CC BY
16
2019.02.011. ГЛУШАКОВ ПС. «КАК-НИБУДЬ ВКЛЮЧИТЬСЯ В НАРОДНУЮ ЖИЗНЬ» (АКСИОЛОГИЧЕСКИЕ ПОИСКИ М. ГОРЬКОГО И В.М. ШУКШИНА) // Труды и дни: Памяти
B.Е. Хализева: Сб. / Отв. ред. Чернец Л.В. - М.: Макс Пресс, 2017. -
C.171-194.
Ключевые слова: аксиологический подход; М. Горький («Чел-каш», «Озорник», «Дети солнца»); В.М. Шукшин (рассказы и фильм «Калина красная»); русский национальный характер; крестьянский мир; коллизия русской литературы: интеллигенция и народ («дети солнца» и «дети земли»).
Автор статьи д-р филол. наук П.С. Глушаков (Латвия, Рига), опираясь на теоретические суждения В.Е. Хализева, рассматривает героев М. Горького и В. Шукшина в ракурсе их аксиологической (ценностной) ориентации. При этом речь идет «не о героях в ореоле исключительности (индивидуалисты байроновского или "пред-ницшеанского" толка, "духовные скитальцы", бунтари, революционеры), а о людях обыкновенных, не притязающих на амплуа избранников и на масштабные свершения»1. Произведения Василия Шукшина правдивы как в социально-бытовом, так и в художественном плане. «Нравственность - есть правда», - так определил сам писатель свою главную заповедь, которую он никогда не нарушал, несмотря на все трудности.
Интерес к творчеству «пролетарского писателя» определился у Шукшина еще в годы обучения во ВГИКе. Для написания режиссерской экспликации он выбрал горьковского «Озорника» (1897). Рассказ заинтересовал его «босяцкой темой», самим подходом к «проблемам русского национального характера...»2 Однако студенту Шукшину режиссерско-актерская работа над образом Ни-колки Гвоздева не удалась, хотя знаменателен сам факт, что он «задумался над такими героями еще в 1955-1956 годах.»3 (с. 172).
1 Хализев В.Е. Ценностные ориентации русской классики. - М., 2005. -
С. 4.
2 См.: Глушаков П. С. Первые литературные опыты Василия Шукшина // Вопр. лит. - М., 2013. - № 5. - С. 347-380; Глушаков П.С. «Озорник» М. Горького в рецепции В.М. Шукшина // Вопр. лит. - М., 2016. - № 1. - С. 301-324.
3 Коробов В.И. Василий Шукшин. - 2-е изд. - М., 1988. - С. 228.
Будущему писателю, разъясняет П.С. Глушаков, не могли импонировать некоторые взгляды М. Горького, «в частности его критика крестьянского мира, особого социокультурного явления русской деревни» (с. 173). Не принимая этических установок пролетарского писателя, Шукшин во многом «следовал за горьковски-ми приемами изображения деревенской действительности» и ее героя: «чудика - непутевого - озорника»1. «Злые и умные» герои других горьковских рассказов привлекали Шукшина «вызовом рутине жизни и мышления». Однако от «злых озорников» всего только шаг до обитателей воровского «логова» из фильма «Калина красная», олицетворяющих «безнравственный мир в его неприкрытом виде» (с. 175).
Не случайно поэтому такую негативную реакцию у Шукшина вызвал рассказ М. Горького «Челкаш» (1895), повествующий «о заядлом пьянице и ловком, смелом воре». П.С. Глушаков полагает, что образ Челкаша стал значимым для конструирования образа Губошлепа в фильме «Калина красная». Его нескрываемая ненависть при встрече с Егором Прокудиным первым делом бросается в глаза. Естественность, «отсутствие "всяческой игры" и позы у Егора противостоят смертельной игре предводителя воровской шайки» (с. 175). В финале повести он станет убийцей Прокудина.
