CC BY
11
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ
ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ /) ?),//, }
___гд&йййсная акалёлня ( ч ч у i
НАУК
и».»**! т »цкиммт •
н
с/ -х.
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ
НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 8
НАУКОВЕДЕНИЕ
1
издается с 1973 г. выходит 4 раза в год индекс РЖ 2 индекс серии 2,8 рефераты 95.01.001-95.01.030
МОСКВА 1995
прошлого наблюдали те же объекты, что и их более современные коллеги.
Если предположить, как это делают конструктивисты, что ученые последующих поколений социально реконструируют полученные ранее эмпирические факты, необходимо объяснить, почему последующие поколения могут доверять наблюдениям ученых прошлого, чьи объекты наблюдения конструируются столь отличным образом от тех, которые наблюдают современные ученые. Так, многие наблюдения с 239 г. до н. э. по 1222 г. н. э., которые использовались для вычисления орбиты кометы Галлея, были выполнены теми, кто разделял взгляды Аристотеля о том, что комета состоит из "пыли", поднятой с Земли. Кроме того, Аристотель придерживался взгляда, сохранившего свое влияние до конца XV в., что кометы в силу непредсказуемости и нерегулярности скорее метеорологическое, чем астрономическое явление. "Нет сомнения, что теории, направлявшие первоначальные наблюдения, настолько отличаются от современных, что, если конструктивистский принцип онтологического конструирования имеет под собой какие-либо основания, он должен был бы проявиться в этих примерах столь не совпадающих теоретических представлений" (с. 53)'.
То же самое противоречие между принципом конструирования онтологии теорией и реальной практикой использования архаических наблюдений автор прослеживает и на другом примере, взятом совсем из другой сферы — истории изучения афазии. Малочисленность клинических данных в первый период изучения афазии заставляла исследователей в качестве подтверждения собственных концепций ссылаться на наблюдения, выполненные несколько десятилетий назад, на протяжении которых произошло не одно революционное изменение в истории дисциплины.
Таким образом, отмечает в заключение автор, один из наиболее распространенных источников подтверждения — архаические эмпирические данные — остается для конструктивистов полностью недоступным и поведение ученых, использующих эти данные, необъяснимым.
Т. В. Виноградова
95.01.017. АСТАФЬЕВ А. У. НАУЧНЫЕ КАРТИНЫ МИРА, РАЦИОНАЛЬНОСТЬ И СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ ДИСКУРС. 3 // Социол. журн.=Зо8ю1. м., 1994,— М 1.— С. 84-95.
Автор — сотрудник Института социологии РАН (Россия), прослеживает связь между преобладающей в тот период картиной мира и общественным устройством развитых стран в ХУП-ХХ вв.
В своих основных параметрах современный общественный строй развитых стран сформировался на рубеже ХУИ-ХУШ вв. На нем ска-
эалось влияние определенных представлений об обществе, источником которых явился так называемый классический взгляд на мир. Для классической картины мира, создателями которой стали Декарт, Лейбниц, Ньютон, Локк, Вольтер, просветители и энциклопедисты, характерно представление о наличии единых законов, механизмов устройства общества, природы, вселенной. В русле этих представлений лежали идеи о создании универсального языка. В наибольшей степени для этой роли подходила наука наук классической эпохи — математика с ее стройностью, ясностью, однозначностью, экономичностью. На основе математики была разработана механистическая картина мира, тип рациональности, который был положен в основу социальной политики этой эпохи.
Просвещенное абсолютистское государство ХУН-ХУШ вв. в своих основных формах строго следовало метафоре механизма. Все его части существовали и функционировали во имя целого, каждой надлежало выполнять определенную задачу и вносить свой вклад в процветание общества. Для этого вводились централизованное управление, единство систем учреждений, однообразное административное деление и детальная регламентация законом устройства и деятельности органов управления. С точки зрения идеологов просвещенного абсолютизма, общество само по себе воспринималось как аморфная совокупность единиц.
