CC BY
11
что логический позитивизм должен бы иметь официальную смерть и официальную историю, означает, что его наиболее слабые черты все еще находятся с нами» (с. 133). Теперь эта «официальная» политика делает аутсайдерами тех, что осмеливается критиковать «своих» слишком эффективно. Это и есть обскурантизм, который отрицает как бессмысленные теории, предлагающие реальные альтернативы. Если же эти теории не являются бессмысленными, то, утверждается, они не могут быть рационально обсуждаемы. Тогда традиция и политика становятся более важными, чем истина.
Л.А. Боброва
2017.01.009. БОД Р. СРАВНИТЕЛЬНАЯ СТРУКТУРА ДЛЯ ИЗУЧЕНИЯ ИСТОРИЙ ГУМАНИТАРНЫХ И ТОЧНЫХ НАУК. BOD R. A comparative framework for studying the histories of the humanities and science // History of science society. - Chicago, 2015. -Vol. 106, N. 2. - P. 367-377.
Ключевые слова: история науки; компаративистика; гуманитарные и естественные науки; информатика; лингвистика; языковое дерево; формализм; методология.
Автор статьи Ренс Бод, профессор Института логики, языка и информатики Университета Амстердама, пишет, что несмотря на то, что истории гуманитарных и точных наук тесно связаны, у них нет общей истории, объединяющей их в одну дисциплину. Р. Бод задает провокационный вопрос: возможно ли написать всеобщую историю науки, не принимая во внимание историю гуманитарных наук? Он утверждает, что скорее всего нет! Но почему мы, вообще, должны интересоваться всеобщей историей науки, продолжает он? Общая продолжительность истории науки такая же длинная, как и сам ее предмет - наука, и она продолжает писаться до настоящего времени. Современные исследования по истории науки сосредоточены прежде всего на относительно небольших периодах времени. Долгосрочной перспективе посвящено существенно меньше работ. Оба подхода в значительной степени зависят друг от друга: без специализированных тематических исследований (охватывающих непродолжительные периоды истории конкретных научных дисциплин) всеобщая история не может быть написана, а без всеобщей истории тематические исследования упускают общую картину.
Существует несколько основополагающих работ по истории науки в долгосрочной перспективе (фр. longue duree). Это прежде всего «История индуктивных наук» (1837) Уильяма Уэвелла, охватывающая более двух тысячелетий; и одна из наиболее влиятельных работ в своей области, книга Александра Койре «От замкнутого мира к бесконечной вселенной» (1957), рассматривающая более трех веков. Но в целом, как отмечает автор, долгосрочная перспектива рассмотрения истории науки сегодня находится в состоянии упадка (кроме, возможно, жанра учебников). В любом случае, несомненно, что для исследования некоторых наиболее сложных вопросов, таких как появление научной культуры, или вопрос, почему научная революция произошла именно на Западе, необходим компаративистский подход в долгосрочной перспективе. Седьмой том «Кембриджской истории науки» (2013) - один из недавних примеров того, что историки не могут жить одними только микроисследованиями; они хотят иметь широкую картину.
В гораздо более молодой истории гуманитарных наук наблюдается все тот же недостаток глобального подхода. В то время, как в течение долгого времени осуществлялись исторические исследования лингвистики, филологии, истории искусств, музыковедения и историографии, общая область и термин «история гуманитарных наук» вошли в моду только с 2008 г., когда была проведена первая конференция по истории гуманитарных наук «Создание гу-манитаристики: первая международная конференция по вопросам истории гуманитарных наук» (с. 368). С тех пор наблюдается последовательный рост исследований в данной области, показывающий, что на протяжении более двух тысяч лет гуманитарные и естественные науки имели существенно связные истории. В связи с этим Бод утверждает, что может быть найден определенный уровень, на котором под гуманитарные и естественнонаучные дисциплины может быть подведен общий знаменатель для их полноценного и равноценного сравнения. Прежде всего это уровень основных методов, уровень формализма и системных правил, используемых в этих дисциплинах.
В параграфе «Грамматический формализм в лингвистике и вычислительной технике» (с. 370-372) Р. Бод пишет, что одной из самых существенных технических разработок прошлого века явились информационные технологии. В то время как их развитие
обычно связывается с вычислительной техникой, а не гуманитарными науками, они явились по-настоящему гуманитарной дисциплиной исследования языка, которая обеспечила основополагающим формализмом развитие языков программирования.
Фундаментальной интуицией лингвистики является то понимание, что естественный (человеческий) язык может быть описан системой правил, известных как грамматика. Первая дошедшая до наших дней грамматика обнаруживается в «Восьмикнижии» великого индийского грамматиста Панини, жившего приблизительно в V в. до н.э. Его грамматика является одной из самых полных из когда-либо созданных. Панини составил свод из 3959 правил, касающихся всех возможных предложений санскрита. Они определяют, является ли данная последовательность слов правильно сформированным предложением или нет. Одной из известных идей Панини является система грамматических правил составления предложений по принципу рекурсии (санскр. ньяя). Например, предложение «Его преследовал человек, который был пойман полицейским, который был разыскан фотографом» является рекурсивным, оно может быть продолжаемо до бесконечности (с. 371). К концу XVIII в. грамматика Панини стала известна европейским ученым, потребовалось еще полтора века, прежде чем она была относительно хорошо понята.
