CC BY
37
Однако на пути развития американо-индийского сотрудничества до сих пор сохраняется существенное препятствие. Индия должна подписать три «основополагающих соглашения» (CISMOA, LSA и BECA), без чего, по мнению Вашингтона, передача ей новейших технологий невозможна. До сих пор позиция индийского руководства состояла в том, что условия, прописанные в этих соглашениях, нарушают государственный суверенитет Индии. Однако во время визита министра обороны Индии Манохара Пар-рикара в США в декабре 2015 г. было решено «возобновить переговоры» по LSA. Индийская сторона также выразила готовность пересмотреть свою позицию по остальным документам.
По мнению авторов, налаживание полноценного оборонного взаимодействия между США и Индией сулит колоссальные выгоды обеим сторонам. Для Соединенных Штатов главными результатами такого взаимодействия станут, в первую очередь, обретение надежного партнера в меняющемся и нестабильном регионе, и, конечно, открытие новых рынков для частных американских производителей вооружений. Для Индии партнерство означает большую экономию на разработке и развитии вооружений, доступ к передовым технологиям, быстрый и более эффективный с финансовой точки зрения производственный процесс. Однако для того, чтобы масштабное военно-техническое сотрудничество, подразумевающее, в частности, передачу новейших военных технологий, получило дальнейшее развитие, стороны должны убедить друг друга в том, что они рассчитывают на надежные и долгосрочные партнерские отношения.
Г.Д. Власов
ИСТОРИЯ
2016.04.033. ВАН ЦИШЭН. ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ И ПРОГРЕСС В КИТАЙСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ ХХ в.
WANG QISHENG. The œntinuity and р1^ге88 of the Chinese revolution in the twentieth œntury. - Jinan, 2015. - 16 p. - (22 nd Congress of the International committee of historical sciences. - Jinan. - China. -23-29 August 2015).
Ключевые слова: Китай; история ХХ в.; революционный процесс; Революция 1911 г.; Китайская республика; Гоминьдан; КПК;
политическое насилие; КНР; диктатура; политическая демократия.
Автор (Пекинский университет, КНР) ставит вопрос, почему революционный процесс в Китае стал перманентным, с нарастанием политического радикализма и расширением масштабов насилия и в конечном итоге не достиг исходных целей.
Китай в ХХ в. прошел через разные типы революций, многократно изменялась его политическая система, трансформировались социальная структура, этические принципы, повседневная жизнь народа. Революционный процесс в Китае оказался «самым длительным, самым крупным по масштабам и самым сложным по характеру» в мировой истории. И хотя сейчас наступила «постреволюционная эпоха», правящей партией остается «бывшая революционная партия», политическая система и идеология представляют «в большой степени наследие революционной эпохи», память о ней еще «укоренена в китайском обществе и ментально-сти народа» (с. 1-2).
Хронологические рамки революционного процесса - от создания Тунмэнхой, революционной организации во главе с Сунь Ятсеном в 1905 г. до смерти Мао Цзэдуна (1976). Этот период разделяется на три этапа: «Республиканская революция» (1905-1923), «Националистическая революция» (1924-1927), «Коммунистическая революция» (1927-1976). Распространенной ошибкой1 было рассматривать эти революции как радикально отличные друг от друга и тем более - противопоставлять их. Нередко авторы «негативно оценивали одну революцию, чтобы оправдать необходимость следующей». На самом деле, то были «три акта одной драмы» с единым сюжетом: «спасти страну от развала» (с. 2).
Старт революционного процесса объясняется неудачей реформ, начатых политикой «самоусиления» и продолженных в 1898 г. По мере того как недовольство углублялось, популярными становились «все более насильственные средства для спасения страны, что привело к революции 1911 г.». Цель ее выражалась простой формулой «покончим с маньчжурским правлением, и Китаю будет хорошо».
1 Речь здесь и дальше идет главным образом об историографическом каноне в КНР, с которым автор полемизирует. - Прим. реф.
Сам Сунь Ятсен признавал, что единственной идеологией для большинства был национализм. Лишь немногие понимали, что такое демократия и республиканский строй: «Не удивительно, что Юань Шикай смог восстановить императорское правление»1. Правда это вызвало мобилизацию революционных сил, но не обязательно, что «те, кто сражался против авторитаризма, понимали смысл демократии», а те, кто «выступил против императорского правления, восприняли республиканизм» (с. 3).
