнению Пыпина, имело не только общий характер, но и сходные «главные источники» движения; это — «унижение народности», которое наполняло «лучшие умы» горячим желанием вывести соотечественников «из рабского состояния физического и нравственного». При таком характере и источниках славянского движения, утверждал Пыпин, «его нравственно-политическое право не может подлежать никакому сомнению»29.

Ученый отмечал, что, испытывая длительное национальное, социальное, религиозное угнетение, славянские народы лишались «основы национального идеала», и пробуждение национального чувства у всех славянских народов одинаково выражалось в стремлении изучать историю своего народа, его материальную и духовную культуру'0.

Славянское возрождение совершалось «в духе освобождения и просвещения». Оно совпало с эпохой романтизма и черпало из него свои идеи. При этом Пыпин подчеркивал схожесть, «родство» славянского романтизма с западноевропейским. Не сбрасывая со счетов «увлечения и крайности» славянского романтизма, он признавал, что глубокое сочувствие вызывает присущее этому течению стремление к «народности», которое, в понимании ученого, есть

«стремление поднять значение народа, внушить уважение к его преданию, следовательно, к его нравственной автономии, и, наконец, ввести его как полноправного деятеля в национальную жизнь». По определению Пыпина, это был романтизм «не феодальный, а демократический, — не оставшийся только капризом литературной школы, но соединенный с заботой о практической помощи народному сознанию, о популярной литературе и пр.»". Однако Пыпин отчетливо понимал, что романтизм «забегал вперед», выдавая желаемое за действительное32.

Со временем, отмечал Пыпин, романтическое, «платоническое увлечение народностью» перерастаю в «политическое стремление». Это стремление «обнаруживалось и в желании достигнуть свободы внутренней и свободы от прямого иноплеменного ига», и в постановке на повестку дня «реального вопроса»: что нужно, чтобы славянские народы заняли достойное место в жизни всего человечества? Политическая борьба славян «была еще маю удачна, но да!еко не бесплодна» (южное славянство перешло от полного рабства к образованию государств)

Пыпин выделял два основных, по его мнению, пути, или средства, подъема национального самосознания: I) «обращение к старине», напоминание о славном, героическом прошлом: 2) широкое народное образование ,4. Если не хватало подлинных древних памятников, создавапись подделки. В этом стремлении к «сочинению» прошлого Пыпин видел «довольно нередкое, так сказать, патологическое явление», связанное с интересом к исторической судьбе народа. Это было характерно в основном для первого этапа возрождения, когда научные исследования только начинатись и еще не давали ожидаемых результатов; в этот период люди «с неправильно понятым патриотизмом» и производили более или менее удачную подделку. Пыпин отмечал, что это явление наблюдалось почти у всех славянских народов '5. Так или иначе, обращение к старине повлияло, как указывал Пыпин, и на развитие научных исследований, и «на постановку общественно-национальных вопросов». Пыпин отводил науке большую роль в общественном развитии 5". Славянское возрождение нашло выражение в исторических и этнографических исследованиях и в популярной литературе

В связи с установкой на широкое народное образование выявлялась необходимость «говорить с народом на его языке». Такая задача стояла перед возрождавшимися славянскими литературами. Потребность и обусловленность появления новых литератур, что было общим характерным явлением в славянском мире, Пыпин объяснял тем, что старая литературная традиция, как и политическая жизнь славянских народов, была прервана надолго, к тому же старая литература не годилась «для потребностей нового времени»,

да и народный язык, развиваясь, «удалился от прежней книжной речи». Таким образом, новая литература, по словам Пыпина, «должна была спуститься до народа, и в то же время возвышала доселе пренебрегаемый язык массы до книги, до выражения высших понятий образованности»". Обрашая внимание на диалектическую взаимозависимость составляющих этого процесса, Пыпин подчеркивал, что «возвышение народных языков на степень языков литературных повторялось во всем славянском мире» (курсив мой. — Е. А.). Литература возрождения «разбилась на множество ветвей, и каждая хотела быть самостоятельной», поэтому наряду с «обширными» литературами были и «микроскопические — и по числу тех, для кого они предназначались, и по числу и даже качеству произведений, их составлявших»'9.

Рассматривая это явление, Пыпин приходил к заключению, что раз «мелкие литературы» возникают, значит, имеют право на существование, и «принудительное противодействие их развитию вредит как тем, что вносит в племенные отношения новую дозу вражды, так и тем, что стесняет, заглушает проявления народности»■"'. Развитие национальных литератур Пыпин считал «непосредственным следствием» и вместе с тем «орудием славянского возрождения»41. Под воздействием идей возрождения малочисленные народы добровольно отказывались «от близко родственной литературы», чтобы развивать свою собственную (так, от чешской литературы отделилась словацкая, своя литература была у сербов, хорватов, словенцев; у лужичан было сразу две литературы: «одна для нескольких десятков тысяч верхних, другая для нескольких десятков тысяч нижних лужичан») Ч Среди деятелей славянского возрождения, как отмечал Пыпин, были люди, опасавшиеся, что развитие «малых литератур» приведет к полному раздроблению сил славянства. В начале своей научной деятельности он и сам разделял это мнение, полагая, что «небольшая литература всегда останется на младенческой степени» и ее роль будет сведена к «элементарным и популярным книгам», в то время как «большие таланты малых народов» смогут реализовать себя в «чужих более сильных литературах»4"'. При этом Пыпин считан, что не может быть и речи о «вреде» литератур «малых» славянских народов, которые совершают «предварительную работу», приводящую в движение «массу народных сил». Преимущественно педагогическая и этнографическая по содержанию литература способствовала сближению интеллигенции с простым народом, помогала сплачивать национальные силы и укреплять «народное сознание»44.

Что касается более развитой литературы «большого» народа, то, по мнению Пыпина, она только обогатилась бы за счет «филиальных» литератур. Он считал, что «большая» литература ни в коем случае не должна притеснять «мачые» литературы, чтобы не компро-

метиронать «свое достоинство». Преимущество языка и литературы, считал ученый, должно достигаться «силою их внутреннего авторитета, а не принуждением и содействиями администрации»45.

Обращая внимание на развитие научных исследований в славянских землях, Пыпин подчеркивал, что наука не может быть «на-цион&тьной», научные достижения принадлежат всему человечеству, и научные разработки славянских ученых должны также влиться в мировую науку46.

Проблематика славянского возрождения включала в себя очень важный вопрос об идеологических основах славянского движения. Наряду с идеологией, одухотворявшей национальный подъем каждого славянского народа в отдельности, сформировалась характерная для ментальности славянских народов идея, отражавшая стремления всего славянства. Славянская идея опиралась на представления о единстве происхождения, общности культуры славян и подразумевала прежде всего сплочение, солидарность славянских народов в борьбе с инонациональным угнетением, за самостоятельное национальное развитие. Развитие этой идеи, обусловленное развитием наций, определенным состоянием общественной мысли и политическими условиями в каждой стране и в славянском мире в целом, привело к формированию различных ее вариантов, учитывавших культурное и политическое сближение или объединение всех или части славянских народов. Славянская идея тесно связана с такими понятиями, как «панславизм», «славянская взаимность», «славянский вопрос» и др. Рассматривая процессы, связанные со становлением и развитием славянских наций, Пыпин особенно пристальное внимание уделял славянской идее, лежавшей в основе теоретической и практической деятельности представителей славянского возрождения. Этот вопрос нашел отражение во многих работах ученого, относящихся к разным периодам времени47.

А. Н. Пыпин отмечал, что славянская идея (которую он чаще именовал «панславизмом») является «понятием крайне неопределенным», нечетким; идеологи славянской взаимности, мечтая о будущем «соединении славян в одно великое целое», расходились в определении сущности и путей объединения славянства45. Ученый отстаивал мнение, что идея объединения «есть явление новое в истории славянских народов», она не являлась исконно присущей славянству, а зародилась в период национального возрождения благодаря определенным факторам49. Позже оформилось идеологическое обоснование объединительных проектов, получившее название «панславизм». Источником этой идеи он называл «глубокий национальный инстинкт и стремление к народно-общественной свободе»; ее «начальные средства» он видел «в национальном предании и в освободительных идеях европейской образованности»; цели

заключались в освобождении славянских народов и установлении их национальной и культурной солидарности, основанной на этнических и исторических связях 50.

Национальное возрождение, поднявшее на новую высоту образование, науку, литературу, способствовало осмыслению этнокультурной общности славянства. Вместе с пониманием невозможности поодиночке бороться за свои права это привело к осознанию необходимости сплочения, что и нашло выражение в так называемом панславизме31. С одной стороны, отмечал Пыпин, воспоминания о былом могуществе целого племени порождали идеализированные панславянские мечтания. С другой стороны, панславизм «становился практически необходимым» в качестве средства общественной борьбы, «в особенности против иноземного угнетения». Логика процесса развития славянских наций, по мнению Пыпина, предполагала, что возрождение отдельных племен завершится возрождением всего славянства, которое должно выразиться не только в области образования, науки и культуры, но и в политической жизни. Таким образом, в умах деятелей возрождения утвердилась идея славянского союза52. При этом Пыпин подчеркивал, что панславизм был теоретическим, идеальным, философско-историческим «построением», которое никогда не было «правительственной системой»53.

Термин «панславизм» был, по словам Пыпина, столь же неопределенным, как и понятия о его «элементах и действительных силах». В чем была его сущность и цель, «какой связи и объединения искали славянские народы», этого, писал ученый, они еще сами не знали Не делая окончательного вывода, Пыпин давал свое определение панславизму, который, по его мнению, не представлял собой «выяснившееся движение», а был «теорией, идеалом, порывом», возникавшими в поисках лучшего будущего и выхода из тяжелого положения славянских народов55.

Пыпин подробно рассмотрел различные варианты и интерпретации панславизма 56. При этом он постоянно подчеркивал диалектическую связь между идеалом «панславянского отечества» и «национальным вопросом». Идеал стал общим, поскольку славянские народы принимали его, как только перед ними вставали национальные проблемыл7. Тем не менее, Пыпин верно подмечал, что в период формирования наций на первый план неизменно выдвигались собственные национальные задачи, что представляло собой закономерное и в целом прогрессивное явление 5\ Он неизменно относил панславизм «к числу самых характеристических проявлений национальной идеи»54 (курсив мой. — Е. А.). Романтически окрашенная идея «всеславянства», не исчезая совсем, оставалась лишь «отвлеченной почвой», общим фоном. То почти затухая, то активизируясь, эта идея все больше использовалась в интересах политической

борьбы каждого славянского народа, причем задачи, которые «обслуживала» славянская идея, у разных народов были порой совершенно различны6<).

Пыпин выделял две причины (внутреннюю и внешнюю, субъективную и объективную), которые способствовали стремлению к межславянскому общению и формированию идеала всеславянского единения. Это — «внутренние возбуждения» славянских народов в период возрождения, основанные на чувстве племенного родства, и «внешняя опасность», угрожавшая существованию славян со стороны иноплеменных сил''1. Порожденная национальными движениями идея «всеславянства», оформившись, в свою очередь оказала влияние на национальные движения, которые, как отмечал Пыпин, еще более усилились, «когда в помощь домашнему народному интересу возникло сознание общеплеменного пробуждения, связи всеславянской»62.

При любых возможных вариантах единения славян, подчеркивал Пыпин, права отдельных народностей «требуют самого внимательного и осторожного обращения». О необходимости учитывать это диалектическое единство Пыпин писал: «Общий национальный интерес племени, как здоровая нравственная сила, может вырасти только на признании народностей частных» (когда славянские народы будут спокойны за свое существование, у них скорее возникнет «потребность собраться и сосредоточиться» перед внешней угрозой)6'.

Изучая славянскую идею, Пыпин выделял определенные стадии ее развития, которым соответствовали те или иные формы ее выражения. Так, 30-е гг. он называл «медовым месяцем панславянских мечтаний и стремлений»64 и рассматривал романтически окрашенные научный и литературный варианты панславизма. 1848 г. и последующие периоды были уже связаны в значительной мере с политическими интерпретациями идеи славянского единства. Пыпин показан, что различные варианты славянской идеи имели как прогрессивный, так и консервативный и даже реакционный характер, сводя на нет идею объединенного славянства.

Пыпин отстаивай мнение, что славянская идея (какую бы форму она ни принимапа) представляет собой специфическую форму идеологии национального возрождения славянских народов или, по крайней мере, очень важный ее компонент. Именно примат национальной идеи перед общеславянской являлся, по мнению ученого, препятствием практическому объединению славян65.

