CC BY
33
ПОЭТИКА И СТИЛИСТИКА ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
2019.03.006. ТЕОРИИ ЛИРИКИ: Специальный номер «Журнала литературной теории».
Theories of lyric: Special issue // Journal of literary theory. - Berlin: Walter de Gruyter, 2017. - Vol. 11, N 1. - P. 1-160.
Ключевые слова: лирика; жанр / род; теория литературы; лирический субъект; вымышленные миры; вымысел и реальный мир; участники коммуникативной ситуации.
Общая теория лирики - бурно развивающаяся область исследований. Однако принятые в изучении этого рода литературы подходы, варьирующиеся от импрессионистических до узкоформалистских, не имеют общей основы, по мнению авторов специального номера «Журнала литературной теории», посвященного этой проблеме. Неоднократно звучали призывы создать теорию более высокого уровня, своего рода «лирикологию» - по аналогии с наррато-логией, давно и прочно утвердившейся в литературоведении1.
Предлагалось концептуализировать отдельные части лирической
»2
теории с помощью соответствующих нарратологических понятий . Однако использование в анализе лирики концептов из других научных областей создает определенные сложности. Возникают, например, вопросы, насколько лирические концепции «голоса» и «я» возможно представить аналогиями к нарратологическим понятиям нарратора и персонажей, в какой степени структура лирического произведения сходна с нарративным дискурсом и фабулой. В конечном счете нарратологические подходы делают из лирики ущербную или не до конца реализованную форму нарратива.
1 The philosophy of poetry / Ed. by Gibson J. - Oxford, 2015; Culler J. Theory of the lyric. - Cambridge, 2015; Zymner R. Lyrik. Umriss und Begriff. - Paderborn, 2009.
2 Müller-Zettelmann E. Lyrik und Metalyrik. Theorie einer Gattung und ihrer Selbstbespiegelung anhand von Beispielen aus der englisch- und deutschsprachigen Dichtung. - Heidelberg, 2000.
Новый накал дискуссия вокруг лирики приобрела в последние годы. В частности, прозвучало несколько новых определений1 жанра2, были переосмыслены функции лирики3, модели дискур-
"4 5
сивной инстанции и адресата , поднят вопрос о статусе лирики . Современные теоретические работы не каталогизируют описательную терминологию (в области ритма, метра и т.п.), но обращаются к наиболее глубинным чертам и компонентам лирики. Так, в частности, еще предстоит изучить лирику в качестве макрожанра и ее способы конструирования текстовых миров в контексте говорящего и адресата.
При подготовке реферируемого номера журнала редколлегия поставила перед его авторами несколько вопросов. Каково отношение между знаками, словами и художественными мирами в лирике или поэзии? Является ли тот вид означивания, который мы наблюдаем в стихотворениях, особым способом создания текстовых миров, и если да, то в чем их специфика? Как авторы и читатели взаимодействуют с этими мирами? В предисловии, написанном несколькими авторами совместно, подробно рассматриваются ключевые для теории лирики оппозиции: лирика / поэзия, категории / прототипы, участники коммуникации в лирике и в поэзии. Этими вопросами уже занимались многие критики, однако большинство работ оставались замкнутыми в собственной национальной традиции. Поэтому основным толчком для выпуска специального номера стало желание собрать вместе исследователей из разных стран, занимающихся этими проблемами.
1 Zymner R. Lyrik. Umriss und Begriff. - Paderborn, 2009; Hempfer K.W. Lyrik. Skizze einer systematischen Theorie. - Stuttgart, 2014; Prinz J., Mandelbaum E. Poetic opacity. How to paint things with words // The philosophy of poetry. - Oxford, 2015. - P. 63-87.
2 r,
В современном западном литературоведении категории «жанр» и «род» не разделяются.
3 Rodriguez A. Le pacte lyrique. Configuration discursive et interaction affective. - Sprimont, 2003; Zymner R. Funktionen der Lyrik. - Münster, 2013; Lamarque P. Semantic finegrainedness and poetic value // The philosophy of poetry. - Oxford, 2015. -P. 18-36.
4 Waters W. Poetry's touch. On lyric address. - Ithaca, 2003; Culler J. Theory of the lyric. - Cambridge, 2015.
5 Jackson V., Prins Y. General introduction // The lyric theory reader. A critical introduction / Ed. by Jackson V., Prins Y. - Baltimore, 2014. - P. 1-8.
