CC BY
14
чувством, которое не смогло создать чувство долга и верности по отношению к государству» [с. 55]. Террористическое насилие обнаруживает трагическую уязвимость современного мира, проистекающую не только от внешних сил, добивающихся возврата к архаичным формам власти, но и от собственной беспечности и лени. Оно демонстрирует также значимость границ, географических, символических и эпистемологических, ощущая которые человек чувствует себя надежно. Однако, заключает автор, это означает не победу консерватизма, а лишь необходимость с учетом глобализации переосмыслить и изменить гражданское чувство, объединяющее людей и могущее создать консенсус.
Е.Л. Ушкова
2016.04.005. СИМВОЛИЧЕСКАЯ ВОЙНА «ИСЛАМСКОГО ГОСУДАРСТВА»: СОЦИАЛЬНО ОПОСРЕДОВАННЫЙ ТЕРРОРИЗМ ДАИШ КАК УГРОЗА КУЛЬТУРНОМУ НАСЛЕДИЮ / СМИТ К., БЕРК Х., ДЕ ЛЕЙВЕН Ш., ДЖЕКСОН Г.1 The Islamic State's symbolic war: Da'esh's socially mediated terrorism as a threat to cultural heritage / Smith C., Burke H., de Leiuen C., Jackson G. // J. of social archaeology. - Adelaide, 2015. - P. 1-26.
Ключевые слова: терроризм; «Исламское государство»; социальные сети; культурное наследие; культурный геноцид.
На основе анализа особенностей работы «пропагандистской машины» «Исламского государства», в первую очередь интернет-ак-
1 «Исламское государство» (ИГ, ранее - ИГИЛ) - исламистская террористическая организация, чья деятельность запрещена в большинстве стран мира, в том числе на территории России с 29 декабря 2014 г. по решению Верховного суда РФ. С сентября 2014 г. в выступлениях отечественных и зарубежных политиков, журналистов и религиозных деятелей наметилась тенденция замены названия ИГИЛ на ДАИШ - сокращение от а1-Баш1а а1-Ыаш1уа al-Iraq а1-БЬаш, что означает «Исламское государство Ирака и Леванта». Если для европейцев такая разница в наименованиях может не иметь большого значения, то для самих террористов она принципиальна. ДАИШ в арабском языке созвучно с некоторыми неблагозвучными словами. Подобное созвучие настолько раздражает террористов, что использование аббревиатуры на территориях, контролируемых ИГИЛ-ДАИШ, запрещено под страхом отрезания языка или даже смертной казни. Сторонники «ребрендинга» ИГИЛ утверждают: говоря ДАИШ вместо «Исламское государство», мы тем самым не дискредитируем понятия «ислам» и «государство», которые не должны ассоциироваться с террором и агрессией. - Прим. реф.
тивности членов ДАИШ, Клэр Смит, Хизер Берк, Шерри де Лейвен и Гэри Джексон (Университет Флиндерс, г. Аделаида, Австралия) делают вывод о появлении новой формы терроризма, предпосланной сущностными изменениями в протекании современных конфликтов, связанными с развитием социальных медиа. Фокус интереса исследователей сосредоточивается на опасности, которую данная форма терроризма представляет для культурного наследия стран, попавших в «черный список» экстремистских организаций [с. 1].
В своих рассуждениях авторы отталкиваются от представления о том, что социальные медиа допустимо рассматривать в качестве новой (и на данный момент - недооцененной) угрозы культурному наследию в зонах конфликтов. Эта особенность сетевых СМИ ярко проявилась в истории разрушения талибами статуй Будды в Бамианской долине (Афганистан) в 2001 г. Тогда, обеспечив себе с помощью массмедиа внимание широкой аудитории, руководство «Талибана» выпустило пресс-релиз, сообщавший о готовящейся акции, и пригласило журналистов из разных стран зафиксировать процесс уничтожения. Глобальный эффект от «осквернения культурного наследия Афганистана» предопределили два взаимосвязанных фактора: символическая власть визуального изображения и коммуникативный потенциал современных СМИ [с. 1-2].
С точки зрения К. Смит и соавторов, «новый» терроризм, проявившийся после событий 9/11, отличают стремление экстремистских групп к преимущественно религиозному обоснованию совершаемых ими действий; снижение числа преступных организаций с централизованной структурой и переход от вертикального иерархического управления к модели горизонтальных сетей [с. 4-5].