Наблюдая за развитием национального движения славянских народов, Пыпин приходил к выводу, что для их объединения нет реальных оснований, но не исключат полезности и возможности в отдаленной перспективе совместных действий славян в тех или иных областях.

Рассматривая славянское возрождение в целом, Пыпин в то же время замечал, что, несмотря на приблизительную одновременность начала этого исторического явления у всех славянских народов, у каждого народа национальное пробуждение «возникало отдельно, без какой-нибудь связи с другим племенем, у каждого по своим особым причинам и с особым характером», каждое славянское племя своим путем «приходило к национальному сознанию и работало для его укрепления»66. В связи с этим Пыпин не только дал общие характеристики славянского возрождения, но и осветил процесс возрождения каждого славянского народа.

А. Н. Пыпин обращал внимание на то, что у болгарского народа возрождение по-настоящему началось позже, чем у многих других славянских народов — в 30-40-х гг. XIX в., но проходило аналогичные стадии развития67.

Находившийся в течение нескольких веков под османским и фанариотским игом болгарский народ, напоминал Пыпин, был низведен до состояния «простой рабочей силы». Движение в защиту болгарского народа началось в среде низшего и среднего болгарского духовенства68.

Наиболее ранним проявлением и «первым толчком» болгарского возрождения Пыпин называл труд иеромонаха Паисия Хилендар-ского «История славенобългарская о народах и о царех и святых българских, и о всех деяниях българских» (1762). В книге, написанной «на полуцерковном языке», доказывалось, что у болгар есть своя славная история, достойными которой они должны быть69. Ученик Паисия Софроний Врачанский в 1806 г. издал первую книгу на новоболгарском языке7".

В 20-30-х гг. внимание к болгарам привлек своими исследованиями Ю. Венелин. Его труд «Древние и нынешние болгаре»71 произвел сильное впечатление на немногочисленных образованных болгар. Венелин, по определению Пыпина, больше, чем кто-либо другой, способствовал пробуждению национального сознания болгар, рассматривая вопросы их истории и этнографии. Его труды нашли «горячее сочувствие» у деятелей болгарского возрождения72.

В Болгарии стали открываться школы для народа. Пыпин отмечал, что существенную поддержку делу народного образования оказали болгары, жившие в Одессе (В. Априлов, Н. Палаузов) и Бухаресте. Часть болгарской молодежи получала образование в России и странах Западной Европы. В 30—40-х гг. за пределами Болгарии возникали болгарские типографии, издававшие преимущественно «народно-педагогическую литературу»71.

С 40-х гг., по мнению Пыпина, болгарское возрождение сделало качественно новый шаг в своем развитии. В национальное движение вступило поколение, получившее образование за границей

и знакомое с европейскими освободительными идеями. Его представители подходили к «национальному делу» вполне сознательно, не ограничиваясь сферой народного образования, а имея в виду также проблемы существования нации. Начало было положено церковным вопросом, который, по оценке Пыпина, «был для болгар первым опытом политического самосознания» и борьбы «за свое народное право»74. После Крымской войны началась открытая борьба с фанариотами за болгарскую церковь. Пыпин видел национальное содержание в этом религиозном по форме движении, результатом которого стала «национачьно-церковная автономия» (в 1870 г. был учрежден болгарский экзархат) 7\

Если до середины XIX в. болгарское возрождение, по мнению Пыпина, проявлялось «отрывочно», то в 50—60-х гг. оно стало заметным. Публицистика в болгарских органах печати, издававшихся за пределами Болгарии, становится «не лишенным значения фактором политической жизни», ставя вопросы о правах болгарского народа. В это время стали выходить в свет этнографические сборники. Ранняя болгарская история заняла «важное место в разысканиях о древнейших судьбах славянской православной церкви, первого просвещения и письменности у болгар, сербов и русских»76.

Среди деятелей болгарского возрождения Пыпин называл П. Сла-вейкова, Н. Герова, К. Жинзифова, Л. Каравелова, братьев Мила-диновых, Г. Раковского, М. Дринова и других писателей, поэтов, публицистов, этнографов, историков, большинство из которых принимали самое активное участие в национально-освободительной борьбе. Благодаря усилиям таких людей, литература болгарского возрождения, по данным, приведенным Пыпиным, насчитывала ко второй половине 70-х гг. более 800 книг и свыше 50 периодических изданий. Эту литературу ученый оценивал как самостоятельную, подающую большие надежды, но в некоторых отношениях незрелую77.

Наблюдая за развитием болгарского возрождения, Пыпин мог в конце 70-х гг. XIX в. сделать вывод, что «прочные формы» литературного языка еще не установились, не принято единое правописание. Переход от древних форм к современному литературному языку у болгар (как и у сербов) осуществлялся не постепенно, а «скачком». Пыпин указывал, что история болгарского языка, его современное состояние, его наречия еще ждут своих исследователей7*.

Этнографические и исторические исследования в Болгарии стали развиваться, по мнению Пыпина, под влиянием западнославянской, русской и западноевропейской науки79. В силу объективных причин Болгария не располагала достаточными средствами для научных работ. Работы иностранных ученых о Болгарии объективно помогали болгарам «познакомиться с их отечеством». Пыпин сделал

интересное наблюдение, что национальное возрождение «поддерживалось и чужими силами, когда свои еще не могли действовать»*0.

Пыпин обратил внимание на то, что «печальное положение» народа заставило болгарских патриотов в поисках опоры для национального движения в героических событиях прошлого иногда прибегать к мистификациям, к подделкам древних памятников (многие специалисты опровергали подлинность изданного С. Верковичем в 1874 г. в Белграде сборника «Веда Славян»)151.

В последнее перед освобождением Болгарии десятилетие, как отмечал Пыпин, национальные стремления болгар достигли уже «полной определенности». О политической свободе думали не только образованные люди, но и простой народ, который вел «с турками партизанскую гайдуцкую войну»82.

Не соглашаясь с характеристикой гайдучества как «разбойничества», Пыпин утверждал, что это движение, возникшее в Болгарии и Сербии в ответ на насилие турецких властей, было внутренним народным и имело «национально-героический и освободительный характер»83. Во время Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. тысячи членов гайдуческих отрядов пополняли болгарское ополчение84.

О падении Османской империи и возрождении южных славян Пыпин писал как о «давно назревающем историческом процессе». Однако соперничество европейских держав в области дипломатии препятствовало скорейшему разрешению балканского кризиса. Отношение Европы к славянам определялось политическими интересами и опасением усиления России85.

Пыпин уделял немало внимания отношению русского государства, общества и народа к южнославянскому вопросу. Россия, считал он, способна оказать угнетенным народам военную помощь в деле освобождения от «страшного ига». Вмешательство России в решение судьбы балканских славян определялось и «национальным сочувствием» в обществе к «славянскому делу», и политическим интересом в черноморском регионе (в частности, приобретением надежных союзников среди родственных славянских народов). Он писал о пожертвованиях и отправке добровольцев на Балканы, о широкой кампании в печати в поддержку освобождения славян. Отмечая искренность симпатий к единоплеменникам и единоверцам, Пыпин в то же время подчеркивал, что русское общество и народ очень мало знали о них. К тому же, добавлял он, движение в поддержку славян не снимало с общества первостепенной обязанности — заботиться об изменении «внутреннего положения» в своей стране86. Это, в частности, как и уважительное отношение к освобождаемым народам, лишь повысило бы авторитет России на Балканах, который, по мнению Пыпина, невозможно удержать только силой87.

Освобождение Болгарии Пыпин считал «великим историческим фактом»; однако его значение подрывалось Берлинским трактатом, согласно которому «из приобретений сан-стефанских делались все новые и новые уступки»88. Критикуя Берлинский конгресс и его политические последствия для Болгарии, Пыпин призывал помнить и о том, что и Россией было допущено немало ошибок в балканском вопросе накануне, в ходе и после войны, в частности, в период русского гражданского управления. Эти ошибки давали повод деятелям национального движения для «опасения за автономию своего народа»89. Пыпин отчетливо понимал, что русское ачияние на умы южного славянства (в сфере образования, свободной печати, литературы, науки, в экономической деятельности и гражданском общественно-политическом развитии) может быть завоевано только в конкурентной борьбе с Западом90.

Вскоре после окончания русско-турецкой войны, принесшей освобождение болгарскому народу, Пыпин писал, что «совершается великий переворот» в жизни болгар, для которых первоочередным становится вопрос политических преобразований (Болгария осталась «лишь номинально зависимою», а, по сути, стала свободным конституционным государством)91. В этот период болгары, указывал Пыпин, испытывали «неясность и неурядицу переходного положения», что отражалось на внутренних и внешних делах Болгарии. Болгарскому народу, считал Пыпин, нужно сначала создать свое управление, войско, школу, литературу и т. д. — все, что «требуется для цивилизованного существования». Вместе с тем ученый отмечал, что в Болгарии уже начался процесс «внутреннего преобразования» и «приспособления национальных данных быта и характера к новым условиям политической свободы и просвещения»92. Только что обретший свободу народ («накануне составлявший бесправную райю») оказался «совершенно способным к европейским свободным учреждениям, к народному представительству, к свободе печати и т. д.»93. Тем не менее он полагал, что болгары находятся на такой ступени своего возрождения, которую многие другие народы уже прошли, поэтому одной из первых забот болгарских властей и общества после освобождения, по мнению Пыпина, должно стать развитие образования. С этой проблемой тесно связаны задачи литературной обработки жииого языка, принятия единого правописания и т. п. Пыпин считал, что русские научные силы могли бы помочь болгарам в историческом и этнографическом изучении их родины94.

Вместе с тем Пыпин отмечал, что болгарский вопрос не решен до конца — Болгария оставалась раздробленной95. Присоединение через несколько лет к Болгарии Восточной Румелии Пыпин рассматривал как естественное событие, которое «указывалось здравым смыслом», поскольку происходило объединение нации

В конце XIX в. Пыпин отмечал, что после «периода мрачной стамбуловщины»*, когда русско-болгарские отношения осложнились, наступили другие времена, и вернулось дружеское взаимное расположение России и Болгарии. Но чтобы не повторялись печальные явления прошлого, необходимо, как полагал Пыпин, хорошее знание родственными народами друг друга '7.

Прослеживая события, связанные с национальным пробуждением и национально-освободительным движением болгарского народа на протяжении XIX в., Пыпин выявил различные факторы, влиявшие на национальный подъем98. Ученый считал, что освобождение Болгарии и начало эпохи самостоятельного существования должны были способствовать завершению процесса возрождения и решению задач формирования нации.

Исторические судьбы югославянских народов сложились неодинаково, в результате чего к концу XVI11 в. они находились в составе разных государств. Условия их национального развития были различны, что накладывало отпечаток на характер их национального возрождения. К тому же они придерживались разных религиозных воззрений, что также сказывалось на внутриславянских отношениях в период национального подъема. У сербов, как считал Пыпин, национальное возрождение проходило «иначе и успешнее», чем у болгар. Положение сербов, по оценке ученого, было не столь тяжелым; их «политическая полунезависимость сохранялась долее». К тому же «сербское племя» жило не только на территории Османской империи, но и в адриатическом Приморье, и в австрийских землях (т. е. не все сербское население испытывало жестокий турецкий гнет)99. Пыпин очень точно уловил и отразил «двуцентровой» характер 100 национальных процессов у сербов.

Возрождение у православных сербов Османской империи «утверждается прочно» в начале XIX в., когда в результате Первого (1804-1813 гг.) и Второго (1815 г.) сербских восстаний произошло «политическое освобождение Сербии (хотя и неполное)». Образование Сербского княжества (1830 г.)**, как первая победа, по мнению ученого, укрепило национальное возрождение «сознанием выдержанной борьбы»101.

Пыпин отмечал, что у сербов (как и у болгар) вера, язык и предание составляли наследие старины, с которым народ надеялся возвратить свободу. Косовская битва оставила сильный след в народной

* После избрания на болгарский престол в 18X7 г. Фердинанда Саксен-Кобургского к власти в Болгарии пришло правительство С. Стамболова, противника России, установившего в стране военно-полицейскую диктатуру. Стамболов был отправлен в отставку в мае 1894 г.

** Султанский указ провозглашал Сербию самоуправляющимся княжеством под верховной властью Турции.

памяти; с ней были связаны воспоминания о мужестве и героизме сербского народа, о православной церкви, помогавшей сохранять народность (слово «серб» стало синонимом православного). В возрождении сербского народа Пыпин отводил значительную роль сербскому эпосу, отмечая, что юнацкие песни — это и история народа, и «единственное средство общенародного сознания о совершающихся событиях»102. Еще одним признаком возрождения была организация народных школ.