Помимо новеллистического творчества весьма продуктивным П.С. Глушаков считает обращение к драматургическому наследию М. Горького. Его пьеса «Дети солнца» (1905) оказалась «непосредственно включена в мировоззренческие дискуссии того времени... в круг "вечных" русских книжно-интеллигентских тем» (с. 177). Их обобщенное понимание сразу после появления пьесы выразил А.И. Куприн: «Дети солнца - аристократия ума и духа в лучшем смысле этого слова. Они - люди науки, поэзии, художественности и всего возвышенного... Дети земли чувствуют душою превосходство детей солнца, но их созидательная работа ничего не говорит бедному, узкому и темному уму первых.»2
Трагическое противоречие «детей земли» и «детей солнца» -основная коллизия горьковской пьесы, отмечает П. С. Глушаков.
1 О генеалогии героя см.: Глушаков П.С. Еще раз о «чудике» Василия Шукшина // Cuadernos de Rusistica española. - Granada, 2009. - N° 5. - P. 54-62.
2 Цит. по: Горький М. Полн. собр. соч.: В 25 т. - М., 1970. - Т. 7. - С. 653.
И прочтение этой темы Шукшиным традиционно; речь идет о «коллизии. всей русской литературы: интеллигенция и народ» (с. 177). В статье «Монолог на лестнице» (1968) писатель скажет о «подвижничестве» в сближении с народом как первоочередной задаче «истинных интеллигентов»: «Можно, пока есть силы, здоровье, молодая душа и совесть, как-нибудь включиться в народную жизнь...»1 (5: 55. - Курсив. - Реф.).
Этой задаче Шукшин посвятил и свое художественное творчество, и свою жизнь. Выросший и воспитанный «в гуще народной жизни», он, на первый взгляд, плоть от плоти «дитя земли». Однако стремление познать другой, во многом противоположный мир (интеллектуальных «салонов» Москвы, кинематографической «богемы», «оттепельных дискуссий» и интеллигентских поисков «детей солнца») определило его творческое становление в 1960-е годы. «Именно с этим миром (весьма ему симпатичным в лучших и искренних своих проявлениях) связал он свою жизнь, не отделяя себя. от своих корней, но и не отрекаясь от новых, завоеванных им позиций» (с. 178).
Стремление к обладанию знанием («солнцем» как его образом-символом) подкрепляется у Шукшина этическими понятиями «совести» и «правды». Игнорируя эти нравственные категории, всякий ученый «неминуемо становится алхимиком почти в буквальном смысле слова, как и центральный персонаж "Детей солнца" Павел Фёдорович Протасов» (с. 179).
В чудаковатом образе профессора с особой яркостью Горький выразил трагическое несоответствие «должного и сущего». П.С. Глушаков полагает, что мимо такой фигуры не мог пройти автор знаменитого рассказа «Чудик» (1967). «Образ "Профессора" как обобщенный знак отвлеченного мудрствования (предельный и очень знаменательный пример этому - Мудрец из сказки "До третьих петухов.") достаточно часто встречается на страницах шукшинских произведений» (с. 192).
Драматург недвусмысленно подчеркнул «детскость» Протасова. И подобные образы у Шукшина «не только повторяют эту отличительную характеристику, но развивают ее до типологиче-
1 Здесь и далее цитаты приведены по изданию: Шукшин В.М. Собр. соч.: В 5 т. - М., 1996 (с указанием в скобках тома и страницы).
ской детали». В рассказе «Ночью в бойлерной» рассматриваемый тип персонажа имеет такие примечательные характеристики: «натуральный профессор. по русскому языку. филолог. а сам как ребенок.» (4: 393). Типологичность восприятия Шукшиным разных социальных типов проявилась в том, что герой-«профессор», например, это конечно же «обобщенная характеристика человека особого склада, но никак не профессиональная» (с. 193).
