CC BY
16
мненно, является одной из сторон когнитивного процесса, но он имеет и другие аспекты, которые КЛ только начало рассматривать. В одной из недавних работ1 были получены первые свидетельства того, что связь между эстетическим восприятием поэзии и неявными реакциями поддается фиксации. Ее авторы показали, что спонтанное распознавание поэтической гармонии является быстро протекающим, сублексическим процессом. Аналогичным образом
2
недавнее исследование чтения англоязычных хокку продемонстрировало, что вовлеченность в чтение становится более разнообразной при втором или третьем прочтении. Это может прозвучать тривиально, но на самом деле такой результат во многом противоречит существующему внутри КЛ представлению о необходимости выявления универсальных схем когниции. Напротив, в данном случае когнитивное исследование подкрепляет герменевтическую позицию: с каждым новым прочтением стихотворения возникают новые вопросы, стихи невозможно понять до конца.
Е.В. Лозинская
ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ МЕТОДЫ И ЛИТЕРАТУРНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ
2019.03.005. Рецензия на монографию: ХАЧАТРЯН Н.М. ФРАНЦУЗСКАЯ НЕОРОМАНТИЧЕСКАЯ ПРОЗА. - Ереван: Лингва, 2017. - 448 с.
Ключевые слова: неоромантизм; поэтика; философско-религиозный контекст; наука и литература; типология романа.
Монография Н.М. Хачатрян посвящена несомненно актуальной проблеме - осмыслению неоромантизма как «самостоятельного эстетического течения и открытой универсальной системы» (по собственному определению автора книги). Это, по существу, пер-
1 Implicit detection of poetic harmony by the naive brain / Vaughan-Evans A., Trefor R., Jones L., Lynch P., Jones M.W., Thierry G. // Frontiers in psychology. -Lausanne, 2016. - Mode of access: https://www.frontiersin.org/articles/10.3389/ fpsyg.2016.01859/full
2 Reading English-language haiku. Processes of meaning construction revealed by eye movements / Müller H.J., Geyer Th., Günther F., Kacian J., Pierides S. // Journal of eye movement research. - Iffwil, 2017. - Vol. 10, N 1. - P. 1-33.
вое специальное исследование французской неоромантической прозы, четко и доказательно представившее особенности поэтики данного литературного течения последней трети XIX в. не только в поэзии и в драматургии, но и в новеллах и романе. Умело выделив в довольно пестрой картине разнообразных эстетических тенденций второй половины позапрошлого столетия круг авторов и произведений, чья поэтика не совпадает ни с реализмом и натурализмом, ни с символизмом, ни с поздним романтизмом или импрессионизмом, Н.М. Хачатрян представила в своей работе целостную и новую концепцию неоромантической прозы во Франции.
Отдавая должное своим предшественникам в изучении вопроса о французском неоромантизме, исследовательница справедливо замечает, что в большинстве работ внимание уделяется исключительно драматическим сочинениям, прежде всего - пьесам Э. Ростана, что пионером в указании на необходимость анализа французской прозы под углом поэтики неоромантизма явился В.А. Луков. В то же время Н.М. Хачатрян избирает собственный, самостоятельный путь такого анализа, обстоятельно объясненный и аргументированный во введении к ее исследованию. Этому немало способствует синтез классических и современных (в частности -тезаурусного) методологических подходов в исследовании неоромантической прозы Франции. Уже сама постановка проблемы говорит о высоком концептуальном уровне рецензируемой монографии.
Основательно исследуемая Н.М. Хачатрян проблема решается на широком литературно-художественном и литературно-критическом материале, хорошо организованном, позволяющем сконцентрировать внимание на узловых вопросах. Книгу в целом отличает глубокая продуманность композиции, четкость формулировок задач исследования. В четырех главах работы последовательно рассмотрены: проблема науки (1 глава), проблема религии (2 глава), историческая тема (3 глава) и тема приключений (4 глава). В орбиту анализа вошли малоизученные писатели и произведения либо более известные, но рассмотренные под новым углом зрения. Проза Жюля Верна, Вилье де Лиль-Адана, Барбе д'Оревийи, Лотреамона, П. Лоти, Л. Буссенара, О. Мирбо, Э. Габо-рио анализируется в точно и конкретно представленном социокультурном, философско-религиозном, политико-экономическом контексте - и современном, и в контексте традиции; по ходу раз-
мышления автора органично возникают сравнения анализируемых сочинений со Свифтом и Гюго, Вольтером и Бальзаком, Байроном и Гюисмансом, Э. По и Ш. Нодье, В. Скоттом и Ш. Бодлером, Ж. де Нервалем и А. Дюма и т.д.
Возвращаясь к творчеству некоторых писателей в разных частях работы (так, о Вилье де Лиль-Адане речь идет в первой, второй и третьей главах; о Барбе д' Оревильи - во второй и третьей главах), исследовательница не повторяется - речь нередко идет о различных произведениях (например, в главе о науке речь идет о романе Вилье де Лиль-Адана «Ева будущего», а в главе о религии -о «Жестоких рассказах»), к тому же мысль ее движется, развивается, открывает новые аспекты поэтики произведений. Так, впервые подробно рассмотрены особенности неоромантического хронотопа научно-фантастических романов Жюля Верна, до сих пор не связываемых с каким-либо определенным литературным течением; впервые, что осознает и сама исследовательница (с. 113), показаны общие черты дендизма у Барбе д' Оревильи и Кьеркегора, убедительно проведена аналогия с жанром притчи в «Дьявольских повестях» (с. 149), вскрыта близость романа «Шевалье де Туш» к жанру эпопеи (с. 224), удачно дифференцируются типы экзотического и колониального романов - П. Лоти, Л. Буссенара, с одной стороны, и О. Мирбо - с другой, любопытно сопоставление «Мемуаров» Видока, социально-криминального романа Э. Сю «Парижские тайны», детективных рассказов Э. По и неороматического детективного романа Э. Габорио (с. 312-314 и далее).
