CC BY
23
ЛИТЕРАТУРА ХХ-ХХ1 вв.
Русская литература
2017.04.022. ЗАХАРОВА В Т. В В. РОЗАНОВ: В ПОИСКАХ ГАРМОНИИ. - Н. Новгород: Мининский университет, 2016. - 70 с.
Ключевые слова: В.В. Розанов; проза; жанр фрагмента; «импрессионизм мысли»; поэтика.
В книге д-ра филол. наук В.Т. Захаровой показано своеобразие художественного мировосприятия В.В. Розанова на примере его прозы: книг «Уединенное» (1911), «Опавшие листья» (короб 1-й, 1912; короб 2-й, 1913), «Мимолетное» (1915), путевого очерка «Русский Нил», а также искусствоведческих очерков и рецензий. Исследователь анализирует феномен «импрессионизма мысли» у Розанова (термин Вл. Соловьёва, примененный им к поэзии К. Случевского), обусловивший новаторство его прозы в жанре фрагмента. Уделено внимание образу России, антиномиям национального характера, увиденным Розановым сквозь призму русского искусства. В связи с этим книга состоит из четырех глав: 1. «Художественная трилогия В.В. Розанова "Уединенное", "Опавшие листья", "Опавшие листья: Короб второй и последний" в аспекте "импрессионизма мысли"»; 2. «Образ России в художественном восприятии В.В. Розанова»; 3. «В.В. Розанов о русском искусстве»; 4. «Василий Розанов и Чеслав Милош: Парадоксы в жанре фрагмента».
В самом названии произведений «Опавшие листья», «Мимолетное» заключено их главное своеобразие: установка на фиксацию случайных, порой мимолетных впечатлений, мыслей, душевных движений, что является важным признаком импрессионистического художественного мышления, утверждает В.Т. Захарова.
Анализируя специфику проявления «импрессионизма мысли» в «Уединенном» Розанова, исследовательница отмечает, что здесь у писателя «импрессионистична сама форма: мимолетные записи, не скрепленные между собой даже отдаленно-ассоциативно, оторванные друг от друга, как листья, опавшие с ветвей» (с. 7). В причудливой калейдоскопичности, «хаотической пестроте импрессионистических мазков словесной живописи» этой книги В.Т. Захарова выделяет несколько основных доминирующих «то-
нов»: мыслей-«импрессий» (по Вл. Соловьёву). Это мысли о сути жизни, о философии, о религии и Боге, о национальном характере народа, о любви, о своеобразии собственной личности (с. 8).
Его мысли о литературе были тесно переплетены с проблемами собственного писательства. Суждения Розанова оставались «весьма субъективными и не всегда справедливыми»; «гневные, довольно пространные размышления, к примеру, о Щедрине или Гоголе, которых Розанов не любил за грубость их сатиры, чуть позднее неявно срезонируют в таком признании: "Секрет писательства заключается в вечной НЕВОЛЬНОЙ музыке в душе. Если ее нет, человек может только "сделать из себя писателя". Но он не писатель"» (с. 9). В этом В.Т. Захарова обнаруживает сходное внутреннее мироощущение Розанова с А. Блоком. Писателями с «музыкой в душе» В. Розанов считал Достоевского, Леонтьева, Лермонтова, Некрасова. Мысли Розанова о литературе «здесь суть размышления, записанные в данную минуту и рождающиеся именно в ЭТУ минуту, хотя, разумеется, за этим стоит огромный опыт, выношенные представления» (там же).
Именно «момент сознания», акцентирует исследовательница, определяет в рассуждениях Розанова их импровизационную стилевую невыверенность, «непроговоренность», и отсюда - «кажущуюся парадоксальность или неожиданность умозаключений» (с. 9). Таков, к примеру, вывод после раздумий о биографии Щедрина: «Какая разница с судьбой Достоевского» (цит. по: с. 10).
Разбор «опавших листьев» в «Уединенном» по «тематическим ветвям» весьма условен. Так, мысли о литературе переплетены у Розанова с вопросами общественной жизни, общефилософские - с нравственными и религиозными и т.п. Собственно впечатление как отправная точка в художественном изображении у Розанова чаще всего отсутствует. «Читатель имеет дело уже с размышлением, с "умственным отражением" этого впечатления, порой даже не однозначного» (с. 10). Однако такое отражение порой отличается «оснащенностью» художественными средствами «из арсенала импрессионистической поэтики»: это, прежде всего, «передача тонкой динамики внутреннего состояния человека в определенные моменты его жизни» (там же). Лучше всего это передано у Розанова в тех фрагментах книги, где речь идет действительно об уединенном, сокровенном: о себе, о любви, о Боге.
Стремление к самопознанию искреннему, порой беспощадному - одна из наиболее заметных черт в розановских «разорванных мыслях», полагает В.Т. Захарова. Эти импрессии как будто разнонаправлены: то они предполагают активное творческое взаимодействие с читателем, непосредственно обращены к нему, иногда их тон объективно-нейтрален, но чаще они носят самоуглубленный, аналитический характер, не соответствующий канонам дневниковой исповедальности, хотя и предполагающий читательское сопереживание: «Книга, в сущности, быть вместе» (цит. по: с. 12).
Еще одна отличительная черта «импрессионизма мысли» Розанова - парадоксальность. Эта парадоксальность, контрастность, порой «взаимоисключаемость» его мыслей пронизывает «Уединенное». Однако при всем этом, как утверждает В.Т. Захарова, мышлению Розанова было свойственно чувство гармонии. Именно она должна уравновешивать все в мире - таков подтекст ряда его «импрессий».