Одним из главных упреков автору «Детей солнца» было указание на «схематичность» образов, на «отвлеченность» того же Протасова. Но для Шукшина, полагает П.С. Глушаков, был важен именно знак образа. Поэтому-то многие его герои, «ищущие и неуемные по натуре, чудаки, выдумывающие вечный двигатель или исследующие невидимый глазу мир под микроскопом, наделены «знаковой» внешностью «профессора»: «детскость поведения, склонность к отвлеченной рефлексии» (с. 193). Показательно присутствие в рассказе «Ночью в бойлерной» ироничной «солнечной» символики: от своих дневных бед разные люди спасаются поздней ночью.
Любопытно, что шукшинские «естествоиспытатели» предпочитают работать исключительно по ночам. Таковы герои рассказов «Микроскоп» и «Упорный». Последний изобретает свой вечный двигатель под покровом темноты: «Моня придумал его ночью», -но утро и день приносят ему беды и разочарования; его высмеивают и не принимают всерьез. Примечателен финал рассказа: «Моня сидел в горнице, смотрел в окно. Всходило солнце. недосягаемое, неистощимое, вечное. А тут себе шуруют: кричат, смешат, трудятся, поливают капусту.» (2: 243-244).
Шукшинским героям «типологически близок горьковский Егор - ищущий человек, талантливый слесарь, многое сделавший для протасовской лаборатории. В сцене холерного бунта Егор олицетворяет не только социальный протест "детей земли", но и личное непонимание целей науки; огорченный смертью жены, предотвратить которую не в силах достижения медицины, Егор становится на путь разрушения» (с. 194). И в шукшинском рассказе «Микроскоп» передан мистический страх перед «наукой» и ее деятелями, которые якобы повинны в бедах простых людей (1: 400-401).
Писатель «не снимает и не разрешает противоречий» драмы М. Горького «Дети солнца», но использует ее коллизии в своих
творческих поисках. Поэтому, считает П.С. Глушаков, «вряд ли плодотворно искать тут прямых цитатных или реминисцентных соответствий (хотя, вероятно, и это имеет место). Горьковские герои явились благодатным художественным материалом для Шукшина, степень литературной "отзывчивости" которого только начинает изучаться» (с. 194).
А.А. Ревякина
2019.02.012. Т.Н. КРАСАВЧЕНКО. КАК ВЛАДИМИР НАБОКОВ ПОССОРИЛСЯ С ЭДМУНДОМ УИЛСОНОМ: ЭПИЗОД ИЗ ИСТОРИИ МЕЖКУЛЬТУРНЫХ ОТНОШЕНИЙ. (Статья).
Ключевые слова: Владимир Набоков; Эдмунд Уилсон; А.С. Пушкин, «Евгений Онегин»; перевод.
Владимир Набоков считал перевод «Евгения Онегина», над которым он работал десять лет, самым важным проектом своей жизни и в то же время, как все переводы поэзии, тщетной попыткой. В 1955 г., в самом начале работы над «Онегиным», он напечатал в знаменитом журнале «Нью-Йоркер» стихотворение о невозможности перевода1:
What is translation? On a platter A poet's pale and glaring head, A parrot's screech, a monkey's chatter, And profanation of the dead. Что перевод? Лишь бормотанье Мартышки, попугая крик, Поэта черепа мерцанье И оскверненный смерти лик
Перевод И. Захарова
Это стихотворение, написанное онегинской строфой, по словам американского журналиста и писателя Дэвида Ремника (с 1998 г. главного редактора «Нью-Йоркера»), - дань Набокова Пушкину и извинение (apology) перед поэтом и русским языком2.
1 Nabokov V. On translating «Eugene Onegin» // The New Yorker. - N.Y., 1955. - 8.01. - Р. 34.
2 Remnick D. The translation wars // The New Yorker. - N.Y., 2005. - 30.10. -Mode of access: https://www.newyorker.com/magazine/2005/11/07/the-translation-wars
