ских памятниках Китая действительно встречаются похожие предметы, но с иным набором изображений (водоплавающие птицы, головы животных и т.д.). Однако находок на Алтае и других территориях между Китаем и Прикамьем, а также Средним Доном, нет. Кроме того, на Среднем Дону и в Китае они появляются примерно в одно время, в V в. до н.э., а наибольшего распространения в Китае достигают уже в III в. до н.э., после исчезновения скифского населения на Среднем Дону и прекращения использования подобных крючков (с. 64).
При этом автор полагает, что проблему происхождения зооморфных крючков нельзя рассматривать только как вопрос о взаимовлияниях между Средним Доном и ананьинской культурой. Что касается версии об их китайском происхождении, то он считает обоснованной точку зрения, высказанную еще М.И. Ростовцевым в 1920-х годах и поддержанную искуствоведом-ориенталистом А. Салмони в 1930-х годах: «Китайцы заимствовали использование и оригинальную форму этого предмета с севера» (цит. по: с. 76). Посредством торговли вещи из европейской Скифии, возможно, достигали Дальнего Востока, где на местных предметах многие изображения сохраняют стиль, подобный скифскому.
Завершает книгу каталог металлических крючков-застежек, а также иллюстрации к нему (включающие ряд аналогий из китайских материалов).
Ек.Ю. Лебедева
2017.02.030. СОВРЕМЕННЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ АРХЕОЛОГИИ АФРИКАНСКОГО РАБСТВА В ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКЕ. Current perspectives on the archaeology of African slavery in Latin America / Funari P.P.A., Orser Jr. Ch.E. (eds.). - N.Y. et al.: Springer, 2015. - 140 p.
Ключевые слова: «историческая археология»; колониальные хозяйства в Латинской Америке; рабский труд в Латинской Америке; культура маронов.
Сборник исследований об археологическом изучении следов использования рабского труда в Латинской Америке издан под редакцией П.П.А. Фунари (Государственный университет Кампинаса, Бразилия) и Ч.Е. Орсера (Университет Вандербильта, Нэшвилл,
штат Теннесси, США). В предисловии они обращают внимание на то, что при возникновении археологии и на ранних этапах ее развития подобные темы находились за пределами интересов этой науки. В XX в. борьба за гражданские права, против расизма и колониализма принесла, помимо прочего, и новые темы в академической науке. Археологическое изучение этого достаточно недавнего материала началось в рамках так называемой «исторической археологии» в 1970-х - начале 1980-х годов. В дальнейшем выделилось несколько направлений исследований, в частности авторы отмечают большой интерес к изучению культуры маронов, потомков беглых рабов, в течение долгого времени живших в глухих горных районах, где они вели полукочевой образ жизни. Различия в темах и подходах к проблеме при этом чаще всего свидетельствует не о различии теоретических взглядов, но о разных методах анализа или о глобальном или локальном подходе к проблематике. В реферируемом сборнике собраны примеры различных исследовательских подходов.
Д.О. Сейерс (Американский университет, Вашингтон, США) в статье «Мароны и "левацкая деятельность" в исторической археологии» подчеркивает, что при написании исследований, связанных с рабством, следует непременно напоминать читателю, насколько жестокой и бесчеловечной была эта система. Он приводит пример из собственных исследований: поселение маронов на атлантическом побережье США в XVII-XIX вв. располагалось посреди болота (Great Dismal Swamp), потому что рабство, которое ждало его жителей за пределами болота, было для них гораздо ужаснее таких условий жизни.
Автор признает, что «левая археология» как самостоятельное направление пока еще не существует в науке (в отличие, например, от либеральной) и набрасывает ее возможные контуры. В частности, речь идет о сознательном выборе особых тем и объектов изучения, поскольку не все из них подходят для критики капитализма и его возможной трансформации. Одной из подходящих к такой задаче тем автор считает историю маронов.
