CC BY
16
Благодати, пронизывающее собой все пространство русской литературы, как средневековой, так и новой. Исследователь выявляет это столкновение в поэме «Демон», «Песне про купца Калашникова...» и «Герое нашего времени».
В классической русской литературе Х1Х в. «евангельский христоцентризм проявляет себя как прямо, так и, гораздо чаще, имплицитно: авторской этической и эстетической ориентацией на высший духовный и нравственный идеал, которым является Иисус Христос. При этом сам центральный персонаж Нового Завета часто остается как бы за скобками повествования, незримо присутствуя если не в сознании, то в подсознании автора и читателей; во всяком случае, в их культурном бессознательном», - пишет И.А. Есаулов (с. 542). В русской классической литературе постоянное ощущение несовершенства изображаемых персонажей, критицизм социальный и нравственный возникал при проецировании (вольном или невольном) «реальной» жизни героя произведения на идеальную жизнь, как она представлена в Новом Завете, даже если таковая проекция и не осознавалась до конца самим автором произведения, утверждает исследователь. «Наложение христианского идеала (морального абсолюта в его православной чистоте и "ортодоксальности") на реальную жизнь в России (как, впрочем, и в другой стране) оттеняло неизбежную неполноту этой жизни» (с. 543). Оборотной же стороной духовного максимализма русской литературы явилось столь же полное и безусловное приятие Божьего мира. Перед Богом равны все, это же означает, что все достойны жалости, любви и участия. «Отсюда та порой не совсем понятная человеку иного менталитета любовь к убогим, юродивым, нищим и каторжникам. Отсюда поразительная терпеливость и ее эстетизация в художественном творчестве. Это эстетизация любви к ближнему своему -при всем понимании его несовершенства» (там же).
Т.Г. Петрова
ЛИТЕРАТУРА И ОБЩЕСТВО
2018.04.014. Т.Г. ПЕТРОВА. «КОНЦЕПЦИИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТВОРЧЕСТВА НА МЕЖДУНАРОДНОМ КОНГРЕССЕ ПИСАТЕЛЕЙ В ЗАЩИТУ КУЛЬТУРЫ (Париж, 1935)». (Обзор докладов конференции).
Ключевые слова: Конгресс писателей в защиту культуры; индивидуальное и всеобщее; МОРП; А. Барбюс; нация и культура; А.Н. Толстой; свобода творчества; проблема преемственности; русская эмиграция; художественная правда; партийность; Л. Арагон; социалистический реализм; литература революции.
Научная конференция, проходившая в ИМЛИ РАН 28 мая 2018 г., была проведена в рамках работы по созданию коллективного труда «Международный Конгресс писателей в защиту культуры (1935). Научная публикация архивных материалов в 2 частях» и «Академический информационный ресурс Библиографическая база данных по Международному Конгрессу писателей в защиту культуры (1935) и международному антифашистскому писательскому движению 1930-х годов». Координаторы конференции и проекта -доктора филол. наук. Т.В. Балашова и Е.Д. Гальцова.
Первый Международный конгресс писателей в защиту культуры от фашизма состоялся в 1935 г. в Париже (с 21 по 25 июня); на нем присутствовали представители от 35 стран, более 200 делегатов. Подготовкой Конгресса, инициированного и финансированного Москвой, занимались французские и советские писатели-коммунисты. Основные сообщения участников также были переведены и изданы в Москве в 1936 г.1
В докладе «Индивидуальное и всеобщее в художественной практике - контрастные взгляды на их соотношение» Т.В. Балашова (ИМЛИ РАН) отметила, что одна из серьезных проблем, поднятых на Конгрессе, - отношения индивидуума с «общностью» (Секция «Индивид» на Конгрессе; «Индивид и общество» - в русском издании документов), зазвучавшая сразу после темы «Литературное наследие». Основными выступающими были Андре Жид, Анд-ре Мальро, Мено тер Браак, Макс Брод, Рудольф Леонард, Пьер Юбермон. За пределами специальной дискуссии «Индивид» к этой теме, как очень болезненной и личной, обращались Робер Мюзиль, Рудольф Якоб Юм, Рене Кревель, чей доклад и был зачитан. Линии соотнесенности «Личность - Общество» представали весьма различными: большинство выступающих на Конгрессе стремились найти гармонизующие контакты меж ними, но были доклады,
1 Международный конгресс писателей в защиту культуры, Париж, июнь 1935: Доклады и выступления. - М., 1936.