Австрийские сербы, как отмечал Пыпин, также организовывали свои школы. В 1771 г. у них возникла первая сербская типография. Начался переход «от старой церковной книжности к новому образованию». Старый «славено-сербский язык» (смесь церковнославянского с народным) долго использовался сербами в качестве литературного языка. Среди представителей «славено-сербской школы» Пыпин называл историка И. Раича, написавшего «Историю разных славенских народов, наипаче же Болгар, Хорватов и Сербов» (Вена, 1794-1795. Ч. 1-4) |а\

Но «славено-сербский» языкдолжен был уступить место народному языку, на котором стала развиваться новая сербская литература. Первым представителем этой литературы Пыпин называл Досифея Обрацовича, воспринявшего освободительные идеи XVIII в. и начавшего издание книг гражданским шрифтом. С него, по словам Пыпина, началась сербская литература, обращенная к народу и его нуждам, проникнутая гуманизмом и любовью к науке. Досифей 06-радович отстаивал веротерпимость и мечтал о соединении разрозненных частей сербского племени в одно крепкое государство. «Это был, — писал Пыпин об Обрадовиче, — прямой и непосредственный начинатель сербского возрождения»104. Но он не произвел еще реформы в области языка и литературы.

Задачу реформирования литературного языка решил Вук Караджич. Он разработал новое сербское правописание и в основу литературного языка положил язык народа (под давлением «славено-сербской партии» книги Караджича и разработанное им фонетическое правописание были сочтены «вредной ересью» и запрещены в Сербском княжестве вплоть до 60-х гг.). Находя некоторые недостатки в системе литературно языка, предложенной Караджичем, Пыпин оценивал ее в целом как имеющую важное значение для сербского национального развития. Заслугу Караджича Пыпин видел также и в раскрытии богатства сербской народной поэзии. Цля славянского | возрождения открытый Караджичем сербский эпос был своего рода | «новым „историческим правом"». Научные труды Караджича, по оценке Пыпина, тоже составили «эпоху в славянской литературе», ученый называл их «энциклопедией» этнографических сведений о сербском народе ")5.

В реформаторской деятельности Караджича Пыпин усматривал прежде всего стремление сербов свободно и независимо от каких-либо чужих влияний «выразить свою национальность»106. Это была исторически необходимая ступень национального возрождения, которую проходили и другие славянские народы 107.

Пыпин отмечал, что развитие народного образования вызвало учреждение в 1826 г. «Матицы Сербской», ставшей вскоре не только литературным, но и «ученым обществом». Вслед за ней появились матицы в Загребе, Задаре, Любляне10*. Стали издаваться сербские периодические издания и альманахи.

Пыпин обращал внимание на то, что в первой трети XIX в. литератур но-научная деятельность осуществлялась в основном в австрийской Сербии, где для этого было больше условий и возможностей. Но с 30-х гг. национально-литературное движение начинается и в княжестве Сербия. В 40-е гг. в Белграде был открыт музей и основано «Общество сербской словесности», ставившее своей целью обработку языка и распространение наук (в 1864 г. оно было преобразовано в «Сербское ученое общество»). Издававшийся с 1847 г. научный журнал «Гласник» помещал материалы по сербской истории и древней литературе. Начали выходить научные исследования по истории, этнографии, языкознанию104.

По наблюдениям Пыпина, в 60-х гг. сербское возрождение приобрело новые черты. Национально-политические интересы стали проявляться в движении, которое возглавила организация под названием «Омладина» (с 1866 г.), стремившаяся к достижению свободы своей родины и объединению югославян Ученый обращал внимание на то, что цели сербских националистов нашли отражение в идеологии «пансербизма».

Пыпин критически относился к славянофильской позиции «старшинства» русских по отношению к сербам, он резко высказывался против роли «незваного и непрошеного наставничества», которую славянофилы пытались навязать сербам с 1861 г. («Послание к сербам»)111.

В 70-х гг. Пыпин пристально следил за развитием событий на Балканах. Сербия находилась «между надеждою свободы и страхом гибели», не чувствуя стабильности «ни в политическом, ни в национальном отношении». Свои чаяния сербы связывали с Россией, в то же время опасаясь, что освободители могут сделать «из Сербии русскую губернию». Пыпин утверждал, что русско-сербские отношения могут быть крепкими лишь на основе уважения «к чужой личности, к чужому общественному типу, народности»"2. Он считал, что укрепление связей двух родственных народов возможно на основе взаимного изучения, знакомства с литературами и сближения «нравственно-политических и образовательных интересов»"3.

Ученый был убежден, что сербский народ, «показавший в своей истории столько силы», имеет будущее, имеет перспективы самостоятельного развития. Политическое освобождение и объединение сербского народа составляет «неотвратимую» историческую задачу"4.

Относительно «новым», по сравнению с другими частями «юго-славянского племени», Пыпин считал хорватское возрождение"5. Хорватам, находившимся под двойным подчинением (венгерским и австрийским), «грозила двойная опасность». В конце XVIII в. у них начинает пробуждаться «инстинкт самосохранения». Приоритетную роль в деле подъема народного образования и «возвышения» народного языка Пыпин отводил Т. Миклошичу и его последователям "6.

Настоящее хорватское возрождение Пыпин относил к 30-м гг. XIX в. Оно осуществлялось, как подчеркивал ученый, «опять в особой форме»"7. Толчок хорватскому возрождению*, по мнению ученого, дали «национальные притязания венгров». Таким образом, национальный подъем одного народа явился ответом и на чуждое влияние и притеснения, и на аналогичное национальное пробуждение господствующего народа. Отличием хорватского движения, как полагал Пыпин, было и то, что национальная литература развилась как отражение «политического вопроса»"8.

Хорватская оппозиция политическому и национальному господству венгров выразилась сначала в защите латинского языка, который был заменен на венгерский в официальной сфере, церкви и школе. Это подтолкнуло развитие собственного национального движения — «иллиризма». Пыпин отмечал, что это движение требует изучения и оценки. Венгры, например, представляли его как «плод интриги австрийского правительства». Но Пыпин решительно не соглашался с подобной оценкой; он считал, что иллиризм был выражением «давнего брожения национальных сил»"9.

В 30-х гг. XIX в. общественно-политическое и культурное движение — «иллиризм» — принесло «идею политического освобождения и сербо-хорватского единства». Использование хорватской литературой, как отмечал ученый, «иллирского» языка (языка «старой западно-сербской литературы») входило в задачу соединения югославянекого племени «в одно национальное целое»'20.

В то же время перед хорватским национальным движением в 30-х гг. XIX в. встал вопрос, который решали почти все славянские народы — вопрос о литературном языке. Основу языка хорватов составляет «кайкавское» наречие, но литература на нем имела бы,

* Пыпин отмечал, что, в отличие от «живого народного эпоса» сербов, хорватский народный эпос «или вовсе не существует, или очень скуден» («вопрос остается еще открытым»).

по мнению Пыпина, ограниченные пределы распространения121. Пыпин с одобрением отзывался о признании хорватами в качестве литературного более распространенного сербского языка, но при употреблении латинского алфавита. Пыпин считал такое решение «благом» для общего дела и определял как «очень редкий пример литературного самоотречения» в славянском мире |22.

Лидером иллирийского движения Пыпин называл Л. Гая, преобразовавшего хорватскую орфографию и издававшего политическую газету «1Моуте Ногл^гке»121.

Начавшееся как национально-культурное движение, иллиризм, по утверждению Пыпина, в 40-х гг. оформляется в политическую партию и выступает с требованиями отделения от Венгрии. Политическая программа этой партии, как подчеркивал "ученый, преследовала в первую очередь национальные интересы, хотя идеологи движения призывали к объединению южнославянских народов — сначала литературно-языковому, затем и политическому. Открытая борьба хорватов против венгров началась, по словам Пыпина, «в политической полемике», затем продолжилась «в уличных демонстрациях» и в боевых действиях «с оружием в руках» в 1848-1849 гг.124

С 1848 г. Пыпин связывал новый этап в национальном движении югославян, когда австрийские сербы и сербы княжества стали союзниками хорватов. Совместно они оказали помощь австрийскому правительству в подавлении венгерского восстания. И хотя австрийские власти обманули ожидания славян (централизация охватила славянские земли, в Хорватии вместо мадьяризации началась германизация), «патриотическое одушевление» осталось. Формировались политические группировки («партии») со своими периодическими органами печати. Создавались «патриотические кружки», в задачи которых входило распространение образования в народе125.

Отмечая развитие идеологии «панхорватизма» параллельно идеологии «пансербизма», Пыпин напоминал, что сербское и хорватское движения не только шли независимо друг от друга, но и «относились ревниво друг к другу», претендуя на главенство «в сербо-хорватском мире»)126.

В конце 70-х гг. Пыпин отмечал, что в Хорватии нет объективных условий для открытой борьбы. В такой ситуации, при «невозможности практического действия развивается политическая фантазия». К нереальным он причислял идеи «панхорватизма», притязания на Боснию и Герцеговину и др. В то же время к «отрадной стороне» национального развития хорватского народа Пыпин относил усиление «научной и образовательной деятельности», что, по его взглядам, могло привести к лучшему осознанию национальных интересов и задач. Одним из шагов на этом пути являлось основание в 1867 г. в Загребе Юго-Славянской академии. Среди

ученых Пыпин особенно выделял И. Штросмайера, Ф. Рачкою, В. Ягича 127.

В других частях «сербского племени» Пыпин также отмечал признаки возрождения. Первым вкладом в национальный подъем черногорского народа он считал сочинение владыки Черногории Василия Петровича «Историао Черной Горе» (1754). Последующие правители также вносили свою лепту в развитие национальной культуры. До 50-х гг. XIX в. «владыка» был и главой церкви (митрополитом), и князем, и военачальником, иногда — и народным поэтом. Последний черногорский владыка Петр II Петрович Негош, по оценке Пыпина, «один из лучших сербских поэтов новою времени». Ученый отмечал оживление деятельности в области национальной литературы с 60-х гг. XIX в. В 1870 г. в Цетинье начала издаваться первая черногорская газета «Црногорац» (затем «Глас Црногорца»)

Территория Далмации и Дубровник в начале XIX в.. напоминал Пыпин, были включены в состав так называемой Иллирии, подвластной Франции, а после Венского конгресса (1814) — Австрии l2'J. Ученый подчеркивал, что общее возрождение югославянских народов там «отразилось теми же стремлениями к обособлению национальности и изучению народа и старины». Иллиризм нашел сторонников в Даамации и повлиял на развитие общеславянского сознания. Процесс возрождения активизировался в 40-х гг. XIX в., но столкнулся с «таким же стеснением», как и хорватский «иллиризм». С 50-х гг. деятельность, направленная на подъем славянского движения, пришла в упадок, но, как утверждал Пыпин в конце 70-х гг., «патриоты не теряют надежды на будущее»130.

Наинонапьное движение постепенно развивалось и в Боснии. Первая книга, как отмечал Пыпин, была напечатана там в 1866 г., тогда же стала издаваться газета «Босна» — официальное издание (на сербском и турецком языках)1,1.

Во время балканских событий 70-х гг. Босния и Герцеговина первыми подняли восстание против Османского владычества, а в результате, по словам Пыпина, «получили весьма прискорбную участь» — австрийскую «оккупацию». Берлинский трактат (1878) не решил проблемы этих земель, которые, как отмечал Пыпин, нуждались в освобождении, как и прежде, и чувствовали себя «преданными». То, что происходило в Боснии и Герцеговине, занятой австрийскими войсками, Пыпин называл не «оккупацией», а «резней». При этом, замечач Пыпин, Австрия получила две богатые провинции, ничего не сделав для освобождения балканского славянства от турецкого ига. В этих землях стала распространяться австрийская культура, подавляя развитие местного «национааьного элемента». Босния и Герцеговина должны были стать ступенью на пути к завоеванию Австрией всего Балканского полуострова "2.

В самом начале XX в. Пыпин отмечал, что в Боснии и Герцеговине за время австрийской оккупации налицо «цивилизационный прогресс»: построены железные и шоссейные дороги, промышленные предприятия, развивалось сельское хозяйство, открыты новые школы, церкви. Но при этом не учитывались национальные интересы народа. Босния и Герцеговина постепенно превращались в колонию, использовались для сбыта австрийских товаров и помещения свободных капиталов, что подрывало местную экономику. Происходила «денационализация» местных жителей, православное население подвергалось окатоличиванию. Кроме того, на этих землях велась усиленная пропаганда «национально-хорватской» идеи. В целом, подытоживал Пыпин, процесс «водворения чисто^встрийского режима» зашел очень далеко; правительство руководит и церковью, и школой, и Австрия рассчитывает со временем «превратить оккупацию в полное присоединение»13'.

