пектности в двух книгах о позднесоциалистическом прошлом и переломном времени 1990-х годов в Германии и России, акцентирует внимание на разных факторах этого феномена: от свойства человечества «смеясь, прощаться с прошлым» и постмодернистской тенденции смешения массового и элитарного, смешного и серьезного до попытки воспринять целую эпоху как анекдот.
Монографию завершает статья о творчестве Филиппа Сол-лерса и его интерпретации образа Артюра Рембо в романе «Студия» (1997). По мнению В. А. Пестерева, художественная герменевтика в современном романе отвечает духовно-интеллектуальным и эстетическим парадигмам ХХ-ХХ1 вв. На примере «Студии» он раскрывает возможность интерпретировать «текст» в широком смысле. В многообразии приемов художественной интерпретации он видит один из доминирующих формообразующих принципов творчества писателя. В поэтике постоянно возникает необходимость варьирования, видоизменения приемов художественной герменевтики и способов их сочетания. Таким образом, именно «комбинация различных приемов интерпретации, их внутренняя мобильность в произведении определяют одну из констант современной романной структуры», - считает автор (с. 249).
В целом коллективная монография открывает перспективы изучения поэтики нового и новейшего романа.
В.М. Кулькина
ЛИТЕРАТУРА И ОБЩЕСТВО
2016.03.011. МУШГ А. ДОЖИВАЯ ЖИЗНЬ: НАБРОСКИ И РЕЧИ, 2002-2013.
MUSCHG A. Im Erlebensfall: Versuche und Reden, 2002-2013. -München, 2014. - 311 S.
Ключевые слова: Адольф Мушг; современная швейцарская литература.
Адольф Мушг (р. 1934), авторитетный швейцарский филолог, профессор Политехнического университета в Цюрихе (19701999), известен и как писатель: автор пьес и романов, отмеченных многочисленными премиями (самый ранний - «В год зайца»: «Im Sommer des Hasen», 1965). На русском языке изданы его роман
«Счастье Зуттера»1 («Sutters Gluck», 2001), книги рассказов «Поездка в Швейцарию»2 и «Семь ликов Японии и другие рассказы»3.
Исследуя творчество того или иного писателя, А. Мушг нередко представлял результаты исследований также и в собственной художественной прозе, и на сцене. Примерами такого подхода служат его пьесы «Гёте как эмигрант» («Goethe als Emigrant», 1986), «Взбудораженные Гёте: Политическая драма» («Die Aufgeregten von Goethe. Ein politisches Drama», 1970), «Вечер Келлера. Пьеса из XIX в.» («Kellers Abend. Ein Stück aus der 19. Jahrhunderts», 1977).
Реферируемая книга, составленная самим писателем и выпущенная к его 80-летию, включает в себя не только эссе о литературе и культуре, полемически резкие заметки о состоянии современного мира, но и личные воспоминания: жизненный опыт писателя охватывает фашизм, Вторую мировую войну и катастрофу Германии, а затем возрождение немецкой культуры, в котором он так или иначе участвовал, сохраняя при этом независимость позиции.
В 2006 г. А. Мушг произнес включенную в книгу напутственную речь перед выпускниками Берлинского университета имени братьев Гумбольдтов. В ней он призывал к освобождению науки и знания от необходимости руководствоваться сиюминутными запросами общества. И пояснял, ссылаясь на Канта: «Действуй, в каждый момент рассматривая человечество, как в своем собственном лице, так и в лице всякого другого, непременно как цель, а не только как средство» (с. 202). В своих текстах Мушг требует независимости культуры в ее отношениях с жизнью и политикой.
Горизонт реферируемой книги широк не только по охвату материала, но и по затронутым проблемам. Опыт истории отражается во многих разделах книги: он проступает уже во введении, изъясняющем представленную на первом и последнем разворотах книги репродукцию картины Веласкеса «Прядильщицы» (1657). Очевидно, дело не просто в воспоминании о картине, впервые увиденной писателем в музее Прадо. В ней, так или иначе, выражено и
1 Мушг А. Счастье Зуттера: Пер. с нем. Седельника В. Д. - М.: Прогресс-
Традиция, 2004.
2
Мушг А. Поездка в Швейцарию: Пер. с нем. - М.: Прогресс, 1978. - 208 с.
з
Мушг А. Семь ликов Японии и другие рассказы: Пер. с нем. - М.: ФриФ-лай, 2008.
