писательницы замечать общественные перемены; в нем изображен социально изменившийся мир послевоенной Британии, персонажи уже не те, кем кажутся. По мнению Дж. Лэнчестера, суть детектива именно в том, чтобы разгадать, кто же из персонажей - не те, кем кажутся, в этом он видит особую привлекательность А. Кристи для читателей.
Сравнение британских и американских «прочтений» творчества А. Кристи невольно подводит к мысли о некотором цивилиза-ционном когнитивном диссонансе, нашедшем выражение в понимании жанра детектива.
Список литературы
1. Лэнчестер Дж. Дело Агаты Кристи.
Lanchester J. The case of Agatha Christie // London review of books. - L., 2018. -Vol. 40, N 24. - P. 3-8.
2. Саруханян А.П. Агата Кристи // Энциклопедический словарь английской литературы ХХ века. - М.: Наука, 2005. - С. 211-214.
3. Томпсон Л. Агата Кристи: Английская загадка.
Thompson L. Agatha Christie: An English mystery. - L.: Headline review, 2007. -534 p.
4. Уилсон Э. Почему читают детективы.
Wilson E. Why do people read detective stories // New Yorker. - N.Y., 1944. -14.10. - P. 78-81.
5. Уилсон Э. Кого интересует, кто убил Роджера Экройда.
Wilson E. Who cares who killed Roger Ackroyd // New Yorker. - N.Y., 1945. -20.01. - P. 59.
6. Ханна С. Не надо снисходительно относиться к Агате Кристи - она гений. Hannah S. No one should condescend to Agatha Christie - she's a genius // Guardian. - L., 2015. - 16 May. - Mode of access: https://sophiehannah.com/no-one-should-condescend-to-agatha-christie-shes-a-genius/
2019.02.033. ХЕССИНГ Й., ЛЕНЦЕН В. ЗЕБАЛЬД: ВЗГЛЯДЫ. HESSING J., LENZEN V. Sebalds Blick. - 2 Aufl. - Gottingen: Wallstein Verlag, 2016. - 264 S.
Ключевые слова: немецкая литература ХХ в.; В.Г. Зебальд; документ, фотография, претекст в художественной литературе.
В.Г. Зебальд (1944-2001) - выдающийся немецкий писатель последнего десятилетия ХХ в., чей голос, «мерцающе-таинственный», вместе с тем отчетливо говорил от имени «жертв» в послево-
енной литературе Германии, - родился в маленьком альгойском городке Вертах. После изучения германистики и англистики в университетах немецкого Фрайбурга и швейцарского Фрибура в 1966 г. переехал в Англию, которую более не покидал, - с 1970 г. он преподавал в Университете Восточной Англии в Норвиче, где в 1988 г. стал профессором, возглавив кафедру европейской литературы.
Однако в тот самый момент, когда его академическая карьера, как отмечают авторы книги, достигла вершины, в его жизни и творчестве наметился поворот. В самом конце 1980-х годов он дебютировал как писатель - опубликовав сначала длинное стихотворение «После природы» («Nach der Natur», 1988), за которым последовал целый ряд прозаических текстов, быстро сделавших его по-настоящему знаменитым повсюду - но, в первую очередь, в англоязычном мире.
Авторы реферируемой книги задаются вопросом, действительно ли такой поворот в его судьбе можно считать неожиданным? Или его более ранние публикации - исследования в области истории немецкой литературы - неявным образом направляли его уже к собственным художественным текстам?
В первой части книги, которая называется «Ранние тексты» (Gesellenstücke) и написана профессором германистики из Еврейского университета в Иерусалиме Иакобом Хессингом, ровесником писателя, исследуются в первую очередь названные вопросы. Предпринятый им анализ академических исследований В.Г. Зе-бальда о творчестве Карла Штернгейма (магистерская диссертация1, изучается в 1 главе) и Альфреда Дёблина (докторская диссер-тация2, изучается во 2 главе) показывает, какие способы работы со словом и стилистические стратегии вызывают у Зебальда раздражение, и, соответственно, от чего сам он как «потенциальный» писатель стремится максимально дистанцироваться. В главе «Эссе» обсуждаются, напротив, работы Зебальда о тех писателях, которые вызывают у него симпатию. Это в первую очередь немец Александр Клуге и австрийцы - Петер Хандке, Иозеф Рот и др.
1 Winfried Georg Sebald. Carl Sternheim. Kritiker und Opfer der wilhelminischen Ära. - Stuttgart, 1969.
2 Winfried Georg Sebald. Der Mythus der Zerstörung im Werk Döblins. - Stuttgart, 1980.
Именно австрийские писатели вызывают у него неизмеримо большие симпатии, чем литераторы-немцы. «Главный интерес Зе-бальда как исследователя сосредоточен в пространстве австрийской литературы, не в Германии. Штернгейм и Дёблин были немцами ("Preussen"). И остается только гадать, не стало ли именно это одной из причин его "агрессивного отношения" к их творчеству» (S. 32).
Не случайно, как считает И. Хессинг, интерес писателя сфокусирован и на романе Франца Кафки «Замок»: то, что он лишь позднее распознает у Йозефа Рота, он сразу видит у Кафки. «Работая над романом "Замок", - пишет Зебальд (в эссе о Кафке), - он ощущает собственную непосредственную близость к смерти» (с. 88). Эссе называется «Неоткрытая земля. Структура мотивов в "Замке" Кафки» и написано еще в 1972 г. - в то время, когда он был погружен еще в работу над своей диссертацией (о Дёблине).