принципиально противопоставлявшие эти понятия, или, напротив, их почти отождествлявшие. Важной интонацией дискуссии о личном и общем явился именно выход этой, волнующей многих делегатов проблемы, к парадигме самого искусства, к праву художника погружаться в глубины сознания, пытаться разгадать ребусы бессознательного, воссоздавать тревоги, страхи обычного человека, не претендующего играть какую бы то ни было роль в большой Истории. Подобные оттенки интерпретации «индивидуального» были во многом полемичны по отношению к манифестам, печатавшимся в те годы в СССР.
Доклад А.Ф. Строева (Университет Новая Сорбонна, Париж) «Анри Барбюс и подготовка Международного Конгресса писателей в защиту культуры», основанный на архивных материалах, хранящихся в России и во Франции, был посвящен плану замены МОРПа новой международной писательской организацией с центром в Париже. По проекту Барбюса, разработанному в Москве осенью 1934 г. во взаимодействии с сотрудниками Коминтерна и руководством ВОКСа, одобренному Сталиным и Ждановым, писательская организация должна была войти как составная часть движения «Амстердам - Плейель», «единый фронт» борьбы с фашизмом и угрозой войны. В задачи новой писательской организации входило проведение съезда и издание журнала на пяти языках. Однако И. Эренбург и Мальро при поддержке Жида и Арагона предложили иной путь: созвать съезд писателей, который впоследствии создаст организацию. В докладе А.Ф. Строева анализировались этапы ожесточенной борьбы Барбюса и Эренбурга.
Эта тема была продолжена в сообщении «Анри Барбюс и СССР: От движения "Амстердам-Плейель" к Парижскому конгрессу 1935 года» С.И. Панова (ИМЛИ РАН) и О.Ю. Пановой (МГУ). Они обратили внимание на взаимоотношения А. Барбюса с Коминтерном, советскими руководителями и лично Сталиным в 1927-1935 гг. На основе документов, в том числе неопубликованных (письма, стенограммы встреч Барбюса со Сталиным, докладные записки Барбюса Сталину и т.д.), раскрывается степень и форма участия Барбюса в переходе сталинского СССР к политике «народного фронта» и реорганизации советских и в особенности международных писательских организаций, находившихся под патронатом Советского Союза. Роль Барбюса в подготовке Париж-
ского конгресса в защиту культуры рассматривается в комплексе с предшествующей общественно-политической деятельностью, в ходе которой Барбюс стремился увязать широкое демократическое и пацифистское движение с политикой Коминтерна и СССР, найти для них общую платформу, заручившись поддержкой левой и либеральной интеллигенции, в первую очередь писателей и деятелей культуры.