собственное его кредо. Как большинство работ великого испанца, это полотно соединяет разные лики бытия. Молодые девушки заняты своим ремеслом. На полу в беспорядке разбросаны предметы их труда. А выше, в нише на задней стене за раздвинутым занавесом приоткрывается другое - тремя дамами разыгрывается миф об Арахне, там рыцари, ангелы и просторы водные и небесные. Особую значимость картины для А. Мушга подчеркивает гобелен, изображенный висящим в нише, который воспроизводит картину Тициана «Похищение Европы». Над гобеленом - темный круг в небе: по Мушгу, глаз Божий. Обозначены не только разные сферы бытия, настаивает писатель, но и повторяющиеся круги человеческой истории, мотивы поведения людей. Таким образом, картина дает иллюстрацию и к повторяющимся мотивам книги.
Эссе «Как зверь зверей видит» открывается «разъяснением», занимающим фактически место эпиграфа: «Свое различие с животным человек не прояснил до сих пор, и, может быть, в этом его счастье» (с. 59). Далее следуют 12 эпизодов, вскрывающих разные грани библейского мифа о творении, в котором, по Мушгу, роль «помощника человека» изначально была отведена не жене, а животным. Животное как символ играет ключевую роль в истории священного и во всей человеческой культуре, где рождение бога начинается с тотемного животного, и осуществляется через жертву, роль которой также передана «братьям нашим меньшим». Отсутствие самосознания у животных, не ведающих смерти, может рассматриваться как знак высшей милости, выражение божественной природы.
В эссе «О мостах» А. Мушг изучает связи между вещами различными и отдаленными. Мосты в его представлении - не просто необходимое условие существования в разделенной горами и ущельями Швейцарии, но и зримый результат противостояния человеческого гения исполинской власти природы. Автор уподобляет нерушимому мосту знаменитую «клятву на Рютли», объединившую в 1307 г. разноязычные швейцарские кантоны, и, ссылаясь на сербского классика Иво Андрича, сравнивает и человеческую жизнь с наведением мостов - правда, недолговечных.
Изречением Гёте - «терпеть - значит оскорблять» - озаглавлен следующий раздел книги, призывающий действовать. В фокус внимания писателя попадает не только литература, но и архитекту-
ра, в частности в Берлине, где ценятся завоевания как конструктивизма, так и «новой деловитости» 1920-х годов.
В главе «Алхимия слов» речь идет уже не о многоэтажных постройках, а об «этажах» смыслов. Главной фигурой для автора здесь является Райнер Мария Рильке, улавливавший глубинные значения слов, даже таких простых (а на самом деле весьма многозначных), как, например, «ладонь» (Handfläche). Мушг констатирует стремление Рильке нащупать скрывающийся в слове предмет и заново определить его характер. Не случайно цикл своих стихов поэт назвал «Стихи о вещах». Аналогичным образом определял он и сущность «большой вещи» - реальности.
Поэт - заклинатель слова, и ищет точности, ибо лишь точное слово назовет вещь по имени, тем самым открывая ее сущность. Имя вещи дает над ней власть, заставляя ее «следовать» за тем, кто позвал. «Но для этого слово должно быть сильным, ибо, если смысл его мертв, человек не может его прокричать, и уж заведомо -не всегда и не везде. Магия слова действует лишь Здесь и Сейчас» (с. 119). Действенные, верные фразы, как, ссылаясь на Гёте («Годы странствий Вильгельма Мейстера») указывает А. Мушг, всегда характеризуются тем, что и фразы, по смыслу им противоположные, не менее верны. Себя самого писатель также причисляет к «заклинателям слова» - в противоположность «лингвистам».
Реальность также занимает важное место в книге А. Мушга, хотя политический аспект почти не затрагивается. Исключение составляют страницы, посвященные Польше, с которой он по своему происхождению тесно связан.
А вот о задачах художника, в том числе и в связи с состоянием мира, швейцарский писатель размышляет всерьез. «Увидеть то, чего никто еще не видел» - так называется одна из последних глав, -задача искусства, однако не стоит понимать ее слишком буквально. «Искусство не видит; оно делает видимым. Точнее: позволяет увидеть то, чего никто еще не заметил» (с. 241), - поясняет писатель, ссылаясь на Г. Бенна и П. Клее. При этом силу свою творческое освоение мира черпает именно в «возвышенном незнании» (höheres Unwissen): ведь постижение мира бесконечно, и потому безусловно притягательно парадоксальное утверждение средневекового поэта Вольфрама фон Эшенбаха: «Кто нашел, тот плохо искал» (с. 247).
Книгу завершают размышления о смерти. Глава «Кума Смерть» - это речь писателя, обращенная к студентам-медикам. Пафос ее, призывающий верить, что перед самым концом умирающий способен постичь смысл прожитой жизни, вновь иллюстрирует не иссякающее стремление швейцарского автора утвердить в человечестве приоритет разума.
Н.С. Павлова, Е.В. Соколова