Хорошая сочетаемость терроризма джихадистского толка с моделью горизонтальных сетей предопределяется концепцией ум-мы - всемирного мусульманского сообщества. В процессе рекрутирования сторонников террористические организации апеллируют к идеалистическим представлениям своих потенциальных членов и их стремлению преодолеть чувство социальной изоляции. При этом формирование социальных связей зачастую предшествует возникновению чувства идеологической приверженности общему делу. В использовании насильственных действий для построения крепких эмоциональных связей с единомышленниками обнаруживается рациональность террористов. Соглашаясь с американским
политологом М. Абрамсом, авторы утверждают, что, формируя «аффективные сообщества» «affective communities», террористические организации могут стать «привлекательной отдушиной для тех, кто ищет солидарности»1. И в данном контексте использование потенциала сетевых СМИ представляется одним из наиболее эффективных механизмов сплочения группы сторонников [с. 5].
Далее К. Смит и др. перечисляют функции сетевых СМИ, представляющие наибольший интерес для террористов. Поскольку Интернет может использоваться как пространство формирования социальных сетей, а также поле вербовки, мобилизации, обучения, планирования и сбора средств, он является преимущественно пер-формативной платформой. Цитируя Ю. Клаузен, авторы пишут, что развитие социальных сетей устранило прежнюю зависимость террористических организаций от СМИ и перевернуло традиционную медиапирамиду, «превратив журналистов скорее в идеальных жертв, нежели в полезных проводников для распространения идей»2 [с. 5-6].
В статье описываются три формы идеологически мотивированного, индивидуального террористического акта: личный джихад, терроризм народного сопротивления и терроризм «волков-одиночек», также известный как «фриланс терроризм» («freelance terrorism») [с. 6].
В отличие от первого типа, терроризм народного сопротивления нацелен на нанесение ущерба не столько населению, сколько государственной собственности. Соответствующие теракты относительно просты и не требуют серьезной подготовки. Терроризм народного сопротивления может быть намеренно анонимным, и поэтому его трудно связать с какой-либо конкретной организацией [с. 6-7].
Терроризм «волков-одиночек» привлекает членов любых экстремистских организаций и все чаще встречается в последние десятилетия. Террористы-«фрилансеры» работают независимо и не
1 Abrahms M. What terrorists really want: Terrorist motives and counterterror-
ism strategy // International security. - Cambridge (MA), 2008. - Vol. 32, N 4. - P. 100.
2
Klausen J. Tweeting the jihad: Social media networks of Western foreign fighters in Syria and Iraq // Studies in conflict a. terrorism. - Abingdon, 2015. - Vol. 38, N 1. - P. 20.
находятся под контролем какой-либо организации, хотя и могут иметь группы сторонников в Интернете [с. 7].
Авторы исследования выделяют четыре основные группы представителей «Исламского государства».
Первая группа состоит из идеологов и высших руководителей ДАИШ, базирующихся преимущественно в Сирии и Ираке и стоявших у истоков формирования организации [с. 8].
Вторая группа включает в себя тех, кто присоединился к «Исламскому государству» (ИГ) после того, как территория их проживания была взята под контроль его боевиками. К. Смит и соавторы полагают, что, приняв сторону террористов под давлением, представители второй группы в действительности не разделяют ценности и нормы ИГ и вынуждены оказывать ему поддержку, чтобы выжить [с. 8].
Третья группа представлена идеалистически настроенными, а зачастую и глубоко религиозными, добровольцами из-за рубежа. По самым скромным подсчетам, около 20 тыс. граждан других государств отправились воевать в Сирию и Ирак в последние годы, что служит примером крупнейшей мобилизации иностранных боевиков в странах с мусульманским большинством, начиная с 1945 г. [с. 8-9].
Четвертый компонент в составе ИГ - это люди, поддерживающие взгляды боевиков, но не выезжающие за пределы своих стран [с. 9].
Использование сетевых СМИ органично вплетается в PR-стратегию «Исламского государства». В работе приводятся данные Государственного департамента США, в соответствии с которыми сторонники ИГ ежедневно «постят» около 90 тыс. сообщений, используя самые разнообразные социальные платформы, включая YouTube, Facebook, Twitter и Instagram. Все это превращает ситуацию в Сирии в «наиболее социально опосредованный конфликт в истории» [с. 10]. Доступные через мобильные телефоны социальные сети стали для многих основным средством коммуникации и получения достоверных новостей. Проведенное в 2014 г. Ю. Клау-зен исследование использования Twitter'а иностранными наемниками в Сирии, выявило, что в то время как лишь одна пятая населения страны имеет доступ к Интернету, около 60% включены в зону покрытия сотовых телефонов. Таким образом, SMS и мобиль-
ный интернет-пейджинг явились своего рода инновацией ИГ в области осуществления террористических действий [с. 9-10].
