CC BY
8
госрочных проектов, приносящих ощутимые результаты через отдаленные промежутки времени. Поэтому отсутствие достаточных гарантий долгосрочной занятости является отрицательным стимулом для такого рода деятельности. Реализация долгосрочных исследовательских и образовательных программ крайне затруднительна, когда большинство сотрудников, в том числе и профессора, руководящие реализацией этих программ, работают на основе краткосрочных контрактов, не имея надежных гарантий занятости в будущем. Поэтому, как полагают противники неолиберальных тенденций в управлении наукой и высшим образованием, необходимо сохранить, хотя бы отчасти, традиционную систему занятости академических сотрудников, сложившуюся в предыдущий исторический период. В противном случае дальнейшее развитие науки и высшего образования может оказаться под угрозой.
По мнению автора, всестороннее обсуждение этой проблемы должно привести к формированию более взвешенного подхода к проблеме условий занятости академического персонала университетов. Господствовавшая в последние десятилетия тенденция к снижению гарантий занятости в академической сфере должна быть ограничена и поставлена под разумный контроль. Как и в середине прошлого века, должны быть сформированы общепризнанные принципы и институты, регулирующие занятость академического персонала. При этом в равной мере должны учитываться как коммерческие интересы университетов, так и интересы долгосрочного развития сферы науки и высшего образования.
М.О. Лихачев
2019.01.031. ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗАЦИЯ И МИГРИРУЮЩИЕ УЧЕНЫЕ: СКРЫТЫЕ НАРРАТИВЫ МОБИЛЬНОСТИ / МОЛИ Л., АЛЕКСИАДУ Н., ГАРАЦ С., ГОНСАЛЕС-МОНТЕГУ-ДО Х., ТАБА М.
Internationalisation and migrant academics: The hidden narratives of mobility / Morley L., Alexiadou N., Garaz S., Gonzalez-Monteagudo J., Taba M. // Higher education. - 2018. - Vol. 76. - P. 537-554. - Mode of access: https://doi.org/10.1007/s10734-017-0224-z
Ключевые слова: экономика знаний; высшее образование; интернационализация; мобильность; мигрирующие ученые; идентичность.
Авторы реферируемой статьи, сотрудники ведущих европейских университетов (Великобритания, Швеция, Австрия, Испания, Венгрия), обращаются к проблеме мобильности и мигрирующих ученых в высшем образовании.
Сегодня тема интернационализации доминирует в дискурсе высшего образования. Интернационализация неизменно предстает как безусловное благо - идеологически нейтральное, последовательное, основанное на знаниях политическое вмешательство. Между тем это сложная совокупность ценностей, связанных не только с экономическим ростом и процветанием, но и с глобальным гражданством, транснациональным капиталом, социальной сплоченностью, межкультурными отношениями и т.д.
Мобильность - основная составляющая глобальной науки. Международные движения, потоки и сети воспринимаются как ценный транснациональный и перемещаемый капитал. Для некоторых экспертов интернационализация концептуально связана с политической экономией неолиберализма и пространственным расширением рынка, другие поднимают вопросы о том, какие знания распространяются, кому они принадлежат и является ли интернационализация формой реколонизации и конвергенции, стремящейся к гомогенизации разных систем высшего образования (с. 538)?
Статистические данные об академической мобильности весьма ограничены. Проводятся исследования динамики мобильности, ее связи с конкретными географическими регионами и системами высшего образования, но мало данных о мобильности, связанной с развитием карьеры. В странах, составляющих единое пространство европейского высшего образования (European Higher Education Area - EHEA), развитие мобильности академического персонала входит в задачи национальной научной политики, однако менее половины стран-членов собирают данные об уровне участия в международной мобильности исследователей, преподавателей или докторантов.
В одном из международных исследований интернационализации высшего образования, проведенном в 2015 г., было выявле-
но, что доля сотрудников университета с международным опытом составляет от 18 до 23% в Финляндии, Норвегии, Великобритании и США и 3-9% - во Франции, Японии и Испании (с. 539). По данным другого исследования, собранным в 1336 европейских вузах, значительное количество учреждений высшего образования имеют до 10% сотрудников с опытом работы не менее одного года за рубежом. Широко распространена среди преподавателей также практика участия в краткосрочных международных исследовательских проектах (там же).