«Меня интересует не жанр, а гений» (с. 13), - заявляет Ч. Алтьери (Ун-т Беркли, США). Исследователь не спорит напрямую с утверждением Дж. Каллера, что лирика - это не драматический монолог, а «событие в лирическом настоящем, во времени произнесения»1. Он дает альтернативный взгляд на лирическое (lyricism), продуктивный, по крайней мере, для анализа поэзии модернизма. Его интересует, не что такое лирика в целом, а что и почему поэт делает для того, чтобы «принять участие в жанре», исследователь стремится выявить теоретические основы для специфических методов работы воображения. В «Любовной песни Альфреда Дж. Пруфрока» Т.С. Элиот намеренно сталкивает между собой ожидания, порожденные драматическим монологом, и те, которые поддерживаются выводом на сцену лирического «я», чье присутствие выламывается за рамки «иронической дистанции». Аналогичным образом, когда Йейтс и Оден писали свои колыбельные, они не создавали «еще одну колыбельную», а пытались ухватить сущность колыбельной, они использовали не жанровую модель, но один из аспектов смыслопорождения в колыбельной, который заключался в том, чтобы ощутить себя неотделимым от идеи этого жанра.
Определение лирики как одного из жанров / родов литературы имеет свою цену, хотя и дает возможность увидеть, что множество стихотворений чем-то похожи между собой. «"Лирика" - это то, что мы можем изучать объективно. Не так с "лирическим". "Лирическое" изначально психологическая категория, связанная с интерпретацией замыслов поэтов - какая из лирических традиций значима для их замыслов в их собственном понимании. Лирическое -категория, которая выводит на первый план эмоциональные состояния, поскольку относится скорее к области переживания, чем к объектам, которые должны порождать различные переживания» (с. 20).
Концепт лирического также акцентирует (в значительно большей степени, чем исследования лирики в качестве жанра / рода), что поэзия отчетливо связана с музыкальным началом. В статье сопоставляются два стихотворения: «Sitalkas» Хильды Дулиттл и
1 Culler J. Lyric, history, and genre // The lyric theory reader. A critical introduction. - Baltimore, 2014. - P. 68.
«Doria» Эзры Паунда - пример того, что поэт называл «структурированной музыкой» (patterned music), противопоставляя ее эмоциональной музыке, культивируемой импрессионизмом. Исследователь рассматривает также стихотворение современного поэта Лизы Робертсон «Воскресенье», которая, по его словам, «адаптирует присущее Паунду онтологизирование звука к совершенно иной, социальной, перспективе» (с. 19). В этом контексте Ч. Алтьери анализирует использование дейктических элементов (в частности, указательных местоимений) как опорных точек для создания ин-тенциональности и в качестве альтернативы эксплицитным «речевым ситуациям», которые порождают неизбежно искаженную версию субъективности.
Для Д. Бёрдофа (Лейпцигский ун-т) очевидно, что традиционные понятия: Stimmung (настроение), Erlebnis (переживание), «лирическое я» - следует отбросить и переопределить саму природу лирической коммуникации. Он исследует способы проявления личности и коммуникативные структуры в лирике, отвечая на вопросы: кто говорит в стихотворении? каков статус говорящего и того, о ком говорится? говорит ли сам автор или кто-то еще - автономная сущность, совершенно отличная и отделенная от того предмета, о котором говорится в тексте? кто является адресатом стихотворения? Для ответа на них необходимо тщательное изучение особенностей использования личных местоимений в стихах, в особенности «я», «ты» и «мы». Расплывчатое «лирическое я» следует заменить на термин «произносимое я» (articulated I). Поэтический текст как единое целое структурируется сущностью высшего порядка - текстуальным субъектом (Textsubjekt). Однако каждая говорящая сущность внутри текста имеет своего адресата, которого первоначально следует искать среди тех, которые конструируются самим текстом. Только на втором этапе следует выяснять, не является ли адресат имплицитным читателем.
