CC BY
10
обходим ряд механизмов. Один из важнейших факторов - это «налаживание связей» или «партнерских отношений» со стейкхолде-рами, включая промышленность, государственных чиновников и пациентские организации. В отличие от первой группы, эти эксперты признавали, что подобные связи не зависят от академической репутации исследователя или традиционных показателей качества исследований (научного вклада).
Хотя многие эксперты признавали значимость провайдерской деятельности ученого, тем не менее они расходились во мнении, надо ли оценивать эту деятельность как социальный вклад.
Решение 5: Измеряемый вклад против не могущего быть измеренным движения к нему.
Последний фактор, который влиял на позицию респондентов, состоял в том, рассматривали они социальный вклад как единичное, измеряемое событие или как движение, которое во многих случаях невозможно измерить. Для первых социальный вклад был измеряемым и прямо вытекающим из качества проведенного исследования, вторые же воспринимали социальный вклад как процесс внедрения, успех которого скорее зависит от ученого, чем от качества собственно исследования.
Главное достоинство проделанной ими работы, пишут авторы в заключение, состоит в том, что обращение к неопытным с точки зрения оценки социального вклада экспертам позволило выявить их внутренние базовые установки и представления. «Исследование определило те подходы к оценке социального вклада, на которые еще не повлиял опыт или корпоративная культура, которая формируется во время панельных дискуссий» (с. 94).
Т. В. Виноградова
2016.04.014. ХАКАНСТА К., ЖАКОБ М. ВТОРОЙ ТИП ПРОИЗВОДСТВА ЗНАНИЙ И КОЛЛИЗИЯ КАЧЕСТВА И ПОЛЕЗНОСТИ: СЛУЧАЙ ПОЛИТИКО-РЕЛЕВАНТНОЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЙ ОБЛАСТИ В ШВЕЦИИ.
HAKANSTA C., JACOB M. Mode 2 and the tension between excellence and utility: The case of policy-relevant research field in Sweden // Minerva. - L., 2016. - Vol. 54. - P. 1-20. - DOI 10.1007/s11024-015-9288-z.
Ключевые слова: второй тип производства знаний; трудовая жизнь; научная политика; секторальные исследования; заинтересованные стороны.
Авторы, шведские специалисты в области бизнес-администрирования, рассматривают вклад меняющихся доктрин научной политики в развитие академической области, а именно в исследования трудовой жизни. Исследование трудовой жизни - это междисциплинарная область, для получения релевантных знаний в которой ученые сотрудничают с другими заинтересованными сторонами.
Одна из серьезных проблем, стоящих перед разработчиками научной политики, - сбалансировать инвестиции в фундаментальную и прикладную науку. Начиная с конца Второй мировой войны политики использовали разные формулы для решения этой проблемы, но наибольшее распространение получили две базовые модели: первая модель исходила из того, что потребности управляют развитием науки, а вторая, наоборот, что наука создает и продвигает новые потребности. Одним из вариантов первой модели авторы считают подход, который они называют «исследования, направляемые групповыми интересами» (sector-driven approach).
Анализ литературы показывает, что проблема создания формулы для определения приоритетов в научной политике со временем только усложняется. Так, еще труднее стало отграничивать науку от технологии, а фундаментальные исследования от прикладных. Подходы, отдающие приоритет потребностям, или секторально обусловленным исследованиям, предполагают включение в процесс принятия решений пользователей, стейкхолдеров и / или других бенефициариев. Это расширение секторального подхода называли по-разному, например постнормальной наукой, а позднее -вторым типом (Mode 2) производства знания (M. Gibbons et al., 1994; H. Nowotny et al., 2001).