При этом одним из важных для автора моментов является выбор терминов для описания. Исключая те, которые применяли к маронам рабовладельцы (например «беглые»), Д.О. Сейерс определяет маронов как людей, самостоятельно освободившихся от раб-
ства. Это глобальный процесс, происходивший в различных регионах Америки с 1500-х вплоть до 1900-х годов. И для всех или большинства его участников, как полагает автор, была характерна «постоянная критика социальной и экономической системы мира, в котором они жили» и сознательное нанесение ущерба системе рабовладения - своим бегством и жизнью вне ее (с. 10). С этими взглядами автор связывает те формы хозяйства, традиций, культуры, которые развивались в сообществах и поселениях маронов. Он также критикует мнение, неоднократно высказанное исследователями, что находки на поселениях маронов привозных предметов свидетельствуют о включенности их в систему колониального хозяйства; по его мнению, речь может идти о более сложных процессах. Автор рассматривает сообщества маронов именно как сложившиеся на основе неприятия теми, кто создал их, современного им общества, а не по какой-либо иной причине - например, из-за притока капиталов или миграции на определенную территорию. Именно в этом, по его мнению, ценность изучения маронов для левых; причем исследование прошлого как источник для построения некапиталистического будущего сближает такие исследования с работами К. Маркса.
М.А.С. Эспаньол (Национальная школа антропологии и истории, Мехико) в исследовании «Археология рабства в провинции Нейва, Колумбия» обращается к вопросу о значительном присутствии населения африканского происхождения на юге Колумбии (в настоящее время - департамент Уила). С XVIII в. доминирующей формой хозяйства здесь стали асьенды - крупные поместья, которые специализировались на земледелии или скотоводстве. Население их включало разные категории как по социальному статусу (владельцы, батраки, рабы), так и по расовому происхождению (белые, индейцы, мулаты, метисы).
Изучение материалов двух асьенд, Батеас и Туне, показало разнообразие работ, для которых использовались рабы-ремесленники. Это могло быть, например, производство кирпичей и черепицы или гончарство (эти ремесла разделялись). Наибольшая часть строительного материала и посуды производилась именно на территории усадеб. Доставка привозной посуды на эту территорию была трудоемким делом, поскольку далеко не все реки были судо-ходны. В керамике проявляются индейские и африканские тради-
ции, возникают новые формы, свидетельствующие об их взаимодействии и проникновении испанских традиций. Сохранение африканских и местных традиций автор рассматривает как «культурное сопротивление» рабов и проявление их творческой энергии (с. 31).
При исследовании асьенды Батеас сохранившаяся устная традиция позволила найти место, где располагался дом для рабов. Раскопки выявили фундамент дома и хозяйственной постройки при нем (по-видимому, для сушки кукурузы). Это небольшой дом, квадратный в плане, расположенный в 200 метрах от главного дома асьенды. Такие постройки были достаточно распространены и в других регионах, отличаясь от больших домов для рабов, которые возводили иезуиты. Похожие дома появлялись и у маронов. Аналогии им можно найти в традиционных африканских жилищах, например, у народа йоруба (с. 35).
Если вопрос об одежде рабов решить сложно из-за практического отсутствия археологических свидетельств, то о приготовлении и употреблении пищи свидетельствует ряд находок. Среди костей животных преобладали коровьи; на обеих асьендах не были найдены рыбьи кости, хотя они расположены на реках. Ряд сведений о рационе питания рабов содержат письменные источники и сохранившиеся рецепты блюд традиционной кухни; в основном они представляют «колониальную традицию», но иногда можно выделить в ней и сохранившиеся африканские элементы. Автор рассматривает асьенды как «зоны контакта», где взаимодействие культур происходило постоянно, и рабы, негры, а затем также креолы и мулаты, вносили в него свой вклад, в том числе унаследованный из африканского прошлого.
Л.М. Феррейра (Федеральный университет Пелотаса, Бразилия) и Г. Ла Роза (Гаванский университет, Куба) исследуют вопрос о клеймении рабов на Кубе. Авторы рассматривают это исследование как один из аспектов вопроса, «как материальная культура... создавалась для надзора и угнетения. рабов» (с. 45). Особенностью исторической археологии в данном случае может быть использование документации, содержащей описания предметов или знаков (в данном случае - клейм). Такой документацией служат бумаги испанской администрации. Клеймение рабов существовало на Кубе в течение XVIII и XIX вв. Изучение этой темы связано также с вопросами о беглых рабах и нелегальной работорговле. Ав-
торы выделяют клейма, ставившиеся при легальной продаже рабов, при легализации незаконно ввезенных рабов, а также владельческие. При этом они отмечают, что для раба в данном случае не было большой разницы, кто выжигает на нем клеймо - представители Испанской Короны или владелец. Клейма оказывались невольным орудием создания некой коллективной культурной идентичности рабов, более важной, чем их происхождение.