У словенцев, наравне с другими славянами, в конце XVIII в., как отмечал Пыпин, появляются попытки осознания «своего национального интереса». Как и у других народов, у них велась выработка литературного языка, составлялись словари, принималось новое правописание. Особое внимание учеными уделялось славянской древности, мифологии, филологии. Народная поэзия словенцев, как замечал Пыпин, «не богата и очень мало изучена». Политическое оживление, связанное с событиями 1848 г., сопровождалось появлением политических изданий, призывами к национальному возрождению, организацией различных обществ. В 1865 г. была основана Словенская Матица134. По мнению Пыпина, ввиду малочисленности словенцев широкая литературная и научная деятельность на их языке была невозможна, поэтому писатели и ученые (такие, как Е. Копитар и Ф. Миклошич, известные трудами в области языкознания) вынуждены были издавать свои труды на немецком языке 13\ Пыпин обращал внимание на то, что германизация в Словении была довольно ощутимой и проявлялась в различных сферах. Однако стремление к «национальной особности» удерживало словенский народ от «окончательного падения»; это же стремление препятствовало объединению с хорватским движением. С 60-х гг. XIX в., по наблюдениям Пыпина, у словенцев началось «оживление» национальной жизни 136.

Национальные процессы в Македонии Пыпин вначале рассматривал с точки зрения болгарского освободительного движения. Македонию он называл «болгарским краем», населенным преимущественно болгарами. Он относил возрождение этого края, как и «македонского наречия», к области явлений болгарской истории и культуры (в пользу этого свидетельствует упоминание братьев Д. и К. Ми-ладиновых — участников культурно-просветительного движения

Македонии, в ряду деятелей болгарского возрождения). В Македонии, по мнению Пыпина, национатьное движение было слабее, чем в других болгарских областях, так как там была сильна греческая фанариотская пропаганда (мечты о восстановлении Византийской империи и территориальном распространении греков). Ученый считал, что присоединение Македонии к Болгарии есть «капитальный национально-политический вопрос»137.

Но по Берлинскому мирному договору Македония осталась турецкой провинцией и стала «яблоком раздора» между болгарскими, сербскими и греческими политиками, как отмечал Пыпин на рубеже Х1Х-ХХ вв. Ее судьба, писал он, зависит от «степени политической и культурной энергии» самой Македонии и ее соседей. Ученый изменил свою прежнюю точку зрения, заявляя, что в македонском вопросе вовсе не становится «на сторону болгарских притязаний»; он полагал, что самое справедливое решение этого вопроса могло бы быть достигнуто беспристрастным опросом населения

Больше всего внимания Пыпин уделил чешскому возрождению, которое представляло, по его оценке, «один из главных фактов» славянского движения XIX в.1-" Чешскому национальному подъему он придавал особое значение в целом славянском возрождении, указывая на его особенности и обшие для всех славянских народов черты. «У чехов, — писал Пыпин, — возрождение шло своими путями, опять отдельно, и проистекало из их собственных данных и условий». Чехам грозило полное онемечивание. Но в то же время, в эпоху правления Иосифа II, в общество проникали и освободительные, «просветительные и гуманные идеи», давшие толчок национальному пробуждению. Национальный «инстинкт», исторические воспоминания и «гуманитарная образованность» того времени явились, по мнению Пыпина, теми факторами, которые «положили первые основания» возрождения м0.

В процессе-возрождения, начавшегося в конце XVIII в., Пыпин выделял несколько этапов. Первый этап он связывал с изучением чешской истории, защитой прав чешского языка, развитием литературы М|. Одним из тех, кто стоял у истоков нового национального движения, Пыпин называл В. М. Крамериуса 142. Первые чешские ученые были в основном из среды духовенства. Ф. М. Пельиель содействовал пробуждению «национального чувства», труды И. Доб-ровского легли в основу чешского возрождения и способствовали тому, что чешское национальное самосознание «стало опираться на общеславянскую историческую основу»143.

Новая генерация «энтузиастов возрождения» являлась в основном выходцами из народных масс (отчасти из среднего класса). Такие ученые и поэты, как П. Шафарик, Ф. Палацкий, Й. Юнг-манн, В. Ганка, Я. Коллар, Ф.-Л. Челаковский (как и следующее

поколение — Я. Воцель. К. Эрбен, К. Маха и др.), деятельность и вклад которых в чешское возрождение Пыпин подробно характеризовал, представляли, по его оценке, «замечательные ученые силы, работавшие не только для своей народности, но и для самосознания целого славянства»144. (Среди деятелей чешского возрождения первого поколения Пыпин назвал словаков П. Шафарика и Я. Коллара, что было не случайно, так как в то время они выступали как представители «общенационального» чешско-словацкого и общеславянского движения.)

Начало того этапа становления нации, когда повысился «уровень национального сознания» и утвердился «новочешский» литературный язык, Пыпин относил примерно к 1820 г. Национальные теории того периода и отношение к народу были окрашены романтизмом и идеализмом. Занимаясь сравнительным изучением славянских народов, чешские ученые первыми проявили интерес к проблеме «давнего единства славянского мира», а поэты призывали к будущему славянскому единению. Это привлекло к чешскому возрождению внимание остального славянства 145.

Поскольку национальное движение нуждалось в опоре на историческое прошлое, свидетельствовавшее о былой независимости, начались, как отмечал Пыпин, усиленные поиски старинных памятников. В случае отсутствия подлинных документов появлялись более или менее искусные подделки («Рукопись Краледворская», «Любушин суд» и др.). Пыпин вначале верил в подлинность чешских находок, потом, под давлением научных аргументов, он изменил свое мнение, но, несмотря на это, рассматривал данные рукописи как свидетельства той эпохи, когда они были созданы. Они давали «пищу для национальной гордости и самосознания» и поддерживали стремления чехов к национальной самобытности. Но именно в этом «побуждении» Пыпин и усматривал своего рода «социальный заказ», «источник открытия». Без этих «находок» чешское движение лишалось «ярких заявлений национальной (именно противонемецкой) исключительности». Подложные памятники, по мнению Пыпина, наносили вред научному изучению чешских и общеславянских древностей, но в то же время приносили и определенную «пользу», оказывая сильное влияние «на ход чешского возрождения»146.

Пыпин отмечал, что вся чешская литература той эпохи (научная, художественная, популярная, драматургия) представляла замечательное явление славянского движения — «нравственное воскресение почти умиравшей национальности». Ученый подчеркивал, что чешская литература занимала передовые позиции в славянском мире с начала возрождения 14?. Вместе с тем укреплялась чешская школа; были организованы Чешский музей, «Матица чешская» и «Матица народная»'48.

В 40-х гг. XIX в. чешское национальное движение вступает в новую фазу — фазу политической борьбы. У чехов появился политический клуб «Славянская липа», политические газеты. «Национальное сознание, — писал Пыпин, — проникло из городских кружков в село». Во время революционных событий 1848 г., напоминал ученый, чехи выступали за сохранение «государственного единства Австрии» на федеративной основе. Пыпин считал, что чешские политики излишне доверяли обещаниям австрийского правительства |4().

Чехи выступили инициаторами созыва в Праге съезда представителей славянских народов Австрии. Одном.из главных целей съезда, как указывал Пыпин, было противодействие планам германского объединения, которые предусматривали включение и славянских земель в новое государственное формирование и их германизацию. В документах съезда высказывалось пожелание федеративного устройства государства на основах равноправия всех народов австрийской империи. Несмотря на «верноподданное настроение» славян, писал Пыпин, съезду не удалось закончить свою работу, а после подавления революционных выступлений наступила пора реакции и «оскорбительных притеснений». Национальное движение «опять становилось почти преступлением»'

После отмены в 1851 г. октроированной конституции вновь возобладала «бюрократическая централизация», господство немцев и полицейских порядков. «Положение чехов и чешской народности, — замечал Пыпин, — опять стало невыносимо»151. Ученый полагал, что перед чехами стоит задача достижения прежде всего «общественной и политической» свободы, от которой зависит и «свобода национальности»152.

Федералистские обещания австрийского правительства, нашедшие отражение в «дипломе» 1860 г., быстро сменились нейтралистскими тенденциями «патента» 1861 г. Протесты против ущемления прав национальностей в периодической печати привели к преследованию чешской журналистики (на эту тему Пыпин опубликовал в «Современнике» большую статью под названием «Процессы о печати в Австрии»1>3).

В 60-е гг., как отмечал Пыпин, четко обозначились основные направления национального движения — консервативное («сгаро-чехи» во главе с Ф. Палацким) и либеральное («младочехи» во главе с В. Ваврой). Разногласия между ними наметились по вопросам чешского национального движения и по польскому вопросу. Однако и те, и другие, как подчеркивал Пыпин, были «федералисты и защитники исторического права «чешской короны»»154. А. Н. Пыпин подчеркивал несостоятельность программы, пассивность и нерешительность действий чешских либералов, уповавших на конституцию, довольствовавшихся «ближайшими вопросами», не выходившими

за узконациональные рамки, и не ставивших более широких социальных задач 155.

После введения в 1867 г. системы австро-венгерского «дуализма» положение чехов, как подчеркивал Пыпин, еще более ухудшилось. С этого года чехи перестали посылать своих представителей в рейхсрат. Некоторые события в общественной жизни Чехии (поездка чешской делегации на славянский съезд в Москву, торжества по поводу 500-летия со дня рождения Я. Гуса и др.) Пыпин назвал «яркими национальными манифестациями», на которые правительство, в свою очередь, отвечало объявлением осадного положения в Праге. В 1879 г. правительство «намекнуло на уступки», и чехи вновь послали в рейхсрат своих депутатов. Но Пыпин. неоднократно писавший о коварстве австрийского правительства, с сомнением относился к тому, что власти учтут интересы чешского народа (и, как выяснилось, оказался прав).

В начале XX в., подводя итоги развития чешской нации за прошедшее столетие, Пыпин отмечал, что на этом пути достигнуты вполне определенные результаты — целый народ возродился к национальной жизни

Национальные процессы, происходившие у словаков, представлялись Пыпину также заслуживающими внимания. Он напоминал, что до конца XVIII в. словаки пользовались чешским литературным языком или латынью. Затем последовало введение венгерского языка в сфере образования, в управлении, суде, военных и церковных делах. В религиозном отношении словаки исповедовали как католицизм, так и протестантизм. Литература, возникавшая в кругах протестантского духовенства «говорила» чешским языком. В ней проявлялся большой интерес к истории своего народа и «общеславянской» истории, что сближало ее с литературой чешского возрождения. Католическое духовенство, считая чешский язык протестантов «еретическим», писало на словацком языке (А. Бернолак составил словарь словацкого языка и выработал способ письма, получивший название «бернолачина»). В 30-х гг. словацкую литературу прославил, как отмечал Пыпин, национальный поэт Ян Голый, признанный и католиками, и протестантами 138.

В словацком возрождении Пыпин также видел черты, отличавшие его от аналогичных процессов у других славянских народов. Он отмечал, что у словаков не было такого «исторически памятного» прошлого, которое они могли надеяться восстановить, отсутствовала «всякая мысль о возможности отдельного политического бытия», и потому весь национальный пыл у них «обращался на патриотизм идеальный, на отечество всеславянское, на панславизм — в том или другом смысле и объеме». Характерно, что поэт-словак Я. Коллар написал поэму о славянском единстве — «Дочь Славы»,

а ученый-словак П. Шафарик исследовал славянскую этнографию, общую славянскую древность и историю славянской литературы. Оба деятеля, как отмечал Пыпин, не помышляли о самостоятельности словацкого народа, который они считали «частью чешского племени», а также об отдельном литературном словацком языке. Тем не менее они уделяли внимание изучению и изданию словацких народных песен, и потому, считал Пыпин, их труды, действуя на национальное чувство словаков, способствовали «сепаратным стремлениям» словацких патриотов 159.

Возрождение словаков, как подчеркивал Пыпин, развивалось параллельно с венгерским национальным движением и в основном как реакция на него. Борьба велась в политической, церковной, литературной областях. Вместе с тем в 30-е гг. стало все сильнее проявляться желание словацких патриотов «быть не „чехо-словака-ми", а именно и исключительно словаками». Стремление к отдельной литературе теперь поддержали не только католики, но и протестанты "1П.