В 1950-х годах известный лингвист Ноам Хомский в своих работах развивал идеи Панини, называя его своим духовным отцом. Однако вопрос о том, может ли конечная система правил представлять полную грамматику живого языка остается все еще нерешенным; несомненным это является только для мертвых языков (в том числе санскрита). Понятие грамматики оказалось исключительно хорошо подходящим для описания и создания высокоуровневых языков программирования электронно-вычислительных машин (ЭВМ), которые, в отличие от низкоуровневых языков программирования, не используют нули, единицы и другие машинные коды программирования. Вместо этого они используют предложения (команды-коды), схожие с предложениями и фразами естественного человеческого языка (эти команды затем переводятся на машинный язык программирования и, наконец, в нули и единицы отдельного алгоритма). В 1950-х понятие «язык» стало одной из центральных метафор, вокруг которой была построена дисцип-
лина информатика. Эта языковая метафора была частью более общей дискуссии, которая ввела лингвистические понятия в биологию, информатику, математику и общественные науки. Лингвистическая концепция программирования была выдвинута такими выдающимися специалистами по информатике и искусственному интеллекту как Джон Бэкус, Питер Нор, Эдсгер Дейкстра и Джон Маккарти.
В течение второй половины 1950-х годов, языковая метафора приобрела более абстрактное значение, которое было тесно связано с формальными грамматиками лингвистики. Считалось, что компьютеры, человеческий мозг, естественные и формальные языки все являются системами, заданными их общими абстрактными структурами. Антропоморфические метафоры грамматики и синтаксиса стали представлять собой нечто большее, чем просто удобные аналогии между лингвистикой и информатикой. Формализм описания языков программирования был эквивалентен формализму, используемому лингвистами для описания естественных языков. Это не значит, что сами правила были эквивалентны, но основной формализм, в котором были выражены эти правила (форма выражения правил вместе с понятием рекурсии) оказались эквивалентными. Именно Джон Бэкус применил понятие формальной грамматики Панини - Хомского для проектирования полного синтаксиса самой успешной программы высокоуровневого языка ЛЬ00Ь60. Фактически все современные высокоуровневые языки программирования написаны в этом или очень схожем формализме, включающем лингвистическое понятие грамматики и рекурсии. Такая грамматика определяет, формирует ли данная последовательность утверждений правильное выражение в частном языке программирования или нет. Если предложения (команды) следуют правилам грамматики, они синтаксически правильны, что означает, что они могут обрабатываться основным языком программирования и интерпретироваться компьютером.
На уровне формализма грамматики лингвистику и информатику объединяет глубокая общность. Лингвистический формализм грамматики использовался программистами, давая вычислительной технике и информационным технологиям беспрецедентный импульс. Это привело к развитию языков программирования, которые были независимы от конкретных машин.
В параграфе «Историческое дерево и правила стемматики1 в филологии и биологии» (с. 372-374) Р. Бод пишет, что метафора языка нашла также свое место в науках о жизни. С 1950-х годов биологи стали представлять организмы и молекулы в качестве информационных систем при помощи лингвистических тропов2 и текстовых аналогий. Геном человека рассматривался как текстовая информационная система, которая посредством последовательностей ДНК может копироваться, видоизменяться и инфицироваться (затушевываться новой информацией). Все эти процессы могут быть выражены в филологических понятиях и терминах вычислительной техники. Представления наследственности, пишет Р. Бод, не явились результатом внутренней логики генетики ДНК, они были привнесены в молекулярную биологию из кибернетики, теории информации и вычислительной техники, - дисциплин, импортировавших метафору языка из наук о языке.
В то время как программисты, главным образом, смотрели на лингвистику, молекулярные биологи смотрели на «стемматиче-скую» филологию - теорию реконструкции текста, которая создает родословное дерево всех имеющихся вариантов изначального текста для его возможно более полного воссоздания. Вопрос использования текстовых понятий в генетике ДНК - это не просто вопрос метафоры или аналогии. Если посмотреть на более глубокий уровень формализации, использующийся в филологии и генетике ДНК, можно заметить эквивалентность между стемматической филологией XIX в. и молекулярной биологией века XX. Эквивалентность между ними еще глубже, чем между лингвистикой и информатикой. Биологами были приняты не только формализация филологического дерева текстов (стеммы), но и ряд операций над
1 Стемматический метод предложил немецкий лингвист Карл Лахман (1793-1851). Стемматическая филология - область исследований, касающаяся анализа отношений сохранившихся различных версий текста друг к другу, с целью восстановления утраченного оригинала. Термин «стемма» происходит из Древней Греции, он означал лавровый венок, обвитый белой овечью шерстью. В Древнем Риме стемматами (лат. 81ешша1а) называли «родословные ветви»: бюсты предков, расставленные в хронологическом порядке, украшенные венками и соединенные лентами.
Троп - слово или оборот речи в переносном, иносказательном смысле.
