CC BY
76
ДРЕВНИЙ МИР
2019.01.001. ФИГЕЙРА Т. ИЛОТИЯ И СПАРТАНСКАЯ ЭКОНОМИКА.
FIGUEIRA T. Helotage and the spartan economy // A companion to Sparta / Ed. by Powell A. - Hoboken (NJ, USA); Chichester (West Sussex, UK): Wiley Blackwell, 2018. - Vol. 2. - P. 565-595.
Ключевые слова: Спарта архаического и классического периодов; спартанская экономика; спартанская илотия.
Статья профессора древней истории Рутгерского ун-та (Нью-Джерси, США) посвящена одной из центральных проблем истории Спарты - спартанской илотии - специфической формы рабства, являвшейся основой социально-экономической системы спартанского общества архаического и классического периодов.
Как отмечает Т. Фигейра, для тех исследователей, которые (как и сам автор) полагают, что Спарта была атипичным полисом, задача состоит, прежде всего, в том, чтобы объяснить, каким образом около примерно 600 г. до н.э. ее развитие отклонилось от общей линии эволюции эпохи «темных веков» и ранней архаики. Эта задача, однако, усложняется парадигмальной природой классической Спарты как своеобразной антимодели демократических Афин и отправного пункта теоретизирований на тему полиса. Не последнюю роль в этом сыграли также исторические представления самих спартанцев, согласно которым любые изменения в общественной системе трактовались либо как неоправданное отклонение от установленных легендарным Ликургом порядков, либо, напротив, как их реставрация (с. 565).
Рассматривая базовые черты илотии, автор обращает внимание на тот факт, что оценка ее античными писателями была двойственной. С точки зрения одних, илотия представляла собой нечто среднее между свободой и рабством. Но, по мнению большинства, илоты, несомненно, были douloi («рабы»), а их положение являлось наиболее тяжелой формой рабства. При этом каждый отдельный спартиат не был собственником своих илотов. Он не имел права ни продать их, ни отпустить на свободу. В качестве члена корпорации «равных» (homoioi) он являлся лишь получателем ренты с расселенных на его наделе (Ыё1ге) илотов. Отпускать их на свободу могло только государство. Поэтому античные писатели называли илотов общественными (государственными), а не частными рабами. Им разрешалось иметь семьи и осуществлять собственные религиозные обряды, а также пользоваться правом убежища в храме Посейдона на мысе Тенар.
Однако несмотря на определенную степень защиты, обращение с илотами было демонстративно жестоким. Превентивные акты террора (krypteia), направленные на физическое устранение казавшихся потенциально опасными илотов, осуществлялись в рамках ежегодно объявляемой им войны и являлись лишь наиболее известным способом подавления сопротивления. В целом, отмечает автор, хотя илотия освобождала спартиатов от труда, некоторые античные писатели подвергали сомнению достоинства этой системы, обращая, в частности, внимание на тот факт, что исходящая от илотов угроза была в очень большой степени определяющим фактором всей внутренней и внешней политики Спарты (с. 567).
Культурные (и даже статусные) различия между лаконскими и мессенскими илотами гипотетически можно предполагать, хотя практически они едва уловимы. В классический период часть илотов, несомненно, идентифицировала себя в качестве мессенцев и стремилась не только к личному освобождению, но и к восстановлению независимости Мессении. Другая часть в большей степени ассоциировала себя со спартанской культурой и рассчитывала со временем получить статус neodamбdeis («новых граждан») в качестве награды за военную службу Спартанскому государству.
Относительно происхождения илотов наиболее ранняя информация содержится в сочинениях Гелланика, Эфора и Феопом-
па. Традиционные версии видят в илотах: (1) военнопленных; (2) население, обитавшее на территории Лаконии до прихода дорийцев и покоренное ими; (3) население общин, пониженное в статусе в наказание за восстание против Спарты, или (4) за отказ выполнять свои военные обязательства; наконец, (5) население смешанного происхождения. Современные историки, исходя из собственных представлений о степени вероятности, выбирают тот или иной вариант, или их некую комбинацию. Чаще всего - завоевание и обращение в рабство дорийцами реликтового ахейского населения. К этим традиционным вариантам, с точки зрения автора, можно добавить и другие, также характерные для эпохи ранней архаики. Например, похищение людей, продажа в рабство за долги, приобретение путем покупки или обмена. Все эти люди могли в ранней Спарте становиться илотами или, по крайней мере, быть предками классических илотов (с. 569).
Размещение поселков периэков (репо1ко1, т.е. букв. «живущие вокруг») на подвластной Спарте территории показывает, что они, как правило, располагались на менее плодородных землях, чем те, которые были заняты клерами спартанских граждан с сидевшими на них илотами. Они, таким образом, составляли типичный «второй эшелон» аграрных поселений, а также мест производственной деятельности, связанной с разработкой рудников, ремеслами, либо с эксплуатацией морских ресурсов. Очевидно, пишет автор, что судьба жертв спартанской экспансии в значительной степени зависела от качества их земель. И обладатели более привлекательной в этом плане территории оказывались на положении илотов, а их земли включались в спартанскую роШке кЬога, «землю полиса», тогда как общины, расположенные на менее плодородных землях, попадали в число зависимых союзников.