В докладе Е.А. Папковой (ИМЛИ РАН) материалы секции «Нация и культура» Международного конгресса писателей в Париже рассмотрены с точки зрения решения теоретико-литературной проблемы - ценности «чужого» опыта для национальных культур. Особое внимание к национальной проблематике на конгрессе было обусловлено политической ситуацией в ряде стран Европы, где с начала 1930-х годов происходил «триумф национализма», не способствовавший, однако, по мнению делегатов конгресса, «расцвету национальной реальности» (А. Шамсон, Франция). Германии и странам зарождающегося фашизма на конгрессе был противопоставлен СССР, где «налицо поразительный расцвет культур и их гармоническое единство» (А. Барбюс, Франция). Поставив вопрос о ценности «чужого» культурного опыта, делегаты конгресса сформулировали несколько тезисов, в соответствии с которыми взаимоотношения между разными («чужими») национальными культурами могут строиться на основе «слияния» их, «сращения» или «сплетения» и, наконец, «обогащения». Советские делегаты в большинстве своем озвучивали в выступлениях сталинскую концепцию развития национальных культур, которая предполагает «расцвет национальных по форме и социалистических по содержанию культур в условиях диктатуры пролетариата в одной стране для слияния их в одну общую социалистическую (и по форме и по содержанию) культуру, с одним общим языком, когда пролетариат победит во всем мире...» (Г. Лахути). Эта концепция была по-своему интерпретирована европейскими писателями: «Форма - национальна, содержание - человечно» (А. Барбюс). Базируясь на примерах из американской, французской, итальянской, английской и советской литературы, писатель М. Голд (США) утверждал, что «такое сплетение культур, обновляющее одну за другой все культуры мира, есть процесс» закономерный, естественный, существующий уже многие века и «в высшей степени полезный для чело-
веческого развития». В докладе поэта Г. Табидзе (Грузия), проследившего разные этапы развития древнейшей грузинской литературы, была высказана еще одна идея: национальная культура «обогащается всеми достижениями» других культур, «не теряя в то же время своих литературных традиций». Поднятый на конгрессе писателей вопрос до сих пор остается дискуссионным.
Г. Н. Воронцова (ИМЛИ РАН) в своем выступлении рассмотрела доклад А. Толстого «О свободе творчества» и эстетические декларации писателя 20-х - начала 30-х годов. Центральной темой доклада Алексея Толстого стало сопоставление свобод старого и нового мира. Если сущность первой раскрывалась писателем в категориях «абсолютная ценность», «ощущение индивидуализма», «отрицание общественного строя», то цель второй он определил как безграничное развитие личности в результате постоянного развития - материального и духовного - общества. Эта ведущая для доклада Толстого оппозиция восходила к другому противопоставлению - «разума личности» и «разума коллектива» - из его статьи «О новой литературе» (1922), где он так же, как и на конгрессе, говорил о кризисе индивидуализма.
Другой важный посыл выступления писателя содержался в его обращении к целям литературы и задачам художника в условиях нового постреволюционного общества. Масштаб сформулированного А. Толстым итогового тезиса - «Художник - это строитель духовной жизни человечества» - напрямую отсылал к основным положениям его работы «Задачи литературы» (1924), где он говорил о «сознании грандиозности», которое должно быть в «каждом творческом человеке».
Кроме того, доклад Толстого непосредственно перекликался с его программной статьей 1920-х годов «О читателе» (1923), написанной в ожидании этого нового субъекта литературного творчества. В речи на конгрессе писатель не только сказал о 60 миллионах читателей художественной литературы в Советском Союзе, но и отчасти нарисовал их коллективный портрет, рассказывая о молодых строителях московского метрополитена.
«Проблема преемственности в оценке участников конгресса и русского литературного зарубежья» стала темой доклада Т.Г. Петровой (ИНИОН РАН). Проблема культурной преемственности, традиции, культурного наследства оказалась одной из цен-
тральных на конгрессе. К ней обратились Ж. Бенда, Ж. Геенно, Э. Дюжарден, А. Мальро, А. Жид, Дж. Стрейчи, Ж. Кассу. Советская позиция была заявлена И.К. Лупполом. Т.Г. Петрова рассмотрела особенности позиции каждого из этих участников конгресса и точку зрения на эту проблему русской литературной эмиграции.
Жюльен Бенда разграничил концепции «западной» и «коммунистической» культурных традиций, и поставил вопрос о том, состоит ли коммунистическая концепция в разрыве с западной, или она считает себя ее продолжением, обогащением и расцветом. Он задал вопрос коммунистам и о том, как они хотят соединить прежнее многовековое положение о примате духовного начала над материальным с коммунистической верой в их равноценность и связь, если считают себя наследниками культуры прошлого. Эта речь Бенда была высоко отмечена в русском зарубежье (Г. Адамовичем, С. Литовцевым), а также было высказано сожаление, что эту важнейшую тему никто на конгрессе не поддержал.