Еще в 1918 г. Гао Ихань2 указывал на существенные различия между революцией 1911 г. и революциями во Франции и Америке. Перед Французской революцией Руссо, Вольтер, Монтескье и др. уже выдвинули идеи естественных прав, равенства и свободы. С проникновением этих идей в сознание людей укоренился республиканизм. Те же самые идеи распространились в Америке еще до завоевания независимости и обеспечили создание демократического государства. В Китайской революции подобного не было, и после провозглашения Республики император «еще оставался в мыслях людей» (с. 3).
Однако мнение, что революция 1911 г. духовно воздействовала лишь на интеллектуальную элиту, оспаривалось другим лидером Движения за новую культуру Ху Ши3, который подчеркивал символическое значение свержения императорской власти. Он считал поучительным сравнение с Реставрацией Мэйдзи. В Японии император не имел реальной власти и ответственность за плохое правление люди возлагали на режим Бакуфу. Поэтому революция приняла характер восстановления власти императора в рамках конституционной монархии. В Китае вся власть принадлежала императору, а значит, и вся ответственность ложилась на него. Потому революция и приняла характер свержения императорского правления.
1 Юань Шикай (1859-1916) - первый президент Китайской республики с широкими полномочиями (1912-1915). Авторитарный правитель, самопровозглашенный император (1916). - Прим. реф.
2
Гао Ихань (1884-1968) - участник Движения за новую культуру. - Прим.
реф.
3
Ху Ши (1891-1962), ведущий китайский философ первой половины ХХ в., последователь прагматизма Дж. Дьюи, идеолог либерального направления и реформатор китайской письменности, скончался на Тайване. - Прим. реф.
«Кажется, - писал реформатор в 1934 г., - не понадобилось больших усилий для свержения императорской власти, но все же это величайшее событие за пятитысячелетнюю историю Китая». В умы простых людей проникла мысль «даже императора можно свергнуть». И это, считал Ху Ши, «наиболее значимый символ преобразования Китая», которое выразилось также в распространении идей женской эмансипации, в Движении за новую культуру и в борьбе за национальную независимость. «Революция 1911 г., - заключал Ху Ши, - была началом всех социальных реформ», а в духовном плане она не оставила ничего вне критики, будь то «древние мудрые правители, конфуцианство, буддизм, даосизм, семейно-брачные отношения, принцип почитания родителей, вера в божеств и бессмертие» (с. 4).
Молодой Мао Цзэдун оценивал Революцию 1911 г. сходным образом. «Мы знаем теперь, что даже всемогущие императоры могут быть свергнуты», - писал он в 1919 г. Он расценил произошедшее как воодушевляющий пример для революционной деятельности. Революция разрешила спор между конституционалистами и революционерами о путях спасения Китая. Революционеры оказались в почете, конституционалисты были вынуждены оставить политическую арену. «Быстрая победа Революции 1911 г. создала ложное впечатление, что революция является легким делом», и вдохновила новые попытки (с. 5).
Политические компромиссы после 1911 г. «могли бы стать прелюдией к конституционному правлению на демократических принципах», однако и Юань Шикай, и революционеры «выбрали насилие как способ разрешения конфликта». В 1913 г., когда Сунь Ятсен взял курс на новую революцию, Лян Цичао1 писал: «Если нация испытала революцию, нельзя избежать второй и третьей», ибо «раз революция увенчалась успехом, она воспринимается как великая доблесть». Люди, ее совершившие, считают революцию «наивысшим достижением в жизни» и при неудаче будут продолжать свои попытки (с. 5-6).
Воцарившийся после революции хаос дискредитировал республиканскую идею. Как писала популярная независимая газета
1 Лян Цичао (1873-1929), философ, писатель, публицист, лидер Движения «Четвертого мая». - Прим. реф.
«Дагунбао» 10 июня 1927 г.: «Так называемые республиканцы не сделали для нации и народа ничего хорошего и даже стало в десятки и сотни раз хуже... Общее мнение китайского народа, что псевдореспублика не лучше настоящей автократии» (с. 6).
Реальная угроза распада страны приводила в лагерь революционеров все больше сторонников. Во время Движения «Четвертого мая», отмечал современный исследователь, вся интеллектуальная элита так или иначе была втянута в движение за «следующую революцию (1шц1 geming)». Даже те, кто проповедовал постепенные реформы, «соглашались, что революции позитивны, разумны и неизбежны как средство покончить со всеми негативными сторонами и элементами упадка в китайском обществе и политике»1. Лозунги «коренного» и «окончательного решения» сделались общим местом. Реформизм отождествлялся с контрреволюционностью, дискурс стал «непримиримым, деспотичным», даже в сравнении с дореволюционным временем. Это была новая политическая культура (с. 6-7).