Последние части трилогии «убеждают и в том, сколь необычайно широк диапазон представлений Розанова о жизни, в эпицентре которых стоит понятие "душа". Писатель не только записывает проникновенные наброски о сокровенном для своей души, он передает читателю и убежденность в том, сколь многое в жизни приобретает значение, если проходит и "через душу", т.е. через глубинную эмоциональную сферу человека» (с. 19). Необычность трилогии В.Т. Захарова усматривает еще и в том, сколь значима была для Розанова проблема уединенного в человеке, - недаром этим словом он определил содержание своей первой книги. А уединенное, по Розанову, «это не только сокровенное, интимное, но и то, что рождается в душе писателя в результате уединения, сосредоточения, - работы духа» (с. 23). Это глубокое погружение писателя в свой, уединенный мир, определило и нелегкую судьбу его книг в читательском восприятии, еще до эры «официального забвения».
Книги Розанова, по мнению В.Т. Захаровой, в выражении импрессионистического художественного сознания оказались во многом сродни прозе И. Бунина, Б. Зайцева, М. Горького, С. Сергеева-Ценского и др. Эта общность проявляется в тех итогах, к которым привели этих разных писателей их пути обновления эс-
тетического мышления, в числе которых оказался импрессионизм. И здесь исследовательница называет: убежденность в ценности, значительности каждого мига живой жизни, поэтизацию ее прекрасных мгновений (с умением видеть и ярко запечатлеть прекрасное в обыденном, сиюминутном, окружающем человека); внимание к потаенно-уединенной сфере во внутреннем мире человека, к тонкой динамике ее переходных состояний. «При этом вовлечение в образ этой внутренней жизни человека огромного многообразия жизни мира вокруг, включая ее исторические, социальные, космогонические и трансцендентные проявления» (с. 25).
Россия всегда была в центре внимания Розанова, - в каком бы качестве он ни выступал: философа, публициста, прозаика, литературного или искусствоведческого критика, путешественника. Пример тому - эссе «Русский Нил», являющее собой жанровый синтез путевого очерка, автобиографического повествования, философских раздумий. Центральным образом произведения становится Волга, и через «постижение ее онтологической сути, исторической роли в жизни России Розанов стремится понять глубинный смысл русской ментальности, уловить динамику жизненного течения» (с. 27). Волга в соотнесенности с сакральной рекой древней цивилизации воспринимается Розановым «как воплощение подобной живой мощи, неодолимой устремленности в будущее» (с. 31).
В.Т. Захарова рассматривает и тот образ России, который создается в сознании писателя посредством его восприятия русской литературы, русского искусства, и сосредоточивает внимание на книге Розанова «Мимолетное» (1915), по своей форме продолжающей развитие особого жанра фрагмента, возможности которого писатель блистательно продемонстрировал ранее в книгах своей трилогии. В «Мимолетном» заметно биение одной главной мысли: «о том вреде, который нанесла общественному сознанию русская литература критического направления, - того, которое было названо критическим реализмом и позднее закрыло собой весь классический период русской литературы» (с. 32). Писатель говорил об «оклеветанности» русской жизни революционной пропагандой. Парадоксальность его суждений раскрывает его горячую любовь к своей родине и непременно выводит читателя на понимание позитивных черт ее исторического облика, национального характера русского народа (с. 36).
Многочисленные статьи, эссе, рецензии, бывшие непосредственным откликом на события русской художественной жизни, были позднее собраны Розановым в книгу «Среди художников» (1914, книга вышла в свет в ноябре 1913). В.Т. Захарова анализирует своеобразие религиозно-философского, эстетического постижения писателем антиномий русского национального характера в эпоху социальных катаклизмов начала XX в. через его восприятие заметных явлений в русском искусстве этой эпохи. Статьи, объединенные в сборник «Среди художников», Розанов писал в течение почти двух десятилетий, и можно понять, заключает исследовательница, насколько важной для философа была все годы мысль народная, унаследованная им от русской классики: в этих работах очевидно «присутствие» аксиологического контекста «Капитанской дочки» Пушкина, «Войны и мира» Толстого - стремление утвердить в жизни идеальные начала, связанные с постижением ее духовно-нравственных основ.
Т.Г. Петрова
2017.04.023. ГЛУБИННЫЕ МОТИВЫ ВОСПРИЯТИЯ РЕВОЛЮЦИИ 1917 года В ТВОРЧЕСТВЕ М.А. ВОЛОШИНА. (Сводный реферат).
1. БАСИНА О. А. Своеобразие и жанровая специфика книги стихов М.А. Волошина «Неопалимая Купина» // Известия Дагестанского гос. пед. ун-та. Общественные и гуманитарные науки. - Махачкала, 2016. - № 3. - С. 41-44.
2. МЕЛЬНИКОВ Е.С. Мотив русской революции в сборнике М.А. Волошина «Неопалимая Купина» // Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика. - М., 2015. - № 2. - С. 21-28.
3. ОРЛОВА Е.И. «Достоевский тоже во многом русский Апокалипсис»: (Ф.М. Достоевский в творческом сознании М.А. Волошина и М.А. Булгакова) // Вестник Московского университета, серия Журналистика. - М., 2016. - № 4. - С. 22-42.
Ключевые слова: М.А. Волошин; поэзия; революция; «Неопалимая Купина»; библейская тема; Ф.М. Достоевский.
Проблема революции занимала значительное место в творчестве русского поэта, литературного критика и публициста Максимилиана Александровича Волошина. Анализируя своеобразие и