XVIII в. стал веком все возрастающего интереса к миру живых существ, временем постепенного вызревания новой "царицы наук" — биологии, чему, в частности, способствовало расширение географических рамок европейской цивилизации. Приток новых чужестранных растений, знакомство с экзотическими видами животного мира сказывалось во всех областях знания. Поворот к новой реалистической парадигме, по словам автора, знаменует "естественная история" Бюф-фона. Бюффон подчеркивал, что ученый должен вести наблюдения без заранее заданной системы. Именно поэтому он не принимал классификацию Линнея, ибо тот стремился располагать растения и живые существа в определенном порядке, в то время как природа, по мнению Бюффона, обладает бесконечным разнообразием.
Конец XVIII в. характеризуется наступлением реализма во всех областях науки. Классическая парадигма наглядного представления неизменных законов природы постепенно сменяется парадигмой препарирования, анатомирования и непосредственного проникновения в тайны природы, минуя спекуляции и всевозможные классификации. В социальном отношении это означало выход на сцену нового объекта и субъекта социальной политики — отдельного человека, индивида Бюффон писал: "В природе реально существуют лишь особи, а роды, отряды существуют только в нашем воображении" (цит. по: с. 89).
Аналогично этому утверждается либеральная, индивидуалистическая доктрина, где человек выступает как существующий до общества, как атомарная, самостоятельная и самодостаточная субстанция. Либерализм утверждал, что природа человека — свободный производящий труд, направленный на удовлетворение эгоистических потребностей, и предоставить его этой своей природе — стихии свободного рынка в экономике и буржуазному парламентаризму в политике — лучшее, что можно сделать.
В середине XIX в. с постепенным ростом значимости культурной сферы по сравнению с естественнонаучной обозначились контуры новой парадигмы. На смену эпохе реализма и эмпиризма пришла гуманитарная эпоха. Вместо факта существенным становится интерес человека, формируемый определенным сообществом. В связи с этим быстро развиваются гуманитарные и общественные науки, самостоятельное значение приобретают экономика и социология. Подобный сдвиг вел к проникновению гуманитарно^ картины мира в естественнонаучную и к существенным переменам в восприятии самого научного познания. Все больше крепло убеждение, что опыт, эмпирический факт — это прежде всего определенный способ его добывания, за которым стоит конкретная традиция, конкретное мнение определенной группы. Данный феномен Маркс обобщил понятием идеология; К. Маннгейм ввел это понятие в методологию науки. В науку вошли категории цели и ценности, тем самым "наука получила теологическое измерение и по сути дела отождествилась с метафизикой" (с. 90). В социальной сфере это означало широкое распространение марксистских взглядов на общество как на идеологически сформированную иллюзию, своего рода "химеру сознания".
Развитие социальной науки было связано с появлением в XIX в. на политическом горизонте Европы и США так называемых социальных вопросов и необходимостью разработки "социальной" политики. Некоторые ее представители стали претендовать на роль преобразовав телей общества в интересах большинства. Но тем самым социальная наука выступила "служанкой идеологии", интеллектуально обосновывая мнения определенных групп и помогая проводить их в жизнь.
В XX в. эти взгляды стали основой социальной политики самых различных социальных и политических систем. Гуманитарная точка зрения выступила катализатором революций, гражданских и мировых войн, но она также стала фундаментом, на котором строится рабочее и профсоюзное движение, движение за гражданские права и пр.
Гуманитарная картина мира была весьма действенной в условиях относительно единого, целостного общества, где эффективно функционировали институты регулярного государства. Во второй половине XX в общество развитых стран все меньше поддается описанию в си-
стемных терминах. На месте некоторых некогда сравнительно упорядоченных отношений постепенно возникают и все больше распространяются конгломераты автономных и самодостаточных сообществ, так называемые корпоративные, сообщество — "замкнутые общественные группы, плавающие во враждебном им мире" (с. 91). Корпоративные Структуры не считаются ни с какими границами — ни с этическими, ни с правовыми. Все подчинено цели удовлетворения желаний, расширению сферы своего влияния и власти.
Очевидно, что в таких условиях теоретические обобщения и фундаментальные исследования становятся невозможными. На месте же постепенно утрачивающей свой престиж гуманитарной картины мири все больше утверждается маргинализм.
