CC BY
34
будущем, даруемом воскресшим Христом, общество может найти прочные и долговечные основания. Поэтому вера связана с надеждой: хотя здесь на земле наше место обитания и подвержено разрушению, Бог приготовил нам вечную обитель в Христе, в Его Теле.
К концу энциклики высказывается следующее своего рода программное утверждение, словно резюме: «В единстве с верой и любовью надежда устремляет нас в надежное будущее, разворачивающееся в перспективе, отличной от иллюзорных предложений мирских идолов, в перспективе, дарующей новый порыв и новые силы для повседневной жизни. Не дадим украсть у нас надежду, не позволим свести ее на нет немедленными решениями и предложениями, останавливающими нас на пути и "рассеивающими" время, трансформируя его в пространство. Время всегда выше пространства. Пространство кристаллизует процессы, время же устремляет в будущее и побуждает следовать с надеждой» (с. 75).
Последний раздел энциклики - «Блаженна уверовавшая», посвященный Деве Марии, давшей пример и образец веры, когда «верующий всецело вовлечен в свое исповедание веры» (с. 75). Интересно, в частности, что упоминается девственное зачатие Девы Марии, один из пунктов догматических расхождений православия и католичества.
Заканчивается энциклика молитвой-обращением «К Марии, Матери Церкви и Матери нашей веры».
Ю.В. Пущаев
2016.03.014. ПАНАГОПУЛОС И. ТОЛКОВАНИЕ СВЯЩЕННОГО ПИСАНИЯ У ОТЦОВ ЦЕРКВИ: ПЕРВЫЕ ТРИ ВЕКА И АЛЕКСАНДРИЙСКАЯ ЭКЗЕГЕТИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ ДО V в. / Пер., послесл. свящ. Максима Михайлова. - М.: Перервинская православная духовная семинария, 2013. - Т. 1. - 576 с.
Ключевые слова: Библия; экзегетика; православие; теология; Александрийская школа; Ориген; патристика.
Монография профессора Афинского университета И. Пана-гопулоса посвящена исследованию одного из наименее изученных в русском научном православном богословии вопросов - теории и практики святоотеческого толкования Священного Писания. Интерес автора сосредоточен прежде всего на выявлении, анализе и
введении в научный оборот тех богословских, философских и лингвистических принципов, которыми руководствовались святые отцы в своих библейских толкованиях. Во введении к изданию А. И. Сидоров отмечает, что «данный труд является несомненным прорывом в области исследований святоотеческой экзегезы... отход от обычных стереотипов рассмотрения толкования святых отцов, определяемых чисто формалистическим подходом к их методам, позволяет греческому ученому раскрыть глубинный смысл церковной экзегезы, что делает книгу Epochemached» (с. 7).
В первом томе рассматриваются следующие вопросы: предыстория искусства толкования в эпоху до Нового Завета и в первое столетие нашей эры; новые «герменевтические принципы», привнесенные Новым заветом; толкование Ветхого Завета у мужей апостольских и апологетов; библейские толкования у еретиков; церковные правила библейской герменевтики у великих отцов II в. (Часть I). Начиная с III в. главенствующие позиции занимает александрийская экзегеза, историю которой автор прослеживает до последнего великого ее представителя - святителя Кирилла Александрийского. К этой же эпохе относятся церковные толкователи Палестины, Сирии и Малой Азии, а также западные, греческие и латинские писатели (Части II и III).
Проведя обзор исследований по вопросам святоотеческой экзегезы (с. 17-27), автор останавливается на рассмотрении некоторых характерных предрассудков, которыми, по его мнению, страдает современная библеистика. Так, среди многих западных историков библейской герменевтики, общепринятым стало убеждение, что с упадком александрийской и антиохийской школ в V в. прекращается вклад греческой Церкви в область толкований Священного Писания. После этого периода якобы идет лишь процесс собирания и распространения наиболее значительных библейских толкований великих отцов Церкви в виде так называемых катен (антологий) (с. 29-31). Еще одно заблуждение связано с тем, что в истории библейской герменевтики основным критерием оценки экзегетического Предания отцов долгое время оставался их метод толкования. В соответствии с этим подходом историческая наука сосредоточила свой интерес на крупных экзегетических школах Александрии и Антиохии, причем исследователи основывались на строгом различении и противопоставлении их методов толкования:
аллегорическом, или мистическом, и буквально-историческом, или типологическом. По мнению И. Панагопулоса, «подобное разделение двух "методов", в сущности, неизвестно святоотеческому церковному Преданию. Согласно духу святых отцов... аллегория (иносказание) составляет лишь одну из многих сторон библейского смысла. Одновременно существуют и тропологический (образный) смысл, нравственный, анагогический (возвышающий) и другие смыслы, которые вкупе образуют так называемое «духовное созерцание» Священного Писания» (с. 32).