Дж. Каллер (Корнельский ун-т) критикует пришедшее из исследований повествовательной литературы представление о том, что лирическое произведение порождает художественный мир. Хотя лирические тексты нередко содержат вымышленные элементы -минимально очерченные характеры и события, - значительно лучше будет исходить из пресуппозиции, что они в своей основе не вымышленные. Затем уже можно анализировать соотношение ме-
жду тем, что можно назвать «вымыслом» и «песней», между фик-циональными и ритуалистическими элементами1. Если постулировать наличие вымышленного мира, порождаемого лирическим стихотворением, и вымышленного говорящего (сущность или даже личность), то возникает риск тривиализировать содержание лирического текста, связывая его утверждения с конкретной ситуацией определенного индивидуума - вместо того, чтобы признать авторитет поэтической формы в нашем мире. Даже те лирики, которые создают вымышленного говорящего, часто делают высказывания относительно нашего, а не особого вымышленного мира - высказывания, которые, по существу, исходят от поэта. Для лирической литературы исходная модель более высокого уровня, таким образом, - это классическая концепция эпидейктического дискурса, более близкая к области риторики, чем мимесиса. «Особенность лирики - в том, что она стремится стать событием, а не репрезентацией события» (с. 38).
С. Джиллингэм (Оксфорд) сравнивает античную лирическую традицию с библейской поэзией. Поскольку и греческое слово «лирика», и древне-еврейское «р8аЬ:егюп» имеют музыкальные коннотации, между библейской псалмодией и лирической поэзией должна иметься связь. И на самом деле богослужебные формы псалмов и множественные упоминания музыкальных инструментов и пения внутри самих текстов свидетельствуют, что многие из них исходно использовались вместе с музыкой и, таким образом, могут расцениваться как лирика - в самом узком, первоначальном, смысле этого слова. Однако, разумеется, между двумя традициями имеются принципиальные различия. Древнееврейская поэзия в плане формы основана не на метре или рифме, а на более общих конвенциях, касающихся звучания и игры словами (возможно, в целях лучшего запоминания). Древнееврейская поэзия отличается особой сбалансированностью мысли - посредством параллелизмов, включающих повторение или противопоставление как идей, так и образных выражений. Это свойство присуще и некоторым образцам древнееврейской прозы, и, следовательно, еще одним отличием библейской лирики от античной является размытость границ между поэзией и
1 См., напр.: Greene R. Post-Petrarchism. Origins and innovations of the western lyric sequence. - Princeton, 1991.
прозой. И наконец, важнейшей чертой псалмодии является то, что она, восходя к богослужебным практикам эпохи Первого Храма и развиваясь в эпоху Второго Храма, продолжала процветать и после его разрушения в 70 г. Литургическое использование псалмов привело к их особому положению в еврейской и христианской истории, и, поскольку существо их более связано со смыслом, чем со звучанием, - к возникновению богатой переводческой традиции. Благодаря ей древнееврейская псалмодия была «вновь воссоздана» как в нескольких греческих, латинских, арамейских версиях, так и на многих «вульгарных» европейских языках в раннее Новое время. В этом плане она является необычной лирикой, в отличие от античной классической поэзии она сохраняется в качестве живой и развивающейся традиции в религиозных сообществах.
К.В. Хемпфер (Свободный Берлинский ун-т) намечает теорию лирики как трансисторического дискурсивного модуса, отталкиваясь от разграничения лирики и поэзии и опираясь на классификационную теорию прототипов. Центральный элемент класса «лирика» не может быть определен посредством эмпирических исследований, он должен стать теоретическим конструктом, созданным на основе изучения разнообразных дискурсивных систем и традиций, а также обращения к герменевтическим методам анализа для проверки его валидности. Предлагаемая исследователем про-топическая модель лирики основана на четырех составляющих. 1. Ее речевая ситуация характеризуется дейксисом «я-здесь-сейчас». 2. Репрезентируемая ситуация реализуется в одномоментном речевом акте, основанном на таком же дейксисе, и посредством такого акта. 3. Ей присуща вымышленная перформативность. Перформативный характер лирики проистекает из одновременности и совпадения речевой и репрезентируемой ситуаций. Вымыш-ленность базируется на том, что отношение одновременности между ними является внутритекстовым, а следовательно, симулированным, и не соответствует коммуникативной ситуации с участием порождающего и воспринимающего речь субъектов. 4. Для лирики характерно отсутствие связи между этими субъектами, или ее асимметрия: у говорящего есть право совершить речевой акт непосредственно и без эксплицитного побуждения со стороны адресата либо прямо обратиться к реципиентам. В отличие от нормальной коммуникации, реципиенты лирики не могут сами стать говоря-
щими. В лучшем случае они могут выступать в качестве «процитированных» субъектов, которые вводятся в текст самим говорящим и чьи высказывания фактически близки к одной из форм несобственно-прямого дискурса.