И если то место, которое займут в его творчестве Герхард и Йозеф Рот, станет ясно самому В.Г. Зебальду лишь много позднее, то с Францем Кафкой дело обстоит совершенно иначе.
Кафка притягивает Зебальда с самого начала - причем до такой степени, что персонаж дневников последнего, охотник Ханс Шлаг (прототип персонажа рассказа «Охотник Гракх»), совершенно естественным образом интергрируется в собственный художественный мир немецкого писателя, определяя структуру первого же его собственного объемного прозаического текста - четырехча-стного опуса «Головокружения» («Schwindel. Gefühle», 1990).
Из всей мировой литературы именно с Францем Кафкой В.Г. Зебальд чувствовал наиболее тесную связь, считает Й. Хессинг и показывает, каким именно образом Зебальд «приглашает» Кафку в свой мир, вводит в прозу, превращая в органически присущее ей измерение. В данном случае, подчеркивает исследователь, речь уже не может идти о том, что исследователь В.Г. Зебальд пишет о писателе Кафке, нет, он пишет от имени этого писателя - полностью переняв его взгляд на мир, продолжая и развивая присущие ему интонации и, что важнее всего, несомненно переходит при этом «невидимую границу» между «чужим» и «своим» (с. 88).
Конечно, столь глубокое «освоение» («присвоение») Кафки имеет непосредственное отношение к той «острой чувствительности к "знакам смерти"» (с. 89), которую с юности обнаруживает
сам Зебальд. Именно эти знаки первыми бросаются ему в глаза, когда он всматривается в ландшафт вокруг «Замка».
Судьба евреев в гибнущей Австро-Венгерской империи в действительности очень занимала Кафку, однако по его ранним произведениям это едва ли заметно. Зебальд обнаруживает этот уровень его прозы во втором «кафкианском» эссе, написанном вскоре после публикации исследования о последнем романе писателя. Оно называется «Закон позора - власть, мессианство и изгнание в романе "Замок"»1 и проливает свет на некоторые представления Зебальда о еврействе. В землемере К. Зебальд видит мессианский персонаж, добровольно принимающий свою «приго-воренность к гибели» (с. 89).
При этом само название реферируемой книги «Зебальд: Взгляды» не имеет прямого отношения ко взглядам (мировоззрению) Зебальда, а отсылает скорее к его способам смотреть на мир -историю, культуру, литературу, включая и творчество предшественников.
Название подчеркивает еще одну важную особенность реферируемой книги, которая представляет собой обмен взглядами на творчество В.Г. Зебальда между израильским германистом Й. Хес-сингом, анализирующим ранние литературоведческие работы писателя в первой части, и немецкой исследовательницей, специалистом в области иудаистики, профессором Вереной Ленцен из Института Иудео-Христианских исследований в Люцерне (Швейцария), которая сосредоточивает свое внимание на поздней, художественной, прозе писателя - в первую очередь, на его главном и последнем произведении «Аустерлиц» (2001).
Во второй части книги «Паутины у Зебальда» («Spinne im Sebald»), написанной В. Ленцен, исследуются, таким образом, способы и особенности сплетения воедино текста и изображений (в частности, фотографий) в так называемый «бриколаж» (bricolage). Через него, как считает исследовательница, открываются возможности непрямого (единственно возможного для автора нееврейского происхождения) приближения к катастрофе Холокоста - к памяти мертвых и о мертвых. В.Г. Зебальд выступает только как
1 Sebald W.G. The law of ignominy - authority, messianism and exile in Kafka's «Castle» // On Kafka - Semi-centenary perspectives / Ed. by Kuna F. - L., 197б. - P. 42-59.
рассказчик услышанного - передает свидетельства еврейских жертв - и открывает, таким образом, реальную возможность меж-поколенческой памяти о жертвах внутри немецкой литературы.
В центре исследования В. Ленцен - биографии и дневниковые записи бывших узников Освенцима и других немецких концлагерей (в первую очередь, Жана Амери, Х.Г. Адлера и Примо Ле-ви), но также и сами места преступления - концлагеря - от Брюсселя до Бреендонка; их место внутри текста Зебальда, воздействие оттуда на читателя. В. Ленцен показывает, как, сплетая воедино тщательно выверенные фотообразы, часто выступающие в роли «дорожных знаков», и, собственно, текст, В.Г. Зебальд постепенно «переводит стрелки» повествования так, чтобы они естественным образом вели его в направлении катастрофы - массового уничтожения людей.
Примечательно при этом, что такой «перевод стрелок» осуществляется им, как правило, на вокзалах - реальных вокзалах Праги, Парижа, Антверпена и др., которые, с одной стороны, представляют собой примечательные архитектурные сооружения, образцы своеобразного архитектурного гигантизма с огромным количеством архитектурных излишеств, не проходящих мимо его внимания; а с другой стороны, читая столь же, казалось бы, избыточные их описания, ощущаешь, как именно с этих вокзалов «поезда неостановимо движутся к катастрофе» (с. 9): в реальности Третьего рейха «транспорты», набитые предназначенными к уничтожению евреями, в самом деле отправлялись с этих вокзалов в многочисленные лагеря смерти, рассеянные по всей Европе. Отнюдь не прямой, но безошибочный в своей несомненной «художественности» способ, каким в «Аустерлице» показано постепенное нарастание катастрофы до общечеловеческих масштабов, делает В.Г. Зебальда единственным в своем роде немецким писателем второй половины ХХ в.
Е.В. Соколова