Возникшая после Движения «Четвертого мая» коммунистическая партия и реорганизованная националистическая (Гоминьдан) вступили в коалицию под лозунгом «Долой милитаристов, долой империализм». Но если для Гоминьдана основной целью было сокрушить бэйянских милитаристов, контролировавших власть в Пекине, то коммунисты взяли курс на социальную революцию, вовлекая в борьбу за власть рабочих и крестьян. Период 1924-1927 гг. был «временем сотрудничества и соперничества», который закончился разрывом (с. 7-8).
Два международных обстоятельства способствовали радикализации китайской политики. «Цивилизационный кризис, порожденный Первой мировой войной, отразился неудачей республиканского эксперимента в Китае» и дискредитацией капитализма. А «успех Русской революции и ее международная активность способствовали. созданию благоприятного впечатления о социализме». В результате интеллектуалы из Движения «Четвертого мая» «отвергали индивидуализм и капитализм, основанные на свободе
1 Yu Guoliang, «Wusi zhishi quntide geming lunshu» [The Revolutionary Discourse of the May Fourth Intellectual Group]: Ph.D. dissertation. - Fudan univ. - 2005. -November. - 144 р. Описано по реф. источнику.
конкуренции», и «обращались к социализму с его упором на сотрудничество» (с. 8).
Даже те, кто подобно Лян Цичао не принимал коммунизм, отвергали капитализм. Лян Шумин1 провозглашал: «Человеческая история достигла периода антикапитализма». Капитализм и буржуазия сделались в Китае одиозными понятиями, и когда «коммунисты назвали Гоминьдан партией капиталистов, националисты сочли это оскорблением» (с. 8-9).
«Западные традиции свободы и демократии» уже в середине 1920-х годов сочли «частью устаревшей капиталистической культуры». Говорили, что политическая революция типа Французской «устарела». Будущая китайская революция «должна следовать российской модели»2. Через 2-3 года после Движения «Четвертого мая», провозгласившего курс на вестернизацию, китайские интеллектуалы, обратившись к коммунистическим идеалам, «отвергли главное направление западной цивилизации»3. То была «интеллектуальная революция», которая «логично трансформировалась в социальную» (с. 9).
«В слепой погоне за новой модой в мировой революции не задумались достаточно о том, какая революция отвечает ситуации и потребностям Китая». Не дожидаясь успеха политической революции, взяли курс на социальную революцию, «не завершив Республиканскую революцию, увлеклись Коммунистической только потому, что социальная революция и Коммунистическая революция были новее и радикальнее» (там же).
У китайских интеллектуалов сформировался комплекс «догнать и перегнать». Они полагали, что, пользуясь преимуществом позднего развития, они могут миновать стадию капитализма и перейти прямо к социализму. Так, Лю Жэньцзин4 заявлял: «Изучая
1 Лян Шумин (1893-1988), философ-реформатор консервативного направления, представитель современного конфуцианства. - Прим. реф.
Luo Jialun. Jinri zhi shijie xinchao [New Trends in Today's World] // Xinchao. -1919. - Vol. 1, N 1. - P. 19.
3
Yu Ying-shih. Qian Mu yu zhongguo wenhua [Qian Mu and Chinese Culture]. -Shanghai: Yuandong chubanshe, 1994. - P. 205.
4
Лю Жэньцзин (1902-1987), один из основателей КПК, секретарь организации коммунистической молодежи, был делегатом Четвертого конгресса Коминтерна, учился в СССР, сторонник Л. Д. Троцкого. - Прим. реф.
историю, постоянно чувствуешь, что отсталая страна может развиваться быстрее развитой и достичь более радикальными методами более высокой стадии. США развивались быстрее Британии, Германия быстрее США, Япония быстрее Германии и теперь Россия развивается еще быстрее. Можно предвидеть, что в будущем Китай определенно превзойдет Россию»1 (с. 10).
И Гоминьдан, и КПК, вдохновляясь примером Русской революции, обращались к СССР за руководством и помощью. КПК гордилась тем, что стала членом Коминтерна, воспринимая это как признание революционного движения в Китае частью мировой коммунистической революции. Гоминьдан тоже попытался войти в Коминтерн, но неудачно.
Курс на социальную революцию означал превращение китайской революции в часть мировой войны пролетариата с буржуазией, и китайская буржуазия становилась ее мишенью. Историография КНР («mainstream scholars») считала Движение «Четвертого мая» границей между «старыми демократическими революциями» под руководством буржуазии и «новыми демократическими революциями» под руководством пролетариата. На самом деле, историческая перспектива оказывается более широкой: «от политической революции к социальной, от внутренней к мировой, от этно-национальной к классовой, от Республиканской к Коммунистической, от ограниченной к безграничной». Все это означало радикализацию китайской политики в ХХ в., и начало китайской Коммунистической революции явилось «самым типичным примером этой радикализации» (с. 10-11).