ним. Эти правила были усовершенствованы и математически формализованы в начале XX в.
Оказалось, что операции замены, вставки и удаления были применимы и к последовательностям лексических элементов, и к цепочкам ДНК. На уровне используемой формализации и применяемых операций биология и лингвистика не просто аналогичны, но эквивалентны. Например, в отношение ошибок, не важно возникли ли они из-за переписчиков в череде копирований текста или из-за генетических мутаций в процессе репликаций молекул ДНК (с. 373). Операция вставки или удаления слов в тексте формально эквивалентна правилу вставки и удаления нуклеотидов в ДНК. Формализация и система правил в филологии были деконтекстуа-лизированы (оторваны от своего изначального предмета) и затем реконтекстуализированы в новой области - генетике.
Мы, пишет Р. Бод, не сможем по-настоящему изобразить историю науки генетики XX в., если пренебрежем более долгой историей ее методов, некоторые из которых возникли в гуманитарных науках XIX в. (с. 374). Взаимодействие между гуманитарными и естественнонаучными дисциплинами двустороннее и очень динамичное. Формализация и системы правил из филологии пришли в биологию, а затем возвратились обратно в филологию в более строгом виде. То же самое произошло с лингвистикой и информатикой: лингвистическое понятие грамматики было использовано в вычислительной технике, из которой оно возвратилось обратно в лингвистику, приведя к созданию дисциплины компьютерной лингвистики.
В параграфе «Общая формализация и системы правил в гуманитарных и точных науках» (с. 374-376). Говорится, что лингвистика и стемматическая филология с их формализованными методами иногда рассматриваются как принадлежащие области точных, а не гуманитарных наук; в действительности же они являются более интерпретационными и герменевтическими дисциплинами, что является реальной основой гуманитарного исследования. Историография, по выражению немецкого философа Вильгельма Дильтея, не касается объяснения событий, но их понимания (verstehen). В представлении неокантианства, вместо того чтобы стремиться находить правила или закономерности (номотетиче-ский, всеобщий взгляд), историография сосредоточивается на кон-
кретном (индивидуальном, идиографическом) (с. 375). Тем не менее историография - это дисциплина, которая развила общий и широко применяемый метод критики источников.
Точное описание правил критики источников, направленных на определение подлинности документа, принято приписывать историку XIX в. Леопольду фон Ранке (1795-1886). Система Ранке -еще не формализация, подобно абстрактной грамматике или языковому дереву, но система правил для критической оценки источников. Сегодня идеал Ранке по восстановлению исторической действительности (wie es eigentlich gewesen) признан нереалистичным, но его критический метод был принят всеми гуманитарными и естественнонаучными дисциплинами, которые сталкиваются с необходимостью критической оценки источников, например, доказательной медициной, судебной экспертизой и юриспруденцией. Так, студенты-медики изучают, как прочитать медицинское заключение, студенты по судебной медицине должны уметь выяснить достоверность источника, а студенты по юриспруденции часто сталкиваются с проблемой разоблачения поддельных документов.
Существует множество других примеров формализации и систем правил общих для гуманитарных и точных наук. Так, например, формализованное описание линейной перспективы, данное Леоном Баттистой Альберти (1404-1472), привело не только к революции в европейской живописи и теории искусства, но также и к математическому исследованию перспективы, начавшемуся с исследования его системы правил по изображению трехмерных объектов на плоскости (с. 375).
Общий формализм также существовал между музыкой и космологией. Формализация музыкальной гармонии с точки зрения простых частей целого числа была взята в качестве модели вселенной. Этот вид музыкального формализма был столь доминирующим, что до конца XVII в. все космологические модели основывались на нем.
Обзор истории общего формализма, пишет Р. Бод, также не должен пропускать того влияния, которое концепция дерева языковых семей оказало на «научный» расизм. Открытие индоевропейской языковой семьи в XIX в. подвело «научную» базу под европейскую идею делить народы на «лучшие» и «худшие», в зависимости от степени их близости к этой языковой семье. Идея существования
изначального «чистого» арийского языка привела к идее существования «чистой» арийской расы и возникновению национал-социализма в XX в. Это показывает, что влияние формализма гуманитарных наук не обязательно положительное, притом, что гуманитарные науки крайне важны для развития критического менталитета и демократии (с. 376).
Из новых гуманитарных дисциплин автор приводит в пример кино и телевидение. Понимание этих дисциплин включает формальный анализ того, что назвали «потоками» (англ. flows): безостановочных потоков информации, рекламы, развлечений, трейлеров, цель которых удерживать зрителя на определенном канале. Время покажет, пишет автор, будет ли эта формализация и системы правил использоваться в других дисциплинах, но они, в любом случае, интригуют (с. 376).
В заключении (с. 376-377) Р. Бод утверждает, что для будущей всеобщей истории науки необходимо принять во внимание историю гуманитарных наук, в противном случае мы рискуем пренебречь ее методами и формализмом, имеющими богатую историю. Если мы хотим понять историю науки в ее долгосрочной перспективе, нам необходимо объединить ее с историей гуманитарных наук, что, возможно, будет самым большим вызовом будущего (с. 377).
Р. С. Гранин
