CC BY
9
ИСТОРИЯ ВСЕМИРНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ЛИТЕРАТУРА СРЕДНИХ ВЕКОВ И ВОЗРОЖДЕНИЯ
2019.03.012. ЭСКУДЕРО В., ГОМЕС ЛАУГЕР Н. РЕЦЕПЦИЯ КАК СОПРОТИВЛЕНИЕ: РАЗМЫШЛЕНИЯ ОБ ОВИДИАНСКОЙ ОСНОВЕ «КНИГИ БЛАГОЙ ЛЮБВИ».
ESCUDERO V., GÓMEZ LLAUGER N. Reception as resistance: Reflections on the Ovidian root of the «Libro de Buen Amor» // Classical receptions journal. - Oxford, 2018. - Vol. 10, N 3. - P. 312-331.
Ключевые слова: «Книга благой любви»; Хуан Руис; Овидий; corpus eroticum; Псевдо-Овидий; рецепция; цитаты.
Влияние Овидия и его corpus eroticum1 на «Книгу благой любви» (1330-1343) Хуана Руиса, архипресвитера из Иты, давно установлено и неоднократно обсуждалось исследователями. Виктор Эскудеро и Нуриа Гомес Лаугер (Барселонский ун-т), подытоживая результаты этих дискуссий, находят три формы присутствия Овидия в «Книге»: непосредственную, когда поэт эксплицитно упоминается Хуаном Руисом (429 a, 429 d, 446 c, 612 a, 891 d2); непрямую - в отсылках или цитатах, особенно часто в диалогах с Доном Амором и Доньей Венерой, включая отсылки к псевдо-Овидиевым трудам, изобиловавшим с начала XII столетия; диффузную - в структуре и тематике книги, поскольку Овидий стал для Хуана Руиса «источником» не только топосов, но и определенного рода поэтических конвенций.
1 Heroides, Amores, Ars amatoria, Remedia amoris.
2 Здесь и далее ссылки на «Книгу благой любви» состоят из номера строфы и буквенного обозначения стиха в издании Ruiz J. Libro de buen amor / Ed. critica de Corominas J. - Madrid, 1973. Цитаты приводятся в переводе М. Донского.
Однако перед исследователями встает вопрос: каков тот Овидий, которого воспринял и переосмыслил Хуан Руис в своем труде? Для ответа на него следует рассмотреть пути, по которым тексты классического поэта дошли до Испании XIV в., а еще важнее - понять, как прочитывался Овидий во времена Хуана Руиса, какое место он занимал в литературной системе той эпохи. Самое главное здесь - то, что традиция Овидия предполагала длинный ряд текстов-посредников, и поэтому Овидий, которого читал Хуан Руис, был «неизбежно искаженным Овидием» (с. 314).
В свою собственную эпоху Овидий выступал в роли певца римской urbanitas - сложной системы социальных связей имперского периода. Corpus eroticum имеет своим предметом «отнюдь не любовь как идею, концепт или чувство, он повествует о технике соблазнения и ухаживания как культурном коде, выражающемся в последовательности жестов, комплексе обычаев и неприметных дискурсивных практик, связанных с urbanitas» (с. 321).
В XII-XIII вв. Овидий был отнесен к числу auctores, более того, этот период нередко называют Aetas Ouidiana: количество манускриптов, например, тогда увеличилось в пять раз по сравнению с накопленными за все предшествующие столетия. Поэт появляется в программах монастырских школ, в особенности на уровне изучения грамматики и риторики. Но в целом его традиция крайне фрагментарна, очень часто тексты Овидия включаются в виде вырванных из контекста изречений в антологии максим и общих мест, иногда даже в переводе на испанский язык. В «Книге благой любви» некоторые из отсылок к Овидию, судя по всему, восходят к одному из таких сборников - «Compendium moralium notabilium» Иеремии да Монтаньоне.
Вместе с тем ни один из имеющихся в испанских библиотеках средневековых манускриптов corpus eroticum не содержит всех произведений, и только один предшествует «Книге благой любви» по времени создания. К этому следует добавить, что Овидию приписывалось, в особенности в XIV в., множество текстов, не принадлежавших ему в действительности. Эта разветвленная и обширная, но во многом апокрифическая традиция оказала серьезное влияние на жанр латинских элегических комедий, создававшихся в качестве школьного упражнения и, несомненно, оказавших влияние на «Книгу». Непосредственно отсылают к Овидию две из них -
Pamphilus de amore (в которой главный герой - Назон) и «De vetula», которой предшествует accessus, где сам «Овидий» утверждает свое авторство и сообщает о себе некие биографические сведения, представляющие в данном контексте особый интерес. По словам «Овидия», «De vetula» - это своего рода его завещание потомкам, поэт отказывается от своих ранних любовных стихов и ищет примирения с Римом - политического, но в первую очередь -морального. С Овидием в нем происходит собственная метаморфоза: из praeceptor amoris он превращается в Oudius ethicus или даже Oudius christianus. В этой трансформации лежат корни аллегорического прочтения corpus eroticum, нашедшего свою кульминацию в «Ovid moralisé» (1316-1328), созданном незадолго до «Книги», но в течение немногих лет распространившемся по Европе со скоростью пожара. В этом труде мифологическое содержание «Метаморфоз» было изложено с дополнениями - христианизирующими текст глоссами и параллельными местами из Писания. В XIV в. использование Овидия в школьной практике начинает перемещаться из монастырей в приходские школы и в целом сворачиваться, однако значимость corpus eroticum не уменьшается, хотя более важную роль в поддержании традиции начинают играть странствующие школяры (голиарды, ваганты и пр.), приспосабливающие ее к своим нуждам.