Однако хотя Коммунистическая революция считается классовой, классов в марксистском понимании в Китае тогда не было. По воспоминаниям Мао Цзэдуна, он вначале воспринял из марксизма лишь четыре иероглифа, означающих классовую борьбу2. И, подводя итоги революционной деятельности в 1957 г., Мао утверждал, что «классовая борьба была единственным важным делом в его жизни» (с. 11-12).
:Liu Renjing to Yun Daiying. Huiyuan tongxun // Shaonian zhongguo [Chinese
Youth]. - 1921. - Vol. 2, N 9. - P. 63.
2
Mao Zedong wenji [Collected Works of Mao Zedong]. - Beijing: Renmin chu-banshe, 1993. - Vol. 2. - P. 378-379.
В этой «креативной стратегии» учение Маркса было «прими-тивизировано, локализовано, опредмечено, инструментализовано и сделалось понятным широким массам». Коммунисты называли себя представителями пролетариата, а Гоминьдан клеймили как партию буржуазии, однако пролетариат у них отождествлялся с «бедняками», буржуазия - с «богачами». Вся марксистская теория превратилась в идею восстания бедняков против богачей. Так, «иностранная идеология» соединилась с традиционной верой в мандат Неба на восстание против порочного правления. Отождествленный с «бедняками» пролетариат заместили сотни миллионов бедных крестьян, которые и сделались «главной силой пролетарской революции». Так, «китайские коммунисты успешно мобилизовали в своих целях аграрное общество, где настоящий пролетариат пребывал в незначительном меньшинстве» (с. 11).
Переход в революционном сознании от межэтнических противоречий в Революции 1911 г. к классовым имел самые тяжелые последствия, ибо в отличие от этнических характеристик классовые носят вариативный и во многом воображаемый характер. Когда Мао Цзэдун придал классовой борьбе универсальное и долговременное значение, за уничтожением прежних классовых врагов неизменно следовало выявление новых.
«Поиск все новых классовых врагов столь глубоко внедрил классовую борьбу в душу китайского народа, что она сделалась почти второй натурой». Однако вместе с укоренением в сознании «ее смысл стал неопределенным, а применение неограниченным, так что сами революционеры были поглощены революциями»
(с. 12).
Вопреки распространенному мнению Китайская революция не завершилась в 1949 г. Напротив, началась «более глубокая и масштабная революция». В отличие от предшествующих она охватила всю территорию страны и ее острие переместилось с вооруженной борьбы, в которой участвовало меньшинство, на социальные преобразования, вовлекавшие всех. Еще в 1920 г. один из основателей КПК Чэнь Дусю предупреждал против подмены цели средством в революционной деятельности. «Революция - только средство», - указывал он. Однако впоследствии для КПК она «ста-
ла высшей ценностью», и в партии «поверили, что революции могут изменить все»1 (с. 12-13).
В заключение Ван Цишэн ставит вопрос, «почему китайские революции были разрушительными, а не созидательными?». Все три революции ХХ в. «добивались успеха в свержении старого режима и не могли установить новые политические институты». Коммунистической революции удалось больше всего, она реализовала мечту китайского народа о создании единого и суверенного государства. И если бы она закончилась в 1949 г. или даже в 1957 г., ее можно было бы считать успешной. Но «Мао Цзэдун продолжал вести революцию по пути классовой борьбы, пока Культурная революция не отбросила общество назад, в состояние полного хаоса» (с. 13-14).
«Слабая революционная партия» (подобно Гоминьдану) «не может справиться с задачей переустройства страны», а «сильная революционная партия» не может «дереволюционизировать» систему, вернуть страну в русло нормального политического развития. Ее лидеры продолжают прибегать к методам революционного насилия. Сложнейшая проблема для такой партии, «как закончить революцию». Возникает огромная сила инерции, и «чем длительней и насильственней была революция, тем сильнее посттравматический шок (aftershock)» (с. 14).