В 30-е годы в советской России происходила трансформация и присвоение классического наследия, его «приспосабливание» к задачам социалистического строительства. Эмиграция свою основную задачу видела в том, чтобы сохранить русскую культуру, считала именно себя ее полноправным наследником. Пережив историческую катастрофу, писатели русского зарубежья искали опору в незыблемости ценностного мира отечественного классического наследия.
В сообщении «Немецкие писатели о проблеме художественной правды в литературе» А. А. Стрельникова (МГОУ, ИМЛИ РАН) отметила, что немецкие участники конгресса в своих выступлениях неоднократно обращались к проблеме истины и лжи в литературе. И если сущность литературы, понимаемой как псевдоискусство (развлекательные массовые жанры, пропагандистские мифы нацистской Германии), не вызывала ни сомнений, ни полемики, то вопрос о критериях художественной правды звучал достаточно остро в выступлениях Э.Э. Киша, Б. Брехта, Г. Мархвицы, Л. Фейхтвангера. Отчасти это было отголоском дискуссий конца 1920-х годов в связи с направлением «новой деловитости» (Neue Sachlichkeit): тогда о необходимости бесстрастного, объективного изображения реальности, о самодостаточной ценности документа и факта писали А. Дёблин, Г. Кестен, Г. Фаллада, Э. Глезер и другие.
Однако эти писатели в Парижском конгрессе не участвовали, а для выступавших такая позиция была теперь категорически неприемлема.
Участники конгресса немецкие писатели-эмигранты занимали общую позицию неприятия натурализма, документализма, «литературы факта», а слово «фотография» становилось метафорой нетворческого отображения действительности. Так, показательны высказанные на конгрессе взгляды репортера и очеркиста Э.Э. Киша, который считал, что документальное отражение фактов, исключающее позицию автора, является признаком безответственности и малодушия писателя, поскольку произведение должно представлять собой не что иное, как «художественный обвинительный документ». Подобную позицию разделял и Б. Брехт, говоря о бессмысленности правдивых фактов, если за ними не стоит аналитическая и дидактическая установка писателя и его прямое обращение к читателю или зрителю.
Немецкие участники конгресса в защиту культуры предупреждали в основном об опасности умолчания, отказывались от позиции наблюдателя в искусстве, приравнивая ее к невольному соучастию в обмане. В сущности, размышления о правде в литературе оказались нацелены не столько на эстетические ориентиры или собственно художественные вопросы, сколько отвечали задаче побудить «колеблющихся выбрать путь борьбы», как оценивал впоследствии назначение конгресса И.Г. Эренбург. Художественная правдивость фактически была отождествлена Кишем, Мархви-цей, Брехтом, Г. Манном с тенденциозностью.
В докладе Т.В. Кудрявцевой (ИМЛИ РАН) «Партийность, тенденциозность / ангажированность У8 свобода творчества: Дискуссии писателей» речь идет о концептах, напрямую связанных с идеологически окрашенной, классовой литературой, в данном случае с литературой социалистической направленности, и в связи с этим о возможности существования независимого искусства в эпоху пролетарских революций и строительства социализма.
Называются главные создатели концептов, вынесенных в заглавие доклада (К. Маркс, Ф. Энгельс, Ф. Меринг, В. Ленин и др.) и показана рецепция их взглядов в контексте классовой и антифашистской борьбы 1920-1930-х годов в прямой и опосредованной (статьи, книги, выступления) полемике по вопросам искусства и поли-
тики таких деятелей культуры, как Низан, Беньямин, Лукач, Бехер, Арагон, Навиль, Блок, Геенно, Бенда, Жид и др.