Автор монографии вовлекает читателя в ход своих размышлений, практически всегда убеждая в правоте своей позиции, побуждая согласиться с теми возражениями другим ученым или уточнениями, которые она делает по ходу анализа (см., например, полемику с Дж.Б. Абдуллаевой1 о поэтике Вилье де Лиль-Адана -с. 61; с Т.В. Соколовой2 о дендизме Барбе д'Оревийи - с. 113 и др.). В разделах каждой из глав автор демонстрирует умелое сочетание конкретных наблюдений за элементами текста (фабульными ситуациями, нарративными особенностями, персонажами и т.п.) с дока-
1 Абдуллаева Дж.Б. Традиция и новаторство в творчестве Огюста Вилье де Лиль-Адана: Дис. ... канд. филол. наук. - СПб., 2000.
2 Соколова Т.В. Загадка Жюля Барбе д'Орвильи // Жюль Барбе д'Ореви-льи. Дьявольские повести / Пер. Корнеева Ю.Б. - СПб., 1993. - С. 488-508.
зательными обобщениями; не случайно каждый раздел завершается краткими, но емкими и доказательными выводами. При этом в заключении к монографии, сводя воедино эти выводы, Н.М. Хачат-рян выстраивает логичную и стройную типологию французской неоромантической прозы, выделив не только неоромантический фантастический, исторический и приключенческий типы, но и в каждом из них - особые подвиды («неистовая» фантастическая проза, исторический роман-воспоминание, экзотический, колониальный, детективный романы), что показывает и целостность, и разнообразие исследуемого феномена.
Замечания, которые неизбежно возникают при оценке большого и масштабного самостоятельного исследования, очень немногочисленны и не имеют принципиального характера. Так, удивление, которое выражает Н.М. Хачатрян по поводу причисления героем «Евы будущего» себя и себе подобных к «кавказской расе» (с. 75), может быть легко объяснено тем, что термин «кавказская раса» (race caucasienne - франц.; caucasien - англ.) был впервые введен немецким натуралистом Кристофом Майнером в труде «Картина человеческой истории» и с 1790-х годов вплоть до сегодняшнего дня используется для обозначения людей европеоидной расы, т.е. - европейцев. Кроме того, не могу согласиться с тем, что читателя рассказа Вилье де Лиль-Адана «Герцог Портландский» настраивает на то, что действие будет происходит в Англии, эпитет из шекспировского «Гамлета» - фраза «Добро пожаловать в Эль-синор!» (с. 176) - поскольку Эльсинор все же находится в Дании, а не в Англии.
Более серьезное возражение вызывает следующий тезис исследовательницы: «только неоромантики (во второй половине века) пытались осмыслить причины политических и социальных потрясений, обратившись к прошлому своей страны» (с. 239). Помимо очевидного примера - романа В. Гюго «93 год» - можно вспомнить цикл романов А. Дюма «Соратники Иегу» (1856), «Белые и синие» (1867), «Шевалье де Сент-Эрмин» (1869) или «Ватерлоо» (1865) Эркмана-Шатриана, чтобы усомниться в верности этого тезиса.
Хотелось бы уточнить еще один пассаж книги: говоря о том, что П. Лоти не делает различия между персидскими или арабскими пословицами и стихами, а стихотворение персидского поэта приписывает турецкой культуре, автор монографии замечает, что по-
добное смешение было простительно в XVIII в., что представления о Востоке у писателей тогда создавались заочно. Действительно, Вольтер, упомянутый автором монографии, не был на Востоке, однако в эпоху Просвещения было довольно французских писателей, которые не только путешествовали в восточные страны, но и были учеными-востоковедами - например, А. Галан или Петис де ла Круа. А Вольтер, хотя и не ездил на Восток, довольно основательно изучал источники, которые были в распоряжении французов XVIII в., - например, «Восточную библиотеку» Бартелеми д'Эрбело (1697): этот труд служил энциклопедией по исламу в течение двух веков. Французский ориентализм уже с XVIII в. активно развивался и, хотя сегодняшние представления о Востоке гораздо более точны и дифференцированны, не следует думать, будто смешение разных восточных традиций, обобщение персидского, арабского, турецкого, а иногда даже и китайского культурного наследия происходило в XVIII - начале XIX столетия по незнанию. Оно было в большой степени концептуальным, не менее, хотя и по-другому концептуальным, чем у Лоти: писатели эпохи Просвещения старались продемонстрировать особенности экзотического «другого» по отношению к европейской культуре, сознательно объединяя культуру «стран Леванта» - различие между ними было для них до поры до времени менее важно, чем отличие их от Европы.
Как всякий серьезный историко-литературный труд монография Н.М. Хачатрян вызывает желание и согласиться со многими наблюдениями и выводами автора, но и завязать живой разговор об исследуемом в книге феномене, порой - вступить в дискуссию о нем. Это означает, что рецензируемая монография не только содержит в себе важную и новую информацию, не только развивает интересную и в целом убедительную научную концепцию, но стимулирует дальнейшие исследовательские поиски своеобразия французской неоромантической прозы, что позволяет считать публикацию данной книги важным событием современного литературоведения.
Н. Т. Пахсарьян