Партии ленинского типа доказали свою эффективность в «быстрой и широкой политической мобилизации для объединения страны в условиях политического хаоса», тогда как либеральные партии не смогли противостоять реставрационистским попыткам Юань Шикая и обеспечить национальное единство против милитаристских клик. «Политическая революция под руководством Гоминьдана свергла императорский режим, устранила Бэйянских милитаристов, победила японских интервентов и в конце концов привела к завоеванию национальной независимости, покончив с десятилетиями полуколониальной зависимости». Но полного объединения страны не удалось достигнуть. Эта задача досталась КПК, которая покончила с «почти сорокалетним периодом хаоса и рас-
1 Mao Zedong. Op. cit. - Vol. 4. - P. 1512. (Из статьи «Банкротство идеалистической концепции истории», опубл. 16 сентября 1949 г.). - Прим. реф.
кола», инициировала проведение социальных реформ и «полностью разрушила традиционную социальную структуру» (с. 14).
При этом коммунисты распространили отработанную ими в базах антияпонской войны модель управления на всю страну. Созданная КПК мощная политическая система породила не только способность «творить чудеса», о которых заявлял Мао Цзэдун, но и «при отсутствии сдержек и противовесов» - «человеческие трагедии». Уверенность коммунистов в своем могуществе после победы над Гоминьданом постепенно превратилась в самоуверенность, которая сформировала идеологию экстремистских действий, обернувшихся «гуманитарными катастрофами, подобными Великому скачку» (с. 15).
«Не следует все же преувеличивать неизбежность радикализации партий ленинского типа». Гоминьдан тоже принадлежал к этому типу и был радикальным, но коммунисты оказались еще радикальнее. Чан Кайши как профессиональный военный мало интересовался идеологией и в целом его тянуло к консерватизму. А Мао Цзэдун был «интеллектуалом-радикалом, визионером с возвышенными идеалами, убеждениями и мечтами». «Специалист в разрушении существующих систем, он не очень разбирался в земных делах (down-to-earth reconstruction)». Организованные им массовые движения, подобные Великому скачку, народным коммунам и Культурной революции, - все это относится к его философско-литераторским (literati)1 свойствам» (с. 15).
Гоминьдан, подобно КПК, после одержанной победы выбрал однопартийную систему. То был «логичный результат возглавленной им насильственной революции». Власть, установленная насилием, «может поддерживаться только насилием», насильственная революция «ведет к диктатуре, а не к конституционному правлению». Сложившуюся в длительной революционной борьбе менталь-ность «борьбы не на жизнь, а на смерть», трудно преобразовать в «конституционную рациональность, основанную на общности принципов и взаимопонимании» (с. 15).
Сунь Ятсен намечал постепенность перехода от «военного правления (junzheng)», при котором партия устанавливает свою
1 Представители традиционной учености в императорском Китае. Употребляя этот термин, автор подчеркивает сочетание радикализма с традиционализмом в духовном облике вождя КПК. - Прим. реф.
власть, через «политическую опеку (xunzheng)», когда партия управляет страной, к конституционализму, когда «партия возвращает власть народу». На этот переход Сунь Ятсен отводил шесть лет. Для Гоминьдана, включая тайваньский период, он затянулся на 60 (1927-1987). Коммунисты и не собирались переходить к многопартийной парламентской системе, однако после десятилетий диктатуры они вновь столкнулись с этой проблемой (с. 16).
А.В. Гордон
2016.04.034. КАЛВЕР A.A. СЛАВЬТЕ ИМПЕРИЮ: ЯПОНСКАЯ АВАНГАРДИСТСКАЯ ПРОПАГАНДА В МАНЬЧЖОУ-ГО. CULVER A.A. Glorify the empire: Japanese avant-garde propaganda in Manchukuo. - Vancouver: Univ. of British Columbia press, 2013. -268 p.
Ключевые слова: Японская империя; пропаганда; авангард; Маньчжоу-го.
Доцент университета Флорида (США) Анника Калвер исследует деятельность представителей японского художественного авангарда в Маньчжурии.
Получив в результате Русско-японской войны права на КВЖД вместе с ее инфраструктурой, Япония основала собственную компанию Южно-маньчжурской железной дороги, которая в последующие десятилетия разрослась до внушительных размеров. Нанятые на работу в этой компании молодые специалисты вдохновлялись идеей развития вновь присоединенных областей империи. Как средоточие молодых прогрессистки настроенных интеллектуалов Маньчжурия стала местом, где проводились передовые экономические, инфраструктурные и художественные эксперименты.
В то же время для защиты ЮМЖД было основано военное формирование, которое впоследствии, увеличившись в размерах, получило наименование Квантунской армии. Это формирование служило местом «ссылки» для наиболее радикально настроенных военных из метрополии, что также наложило неизгладимый отпечаток на историю региона.
Автор вводит термин «авангардной пропаганды» («avantgarde propaganda») - как противопоставление официальной пропаганде. Все исследуемые художники не принадлежали к официаль-