Наиболее ярким представителем словацкого возрождения Пыпин называл Л. Штура, который энергично выступал в защиту прав словацкого народа. Под его редакцией выходила газета на словацком языке («51оуеп$кс пйгос1п]е Г^оуЫ»), которая составила, по определению Пыпина, целую «эпоху в умственном и общественном развитии словаков», способствуя росту национального самосознания. Перу Штура принадлежит работа «Славянство и мир будущего» (1852-1853). В литературном языке Штур заменил тернавское наречие «гораздо более чистым», по словам Пыпина, тренчинским наречием (в нововведениях Штура чехи увидели «настоящую измену общенациональному чехо-словенскому делу»), Штура не привлекало чешско-словацкое единство, у него, как отмечал Пыпин, был более широкий взгляд на славянскую взаимность. Однако на первом месте стояли «настоятельные требования времени и ближайшего народного интереса»4*'1.

Активными участниками словацкого национального движения Пыпин называл также И.-М. Гурбана, М.-М. Годжу, Я. Краля, М. Гатталу и др.162

В 1848 г. словацкие волонтеры участвовали в военных действиях против венгров. 1848 год, как отмечал Пыпин, принес словацкому народу некоторую свободу: было уничтожено крепостное право, словаки получили гражданские права, появилась свободная печать. Но в своем политическом положении относительно положения венгров словаки ничего не выиграли |6\

В период реакции наблюдался упадок словацкого национального движения, которое вновь оживилось в 60-х гг. Словаки требовали признания национальной равноправности, добивались (хотя и

безуспешно) употребления родного языка на словацких землях. Это, по мнению Пыпина, возбудило народный патриотизм. Новый импульс получила общественная и литературная деятельность; в 1863 г. была основана словацкая «Матица». Но в 70-х гг. словаки, по словам Пыпина, испытали «новое тяжкое гонение» — венгерское правительство закрыло словацкие гимназии и прекратило деятельность «Матицы» (1875), нанеся удар по словацкому движению164.

Возникновение словацкой литературы (на словацком языке), отделение ее от чешской Пыпин характеризовал как «один из любопытных эпизодов славянского возрождения», который, по его мнению, представлял «близкую параллель с развитием литературы малорусской» (когда «главная» народность определяла язык «частной народности» как наречие, а ее национально-культурные стремления считались гибельным «сепаратизмом») |6\

Положение словацкого народа к началу 80-х гг. XIX в. Пыпин характеризовал как «неопределенно-тяжелое», но при этом замечал, что среди словаков «теплится» национальное чувство (хотя в то же время обрашал внимание на рост эмиграции из Словакии)|66.

В основном славистическом труде («История славянских литератур») Пыпин не рассматривал процессы развития польской нации через призму истории польской литературы («польская» глава в книге принадлежала В. Д. Спасовичу). Но польский вопрос был настолько острым для России, что Пыпин не мог обойти его вниманием, стараясь проанализировать причины, сохранявшие его актуальность (насколько позволяли цензурные условия).

Поляки занимали особое положение в славянском мире. Как отмечал Пыпин, они не участвовали в славянском возрождении. Национальный подъем у поляков, по сравнению с другими славянскими народами, был направлен «совсем иначе, своеобразно и исключительно»167. Это определялось историческими условиями, сформировавшими определенную национальную ситуацию и особую постановку национального вопроса (при этом Пыпин уделял основное внимание «русской» Польше).

Антипатия между Польшей и Русью возникла, как отмечал Пыпин, еше в средние века (из-за «Литвы» и Южной Руси). Польская интервенция начала XVII в., присоединение Малороссии к России, разделы Польши, лишь добавляли неприязни во взаимные отношения. Поляки мечтали о восстановлении польского государства в границах 1772 г. Противоречия из-за украинских и белорусских земель, по мнению Пыпина, не могли оставаться только предметом «домашнего спора» между Россией и Польшей, поскольку конфликты в одной части разделенной Польши отзывались и в других ее частях l6S.

Значительная часть недолго существовавшего при Наполеоне Герцогства Варшавского отошла в 1815 г. к России, составив Царство

Польское с конституционными учреждениями. Вооруженное восстание 1830-1831 гг. вызвало, по словам Пыпина, «вооруженное усмирение», отмену конституции и автономии Царства Польского. Это выступление поляков Пыпин называл «политической ошибкой», безнадежной борьбой, но подчеркивал, что восставших побуждала любовь к родине, защита своей национальности. После подавления восстания многие его участники эмигрировали в Европу, оказывая большое влияние на польское и европейское общественное мнение. Европейское революционное движение 1848 г. сформировало революционный радикализм польской эмиграции (уживавшийся с католическим консерватизмом и национальной нетерпимостью)|<,(). 1848 г. ознаменовался подъемом освободительного движения и в «прусской» Польше, которое было быстро подавлено. Пыпин с беспокойством писал о возможной перспективе скорого исчезновения славянских «ручьев в море германском»170.

Восстание 1863 г. — новый этап польского национально-освободительного движения; с ним связано обострение «польского вопроса» в России. Восстание было беспощадно подавлено. После восстания были осуществлены реформы в социально-экономической области, которые, как подчеркивал Пыпин, не имели продолжения в области национальной политики, и положение поляков «оставалось столь же, если еще не более трудным, чем было в прошлом периоде» (утрата высшего образования на родном языке, подчинение печати строгой цензуре и т. п.)171.

Пыпин справедливо отмечал шляхетский характер национального движения в Польше, что придавало ему черты «односторонности и исключительности». В национальных воззрениях поляков неизменно присутствовало представление о «свободе», но эта свобода считалась принадлежностью только высшего класса и не распространялась на народные массы. К тому же эта «свобода» уживалась с преследованием православного населения, нетерпимостью по отношению к украинцам, белорусам и русинам |72.

В 20-30-х гг., как отмечал Пыпин, «новейшее славянское движение» нашло отголосок и в Польше. Имена польских ученых (С. Линде, В.-А. Маиеевский, Я. Кухарский, 3. Ходаковский и др.) занимают достойное место в славянском возрождении (хотя Пыпин отмечал, что в польской научной литературе слабее, чем у других славян, представлены этнографические исследования) 17\ У поляков не прерывалась литературная традиция, им не нужно было создавать новую литературу, а представители романтического направления уже «понимали необходимость идеи народности для национального самосознания» (К. Бродзинский)|74. В этот период польские историки, обращаясь к прошлому, склонны были, по словам Пыпина, «поэтизировать и прикрашивать его», что не могло не дать «целому

национальному сознанию ложного, и вредного для него самого, направления». Некритическое отношение к истории отражалось, как указывал Пыпин, и на современных отношениях. Правда, в 70-х гг. он отмечал, что мистический романтизм и революционная фантастика стали уступать место «трезвой оценке старого и недавнего прошлого (особенно в трудах представителей Краковской исторической школы). Пыпин неоднократно напоминал, что история Польши и русско-польские отношения требуют спокойного и беспристрастного изучения 17\

Рассматривая положение польской революционной эмиграции в 30—40-х гг., Пыпин замечал, что их патриотическое чувство основывалось на иллюзии. При отсутствии возможности вести реальную борьбу романтические взгляды в этой среде сменялись мистицизмом (А. Товянский), мессианизмом (А. Мицкевич), «фантастическими построениями» (Г. Вронский). Мистическая «польская идея» стала для них «религией и панацеей для всего человечества»176. На этой почве появилась и «теория» Г.-Ф. Духинского (о происхождении русского и польского народов), в которой, по утверждению Пыпина, «мнимая филология и этнография служили только лишним выражением политической ненависти»; истинные ученые не принимали ее всерьез177. Вместе с тем, как отмечал Пыпин, в эмигрантской среде были и реалистически мыслящие люди, считавшие, что поднять народ на борьбу можно только во имя освобождения крестьян с землей (Я. Яворский)178. Пыпин специально противопоставлял мистическую и реалистическую точки зрения, чтобы подчеркнуть, что польские революционеры, игнорируя интересы народа, обрекали дело своей борьбы на провал. К тому же следовало учитывать, что трудно сразу истребить в народе ненависть к панам, которая накапливалась веками. Подтверждение этой мысли он находил в событиях 1846 г. в Галиции, где «польских помещиков истребляли... польские же крестьяне» (несмотря на решение о передаче земли крестьянам, отмене барщины и других повинностей) |79.

После восстания 1863 г. в России, как указывал Пыпин, многие считали обрусение единственным способом «умиротворения Польши», и в Царстве Польском были приняты соответствующие административные меры. Пыпин утверждал, что «размеры и формы» обрусительства «несомненно будут стеснять свободное развитие» Польши. К тому же поляки жили не только в Российской империи, и у них были возможности для сравнения европейской свободы и российской несвободы. Пыпин с большим сожалением замечал, что в России не допускались даже малейшие признаки не только сочувствия к полякам, но просто «справедливости и беспристрастия в объяснении польского вопроса»180.

Он уделял большое внимание позициям представителей различных направлений общественной мысли России, отмечая общее и различия в отношении к польскому вопросу славянофилов, М. П. Погодина, А. Ф. Гильфердинга, Н. Я.Данилевского, В. И. Ламанского, украинофилов и др. Пыпин постоянно подчеркивал свое несогласие с наиболее распространенными в общественном мнении точками зрения, относительно судьбы Польши, но даже в высказываниях «противников польских начал» он выделял верные подходы, посылки, замечания, которые в условиях жесткой цензуры так или иначе помогли бы показать истинное положение польского вопроса. Позиции «полонофагов» Пыпин противопоставлял ьзгляды «либералов» (включая в их число и представителей демократического направления), которые объясняли русскому обществу, что обруситель-ская система недопустима — средства для мирного урегулирования конфликта должны быть иными, так как речь идет о «славянских братьях»181.

Ученый был убежден, что «сильный народ» мог бы не прибегать к насилию над побежденной национальностью и дать полякам определенную свободу в области образования и литературы. В результате денационализаторских мероприятий Варшава, по наблюдению Пы-пина, перестала быть «умственным и культурным центром» поляков, передав свои права Кракову, Львову, Познани. Отношение России к Польше, по словам Пыпина, настораживало других славян, стремившихся не к «стеснению и подавлению народности», а к «братскому признанию, помоши и союзу» в единоплеменной среде. Методы «исцеления» Польши Пыпин откровенно и бесстрашно характеризовал как «политические репрессалии», которые могут прекратить «внешние волнения», но не уничтожат внутреннего недовольства |82.

Обладая реалистичным взглядом на политическую ситуацию, Пыпин, очевидно, понимал, что в создавшихся условиях у Польши было мало шансов добиться национальной целостности и независимости. В этой ситуации он считал достойным для России и русского народа делом не «русифицировать», а постараться «сохранить польскую национальность»185. Чувство исторического оптимизма придавало ему уверенности, что в будущем межнациональные противоречия будут сняты. Путь к этому Пыпин видел в устранении системы «обрусения», создании в Польше условий для общественного и национального развития, расширения в России либеральных свобод и общественной самодеятельности, что создало бы почву для «действительной солидарности» двух народов. Вместе с тем Пыпин понимал, что решение польского национального вопроса не может быть односторонним. Он призывал поляков к беспристрастной оценке фактов и осмыслению того положения, что, «защищая свое

национальное право, они должны уважать и чужое 184. Пыпин полагал, что русско-польскому сближению могло бы способствовать взаимное изучение литератур обоих народов и развитие исторического знания 185.

Возрождение небольшого народа саксонской и прусской Лужицы (нижних и верхних лужицких сербов) Пыпин считал одним из «любопытных эпизодов современного славянского движения»: покоренный и окруженный немцами, этот народ сумел сохранить свою национальность. В лужицком возрождении, которое стало заметно проявляться с 1830-х гг., Пыпин выделил типологические моменты, присущие всем славянским движениям: начавшееся «из собственных местных потребностей маленького племени», оно вскоре «примкнуло к целому славянскому движению и вступило на путь славянской „взаимности"»18''.

Национальное развитие серболужичан с конца XVIII в. шло по тому же пути, что и у других славянских народов: изучение этнографического материала и народных песен (К.-Г. Антон), усилия, направленные на возрождение родного языка (Ю. Мён), первые лужицкие периодические издания (Я. Дейк). Основное внимание Пыпин уделял верхнелужицкому движению (как более развитому). Главным представителем серболужникого возрождения он считал будишинского пастора А. Любенского, занимавшегося изучением лужицкой истории, языка, этнографией. Он отмечал также деятельность Ф.-А. Клина, сумевшего законодательным путем отстоять сохранение народного языка в школе и ставшего основателем сер-болужицкой Матицы (1847). В 1848-1849 гг. он стал политическим руководителем лужичан. Среди «ревностных деятелей» серболужиц-кого возрождения Пыпин называл также поэта А. Зейлера, многие песни которого стали народными |87.