П. Ламарк (Ун-т Йорка) исследует проблемы, возникающие при осмыслении понятия лирики с точки зрения аналитической философии и в контексте эстетики. Ключевыми концептами, подлежащими анализу, с его точки зрения, являются определение лирики, категории выражения, парафразы, переживания, идея единства формы и содержания, представление об истинности и глубине высказывания. Все они важны с точки зрения аналитической философии, но лирическая поэзия - не самый легкий материал, для которого можно использовать обычные пресуппозиции этой дисциплины. Хотя, казалось бы, теории значения, существующие в философии языка (семантике, теории речевых актов или условий истинности), должны быть применимы к любым языковым практикам, лирическая поэзия опровергает эти ожидания и создает контекст, в котором привычные модели означивания и коммуникации становятся неадекватными реальности. Тем не менее аналитическая философия не должна отбрасывать лирику как своего рода исключение или искажение речевых практик, но, напротив, ей следует по-новому взглянуть на свои базовые постулаты и расширить или изменить представление о языке.
Ф. Лампарт (Потсдамский университет) выявляет в современных дискуссиях о теории лирики четыре важнейших вопроса, связанных с формой и содержанием. В первую очередь необходимо установить связь между авторскими теоретическими представлениями о поэзии и научной теорией лирики, поскольку границы между ними довольно расплывчаты. Также для определения специфики лирической формы следует внимательнее изучить вопросы перформативности. Не менее важно выявить принципы формирования семантики лирических жанров, поскольку именно жанры являются областью, где форма и содержание переплетены между собой, и именно в них другие формальные аспекты лирических текстов приобретают собственное значение. Наконец, следует рассмотреть возможность использования теории лирики в процессе преподавания поэзии в творческих учебных заведениях.
Д. Лампинг (Ун-т Гутенберга в Майнце), отталкиваясь от своего определения поэзии как «Einzelrede in Versen», защищает концепцию лирической поэзии как интертекстуальной системы связей, в качестве фона имеющей мировую литературу (эта идея может также послужить фундаментом единой истории лирической поэзии). Кроме того, он отстаивает тезис о необходимости контакта с философскими дисциплинами при обсуждении лирической поэзии как проявления «деятельности сознания».
Д. Рабат (Парижский ун-т 7) исходит из того, что лирическое стихотворение не конструирует мир - так, как это делает художественная проза, а, напротив, исключая из рассмотрения обстоятельства и акцентируя особую пластичность способов выражения, пытается установить соответствие между сказанным и эмоциональным состоянием, сообщить некий порыв, кристаллизующийся в качестве формы произведения. Этот порыв можно описать как жест или серию лирических жестов. Стихотворение стремится уловить энергию, идущую как из внешнего мира, так и из внутреннего пространства. Эта энергия передается формой в целом (поскольку современная поэзия отказалась от правил версификации), но форма никогда не приобретает полного соответствия ей. Лирическая энергия передается читателю через повторное произнесение (re-enunciation) стихотворения, поэтому лирическое «я» в известном смысле проницаемо, прозрачно - в плане субъекта, позволяя читательской субъективности утвердиться внутри во время акта декламации. Таково динамическое отношение силы и формы в современной поэзии, которое исследователь развивает в своей статье.