В работе К.М. Гимарайнш, С.Ф. де Морайш и Л. Де Асиш Ройндель (Федеральный университет Минас-Жерайс, Бразилия) «Рабство, конфликты и археология в Минас-Жерайс, Бразилия в XVIII веке» конфликты рассматриваются как постоянный элемент рабовладельческого общества, разделенного на антагонистические группы, позволяющий увидеть его в динамике.
В регионе Минас-Жерайс, начиная с XVIII в., помимо сельского хозяйства (выращивание сахарного тростника) развивалось горное дело - добыча золота и алмазов. Сохранившиеся следы старых выработок показывают, насколько разрушительной для окружающей среды была тогда добыча ископаемых. На всех ее этапах использовался рабский труд.
Признаками конфликта и нестабильности в обществе выступают, в частности, остатки поселений при выработках, построенные как крепости. Рассматривая один такой памятник, Форте де Брумандино, авторы отмечают наличие амбразур в стенах, которые могут говорить не только о внутренней опасности (конфликты с рабами), но и о внешней. Опасность могли представлять банды грабителей, индейское население и беглые рабы, обитавшие в по-селениях-киломбу. Указывая, что среди построек форта была часовня, авторы отмечают, что Церковь как институт была встроена в существовавшее рабовладельческое общество и поддерживала его (с. 69).
Обращаясь к теме беглых рабов, авторы рассматривают материалы поселения Киломбу да Кабаса. На стене одного из жилищ был обнаружен схематический рисунок корабля. Исследователи сравнивают его с другим, известным по зарисовке с натуры рабского рынка на бразильском побережье в XIX в. Там один из рабов в ожидании продажи также рисует на стене корабль. Оба рисунка изображают, по-видимому, океанские суда с несколькими мачтами. При схожести рисунков, их смысловое наполнение, по мнению ав-
торов, различно: корабль из Киломбу да Кабаса - «это уже не фрагмент памяти о прошлом, но желаемая перспектива на будущее, хотя она еще и не исполнилась» (с. 74).
М.А.Т. Соза (Федеральный университет Минас-Жерайс, Бразилия) рассматривает вопрос об интеграции привезенных из Африки рабов в колониальное общество, сравнивая традиционную керамику Центральной Африки и материалы из археологических памятников колониальной Бразилии. Одной из характерных форм африканской посуды были сосуды для приготовления пищи характерной формы - яйцевидное тулово с округлым дном, цилиндрическое горло; такая посуда не имела ручек. Автор показывает, как все эти особенности формы сочетались с приготовлением и употреблением традиционных блюд из зерновых и бобовых. Подобные сосуды распространены на значительной территории южной Анголы. В XVIII в. на этой территории находились исторические области Луанда и Бенгела, откуда португальцы вывозили большую часть рабов, в основном попадавших в Бразилию (с. 84).
В бразильской керамике XVIII в. можно выделить сходный тип сосудов. Автор рассматривает находки из поселка горняков Оро Фино и поселения беглых рабов Киломбу да Кабаса. Найденные здесь сосуды общим абрисом напоминают образцы африканской керамики. Однако выявлены и новшества. Появление плоского дна и ручек можно объяснить применением в колониальном хозяйстве полок для хранения, шкафов и в особенности столов, которые входят и в быт рабов. Также появляются новые варианты орнамента, причем среди вариантов можно выделить «более африканские» и «более колониальные». То, что те же самые формы встречаются и на поселениях беглых рабов, как полагает автор, «показывает, что вовлечение в колониальный контекст, как порабощенных, так и освободившихся индивидов происходило сходным и взаимосвязанным образом» (с. 92).