Исследования по транснациональной академической мобильности показывают, что нет универсальной модели, которая описывала бы способы ее реализации. В отправляющих и принимающих странах существуют разные модели и движущие силы, которые в большой степени зависят от контекста. Характер и продолжительность мобильности, возможности и ограничения существенно различаются и часто связаны с разными аспектами - ген-дерными, расовыми, возрастными, социально-экономическими, дисциплинарной локализацией. Существуют и другие факторы, способствующие принятию учеными решения поменять работу, -особые исследовательские проекты, репутация принимающего учреждения, доступ к хорошей инфраструктуре, исторический и культурный интерес к местоположению принимающего учреждения и т.д. Нехватка рабочих мест на рынке научного труда, финансовые и ресурсные ограничения также могут служить сильными драйверами академической мобильности, особенно для молодых ученых, начинающих свою карьеру. Различается также продолжительность пребывания - от краткосрочного до постоянного.
Академический персонал выполняет различные функции в принимающих странах - преподавание, исследования, администрирование или их сочетание. Т. Ким разработал типологию ученых-мигрантов, включающую три широкие категории: 1) интеллектуалы, выполняющие творческую работу; 2) эксперты, обладающие методологическими исследовательскими навыками; 3) ученые-руководители, генеральные менеджеры, обладающие управленческими навыками (с. 540).
Интернационализация - неотъемлемая часть глобальной экономики знаний. Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) одобрила идею «трансграничного высшего обра-
зования», которая отвечает «человеческим, социальным, экономическим и культурным потребностям» (цит. по: с. 540). Однако в этой повестке дня есть и региональный аспект, который проявляется определенными успехами в развитии высшего образования в Восточной Азии, Южной и Северной Америке, Африке и на Ближнем Востоке. Некоторые из этих регионов характеризуются как экспортеры, а другие - как импортеры моделей научных знаний и ученых.
Авторы статьи провели ряд полуструктурированных интервью с учеными из различных стран (Австрия, Колумбия, Гана, Гватемала, Мексика, Польша, Румыния, Сербия, Португалия, Великобритания и США), работающими или работавшими в университетах Гонконга, Венгрии, Казахстана, Японии, Польши, Катара, Испании, Турции, Великобритании и США. Респонденты были отобраны через личные и профессиональные сети с учетом пола, этнической принадлежности, возраста, страны происхождения и занятости. Они представляли различные карьерные этапы мобильности, включая докторантов, преподавателей, ассистентов преподавателей, ассоциированных и полных профессоров. Гендерный состав участников - девять женщин и пять мужчин в возрасте от 20 до 65 лет. Четыре участника были этническими рома (цыгане), четыре - латиноамериканцами, один - из стран Африки к югу от Сахары и один участник смешанной расы - афроамериканской и европейской. Большинство респондентов свободно говорили на двух или более языках. Участники представляли социальные и гуманитарные науки.
Авторам исследования удалось выявить разные возможности академической мобильности. ООН определяет мигрантов как лиц, проживающих за пределами своей родины в течение 12 и более месяцев. Однако помимо этого формального существует множество других определений понимания и изображения мобильности. Во многих случаях академическая мобильность для участников была вызвана поиском новых, зачастую краткосрочных, профессиональных или экономических возможностей, в других - это был отголосок исторических колониальных связей.
Все интервью проводились на английском языке, транскрибировались и кодировались с опорой на тематический и диалогический анализ. Авторы задавали не только вопрос «что» (темы и
содержание), но и вопросы «кто», «когда» и «почему». Учитывались такие факторы, как причины, условия, события, инциденты, стратегии, контекст, вмешательство условий, действия / взаимодействия и последствия. Были также определены ключевые дискуссионные вопросы, позволяющие раскрыть возможности и ограничения политики в сфере мобильности маргинальных групп (с. 542).