Дж. Рамазани (Ун-т Вирджинии) в своей статье выдвигает и обсуждает 12 тезисов. 1. Лирика не может быть определена какой-либо одной или даже несколькими формальными чертами, которые являются специфическими для нее. 2. Лирику можно описать как набор непротиворечивых по отношению друг к другу формальных стратегий, семиотический код которых порождается текстами и сообществами, производящими и потребляющими их. 3. Лирику можно назвать литературным родом, только если понимание категории «род» соединяет в себе поэтику и герменевтику. 4. Лирика и связанные с ней жанры и дискурсивные модусы существуют в исторической реальности, но сохраняются - в трансисторическом плане, хотя нередко весьма серьезно преобразуются. 5. Лирика яв-
ляется не личным высказыванием, но в то же время не полностью внеличным, поэтому возможно ее «присвоение» читателем. 6. Лирика отличается от более миметических жанров благодаря своей насыщенности в плане «словесной медиации мира» (с. 102). Лирика имеет межжанровую природу, ее проще понять в диалогическом отношении с другими видами литературы. 7. Лирика транснациональна. 8. Она требует изучения как на микро-, так и на макроуровне, исследования языковой специфики и фактуры в их соотношении с более широкими структурами: жанрами, родами, историей, культурными миграциями. 9. Принципы транснациональной поэтики, которую призывает создать исследователь, могут быть расширены за пределы одного языка. 10. Транснациональная поэтика должна уделять влияние кросскультурным явлениям -гибридизации, креолизации, вульгаризации1 лирики. 11. Лирика не умерла и не стала исключительно элитарной формой искусства.
А. Родригес (Лозаннский университет) рассматривает тот аспект теории лирики, который не получил должного освещения в недавних научных дискуссиях - акт рецепции и акт чтения. Что такое лирическое чтение? Каковы мотивации читателя? Применима ли та же самая логика чтения к повествовательной, сатирической и дидактической поэзии? В статье обрисовываются в общих чертах проблемы, которые порождаются в этой исследовательской области гетерогенностью самой поэзии, однако особое внимание уделяется понятию «эмпатия» как основному инструменту концептуализации этой разновидности чтения. Опираясь на недавние исследования в области интенциональности и эмпатии, автор намечает несколько общих принципов, которые позволяют создать холистическую теорию лирики, связывающую поэтику, психологию и антропологию.
Х. Сосси (Чикагский университет) обращает внимание на то, что, хотя многовековая традиция рассматривает лирику как проявление субъективности - личной или универсальной, народная поэзия и авангард XX в. предлагают противоречащие этому утверждению примеры поэтических текстов, рождающихся из соположения вербальных фрагментов, искусственных языков, го-
1 Имеется в виду не «снижение» дискурсивного модуса, а феномены, связанные с переводом на «народные», т.е. не классические, языки.
ворящих субъектов только по наименованию, а не по сути. Тем не менее такие произведения тоже называются лирикой - только в новом стиле. «Найденная» или «подслушанная» поэзия («poèmes-conversations» Аполлинера, «merzbau» Курта Швиттерса, цитации кубистов и коллажи дадаистов делают источником дискурса нечто, не имеющее отношения к традиционному лирическому субъекту. Моментом истины становится не пресловутое произнесение лирического текста (enunciation), а акт его публикации, делающий его таковым. Выведение на первый план момента создания текста - это черта, связывающая устную народную поэзию многих культур с пост-гуманистической поэзией различных разновидностей авангарда. Эта связь образуется не благодаря иронии, метафоре и не по чистой случайности, в ее основе лежит такая модель функционирования объекта искусства, которая на самом деле ставит акт означивания темпорально раньше и аксиологически выше означаемых смыслов.
Х. Сталь (Ун-т Трира), в отличие от большинства предшествующих авторов, пытается сохранить категорию лирического субъекта и утверждает, что в современной практике она снова приобрела актуальность, поскольку лирический субъект получает воплощение в разнообразных новых и сложных формах, специфических именно для лирического рода. Исследователь предлагает многоуровневую модель для формального и исторического анализа субъекта лирической поэзии.