Второй тип производства знаний предполагает, что в современной науке произошел переход от преимущественно дисциплинарного способа производства знания к междисциплинарной, интерактивной модели, когда в этот процесс помимо ученых включаются и другие акторы. Предполагается, что сотрудничество разных стейкхолдеров и обеспечивает баланс между фундаментальными и прикладными исследованиями. Эта модель была при-
нята далеко не всеми, ее часто критиковали. Во-первых, она имеет недостаточное эмпирическое обоснование; она скорее касается естественнонаучных и технических областей, социальные и гуманитарные науки демонстрируют иные черты. Во-вторых, приводятся аргументы в пользу того, что этот тип производства знаний не нов, а давно частично практикуется в науке. В-третьих, остается неясным, в каких случаях правительство и стейкхолдеры должны сотрудничать и как разрешать конфликты между разными сторонами (с. 2).
Предтечей этой модели, или принципа исследований, направляемых групповыми интересами, по мнению авторов, может служить аргумент Дж. Бернала: общественное благо важнее свободы исследования. Доктрина научной политики, исходящая из этой модели, имеет ряд недостатков, включая уязвимость науки для конфликтов между разными пользователями и риск, что все области исследования станут зависеть от одного или двух источников финансирования.
В настоящей статье рассматривается один из вариантов науки, отвечающий второму типу производства знаний. Это исследование трудовой жизни, которая представляет собой мультидисцип-линарную область, состоящую из трех подобластей: исследование рабочей среды; организация работы; рынки труда (с. 3).
Эмпирический материал, собранный для этого исследования, разнообразен и обширен. Он включает письменные источники (правительственные инструкции, постановления и пр.) и данные двух интервью. В первом участвовал 21 действующий и находящийся в отставке ученый, представитель разных дисциплин (медицины, психологии, экономики, социологии и эргономики), которые имели отношение к изучению трудовой жизни. С помощью интервью авторы прежде всего пытались выяснить, как со временем менялось понимание и определение этой области исследований и как на нее влияли изменения в политике (с. 5).
Во втором интервью участвовали 22 человека, которые представляли работодателей (семь человек), профсоюзы (четыре человека), правительственные министерства и агентства (четыре человека) и организации, обеспечивающие информацию и подготовку в секторе трудовой жизни (семь человек). Центром внимания в этих интервью были вопросы, касающиеся заинтересованности разных сторон в получении подобных знаний и в их распространении (с. 5-6).
Швеция тратит 3,9% своего ВВП на ИР, из которых чуть меньше 1% отводится на государственные ИР. Начиная с 1990-х годов по крайней мере 60% государственного финансирования распределяется через систему исследовательских советов (с. 6). Последние 20 лет система финансирования науки в Швеции постоянно реформируется. Последней фазой этого процесса стало создание четырех крупных научных фондов (с. 7). Помимо этого, в Швеции действуют государственные и частные фонды, которые дают деньги на исследования. Исследования в области трудовой жизни финансируются преимущественно Шведским исследовательским советом по здравоохранению, трудовой жизни и благосостоянию (Forte) - одним из четырех ведущих фондов.
Центральные игроки, от которых зависят исследования трудовой жизни в стране, это правительство, финансирующие органы, ученые и социальные партнеры (профсоюзы, работодатели и профессиональные ассоциации). Политическая ситуация и ориентиры, преобладавшие в Швеции на протяжении XX в. («шведская модель социализма» и выбор «среднего пути», сделанный социал-демократическим правительством в 1970-1980-е годы), позволили социальным партнерам быть более влиятельными, чем во многих других странах (с. 8).
До 1970-х годов исследования трудовой жизни проводились, но их финансирование было скудным. В 1972 г. правительство создало новый орган - Фонд изучения условий труда, а в конце 1970-х годов этот фонд стал финансировать два новых научно-исследовательских института, занимавшихся этой проблематикой. Главный критерий, использовавшийся фондом при выборе исследовательских проектов, была их полезность для наемных работников, что полностью отвечало концепции научной политики, исходящей из групповых интересов, т.е. второй тип производства знаний.