Е.Д. Гальцова рассматривала доклад Луи Арагона «Возврат к реальности», который он затем поместил в книгу «За социалистический реализм». Впервые доклад был опубликован на русском языке в газете «Правда», а затем уже во французской и испанской прессе. В центре доклада - понятия «реальность» и «реализм» в очень широком смысле, которые Арагон описывает в полемике с сюрреалистами, переосмысляя их основные тезисы и используя для примеров тех же самых поэтов - Лотреамона, Рембо, Бодлера и др. «Реализм» для Арагона - это, прежде всего, отношение к действительности, а не стиль или направление в культуре; вместе с тем у него присутствует и догматическое понимание реализма как единственно правильного метода письма, как своеобразного алиби, что было несомненно свидетельством верности идеологическому курсу коммунистической партии. Стремление следовать партийной дисциплине обусловило и достаточно жесткое содержание книги «За социалистический реализм», публикация которой должна была стать подведением некоторых итогов конгресса: в центре книги -функция писателя как «инженера человеческих душ», рассмотрение понятия «социалистического реализма» как, прежде всего, связанного с определенной тематикой, и как понятия, специфического для советской культуры, которое необходимо «внедрить» во французскую. Задачей сообщения Е.Д. Гальцовой было выявить многообразие источников догматических идей Арагона и соотнести ара-гоновское понимание «социалистического реализма» с тем, как это понятие воспринимали Андре Мальро и Поль Низан.
В докладе «Противоречивые оттенки понятия "революционная литература"» (Н.Ю. Харитонова) рассматривалась «литература революции». Хотя эта тема и не была вынесена в тему заседаний конгресса, тем не менее она звучала в выступлениях участников конгресса, особенно представителей советской делегации и писателей, тесно связанных с левыми партиями. Мартин Андерсен Нексё, датский романист, считал, что современные интеллектуалы должны нести просвещение и знание в массы, в этом заключается революционная сила современного искусства. Советские участники в случае с выступлением Мадлен Паз, напротив, пользовались понятием революции, которая является государственным делом, что
полностью противоречило западному пониманию революции. Таким образом, на конгрессе не было единства в прочтении концепции революции, а встретились самые разные интерпретации одного и того же понятия.
На конференции также прозвучали доклады: «Готфрид Бенн: Критика слева (Конгресс и вокруг него)» (Н.И. Ковалёв), «Э. Мунье на Международном Конгрессе писателей в защиту культуры» (М.А. Ариас-Вихиль).
Т.Г. Петрова
2018.04.015. ШАНКАР C. ЯЗЫК ЛЮБВИ: ОПЫТ О ПЕРЕВОДЕ И О ЧУВСТВАХ.
Shankar S. The languages of love: An essay on translation and affect // Comparative literature. - Durham: Duke univ. press, 2017. - Vol. 69, N 1. - P. 54-73.
Ключевые слова: практика перевода; межкультурная коммуникация; межкультурный трансфер; представления о любви в индуистских культурах; В. Ананд; Ч. Ачебе.
С. Шанкар, режиссер и продюсер тамильского кино, писатель и преподаватель Гавайского университета в Маноа, обращается к вопросам о различиях в понимании любви разными культурами, о возможностях и трудностях перевода соответствующих комплексов представлений с одного языка на другой: в первую очередь, с тамильского и хинди на английский.
Обнаружив, что английскому читателю не вполне понятны нюансы той любви, какую испытывает Гопалакришна, главный персонаж его собственного романа «И нет конца путешествию» («No End to the Journey», 2005), к своей жене Парвати, не будучи способным выразить словами: «потому что он только чувствовал и проживал ее, но совсем не знал, что именно он чувствует и проживает» (цит. по: с. 54), С. Шанкар сосредоточивает внимание на некоторых аспектах культуры любви в восточных странах, где распространен индуизм, и на способах их представления в англоязычных культурах через практики перевода.
Перевод понимается в статье не просто как выражение результата углубленного осмысления переводимого представления, но как метод постижения одной культуры средствами другой, спо-