Поскольку у лужичан не было реальной возможности добиваться национальной независимости, то свое национальное развитие, как указывал Пыпин, они тесно связывали с «сочувствиями всеславянскими». С конца 1830-х гг. деятели национального движения стали проявлять заботу о нарйдном образовании, улучшении политического и социального положения своего народа. Пыпин указывал, что от национальных интересов и задач, породивших движение возрождения, они перешли к общим основам национального развития -88. Наиболее ярким представителем серболужицких национальных стремлений этого периода Пыпин называл Я. Смолера, который пропагандировал лужицкий язык, изучал народный быт, обычаи; он обозначил на карте границы серболужицких поселений, подготовил издание верхне- и нижнелужицких народных песен (совместно с Л. Гауптом) |8'). Смолер ставил также задачу «распространить национальное сознание в самой народной массе». Другой деятель

национального движения — писатель, журналист, собиратель народных песен Я. Иордан предложил новое правописание по чешскому образцу. В 40-е гг. Иордан активно выступал в немецкой печати по славянскому вопросу, защищая славянство от нападок и обвинений в панславизме190.

В 1848 г. лужичане оказались, как отмечал Пыпин, под влиянием, с одной стороны, национального движения австрийского славянства, с другой — призывов немецких демократов к социальным и политическим преобразованиям. Лужичане поняли, что ни в том, ни в другом движении им не отведена никакая роль. По словам Пыпина, лужицкая «народность осталась вне политических смут и выиграла». За сохранение верности королю сербы-лужичане получили право употребления родного языка в народной школе, суде и церкви. Кроме того, добашхял Пыпин, приняв сторону феодалов в борьбе с демократией, лужицкие патриоты «поправили материальное положение сельского населения лужичан»191. То, что Пыпин не давал оценку подобной позиции руководителей лужицкого национального движения с морально-этической точки зрения, можно понять. Лужицкая народность была слишком мала и слаба, чтобы вести самостоятельную борьбу, а славянское движение, как не раз подчеркивал ученый, не было единым и сплоченным. В таких условиях малочисленный народ выживал, как умел (принципиально действия лужичан не отличались от поддержки австрийскими славянами императорской власти).

В 1860-е гг., как отмечал Пыпин, у лужичан появились новые журналы и газеты. Были основаны общества, издававшие дешевые книги для лужичан-католиков и лужичан-протестантов |92.

Национальное возрождение нижних лужичан в сравнении с верхнелужицким шло, по мнению Пыпина, хуже (основные составляющие движения были те же, но проявлялись значительно скромнее). У них тоже «явилось несколько деятельных патриотов» (Конф, Й.-З.-Ф. Шиндлер, И. Г. Цвар и др.), но и к 80-м гг., по оценке Пыпина, «успехи» нижнелужицких сербов были «очень слабы». 1848 год внес некоторое оживление и в их движение. Национальный подъем сопровождался введением в гимназии г. Коттбуса преподавания лужицкого языка (1857 г.), изданием духовных сочинений и учебных книг (авторами которых были пасторы и сельские учителя), выходом одной газеты |9-\

Как и другие славянские народы, лужичане, по словам Пыпина, создавали свою особую литературу, даже две литературы 194.

Прослеживая историческую судьбу сербов-лужичан, Пыпин приходил к заключению, что народу грозило полное уничтожение, но «общий поток национального движения» (т. е. развитие национализма и процесс формирования наций в Европе) «вынес и эту маленькую народность» |9\

Возрождение галицких и угорских русинов Пыпин рассматривал отдельно. Большее внимание он уделил национальным проблемам Восточной Галиции.

В результате разделов Польши русины оказались в составе Австрийской империи. Пыпин отмечал, что австрийское правление не ликвидировало русинско-польскую борьбу, а лишь иногда нейтрализовало ее, и в Галиции «польский элемент снова господствовал над русинским». В кровавых событиях 1846 г. Пыпин видел не только национальный, но и социальный протест русинских крестьян против польских помещиков. Не оправдывая методы борьбы (названные им «страшной резней»), он объяснял причины народного гнева тем, что польская шляхта игнорировала интересы крестьян вообще, а русинских — тем более. Австрия, как отмечал Пыпин, воспользовалось борьбой русинов против поляков в своих целях, но в то же время дала русинам «перспективу политических прав». Австрийское правительство, следуя политике «разделяй и властвуй», то поддерживало русинов, то приносило их в жертву полякам

С появлением национального движения перед русинами встали вопросы об их этнической принадлежности и истории, о том, кому отдать симпатии «в современном составе русского племени» — великорусам или малорусам и т. п.147

Пыпин подчеркивал, что в начале XIX в. проявления национального самосознания русинов были еще весьма слабы148. Среди факторов, способствовавших пробуждению русинов, ученый отмечал и дошедшие до них «отголоски славянского возрождения», и проникновение произведений украинской литературы и народной украинской поэзии. Вслед за выходом в свет первых сборников украинских народных песен началось изучение и русинских песен в Галиции (3. Доленга-Ходаковский, Вацлав из-Олеска). Пыпин обращал внимание на то, что начало этому изучению было положено польскими учеными, которые, тем не менее, оценивали эти песни «выше польских»194.

Национально-культурные устремления русинов, как отмечал Пыпин, начали проявляться в 30-х гг. XIX в.200, когда возник кружок галичан — студентов Львовского университета (И. Шашкевич, И. Вагилевич, Я. Головацкий, Г. Илькевич и др.), которые «поставили себе целью изучение своей народности и основание галицкой литературы». Примеры возрождения других славянских народов укрепили их в уверенности, что и русины «имеют такое же право на особое литературное развитие. В 1837 г. они издали в Пеште сборник «Русалка Днестровая» (с этой книги, как указывал Пыпин, начинается новейшая галицкая литература)201.

Национальное движение русинов выразилось, как отмечал Пыпин, в стремлении «к изучению народной поэзии, старины

и преданий»202. В 30-40-е гг. появлялись сборники народных песен и отдельные труды, посвященные народному творчеству201, а также грамматики (И. Левицкого, И. Вагилевича и др.).

Ключевым моментом национального движения в Восточной Галиции стал вопрос о языке: положить в основу языка народные говоры или искусственную «ломаную церковно-русскую» речь, выбрать непривычный гражданский шрифт или знакомый церковный, принять польскую или русскую азбуку и т. д. В Галиции были сторонники всех этих направлений 204. Высказывая свое мнение, Пыпин замечал, что «литература не может существовать с языком искусственным»; в ее основу должен быть положен «живой народный язык»205.

1848 год, как отмечал Пыпин, принес гааицким русинам надежды на лучшее будущее (принятие конституции, освобождение крестьян, провозглашение равных прав народностей). Защита прав народа объявлена целью собравшейся во Львове Головной рады (род политического клуба). В это же время была основана Гапицко-рус-ская матица для издания дешевых книг. Русины требовали введения родного языка в сфере образования, в управлении и суде. Но австрийское правительство предпочло оставить в качестве официального немецкий язык201'.

В конце 40-х гг., как отмечал Пыпин, вопрос о языке вышел за пределы «филологических разногласий» и приобрел политический характер. «Русская азбука» стана для русинов символом национальной борьбы207. После 1848 г. появилось немало периодических общественно-политических, научных, литературных изданий, важнейшим из которых ученый считал «Зорю Галицку». В русинском национальном движении образовались две группировки. Партия «святоюрцев» («москвофилов», «старорусская»), состоявшая из галицкого духовенства и близких к церковной иерархии светских «русофилов», по определению ученого, «отличанась клерикальным консерватизмом» и «пренебрежением к черни», заискивала у власти и лавирована в политике. Политические взгляды партии «народов-цев» («украинофилов») Пыпин характеризовал как «более свободолюбивые и демократические». Представители этой партии прежде всего думали о возрождении народа и считали единственным средством национального подъема в Гапиции «заботу о народных массах, их образовании и самосознании»2"*.

Отношение «святоюрцев» к проблеме языка исходило, как указывай Пыпин, из «теории общерусского единства», опирающейся на положение, что русины с великорусами — одна национальность, у них общая история и литература (Пыпин в связи с этим замечал, что исторические судьбы этих народов и их литературные традиции разошлись еще в XIИ в.). «Святоюрцы» отстаивали литературный

язык, в основу которого был бы положен церковнославянский язык, при этом меньше всего думая о простом народе, которому был чужд этот язык. А партия, забывающая о народе, напоминал ученый, «работает сама против своей народности»209.

«Народовиы», как отмечал Пыпин, стремились к развитию литературы на народном языке, к «сближению и соединению с малорусским возрождением в России». Они поняли значение книг для народа, которые подняли бы его самосознание210.

Сравнивая языковую ситуацию в Галиции и Сербии, Пыпин обнаружил одноплановые явления: «мнимая общерусская школа» у галичан была похожа на «славено-сербскую школу», которая напала на языковую реформу В. Караджича2".

В 60-х гг., отмечал Пыпин, разногласия между представителями двух направлений национального движения усилились. В центре споров оставалась проблема литературного языка, азбуки, правописания, что было одним из важнейших пунктов в борьбе по вопросу об идентичности. В отличие от других славянских народов русины никак не могли прийти к единому мнению относительно литературного языка212. Поэтому и русинская литература «не установилась вполне ни относительно литературных форм и языка, ни азбуки», а «размеры и уровень» ее — «невелики»2". Ученый обращал внимание на то, что в это время подъем украинского национального движения оказал влияние и на Галицию. Для русинов выбор между «русофильством», «украинофильством», «австрославизмом» и другими возможными вариантами развития составлял «реальное жизненное дело», связанное с вопросами «внутреннего политического положения и самого существования» русинской народности214. Расстановка национальных сил в Восточной Галиции была весьма запутанной, в связи с чем Пыпин замечал, что проникшимся славянской идеей русинским «патриотам» следовало бы сначала разобраться в своих собственных национальных отношениях215.

В начале 60-х гг. русинская языковая проблема дискутировалась на страницах российских журналов и газет. Славянофильски ориентированные публицисты поддерживали позиции москвофилов из львовской газеты «Слово». Демократические и украинофильские органы печати выступали в поддержку тех сил, которые стремились к сближению русинского национально-культурного движения с украинским21(|.

Среди изданий, основанных в 60-х гг. «народовцами», Пыпин упоминал журналы «Вечерницы», «Мета», «Нива», «Правда». В 1868 г. «народовцы» основали общество «Просвита», издававшее популярные книги для народа (Пыпин высоко оценивал усилия этого общества). В том же направлении работало и «Товарищество имени Шевченко», основавшее свою типографию. Чтобы не потерять

влияния в народе, «старорусская» партия тоже стана издавать книги на народном языке (высокомерно считая, что им «можно писать только для простонародья»)217.

Силы обеих партий были невелики. Пыпин писал: «Обе партии чувствовали, что Галиция не может существовать самобытно...». Становилось ясно, что «их национальный центр находится „за кордоном"» — в России или Малороссии. По мнению ученого, «малорусская народность», на которую ориентировались «народовцы», была схожа с русинской (хотя некоторые исторические различия сказались «на складе народности» таким образом, что полностью отождествлять малорусов и русинов — неправомерная «натяжка»214).

Он считал «теоретической и практической ошибкой» «старорусской» партии непризнание ею «народовцев», что мешало двум идейным течениям работать вместе на пользу своего народа. В споре двух партий Пыпин явно симпатизировал «народовцам», заявляя, что нельзя мириться с обскурантизмом «старорусов». Но и в позиции «народной» партии он усматривай недостатки — в проповеди «отдельности и исключительности южнорусского племени»21''.

В русинской литературе Пыпин отмечал сочинения О. Федько-вича, наиболее близкие к русскому и украинскому реализму в отношении к народной жизни и ее описании. Среди русинских ученых, разрабатывавших историю и этнографию Галиции, Пыпин упоминал Д. Зубрицкого, И. Шараневича, А. Петрушевича, Я. Ф. Головацкого. В области филологии отмечал имена О. Огоновского, О. Партицкого, Е. Желеховского и др.220 Литература русинского возрождения нашла отражение в библиографии, изданной И. Е. Левицким221.