Хотя и в этот период (1970-1980-е годы) существовали разногласия при распределении государственного финансирования, тем не менее до начала 1990-х годов шведская модель в целом поддерживала консенсус между стейкхолдерами. В 1990-е годы произошел поворот в сторону неолиберализма, который поставил под сомнение жизнеспособность научной политики, направляемой потребностями тех или иных групп, и отказ от идей корпоративизма. В это же время в экономике Швеции началась рецессия, что приве-
ло к сокращению государственных расходов, включая финансирование исследований.
Пересмотр шведской научной политики включал создание исследовательских советов, принятых в других западных странах, и перенос научных исследований в университеты. В частности, в 1995 г. вместо прежнего Фонда изучения условий труда был сформирован Исследовательский совет, который стал заниматься финансированием исследований трудовой жизни (RALF). Помимо общественной полезности, гораздо большее значение он стал придавать качеству исследований, а при оценке проектов резко повысилась роль ученых экспертов. Как показывают интервью, эти изменения во многом стали реакцией на критику прежней политики в этой области со стороны научного сообщества (с. 12).
В 1995 г. правительство объединило ранее существовавшие два института и создало новый Национальный институт трудовой жизни (NIWL). Задачи, поставленные перед новым институтом, отдавали приоритет науке, а в отношении деятельности RALF государственные органы и университеты были официально объявлены «привилегированными партнерами». Победа на выборах правоцентристской коалиции в 2006 г. привела к дальнейшим изменениям в исследованиях трудовой жизни. Новое правительство решило закрыть Национальный институт трудовой жизни, в котором на тот момент работал 191 исследователь. Сокращение финансирования и утрата национального центра нанесли серьезный урон как самой этой области, так и интересам социальных партнеров (с. 14).
Таким образом, исследования трудовой жизни в Швеции во многом совпадают с описанием второго способа производства знаний: эта область носит мультидисциплинарный характер, имеет высокую общественную значимость и на ее повестку дня большое влияние оказывают разные стейкхолдеры (профсоюзы и организации работодателей).
История этой области исследований, или второго способа производства знаний, в Швеции включает, по сути, два периода. В 1970-е годы произошел отход от тейлоризма к более гуманному подходу, больше внимания стало уделяться организации труда, здоровью и благополучию работников. Исследования трудовой жизни активно поддерживались, чему способствовали политиче-
ский контекст и доктрина научной политики, исходящая из интересов тех или иных групп или секторов.
Второй период авторы датируют миллениумом, когда после десятилетия деградации прежней научной политики ей на смену пришли новые принципы. Неолиберальные политические веяния внесли свой вклад в «десекторизацию» шведской научной политики, отказ от идей экономической демократии и корпоративизма. «Неформальная коалиция недовольных работодателей, правоцентристских политиков, ставшая в оппозицию к социал-демократическому правительству, выиграла битву» (с. 14).
Итогом стала двухуровневая система управления наукой: 1) собственно научные исследования, где преобладает первый способ производства знаний, т.е. исследования, направляемые интересами самой науки; 2) прикладные, технократические исследования, которые финансируются совместно государством и бизнесом. Новая система оставила мало места для других типов прикладных исследований, включая и изучение трудовой жизни.
Хотя из проведенного анализа можно извлечь несколько уроков, главный состоит в том, что соблюдение баланса в научной политике между двумя типами производства знаний остается чрезвычайно сложной задачей. Исследование, сделанное авторами, еще раз напоминает о наличии серьезных трудностей при выборе проектов в областях, имеющих отношение к политике, и о влиянии на этот выбор большого числа акторов. Авторы доказывают, что политическая нейтральность в политически релевантных областях невозможна или труднодостижима. В свою очередь, это отсутствие нейтральности повышает уязвимость подобных областей для критики. Как добиваться определенных результатов, не принимая идеологических взглядов тех, кто испытывает в них потребность? Все это говорит о том, что пока второй способ производства знаний ставит больше вопросов, чем дает ответов на них.
Т.В. Виноградова