Согласно мнению отцов Церкви, Иисус Христос понимается как «начало, середина и конец библейского толкования», поэтому, как сказал св. Кирилл Александрийский, «все богодухновенное Писание имеет одну цель - таинство Христа». (с. 46). Также в отеческих толкованиях присутствует единство библейского учения и наставлений в духовной жизни. Обычно отцы изъясняют библейские события в их связи с общим планом домостроительства и всегда имеют в виду Самого Христа. Так, например, исход из Египта, являющийся прообразом смерти и воскресения Христова, в жизни верующих становится требованием нового исхода из работы греху в свободу благодати Божией (с. 61).
Рассмотрев древнегреческую и эллинистическую герменевтическую традицию (с. 64-71), иудаистские библейские толкования, отдельно останавливаясь на фигуре Филона Александрийского (с. 71-92), автор приходит к выводу о том, что к эпохе Нового Завета в иудейской среде не существовало единой разработанной концепции толкования, и оно играло лишь служебную роль по отношению к религиозному и национальному самосознанию иудаизма. Гораздо большее влияние на формирование церковной герменевтики оказало философское, лингвистическое и филологическое предание эллинизма. При этом И. Панагопулос подчеркивает, что церковная герменевтика в своих основах является качественно новым подходом, а не простым соединением двух старых традиций (с. 92-94).
Описывая принципы толкования Священного Писания во II в. (с. 154-259), автор останавливается на рассмотрении «мужей апостольских», Послании Варнавы, трудах первых апологетов и Иу-стина Мученика, Мелитона Сардийского, Тертуллиана, Иринея Лионского (с. 228-246).
Вызов гностицизма поставил Церковь перед необходимостью определения критериев и законных методов толкования Священного Писания. Святитель Ириней Лионский первым осознал значение этих «начал» и приступил к их систематизации и описанию, что нашло отражение в сформулированной им концепции «Правила веры» или «Правила истины».
И. Панагопулос подчеркивает, что подразумеваемые в Правиле веры новозаветный канон, устное Предание и преемство хиротоний нельзя воспринимать как формальные «юридические» признаки истинности веры, уподобляющие ее некоему своду законов. На этом настаивал прежний историко-догматический метод исследования, что привело к ошибочному предрассудку о разделении Церкви на древнюю харизматическую и сменившую ее первенствующую «законническую». Если оставить в стороне несколько крайние взгляды Тертуллиана, то можно утверждать, что согласно учению церковных писателей II в., Правило истины в его тесном взаимодействии со Священным Писанием, апостольским Преданием и епископским преемством является мощным харизматическим началом, а вовсе не формальным обзором или кратким изложением стандартных положений катехизиса или пунктов вероучения. То есть в Церкви II в. преобладает харизматическое благодатное извещение относительно содержания и критериев христианской веры, а, следовательно, и библейского толкования (с. 252-259).
Развитие библейской герменевтики в III в., рассматриваемое автором во 2-й части монографии (с. 260-409), всецело определяется деятельностью знаменитой александрийской катехизической школы: фигурами Климента Александрийского и особенно Ориге-на. Одним из основных моментов, определивших само направление развития библейской герменевтики, был вопрос о соотношении греческой философии и христианского Откровения, еще ожидавший до тех пор своего решения. Климент Александрийский первым высказал новую точку зрения, согласно которой между греческой философией и христианской истиной нет коренного противоречия. Христианство исполняет собою извечные чаяния греческой культуры и в свою очередь уважает и принимает ее положительные достижения. Греческая философия и образование становятся введением к христианской истине и ее составными элементами. Климент рассматривал греческую философию как «божественный дар,
данный эллинам» и возвышал ее до уровня преддверия к Божественному Откровению, каким был и Ветхий Завет. Объединяющим центром двух миров, христианства и эллинизма, является Сам Господь Иисус Христос - Божественный Логос, являющийся, по мысли Климента, не только единственным Устроителем космоса, но и великим «Педагогом» человечества (с. 260-263).