Пыпин отчетливо понимал и подчеркивал в своих трудах, что в Галиции «остается еще очень много работы для установления национальной жизни», основы которой не совсем ясны самим участникам национального движения. Условия внутренней борьбы в русинском обшестве Пыпин оценивап как сложные, средства — ограниченные, при этом национальное движение имело сильных врагов 222.

В 80-е гг. Пыпин отмечал, что в русинском движении появилось «новое направление — социализм»; его приверженцы считали, что никакая политическая и общественная цель не может быть достигнута без улучшения материального быта народа22'.

На рубеже 70-80-х гг. XIX в. ученый отмечал, что деятели русинского национального движения никак не выяснят своего отношения к «двум русским народностям» (великорусам и малорусам). В это время препятствия к развитию украинского национального движения в российской империи не поддерживали надежд на то, что оно сможет оказать реальное влияние на этнически родственное население Галиции. Поэтому Пыпин высказал мнение, что

русинам нужно ориентироваться на русскую культуру, изучать русскую литературу. Знакомство с русским «национальным сознанием», по его мнению, «принесло бы галицкому возрождению несомненную пользу»224. В конце столетия в новых условиях, когда украинофиль-ское движение проявляло большую активность в Галиции Пыпин вновь уверился в возможности его влияния на русинское движение.

Исходя из реальной ситуации, при которой в политическую и экономическую борьбу все больше втягивались народные массы, защита их интересов и просвещение были возможны только на понятном народу языке, и русинское движение, утверждал Пыпин, не может обойтись без народного языка, если хочет быть понято народом и служить его интересам 22\ Таким языком ученый считал украинский, не видя целесообразности в отдельном (от большей части «племени», живущего в России), самостоятельном национальном самовыражении. В конце XIX в. Пыпин отмечал, что язык «галиц-кой литературы» еще «не установился» и находится «в переходном положении»226.

«Единственный логический путь» национального возрождения русинов виделся Пыпину в сближении с украинским национальным движением, наиболее близким по духу и по характеру 227. При этом Пыпин подчеркивал, что единение галичан с украинской ли, русской ли «национальной жизнью» невозможно искусственным или насильственным путем, оно может осуществиться только естественным, «органическим» образом 228.

Начало «особенного национального движения» угорских (венгерских) русинов Пыпин связывал с 1848 г. — годом венгерского восстания, которому русины вначале сочувствовали, надеясь на «устаноштение народной самобытности». Но венгерское революционное правительство не предоставило ее, и они «разочаровались» в венгерском движении. Однако события революционной эпохи возбудили «мысль о национальном праве», которая, по выражению Пыпина, «нашла своих ревнителей». Первым из них ученый называл А. Добрянского, объединившего вокруг себя кружок людей, готовых бороться за народное дело и требовавших от Австрии автономии Угорской Руси, равных прав с венграми, учреждения русинских школ и университета во Львове и др. Австрия обнадежила, но, как и следовало ожидать, надежды «конечно, потом не оправдались»229.

Ближайшим сподвижником Добрянского Пыпин называл А. Дух-новича, писавшего популярные и учебные книги, драмы, стихи, собиравшего народные песни. Продолжателями «патриотического дела» были в основном священники и литераторы. Ими было создано «Общество св. Василия» (1866), издававшее учебники и книги для народа210.

Языковая проблема у угорских русинов была, по мнению Пы-пина, такой же, как и у галицких. У угорских писателей «русский» язык — «такая же неправильная смесь, как у „старорусской" галиц-кой школы, и понимание литературного вопроса — то же». Власти также «вмешивались в вопросы правописания, чтобы язык не походил на «московский» (возникал даже план заменить кирилловскую азбуку «латино-мадьярской»). Однако Пыпин выявлял и разницу в языковой политике в разных частях Австрийской империи, населенных русинами. Так, в отличие от Галиции, в Угорской Руси «власти желали ввести кулишовку»231.

Угорские патриоты (М. Лучкай, А. Духнович, А. Павлович, И. Галько и др.) также занимались собиранием народных песен, обрядов, обычаев и т. д. Самый обширный сборник был составлен Я. Ф. Головацким

В целом, Пыпин полагал, что всему русинскому возрождению следовало бы вплотную заняться изучением народного быта. Это, по его определению, «благодарная задача» как в научном, так и в практическом плане. Вместе с тем он видел определенную пользу в знакомстве с русской культурой, что, по его мнению, ни в коей мере не противоречило стремлению к разработке «своего народного языка» и развитию своей национальной жизни 233. Однако перспективы русинского возрождения представлялись Пыпину не слишком отчетливо, поскольку само национальное движение не давало для этого определенных посылок.

А. Н. Пыпин с симпатией и в то же время с научной объективностью относился к развитию каждого славянского народа, справедливо оценивая различные проявления национальной жизни. Он признавал за каждым славянским народом право на самостоятельное существование.

Ученый проследил весь процесс возрождения славянских народов, от самых его истоков. Он подверг анализу причины, условия, механизмы развития этого яркого исторического явления, выявил общие черты и национальные особенности, охарактеризовал деятельность наиболее известных представителей национальных движений, общественных организаций, печатных органов. Ученый доказал, что идеология славянского возрождения являлась глубоко национальной по содержанию.

Национальные процессы, протекавшие у славянских народов с конца XVIII и на протяжении всего XIX в., Пыпин рассматривал в рамках общих законов формирования и развития наций.

Пыпину удалось показать не только национальную, но и народную, «демократическую» направленность славянского возрождения. Рассматривая процессы «пробуждения» славянских народов в сравнительном ракурсе, Пыпин делал обобщения, многие из которых

носят теоретический характер, как, например, рассуждения по теории национального вопроса.

Заслуга Пыпина как историка славянского возрождения состоит в том, что с помощью сравнительно-исторического изучения процессов национального развития в славянском мире он сумел определить типологические черты славянского национального движения и представить это явление как общеславянское.

Подводя промежуточные итоги, Пыпин отмечал, что национальные процессы в славянских странах (или землях) не завершены. В национальном развитии славянства в XIX в. достигнуто немало, но этого еще недостаточно «для обеспечения национальной жизни»: еще не восстановлена цельность некоторых народов, не обеспечена политическая равноправность славянских народностей с господствующими. Пыпин видел единственный путь решения этих проблем в справедливой борьбе за обеспечение прав национальностей234. Он считал, что «будущность славянства в его собственных руках»235.

Пожалуй, никто из русских ученых XIX в. не занимался славянским возрождением в таком объеме, как Пыпин. И хотя он рассмотрел не все компоненты этого исторического явления, для своего времени его исследования можно назвать «энциклопедией славянского возрождения».

ПРИМ ЕЧАНИЯ

1 См.: Аксенова Е. П. «Я не сделался славистом» (К 170-летию со дня рождения А. Н. Пыпина) // Славянский альманах 2002. М., 2003. С. 144-151.

2 Пыпин А. Н., Спасович В. Д. Обзор истории славянских литератур. СПб., 1865; Они же. История славянских литератур. СПб., 1879-1881. Т. 1-2 (в обоих трудах Спа-совичу принадлежала глава о польской литературе).

3 См.: Никитин С. А. Славяноведение // Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1960. Т. 2. С. 507; Ровда К. И. Чехи и русские в их литературных взаимосвязях. 50-60-е гг. XIX в. Л., 1968; Он же. Россия и Чехия. Взаимосвязи литератур. 1870-1890. Л., 1978; Беляева Ю. Д. Литература Югославии в России. Восприятие, изучение, оценка. Последняя четверть XIX — начало XX в. М., 1979; ВулетиН В. А. Н. Пыпин и руско-српске юъижевне веэе у другсу половини 19. века. Нови Сад, 1969.

4 Пыпин А. Н. О сравнительно-историческом изучении русской литературы // Вестник Европы. 1875. № 10. С. 642.

s Там же.

6 А. В. [Пыпин А. И.]Литературное обозрение // Вестник Европы. 1892. № 4. С. 877. ' Пиксанов Н. К. Академик А. Н. Пыпин. К столетию со дня рождения // Вестник АН СССР. 1933. № 4. С. 41.

8 Пыпин А. Н. Мои заметки. Саратов, 1996. С. 200.

9 Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 2. С. XVI.

10 Веселовский А. Н. А. Н. Пыпин. СПб., 1905. С. VII.

11 ПыпинА. Н. О сравнительно-историческом изучении русской литературы... С. 660.

12 Пыпин А. И., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 45.

13 См.: Формирование наций в Центральной и Юго-Восточной Европе. М., 1981. С. 45.

14 ПыпинА. Н. Первые слухи о сербской народной поэзии // Вестник Европы. 1876. № 12. С. 699-700.

15 ПыпинА. Н. О сравнительно-историческом изучении русской литературы... С. 665. " ПыпинА. Н. Польский вопрос в русской литературе // Вестник Европы. 1880. № 6.

С. 305-306.

17 ПыпинА Н. Панславизм в прошлом и настоящем. СПб., 1913. С. 25, 108.

18 Там же. С. 179.

" — А. — [Пыпин A. H.J Вопрос о национальности и панславизм // Современник. 1864. № 1. С. 185.

20 ПыпинА. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 46, 167; ПыпинА. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 218-219.

21 — А. —[ПыпинА. H.J Вопрос о национальности и панславизм... № 1. С. 188-189.

22 Там же. С. 194-196,210-211.

23 Там же. С. 200.

24 Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 167.

25 Там же; — А. — [Пыпин A. H.J Вопрос о национальности и панславизм... № 1. С. 211.

26 — А. — [Пыпин A. H.J Вопрос о национальности и панславизм... № 1. С. 212.

27 Там же. С. 211.

28 См.: Аксенова Е. П. История народов Центральной и Юго-Восточной Европы в журнале «Современник» (1863-1866 гг.) // Исследования по историографии славяноведения и балканистики. М., 1981. С. 242—243.

29 ПыпинА. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 47, 166.

30 Там же. С. 26.

31 Там же.

32 Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 2. С. 1108.

33 ПыпинА. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 51, 169.

34 Там же. С. 47.

35 Пыпин А. Литературные заметки // Вестник Европы. 1877. N° 7. С. 380.

36 ПыпинА. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 2. С. 804-805.

37 Пыпин А. Н. Русское славяноведение в XIX столетии // Вестник Европы. 1889. № 8. С. 717.

38 ПыпинА. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 26, 47—48.

39 Там же. С. 26; Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 2. С. 1108.

40 Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 2. С. 1118.

41 А. П. [Пыпин А. Н.] Старая и новая Болгария // Вестник Европы. 1877. № 5. С. 295.

42 Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 2. С. 1108—1109.

43 А. Р. [ПыпинА. H.J Два месяца в Праге // Современник. 1859. № 4. С. 357; Пыпин А. Н„ Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 2. С. 1109.

44 А. П. [ПыпинА. Н.] Старая и новая Болгария... С. 297.

45 Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 2. С. 1118.

46 Пыпин А. Н. О сравнительно-историческом изучении русской литературы... С. 674.

47 См.: А. Р. [Пыпин A. H.J Два месяца в Праге // Современник. 1859. № 3-4; Пыпин А. Вячеслав Ганка // Современник. 1861. № 3; Он же. Литературный панславизм // Вестник Европы. 1879. № 6, 8-9; Он же. Панславизм в прошлом и настоящем И Вестник Европы. 1879. № 9-12 (отд. изд.: СПб., 1913); Он же. Из истории панславизма // Вестник Европы. 1893. № 9; и др.

48 Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 2. С. 1094; — А. — [Пыпин A. H.J Вопрос о национальности и панславизм... № 2. С. 479.

49 См.: Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 2. С. 1095-1096.

w Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 52—53.

51 Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 33.

52 Там же. Т. 2. С. 1093, 1095-1096.

53 Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 171.

54 Там же. С. 4-5.

55 Пыпин А. Н. Литературный панславизм // Вестник Европы. 1879. № 6. С. 591.

56 Подробнее об этом см.: Аксенова Е. П. Славянская идея в интерпретации А. Н. Пы-пина Ц Славянский альманах 1998. М., 1999. С. 87-97.

57 Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 2. С. 967.

58 — А. — [Пыпин A. H.J Вопрос о национальности и панславизм... № 1-3.

59 Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 54.

60 Там же. С. 106.

" Пыпин А. Н. Литературный панславизм... № 9. С. 319.

62 Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 2. С. 926.

63 Пыпин А. Н. Литературный панславизм... № 9. С. 319.

64 Там же. №8. С. 714.

65 См.: Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... Гл. 6-7.

66 Там же. С. 46-47.

67 А. П. [Пыпин A. H.J Старая и новая Болгария... С. 298-299.