Своеобразие спартанского общества, отмечает Т. Фигейра, состояло в том, что класс получателей ренты охватывал весь гражданский коллектив спартиатов. Однако вряд ли завоеванная земля изначально была разделена поровну, когда отряды дорийцев впервые появились в долине Еврота в X в. до н.э. Скорее всего, применялся гомеровский принцип раздела земли, при котором Ьа8Йе18 («цари») получали непропорционально большую долю. Переломным моментом в спартанском аграрном строе стало завоевание Мессении в ходе двух войн, традиционно датируемых временем
ок. 735-715 (Первая Мессенская война) и 668-625 или 660-600 гг. до н.э. (Вторая Мессенская война).
Спартанское завоевание Мессении происходило одновременно с греческим колонизационным движением и являлось его своеобразным вариантом. Неудивительно, пишет автор, что полученные спартанскими гражданами наделы, как и наделы колонистов в apoikiai, назывались kleroi (kleros, т.е. букв. «жребий». -Реф.). Имеющиеся данные, пишет автор, кажется, подтверждают существование принципа равных долей среди колонистов. Тот же принцип равного раздела спартанской politike khora особо подчеркивают Полибий и другие античные писатели. Размер позднеар-хаических и раннеклассических клеров остается предметом споров. По мнению Т. Фигейры, их площадь в пределах от 14,4 до 17,2 га является наиболее вероятной величиной. Таким образом, клеры спартиатов не только превосходили наделы средних аттических крестьян (zeugitai), но были сопоставимы с поместьями элиты низшего разряда, так называемыми «всадниками» (hippies) (с. 571).
Клеры, расположенные на politike khora, были коллективной собственностью общины, которую, впрочем, можно было использовать только как частную собственность в силу отсутствия какого-либо публичного аппарата по управлению ею. Однако изначальные владения традиционной аристократии, которые концентрировались на территории, ближайшей к комплексу спартанских деревень, не воспринимались как завоевания коллектива протополиса. Соответственно, они, по-видимому, не входили в систему «политических» клеров и, таким образом, на части спартанской территории продолжал действовать обычный раннеархаический аграрный режим, выгодный аристократии. В результате Спарта так и не стала полностью эгалитарной общиной. Такие черты спартанской по-литии, как избрание gerontes («старейшин») из числа членов немногих определенных семей, были следствием сохранения этой раннеархаической аристократии, идентифицирующей себя как Ге-раклиды. Но внешние ее аксессуары и демонстрация поведенческих отличий были отвергнуты самой знатью ради укрепления сплоченности общины, члены которой, homoioi, были теперь isodiaitoi - «равными в стиле жизни», но не более того (с. 572).
В отличие от Афин и других греческих полисов, землевладение на основе «частной» собственности и равного ее раздела
между наследниками, по мнению Т. Фигейры, не было преобладающим, по крайней мере, на роШке кЬбга. Клеры оставались неделимыми, но рост численности илотов после 600 г. до н.э., когда в течение длительного времени не было восстаний и внешних вторжений, а также наличие свободных земель позволяли увеличивать количество клеров и обеспечивать ими всех, кто прошел полный курс спартанского воспитания (agбgë).
Таким образом, заключает автор, система клеров, сформировавшаяся на рубеже У1-У вв. до н.э., не была ни рудиментом изначального «дорийского порядка», ни результатом законодательства мифического Ликурга до 750 г. до н.э. Ее истоки следует искать во Второй Мессенской войне, которая придала мощный импульс тенденции развития в сторону «гоплитской политии» и более аскетического режима, который, однако, вряд ли был введен законодательно в рамках какой-то единой программы мер. Скорее, тенденция в направлении эгалитаризма, изначально присущая не только клерной системе, но и общественным трапезам (8у88Ша), постепенно, шаг за шагом, подавляла элитарное демонстративное потребление. Абсолютное господство бартерной экономики, когда открытое владение драгоценными металлами было запрещено (вероятно, в VI в. до н.э.), способствовало эволюции в этом направлении (с. 575).