Таким образом, «Овидий, которого Хуан Руис мог знать и использовать в XIV в., - это не оригинальный Овидий, даже не какой-либо Овидий вообще, но Овидий, сконструированный посредством дискурсивных практик, нашедших выражение в определенных текстах и у определенных авторов». «Средневековый Овидий -это искаженный Овидий, и когда его не расчленяли на части и не вырывали из контекста, то, по крайней мере, приписывали ему мораль, которую он не отстаивал» (с. 317).
Авторы подвергают тщательному прочтению несколько параллельных мест из «Науки любви» и «Книги». В первом из них Хуан Руис переформулирует стихи 595-596: «Пой, коли голос хорош, пляши, коли руки красивы, - / Всем, чем можешь пленить, тем и старайся пленить»1. «Когда хоть каким инструментом ты малость владеешь, / а паче того если голос приятный имеешь, / то,
1 Пер. М.Л. Гаспарова.
выбрав обдуманно время и место, сумеешь / растрогать возлюбленную и в любви преуспеешь» (строфа 515). В последующих строфах, в отличие от Овидия, сразу переходящего к следующему совету (о пользе притворного опьянения), Хуан Руис использует амплификацию, продолжая тему в следующих двух строфах, включающих в себя последовательность топосов, заимствованных из традиции кастильских менестрелей, поговорок, пословиц и т.п., заменяющих мифологическую эрудицию самого Овидия. Литературная система, частью которой является Хуан Руис, включает в себя множество коммуникативных контекстов, восходящих к обоим мирам той эпохи - образованному и народному.
Что же касается совета о вине, здесь позиция Хуана Руиса иная. Овидий советует притворяться пьяным, чтобы иметь возможность позволить себе то, что не подобает трезвому. Хуан Руис проповедует принцип умеренности, посвящая критике винопития строфы с 529 по 548. Вообще, умеренность занимает в «Книге» и наставлениях Дона Амора важное место, приобретая значение своего рода секуляризованной библейской заповеди.
Еще одна параллель - между стихами 475-478 «Науки» и 526 строфой «Книги», где Хуан Руис цитирует Овидия почти дословно. Однако у Овидия дискурс уходит в сторону сложных мифологических отсылок (Пенелопа, Пергам), в то время как Хуан Руис приводит школьную поговорку: por granduso el rudo sabe grande letura. Нечто похожее происходит и далее. Отсылка Овидия к мифу о Медее превращается в «Книге благой любви» в мешанину классических пословиц и изречений (564 cd), дошедших до автора через антологии и сборники, вероятно, через так называемые «Ка-тоновские дистихи» и уже упомянутый выше «Compendium moralium notabilium».
Можно сказать, Овидий подвергается у Хуана Руиса переписыванию и присвоению. Однако какова цель подобного предприятия? - спрашивают себя авторы статьи. «В Овидии, - по их мнению, - Хуан Руис нашел автора, позволяющего ему акцентировать игровую и двойственную природу своего текста и углубить связь с поэзией голиардов» (с. 325), которая в свою очередь представляла собой образец литературной и отчасти религиозной гетеродоксии. Овидианская маска позволяла Хуану Руису использовать элементы сатиры и своего рода «либертинства», не вступая в прямой кон-
фликт с господствующей этической системой. Кроме того, «Овидий сообщил Хуану Руису свою близость к материальному и конкретному в изображении мира» - «всех этих мест встречи, разнообразных людских характеров, жестов, обычаев, табу и знаков» (с. 325). Хотя социальные коды, используемые поэтами, различаются, остаются «сходными их жесты по отношению к изображаемому миру» (с. 326). Риторическая двойственность «Книги благой любви» с ее пародийными играми, смесью жаргона и классических изречений, варьирующимися языковыми регистрами становится лучше заметна, если осознать, что учителем средневекового поэта стал Овидий с его способностью виртуозно управляться с подобной двойственностью.
«Однако в противоположность Овидию, игривому, элегантному, чувственному и непочтительному, Хуан Руис более груб, драматичен, избыточен и склонен к резким жестам. В противоположность Овидию, принадлежащему к сфере литературной учености, Хуан Руис использует стихотворные техники из области "mester de clerecía" <...> в то время, когда она уже клонилась к закату, чтобы использовать ее материал в контекстах народной традиции менестрелей. В противоположность Овидию, конструировавшему свои книги из небольших сцен, выдержанных в духе риторической краткости, Хуан Руис предпочитает длинные нарра-тивы, расширяя материал заимствованный из источников» (с. 327).
Анализ присутствия Овидия в тексте Хуана Руиса демонстрирует не только связь, но и напряжение между двумя поэтами, рецепция приобретает оттенок сопротивления, поскольку они принадлежат к разным литературным системам, на их труды накладываются разные этические и религиозные системы. Перенос отдельных фрагментов из одной в другую неизбежно влечет за собой искажение исходного источника, «не существует такой вещи как пассивное воспроизведение: любая рецепция предполагает вмешательство, новое прочтение, преследующее какие-то цели и согласующееся с конвенцией, существующей вне исходного и конечного текста, но обеспечивающей саму возможность его создания - с литературной системой» (с. 329).
Е.В. Лозинская