68 Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 18—19; Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 52.

69 Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 19; Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1.С. 105—106, 108.

70 Софроний Врачанский. Кур1акодромюн». Рымник, 1806.

71 Венелин Ю. Древние и нынешние болгаре в политическом, народописном, историческом и религиозном их отношении к россиянам. М., 1829. Т. 1.

72 Пыпин А. Н., Спасович В. Д "История славянских литератур... Т. 1. С. 110—112.

73 Там же. С. 113-115; Пыпин А. Новая книга о Болгарии // Вестник Европы. 1891. № 11. С. 321.

74 Пыпин А. Новая книга о Болгарии... С. 290; А. П. [Пыпин А. Н.] Старая и новая Болгария... С. 301.

75 ПыпинА. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1.С. 116-117; Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 20; А. В. [ПыпинА. H.JЛитературное обозрение // Вестник Европы. 1889. № 9. С. 418.

76 ПыпинА. Новая книга о Болгарии... С. 288, 315.

77 ПыпинА. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 121-125, 129.

78 Там же. С. 126-128.

" Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 21.

80 А. П. [Пыпин А. Н.] Старая и новая Болгария... С. 299-301.

81 Пыпин А. Я., Спасович В. Д. История славянских литератур... T. I. С. 134-135; Пыпин А. Литературные заметки... С. 379-381.

82 Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 21.

83 Пыпин А. Н. Болгария и болгары перед войной // Вестник Европы. 1878. № 3. С. 282.

84 Там же. С. 283. См. также: УлунянА. А. Болгарский народ и русско-турецкая война 1877-1878 гг. М„ 1971. С. 153-154, 156.

85 А. П. [Пыпин А. Н.] Несколько слов по поводу южнославянского вопроса // Вестник Европы. 1876. № 10. С. 877, 880, 895.

86 Там же. С. 876-877, 879, 898.

87 А. П. [Пыпин А. Н] Еще несколько слов по южнославянскому вопросу // Вестник Европы. 1887. № 3. С. 386.

88 А. В-нъ. [Пыпин A. H.J Что делается в Болгарии? (По поводу книги г. Немирови-ча-Данченка: «После войны». СПб. 1880) // Вестник Европы. 1880. № 9. С. 419.

89 А. П. [Пыпин А. Н.] Литературное обозрение // Вестник Европы. 1888. № 5. С. 373-375.

90 А. П. /Пыпин A. H.J Старая и новая Болгария... С. 292.

" Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 136; А. П. [Пыпин А. Н.] Литературное обозрение// Вестник Европы. 1901. № 3. С. 396.

92 Пыпин А. Новая книга о Болгарии... С. 328-329.

93 А. В-нъ [Пыпин А. Н.] Что делается в Болгарии?.. С, 437; Пыпин А. Новая книга о Болгарии... С. 327.

94 Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 126—128, 137; Пыпин А. Н. Предположения об историко-этнографическом изучении южнославянских земель, особенно Болгарии (1876 г.). СПб., [1880]. С. 4.

95 Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 69.

96 Пыпин А. Новая книга о Болгарии... С. 329.

97 А. П. [Пыпин A. H.J Литературное обозрение// Вестник Европы. 1901. № 3. С. 395.

98 Пыпин А. Н, Панславизм в прошлом и настоящем... С. 20—21.

99 Там же. С. 21-22; Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 201.

,00См.: Формирование наций в Центральной и Юго-Восточной Европе... С. 46.

101 Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 22; Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 201.

102 Пыпин А. Н. Первые слухи о сербской народной поэзии // Вестник Европы. 1876. N° 12. С. 702-703; Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 163.

103Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 202—205. |04Там же. С. 205, 207-211; Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 24. тПыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 214—218; Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 24-26. 106Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем.... С. 27. См.: Данченко С. И. Русско-сербские общественные связи (70-80-е гг. XIX в.). М., 1989. С. 89.

108Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т.1. С. 221.

""Там же. С. 221, 225-227, 236-237. 1 |0Там же. С. 235.

,иА. П. [Пыпин А. Н.] Несколько слов по поводу южнославянского вопроса... С. 888, 890.

"2Там же. С. 888, 892, 895.

"3Д [Пыпин A. H.¡ Сербский перевод тургеневской «Нови» // Вестник Европы. 1877. № 12. С. 875; Он же. Начатки литературной солидарности // Вестник Европы.

1878. № 8. С. 826; А. А.[Пыпин A. H.J Литературное обозрение // Вестник Европы.

1879. № 2. С. 771, 774.

"'А. П. [Пыпин A. H.J Несколько слов по поводу южнославянского вопроса... С. 893; Д. [Пыпин A. H.J Сербский перевод тургеневской «Нови»... С. 877. См. также: Данченко С. И. Русско-сербские общественные связи... С. 46. 115Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 29. 1,6Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т.-1. С. 200-201. 117Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 29.

118Там же. С. 29-30; Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 240, 281.

"'Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 240—241. '"Там же. С. 200-201. 121 Там же. С. 241.

шПыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 31.

123Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 242-243.

|24Там же. С. 244-246; Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 30.

125Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 234-235, 252.

126Там же. С. 201.

127Там же. С. 256-260.

128Там же. С. 228-232; Пыпин А. Н. Первые слухи о сербской народной поэзии... С. 702.

129Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 171. |)0Там же. С. 232, 252-254. шТам же. С. 233.

132Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 69; А. П. [Пыпин А. Н.] Литературное обозрение // Вестник Европы. 1901. № 3. С. 396. 133Там же. С. 396-399, 402-403.

,ЗАПыпинА. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 291,293, 295—

296, 301. 135Там же. С. 295, 297-298. |36Там же. С. 291-293, 295-298, 301-303.

137Там же. С. 19, 129; А. П. [Пыпин А. Н.]. Взаимные отношения славянства. По поводу болгарских дел // Вестник Европы. 1878. № 6. С. 766—767.

138 Т. [Пыпин A. H.J Литературное обозрение // Вестник Европы. 1894. № 8. С. 885-886, 889; 1900. № 8. С. 841, 848.

139 Пыпин А. Вячеслав Ганка... С. 1.

140Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 2. С. 918-919; Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 33—34. w Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 2. С. 928. 142Пыпин А. Вячеслав Ганка... С. 5.

т Пыпин А. И., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 2. С. 925. |44Там же. С. 925-926; Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 34—35. 145Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 2. С. 930. 934. 146Там же. С. 805-806, 810, 819, 932-934. 147Там же. С. 957, 985.

148 Пыпин А. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 36. 149Пыпин А. И., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 2. С. 949, 970. |50Там же. С. 798,972; Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 36-37. 151 Пыпин А. И., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 2. С. 798. '"А. Р. [Пыпин A. H.J Из Праги // Современник. 1860. N° 2. С. 298. '"Современник. 1863. № 3-5.

154Пыпин А. И., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 2. С. 997—998. '"— А — [Пыпин A. H.J Процессы о печати в Австрии Ц Современник. 1863. № 4.

С. 624-625; Там же. N° 3. С. 420. 156Пыпин А. И., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 2. С. 799-800.

157 А. П. [Пыпин A. H.j Литературное обозрение // Вестник Европы. 1902.№ U.C. 382.

158 Пыпин А. И., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 2. С. 1000, 1010, 1017-1023.

'"Там же. С. 1025-1026.

""Там же. С. 1027-1030.

"'Там же. С. 1030-1033.

'"Там же. С. 1034-1040, 1044-1045.

"'Там же. С. 1013.

|64Там же. С. 1013, 1041, 1047-1048, 1058. "5Там же. С. 1000. '"Там же. С. 1049.

167Пыпин А. И. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 38.

тПыпин А. Н. Польский вопрос в русской литературе // Вестник Европы. 1880. № 1. С. 712.

"'Там же. Ns 1. С. 711-714; N° 10. С. 700; Пыпин А. И. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 9-10, 41, 157. 170Пыпин А. И. Польский вопрос в русской литературе... N° 1. С. 713. 171 Там же. N° U.C. 305.

172Пыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 38- 39, 44. '"Там же. С. 45.

14 Пыпин А. Казимир Бродзинский // Вестник Европы. 1891. № 10. С. 767-769. 175 Пыпин А. И. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 44-46; Пыпин А. Н. Польский вопрос в русской литературе... № 3. С. 240-241, 271. 176Пыпин А. Н. История русской этнографии. СПб., 1891. Т. 3. С. 259-261. 177Пыпин А. Н. Польский вопрос в русской литературе... № 1. С. 710—711; Он же. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 42; Он же. История русской этнографии... Т. 3. С. 261-262. 178 Пыпин А. Н. История русской этнографии... Т. 3. С. 262—266. '"Там же. С. 266.

180Пыпин А. Н. Польский вопрос в русской литературе... N° 11. С. 298, 303; Он же. Новые романы Сенкевича // Вестник Европы. 1888. N° 2. С. 666.

181 Пыпин А. Н. Польский вопрос в русской литературе... № 11. С. 300. 182Там же. С. 305-306. |83Там же. С. 306-307.

тПыпин А. Н. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 43-44. 185Пыпин А. Н. Новые романы Сенкевича... С. 665, 667.

186Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 2. С. 1068-1069. ""Там же. С. 1080. |88Там же. С. 1081.

,8^е5ш£1а НогпусИ а Ое1пус11 Ьи^кисИ БегЫт. 1842-1843. Ч. 1-2. Издано по новому чешскому правописанию. В подготовке издания принимал участие И. И. Срезневский.

тПыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 2. С. 1082-1083.

'"Там же. С. 1084.

192Там же. С. 1086-1088.

|,3Там же. С. 1089-1090.

""Там же. С. 1091.

1,5Там же.

196Там же. Т. 1. С. 408-409.

тА. В-нъ. [Пыпин А. Н.] Литературное обозрение // Вестник Европы. 1885. № 1. С. 440.

1,8Пыпин А. Н. История русской этнографии... Т. 3. С. 131. тПыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 414.

200 Пыпин А. Н., Спасович В. Д. Обзор истории славянских литератур... С. 232.

201 Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 414-415; Пыпин А. Н. История русской этнографии... Т. 3. С. 252.

202Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 443-444.

1тИлъкевич Г. Галицкие приповедки и загадки. Вена, 1841.

204Пыпин А. Н. История русской этнографии... Т. 3. С. 135.

205Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 416-417.

206Там же. С. 417.

207Пыпин А. Н. История русской этнографии... Т. 3. С. 135.

208Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 418, 420,

424-425. 209Там же. С. 419-420. 210Тамже. С. 418. 2,1 Там же. С. 420. 2|2Там же. С. 418, 422-423.

213 Пыпин А. Н., Спасович В. Д. Обзор истории славянских литератур... С. 237. 214А. В-нъ. [Пыпин А. Н.] Литературное обозрение // Вестник Европы. 1885. № 1. С. 439-440.

215 Пыпин А. Н., Спасович В. Д. Обзор истории славянских литератур... С. 238. 2|6Там же. С. 237.

217 Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 430-431. 2|8Там же. С. 429, 438-439.

219Там же. С. 430, 437-438; Пыпин А. Н. Особый русский язык Ц Вестник Европы. 1888. № 11. С. 359.

220Пыпин А. И. История русской этнографии... Т. 3. С. 413-414; Пыпин А. П., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. I. С. 432-436. тЛевицкий И. Е. Галиико-русская библиографии XIX столетия (1801-1886). Льноп.

1887-1888. Вып. 1-7. т Пыпин А. П., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 438. ;21Л. В-нь [Пыпин А. П.! Литературное обозрение // Вестник Европы. 1885. № I. С. 441.

т Пыпин А. П., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 418, 447. ™Пыпин А. Н. История русской этнографии... Т. 3. С. 230-231, 328. пь Пыпин А. Н. Особый русский язык... С. 356-357.

Пыпин А. П., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 439-440. тПыпин А. Н. История русской этнографии... Т. 3. С. 234, 327. !У>Пыпин А. Н., Спасович В. Д. История славянских литератур... Т. 1. С. 441. ""Там же. С. 441-442. "'Там же. С. 442-443.

232Головацкий Я. Ф. Народные песни Галникой и Угорской Руси. М.. 1878. Т. 1-4 (в 1863-1877 гг. публиковались в «Чтениях» Общества истории и древностей российских, с предисловием О. М. Болянского). -"Пыпин А. Н. История русской этнографии... Т. 3. С. 328. 2,4Пыпин А. II. Панславизм в прошлом и настоящем... С. 166.

Я5Л. II. [Пыпин А. П.] Будущность славянства // Вестник Европы. 1877. № 12 С. 829.