К.С. Феннелл (Университет Иллинойса, США) в работе «Культурная креативность, мятежники и сравнительные вопросы афро-бразильской археологии» обсуждает некоторые направления исследований культуры рабов в бразильской археологии. Также он приводит сравнительные данные по исследованиям в Северной Америке, указывая на перспективные для Бразилии направления.
Одним из исследуемых в Бразилии вопросов является проблема культурной трансформации, рассмотренная на примере символов, употреблявшихся выходцами из Африки. Традиционные символы, взятые из различных африканских космогоний, со временем изменялись и приспосабливались к новому легендарию. Также они могли переноситься на другой материал: так, ряд узоров на керамике напоминает орнаменты, которыми в Африке могли покрывать тело (с. 105).
Автор рассматривает ряд направлений исследования культуры беглых рабов, приводя в качестве аналогии подобные исследования на материалах из Северной Америки. Это, в частности, сочетания исследований «малого маронажа» (индивидуальные, иногда кратковременные побеги) и «большого» (совместные действия крупных групп людей, приводившие, например, к основанию новых поселений). Так, наряду с исследованием поселений в целом, он приводит в пример раскопки дома и хозяйственных построек XIX в., принадлежавших семейству Блэкбурн. В планировке дома прослеживаются влияния традиционной африканской архитектуры. Поиск таких влияний, по его мнению, может быть перспективным для Бразилии. Другое направление - это поиски поселения беглых рабов в труднодоступных местах - подобных болотам Северной Каролины. Автор отмечает, что подобные исследования будут неизбежно взаимодействовать с современными политическими трендами Бразилии. В настоящее время интерес к аборигенному населению сменяется признанием и изучением афро-бразильского наследия - в том числе поселений-киломбу (с. 111).
Завершает сборник статья К.Р. Феллоуз (Университет Шип-пенсберг, Пенсильвания, США) и Дж.А. Делля (Государственный университет Северной Дакоты, США) «Мароны и диалектика пространственной независимости в колониальной Ямайке». Особенность колониального хозяйства на Ямайке состояла в том, что хозяева плантаций практически не жили в своих владениях; белое население было сосредоточено в городах, фермами руководили управляющие.
Обращаясь к теме маронов, авторы указывают, что исследования этого вопроса в американской археологии достаточно немногочисленны. Это неудивительно - в частности, потому, что их поселения часто находились в труднодоступных местах, а при
кратковременном заселении могли не оставить следов из долговечных материалов. При этом сообщества маронов на Ямайке были настолько сильны, что еще в 1739 г. британские власти должны были заключать с ними договоры. Археологи идентифицировали ряд поселений, на некоторых из них проводились раскопки. Так на поселении Нэнни Таун, существовавшем в XVII-XVIII вв., были найдены также слои предшествующего периода, когда здесь обитали индейцы. Малая сохранность построек показывает, как в таких случаях существует вероятность ошибки, когда поселение маронов будет принято за местное (с. 121). Раскопки поселения Аккомпонг, существующего до настоящего времени, дали материалы для этно-археологических сравнений с африканскими находками из северной части бассейна р. Вольта1 в Гане.
Далее автор обращается к вопросу о «малом маронаже» (временных побегах), неоднократно зафиксированных в делопроизводстве плантаций. Такие побеги облегчала описанная выше система хозяйствования. Беглецы могли скрываться в «полевых домах», небольших хижинах, распространенных по сельскохозяйственным угодьям. Многие из них были обитаемы до недавнего времени. Авторы исследовали фундаменты ряда таких жилищ. С началом XIX в. «большой маронаж» часто был невозможен: сложившиеся сообщества маронов договаривались с плантаторами о возврате беглецов, что обеспечивало им самим дальнейшее существование. В такой ситуации «малый маронаж» представлялся более достижимым выходом (с. 130).
Ек. Ю. Лебедева
1 Вольта - река, протекающая по территории африканских государств Буркина-Фасо (ранее - Верхняя Вольта) и Гана. Образуется слиянием Черной и Белой Вольты. Впадает в Гвинейский залив. - Прим. реф.