Представленная автором реконструкция спартанской системы, в отличие от популярной в последние десятилетия в англоязычной историографии версии С. Ходкинсона, не предполагает автоматического развития тенденции в сторону демографического упадка Спарты. Согласно С. Ходкинсону, максимально большой на момент создания клерной системы ок. 600 г. до н.э. коллектив держателей клеров со временем все интенсивнее сокращался благодаря предполагаемому принципу равного долевого наследования. Логичнее, по мнению Т. Фигейры, выглядит иная траектория развития - постепенного роста их численности вплоть до Великого землетрясения 465 г. до н.э. и последовавшего за ним нового илот-ского восстания, известного как Третья Мессенская война (465455 гг. до н.э.). Согласуется с этой гипотезой существование запрета на раздел и отчуждение клеров. Подобный запрет был, несомненно, характерной чертой к1ёго1, которыми наделялись афинские военные поселенцы (клерухи). В той или иной форме он был
свойственен и гораздо более ранней греческой колонизации (с. 575).
К началу V в. до н.э. в процессе «утилизации» территории Лаконии и Мессении система клеров, включавшая тогда 9-10 тыс. наделов, достигла, вероятно, практического предела развития, обусловленного площадью плодородных земель. В данный момент, как полагает автор, максимально высокой была и численность населения Лакедемона, как спартиатов, так и илотов. Однако катастрофическое землетрясение 465 г. до н.э. и война с повстанцами, согласно подсчетам автора, сократила численность спартиатов на 50-60% (с. 581). Земли, на которых располагались клеры спартанских граждан, лишились значительной части рабочих рук в результате гибели или бегства обрабатывавших их илотов. Масса клеров осталась вакантной из-за гибели их владельцев. Такие клеры переходили к оставшимся в живых родственникам, что привело к появлению граждан, ставших обладателями многих клеров. Это грандиозное, но крайне неравномерное перераспределение земельной собственности и илотов резко усилило экономическое неравенство внутри класса спартиатов.
Не менее разрушительный удар по аграрной экономике Спарты нанесла Пелопоннесская война 431-404 гг. до н.э., в ходе которой афиняне и присоединившиеся к ним мессенцы совершали опустошительные рейды вглубь спартанской территории из захваченного афинским флотом Пилоса, а позднее - с о. Кифера и мыса Малеи. Главным негативным эффектом этих рейдов для клерной системы было бегство илотов. Из-за проблем с поступлением ренты все больше спартиатов теряли возможность делать взносы в сисситии и, соответственно, переходили из разряда ^то^ («равных») в категорию hypomeiones («опустившихся»). В результате процесс сокращения численности полноправных граждан продолжался и во второй половине V, и в IV в. до н.э. Поражение спартанской армии в битве при Левктрах в 371 г. до н.э. явилось, согласно Аристотелю, именно следствием oliganthrбpia («малолюдства») (с. 583-585).
В целом, заключает Т. Фигейра, во второй половине - конце VII в. до н.э. спартанцы сумели создать весьма своеобразную по-литию, интегрировав свой политический коллектив с помощью таких институтов, как Ыего^ agбgë, syssitia, и сведя материальную
жизнь к очень простой формуле: изъятие - перераспределение. Благодаря созданию Пелопоннесского союза спартанская система на достаточно длительное время смогла изолировать себя политически и экономически от более дифференцированных и менее статичных обществ, формировавшихся вокруг нее. События середины -второй половины У в. до н.э. нанесли этой системе непоправимый ущерб. Весьма умеренные преобразования, направленные в сторону «либерализации» спартанской о1коиош1а, такие как гЬе^а эфора Эпитадея, провалились именно потому, что фактически были лишь полумерами. К тому времени натуральное, основанное на бартерных отношениях хозяйство Спарты оставалось не более чем идеологической фикцией, благодаря широкому использованию иностранных денег в неформальной, или «серой», зоне экономики. Массовая утрата спартиатами гражданских прав привела к олиган-тропии, лишив тем самым Спарту возможности реализовать свои гегемонистские амбиции (с. 589).
А.Е. Медовичев
СРЕДНИЕ ВЕКА И РАННЕЕ НОВОЕ ВРЕМЯ
2019.01.002. ЕМАНОВ А.Г. МЕЖДУ ПОЛЯРНОЙ ЗВЕЗДОЙ И ПОЛУДЕННЫМ СОЛНЦЕМ. КАФА В МИРОВОЙ ТОРГОВЛЕ
ХШ-ХУ вв. - СПб.: Алетейя, 2018. - 368 с.
Ключевые слова: Кафа, ХШ-ХУ вв.; мировая торговля; торговля между Севером и Югом; Кафа как центр транзитной торговли.
Книга д-ра ист. наук А. Г. Еманова (Ин-т истории и политических наук ТюмГУ) представляет собой культурологический взгляд на сферу экономических отношений эпохи Средневековья. Город Кафа (современная Феодосия) - весьма крупный центр мировой торговли в рассматриваемую эпоху, на примере которого автор доказывает, что обмен между Севером и Югом в Х111-Х1У вв. имел большее значение, чем об этом свидетельствует историография вопроса. Существовали весьма отлаженные торговые связи в северном направлении, включая Заполярье. Более того, автор отмечает, что именно характер товарных потоков на Север существенно отличает мировую торговлю Средневековья от предшествующего