Е. Цеттельманн (Венский ун-т) рассматривает соотношение в лирике формального совершенства, мастерства и способности вызвать ощущение погружения в другой мир (immersion). Большинство теоретических моделей лирики акцентируют ее искусственную, автореференциальную природу: лирика, в этом понимании, по своему существу атемпоральный, акинетичный, немиметичный и антииллюзионистский модус выражения. Хотя во многом воздействие лирики и связано с горизонтальными матрицами формальных эквивалентностей, наше удовольствие от чтения стихов проистекает не только из физического воспроизведения звуковых схем или наслаждения формальным мастерством поэта. Многие лирические тексты иммерсивны, они создают вымышленную вселенную и побуждают читателей эмулировать специфику мировоззрения говорящего и его субъективную точку зрения. Исследовательница ана-
лизирует факторы, определяющие особенности лирического «ми-ростроения», и выявляет референциальные компоненты лирической иллюзии. Это приводит ее к выводу о ложности утверждения, что лирика неспособна порождать повествовательные последовательности, что она не связана с такими когнитивными феноменами, как «embodiment»1 и экспериенциальность2. Категорию лирического говорящего Е. Цеттельманн переосмысляет в рамках представления о концептуальных интегратах Тёрнера - Фоконнье (cognitive blends), и этот подход, на ее взгляд, составляет хорошую альтернативу биографическому конструированию лирического «я». Теория
3
возможных миров использована в статье как инструмент анализа для свойственной лирике родовой тенденции акцентировать человеческий интерес к пониманию и репрезентации мира.
Р. Циммер (Ун-т г. Вупперталь) стремится обойти ограничения современной западной поэтики, восходящей к Аристотелю, и открыть возможность для поиска глобального, трансисторического, компаративного понимания лирики. Его метатеоретическая реконструкция неаристотелевской концепции лирики основана на теории прототипов и организована вокруг идеи «лирической медиации» (с. 151). Лирический текст понимается им как «когнитивный конструкт», создаваемый поэтами, говорящими субъектами текста, а также читателями или слушателями стихотворений (с. 152). «Мета-теоретическое» определение лирики основано на идее, что она бывает как письменная и визуальная, так и «вокальная» и, соответственно, аудиальная. Лирика также может лежать в сфере вымысла, а может и не принадлежать к области фикционального. Она, как правило, является частью социальной системы, которую современный западный мир называет литературой, но может представлять собой и культурную практику, лежащую за ее пределами. Исследователь подробно рассматривает процесс означивания и смыслопорожде-ния в лирике, а также его эстетические следствия. Кроме того, он
1 Связь между телесным опытом человека и его когнитивными практиками. Она, например, определяет тот факт, что «выше», как правило, в оценочной сфере означает «лучше» и никогда - «хуже».
2 Такого мнения, в частности, придерживается М. Флудерник: Fludernik M. Towards a «natural» narratology. - L., 1996.
3 В варианте, предложенном М.-Л. Райан: Ryan M.-L. Possible worlds, artificial intelligence and narrative theory. - Bloomington, 1991.
обсуждает некоторые разновидности лирических «миров» (по аналогии с «повествовательными мирами») и способы лирического миропорождения.
В целом, хотя большинство работ скорее подытоживают результаты предшествующих исследований тех же авторов, они дают хорошее представление о разнообразии мнений относительно нерешенных вопросов в продолжающихся дебатах о лирике.
Е.В. Лозинская
2019.03.007. НЕЕСТЕСТВЕННАЯ И КОГНИТИВНАЯ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ НА ПОВЕСТВОВАНИЕ (ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ ГИБРИД): Специальный номер журнала «Поэтика сегодня». Unnatural and cognitive perspectives on narrative (a theory crossover): Special issue // Poetics today. - Tel Aviv; Durham, 2018. - Vol. 39, N 3. - P. 428-649.
Ключевые слова: мимесис; фокализация; событие; вымышленное сознание; фикциональность; погружение (immersion) в текст; остранение; интерпретация; медийный аспект наррати-ва; мимесис; наррация и фокализация.
Специальный номер журнала «Поэтика сегодня» соединяет два направления в современной нарративной теории: неестественную нарратологию, которая работает с повествованиями, противоречащими или отклоняющимися от обыденных когнитивных параметров, использующими антиреалистические техники, и когнитивный подход «второго поколения», акцентирующий связь между историями, сознанием и человеческим телом. В предисловии его авторы1 рассматривают короткий, длиной в абзац, рассказ Франца Кафки «Желание стать индейцем» в качестве иллюстрации двух методов теоретического осмысления нарратива и обсуждения различий между ними. С точки зрения неестественной нарратологии когнитивный подход сводит повествование к реальной психологии. В когнитивной перспективе неестественный подход игнорирует тот факт, что, каким бы новаторским или сложным для восприятия ни
1 Ян Альбер, Марко Караччоло, Стефан Иверсен, Карин Кукконен, Генрих Сков Нильсен.