Неоценимая заслуга Оригена (185-253), указывает автор, заключается не только в том факте, что им первым были систематически и с разных сторон истолкованы почти все книги Священного Писания, но и в том, что именно он занялся детальной разработкой самой теории библейских толкований. Благодаря Оригену сложилась устойчивая экзегетическая традиция, ставшая заметной вехой в истории библейских толкований. Принципы, предпосылки и методы библейской экзегезы, впервые сформулированные и использованные Оригеном, оказали решающее влияние на дальнейшее формирование и развитие церковной герменевтики и нашли свой отголосок среди его многочисленных сторонников и противников на Востоке и Западе вплоть до наших дней (с. 293-294).
Платоническое разделение мира чувственного или материального и мира мысленного или духовного было перенесено Ори-геном на принципы его герменевтики. Любая материальная вещь по природе своей несовершенна, относительная, преходяща и, как следствие, служит лишь символом, отпечатком и изображением некой идеальной духовной реальности. Под влиянием этой платоновской теории Ориген последовательно формулирует законы существования библейской письменности, особое предназначение Ветхого Завета и его связь с Новым, а также дает определение природы Церкви (с. 306).
Анализируя библейские толкования в III в., автор также рассматривает экзегетическую традицию Сирии и Палетины, Малой Азии и Запада (Киприан Карфагенский, Ипполит Римский, Викторин Петавийский и др.) (с. 365-409).
В заключительной, третьей, части монографии «Окончательное формирование церковной герменевтики в IV-V вв.» (с. 260558) рассматриваются принципы толкования Священного Писания в трудах александрийских богословов Афанасия Великого (с. 411441), Дидима Слепца (с. 442-483) и Кирилла Александрийского (с. 484-554). И. Панагопулос отмечает, что особенность библей-
ских толкований этих авторов определяется тремя факторами. Во-первых, в практике библейских толкований господствующее место принадлежит духовному толкованию или созерцанию (особенно в отношении Ветхого Завета), которое сформировалось уже как устойчивое экзегетическое предание, идущее от Оригена. Впрочем, платоническое разделение мира, лежащее в основе аллегорического толкования, в значительной степени ослабляется последующими александрийцами и прежде всего святителем Афанасием Великим. Вторая особенность толкований заключается в органичном соединении библейской герменевтики с православной христологией. В-третьих, библейскими толкованиями, по мнению трех великих александрийцев, может заниматься только тот, кто имеет живую веру и следует духовным законам христианской жизни. В этом смысле библейское толкование является подвигом и глубинным проявлением церковной жизни (с. 555-558).
С. В. Мельник
2016.03.015. ЭНДШЁ Д.Э. «ИСТИНА ЛЕЖИТ ВОВНЕ»: ПЕРВОБЫТНАЯ ТРАДИЦИЯ И НЕВЕДЕНИЕ, ОБРЕТАЕМЫЕ В ПУСТОШИ, ПО «ЖИТИЮ АНТОНИЯ» АФАНАСИЯ АЛЕКСАНДРИЙСКОГО.
ENDSJ0 D.0. «The truth is out there»: Primordial lore and ignorance in the wilderness of Aphanasius «Vita Antonii» // Wilderness in mythology and religion: Approaching religious spatialities, cosmologies and ideas of wild nature. - New York; Berlin: De Gruyter, 2012. - P. 113129.
Ключевые слова: истина; пустошь; дикая природа; философия христианства; древнегреческая философия; неизведанное; эс-хатия; монастицизм; ролевая модель христианства.
Статья норвежского мыслителя, религиоведа и правозащитника Д. Э. Эндшё посвящена проблеме истины в связи с проблемой дикой, неизвестной, пустынной местности в понимании географов и философов или пустоши в христианском понимании, как местом обретения конечной или эссенциальной истины.
Во введении (с. 113-114) автор утверждает: «Независимо от того, какое множество знания мы скопили в рамках нашей современной цивилизации... мы никогда не сможем ухватить суть фун-