Вначале интервьюеры поощряли личные повествования, выявляющие смысл и индивидуальное участие, а затем переходили к обсуждению других вопросов - культурных и профессиональных контекстов; мотивации мобильности; личных и профессиональных преимуществ и недостатков; факторов, способствующих положительному или отрицательному опыту; связи интернационализации с социальной идентичностью. Участников также просили рассказать о потребностях в поддержке, а также о том, какие формальные и неформальные вмешательства были бы полезны для их мобильности.
Авторы использовали два основных теоретических подхода: новую парадигму мобильности в социальной науке, с помощью которой изучают взаимозависимые движения людей, информации, образов и объектов1, и теорию эпистемической справедливости2. Согласно новой парадигме, академическая мобильность означает, что появляются новые знания, которые широко распространяются, тестируются и обмениваются; создаются сети знаний и сети взаимодействия. Концепция эпистемической справедливости признает право на сосуществование множественных форм знания, их разнообразие и равенство знающих.
Ученые-мигранты как чужестранцы могут занимать предельные пространства в глобальной науке. Такое позиционирование помогает понять материальные, интеллектуальные и социальные аспекты экономики знаний. По рассказам участвующих в исследовании 14 ученых-мигрантов как работников знаний, их опыт мобильности был контекстуальным, условным и противоречивым. Они редко оценивали его как полностью положительный
1 Sheller M., Urry J. The new mobilities paradigm // Environment and planning. -2006. - Vol. 38, N 2. - P. 207-226.
2 Fricker M. Epistemic injustice: Power and the ethics of knowing. - Oxford: Oxford univ. press, 2007.
или полностью отрицательный, скорее они описывали его как сложный комплекс возможностей и ограничений. Участники рассказали о положительном влиянии международной мобильности на развитие в профессиональном плане, включая расширение и диверсификацию профессиональных сетей, повышение продуктивности, приобретение межкультурных компетенций и глобального гражданства.
Многие респонденты отмечали и отрицательные последствия мобильности. Часто она усугубляет отчуждение, приводит к потере гражданства и национальной идентификации. Например, некоторые из респондентов не могли определить свою национальную идентификацию. По их словам, само понятие национальности для мигрирующих ученых в глобальной экономике знаний стало уже архаичной конструкцией. Например, участники исследования -цыгане часто указывали больше на свою транснациональную этническую группу, чем на страну происхождения.
Детерриториализированные позиции ученых-мигрантов были описаны как нестабильные, включая ненадежность краткосрочных контрактов и визовых соглашений, второсортное гражданство и недолговечные отношения. Дислокация имеет и социальный эффект, тесно связанный с «инаковостью». Отличие, «инаковость» были доминирующими темами в ответах респондентов, иногда сопряженных с опытом расизма, сексизма или социальными привилегиями. Она имела разнообразные материальные последствия. «Инаковость», расизм, дискриминация и предрассудки были отмечены участниками, перемещающимися с Глобального Юга на Глобальный Север или из маргинальных общин цыган в «мейнстрим». Например, один ученый мексиканец, работающий в США, отмечал, что отношение к нему отличалось от отношения к коренным американцам: он дважды пытался получить полного профессора и дважды его кандидатура была отклонена.
Гендерная дискриминация, по словам многих респондентов, может быть как двигателем, так и ограничителем для академической мобильности. Возможности для академической мобильности отличаются сильной гендерной предвзятостью в отношении женщин.
В некоторых условиях ученые-мигранты могут чувствовать себя скорее работниками знаний, а не их производителями. Они
всего лишь «поглощают» местные способы (пере)создания знаний, вместо того чтобы активно вкладывать свой труд в его производство. Это говорит о том, что распространение знаний в мировой экономике через интернационализацию высшего образования может быть более ограниченным, чем предполагалось ранее.
В заключение авторы отмечают, что социальные аспекты международной академической мобильности нуждаются в дальнейшем исследовании. Необходимо определить, в какой степени национальные типы социально-экономического неравенства и ограничений переносятся на международную академическую мобильность. Было бы также интересно изучить опыт ученых-мигрантов в области STEM.
М.П. Булавинова