Авторы вводят понятие «социально опосредованный терроризм», определяя его как «использование социальных и сетевых СМИ для увеличения степени влияния актов насилия, которые направлены на продвижение социального, политического и / или религиозного процесса, нацеленного на создание физического, эмоционального или психологического страдания, выходящего за рамки непосредственной аудитории воздействия» [с. 10]. Кроме того, выделяются три взаимосвязанные стратегии «социально опосредованного терроризма» [с. 10].
Первая стратегия обозначается авторами словосочетанием «дым, зеркала и мнимое уничтожение» «smoke, mirrors and mock destruction». Она проявилась в пропагандистской тактике движения «Талибан»: никогда не признавать ареста или убийства своих представителей; называть вновь присоединившихся именами убитых соратников с тем, чтобы поддерживать миф об их неуязвимости. «Исламское государство» усовершенствовало эту стратегию, добившись выдающихся результатов в области создания иллюзии власти для получения реального могущества [с. 10].
Вторая стратегия - «шок, трепет и порицание» «shock, awe and censure» - эксплуатирует общественное негодование для придания ДАИШ ореола неуязвимости и акцентирования беспомощности его оппонентов. Этот подход дополняет проверенную временем тактику быстрого и неожиданного натиска с целью подавления воли противника к сопротивлению провоцированием оппонента на неадекватно острую реакцию. В данном контексте авторы отмечают, что разрушительный потенциал ИГ реализуется на трех уровнях: 1) на местном - за счет создания вокруг ДАИШ ауры непобедимости, что ослабляет народное сопротивление по мере продвижения террористов на новые территории; 2) на региональном - путем укрепления уверенности в неизбежности успеха в проИГИЛовских движениях соседних стран; 3) на международном -в результате вербовки рекрутов, готовых присоединиться к священному джихаду, как на землях халифа, так и на территории тех стран, гражданами которых они являются [с. 11].
И наконец, третья стратегия заключается в обеспечении финансирования «халифата». Ключевым фактором, определяющим
выживаемость террористических и повстанческих групп, является их способность развивать внутренние источники финансирования. Уничтожая крупные, символически значимые объекты культурного наследия в пропагандистских целях, боевики ДАИШ не гнушаются зарабатывать на сбыте небольших и легко перемещаемых артефактов. Расхищение антикварных древностей считается вторым по объему источником дохода ИГ после продажи нефти [с. 16-17].
В заключение авторы констатируют, что с формированием сетевых социальных медиа возникли новые пути осуществления символического и реального насилия. Одним из изменений, привнесенным развитием коммуникационных технологий в процесс самоорганизации террористических групп, стало появление у последних средств придания глобального значения производимым ими терактам. В данном контексте символическая природа культурного наследия как важной составляющей идентичности любых наций или этноса обусловливает его особую уязвимость. Если в прошлом надругательство над объектами культуры было частью стратегии унижения исключительно создававшего их народа, то сегодня террористические организации, используя сетевые социальные медиа, получают возможность многократно усилить эффект воздействия актов разрушения культурного наследия с тем, чтобы эффективно манипулировать чувствами максимально широкой аудитории [с. 17].
А.В. Шогунц
2016.04.006. КОМАС Дж., ШРИВАСТАВА П., МАРТИН Э. ТЕРРОРИЗМ КАК ФОРМАЛЬНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ, СЕТЬ И ОБЩЕСТВЕННОЕ ДВИЖЕНИЕ.
COMAS J., SHRIVASTAVA P., MARTIN E. Terrorism as formal organization, network and social movement // J. of management inquiry. - L., 2015. - Vol. 24, N 1. - P. 47-60.
Ключевые слова: терроризм; организационная структура; сеть; общественное движение; теория организаций.
В статье Джорди Комаса, Эрика Мартина (Бакнеллский университет, г. Льюисбург, США) и Пола Шриваставы (Университет Конкордия, г. Монреаль, Канада) на основе сравнительного анализа деятельности «Хезболлы», ЭТА, «Тигров освобождения "Тамил-