Последние 15-20 лет в развитых странах проходят под знаком роста значимости двух маргинальных для науки направлений. С одной стороны, это разнообразные паранаучные спекуляции, имеющие значительную личностно-творческую окраску, примером чему, по мнению автора, может служить шизоанализ Ж. Делеззы и В. Ф. Гваттари, деконструкционизм Ж. Дерриды, II де Мана и др., археология и генеалогия власти М. Фуко К ним примыкают такие нсакадемические сферы знания, как астрология, дисциплины мистико-гютерической традиции (К. Кастанеда). С другой стороны, резко возрастает важность конкретных практик, которые уже не являются особенно научными, но тем не менее происходят из науки и выступают необходимым средством получения знания. К их числу в первую очередь относятся информационные технологии. "Мир информации становится привычным: получить, передать, обработать информацию — ежедневное занятие многих представителей развитых стран. Этот мир приобретает черты "государства в государстве" — со своими управлением, базами, способами зашиты, преступностью" (с. 92).
Маргинальная социальная политика строится на сомнении в авторитете любых обобщений — от государственных до корпоративных, от великих идей и этических течений до правил поведения за столом. Это политика воспроизводства децентрализованных, аморфных социальных образований.
Характерной чертой современной общественной науки является ее все более осознанный отказ от того, чтобы быть средством какой-либо социальной политики. Новейшая социология стремится разработать интеллектуальные средства, позволяющие маргиналиям быть самодостаточными, т. е. не зависеть от власти. Эти средства прямо противоположны в методологическом отношении средствам традиционного обществоведения. Новейшую социологию не занимают бол«- проблемы ясности понятий и границ применения концепций. Она стремится к тому, чтобы разработать как можно больше интерпретаций объект — 9-4410
05,01.018
66
вариантов его понимания, осмысления. Соответственно новейшая социология строится как бесконечная череда вариаций по поводу самого социологического знания. Эти вариации направлены на то, чтобы, по словам Дерриды, обнаружить присутствие в социальном знании "того содержания, которое оттеснялось, подавлялось, затушевывалось ради стройности представлений, "основной", "центральной" мысли" (цит. по: с. 93).
Современные общества, отмечает автор в заключение, демонстрируют торжество принципа дополнительности, когда на структуры и элементы, возникшие в предшествующие эпохи, наслаиваются и их дополняют социальные формы, возникшие позднее". "Эта социальная дополнительность на феноменальном уровне выражает состояние современного научного знания, в котором актуально присутствуют и элементы классической картины мира, и методы реального, эмпирического направления, и гуманитарные ценности и цели, и маргинальные структуры производства и передачи информации ... Нынешнее направление развития знания идет в сторону актуализации всех его пластов я сфер, их задействования в институтах науки и социальной политики" (с. 95).
Т. В. Виноградова
95.01.018. МЭННИНГ Ф. "НЕОПРЕДЕЛЕННОЕ" ОПИСАНИЕ: ОТКРЫТИЕ И ИЗОБРЕТЕНИЕ В СОЦИОЛОГИИ. MANNING Ph. Fuzzy discription: discovery and invention in sociology // History of human science. — L., 1994. — Vol. 7, № 1 — P. 117-123.
Термин "социальный конструктивизм", по словам автора — сотрудника Кливлендского университета (США), был введен в научный обиход благодаря классической работе П. Бергера и Т. Лукмана "Социальное конструирование реальности"1, где социальный конструктивизм фактически отождествляется с социологией знания. Автор определяет социальный конструктивизм широко — как "те способы, посредством которых понимание и интерпретация деятельности человеком конструирует саму эту деятельность" (с. 117).
Принцип социального конструирования не может ограничиваться только предметной областью социологии, но может быть приложим и к ней самой. Однако подобный шаг вноси! рефлексивный компонент, который угрожает рел яти визировать выводы социологических исследований, предполагая, что это не открытия, но лишь способ восприятия социального мира. Дж. Шоттер (Shotter), обсуждая напря-
1 Berger P., Luckmann Т. The social construction of reality. — Harmondaworth, 1866. — Приведено по реф. источнику. С. 123 .— Прим. реф.
