CC BY
46
политических группировок. Так, по закону 410/409 г. до н.э. места в Булевтерии - здании, где заседал Совет 500, должны были распределяться между «советниками» по жребию, что, как полагает автор, имело целью устранить наметившуюся среди них тенденцию рассаживаться в соответствии с политическими пристрастиями. Другой закон запрещал деятельность политических «клубов» (с. 402).
Впрочем, отмечает М.Х. Хансен, отсутствие в Афинах классического периода постоянных политических группировок граждан не означает, что их не было в других полисах. Напротив, античные писатели подчеркивают тот факт, что гражданские коллективы большинства греческих полисов были расколоты на две части, и это состояние описывается ими как существование двух враждебных друг другу полисов в одном. Один - это «полис богатых» (сторонников олигархии), другой - «полис бедных» (приверженцев демократии). В таких полисах большинство граждан входило в ту или в другую группировку, результатом чего часто являлся внутренний вооруженный конфликт (stasis). Но во всех этих случаях противоборствующие фракции гражданского коллектива не были политическими партиями, но, скорее, «революционными группами». Результатом деятельности именно таких групп были «олигархические революции» в Афинах 411 и 404 гг. до н.э. В ходе этих событий олигархия полностью дискредитировала себя в глазах подавляющего большинства афинян. Однако после реставрации демократии в 403 г. до н.э. огромное различие между богатыми и бедными никуда не исчезло, как не прекратились и взаимные обвинения политических лидеров в проолигархических симпатиях. Тем не менее в источниках нет свидетельств каких-либо попыток поднять вопрос об отмене долгов или переделе земли, подобно тому, как это было в эпоху Солона. Степень социальной напряженности в Афинах IV столетия была относительно умеренной, что позволяло политической системе функционировать без фракций и политических партий (с. 403).
А.Е. Медовичев
2015.03.010. БУРЛИГА Б. ЗНАЧЕНИЕ ГОПЛИТСКОЙ АРМИИ В POLIS'E ЭНЕЯ ТАКТИКА.
BURLIGA B. The importance of the hoplite army in Aeneas Tacticus' polis // The Greek world in the 4 th and 3 rd centuries BC / Ed.-in-chief:
D^browa E. - Krakow: Jagiellonian univ. in Krakow, Fac. of history, 2012. - P. 61-81.
Ключевые слова: Древняя Греция; IVв. до н.э.; гражданское ополчение; гоплитская армия; Эней Тактик.
В статье польского историка Богдана Бурлиги (Гданьский университет) анализируются взгляды военного теоретика античной эпохи Энея Тактика на роль гражданского ополчения в обороне полиса, что представляет особый интерес на фоне повсеместной популярности наемных войск в греческой военной практике IV в. до н. э.
Идентификация Энея Тактика - автора ряда трактатов по искусству войны, из которых до нашего времени сохранился только один «О перенесении осады» - всегда была предметом споров. В представлении большинства современных историков его следует причислить к формирующейся группе военных специалистов-инструкторов, бывших и действующих предводителей наемных воинов, которые стали характерным явлением греческого «военного ландшафта» позднего классического периода. Если рассматривать в этом контексте попытки отождествить автора трактата с Энеем из Стимфала - стратегом Аркадского союза в 367 г. до н.э., о котором упоминает Ксенофонт в Hellenica (7.3.1), то возникает относительно понятный образ почти космополитической фигуры, духовно близкой наемным воинам эллинистической эпохи.
Польский исследователь не ставит целью полностью опровергнуть данную интерпретацию, поскольку вопрос о том, был ли Эней Тактик наемным стратегом или нет, не может быть решен однозначно. Он лишь пытается доказать, что взгляды Энея, даже если тот принадлежал к группе профессиональных военных командиров, имеют мало общего с наемнической этикой. Напротив, его трактат демонстрирует глубокую связь с гражданскими ценностями, особенно с гражданским патриотизмом, на котором базируется успешность обороны полиса. Фундаментом же гражданского патриотизма, согласно Энею, является убежденность в том, что полис в своем материальном (территория, имения, святилища, храмы, стены) и духовном (религия, боги, уважение к предкам) измерении создает наилучшие условия для жизни. Этим объясняется то большое значение, которое писатель придает войску гоплитов, обычно
состоящему из зажиточных мелких землевладельцев, и лишь они, с его точки зрения, способны обеспечить наилучшую защиту полиса. Отсюда становится понятной взаимосвязь и взаимозаменяемость терминов ЪлХгтаг и по^гхаг (ИорШа1 и роШа1), поскольку ИорШа1 -это, главным образом, роШа1, которые образуют ополчение полиса и носят тяжелое вооружение, т.е. являются достаточно состоятельными людьми, поскольку способны такое вооружение приобрести (с. 63).
Переходя далее к анализу гоплитского идеала, автор подчеркивает тот факт, что современные дискуссии по поводу гоплитско-го стиля ведения войны, места и эволюции роли тяжеловооруженной пехоты в полисной системе IV в. до н.э. неизбежно остаются под сильным воздействием известного утверждения, сформулированного Демосфеном около 340 г. до н.э. в Третьей речи против Филиппа Македонского. Оно примечательно тем, что подчеркивает принципиальное различие между «старым» способом ведения войны и новыми методами, введенными македонским царем. Характеризуя специфику классической полисной войны, афинский государственный деятель отмечает, прежде всего, сезонность военных кампаний, а также то, что война вообще велась по правилам именно потому, что армия полиса была гоплитской фалангой, состоящей из граждан. Совершенно иной была военная практика Филиппа, армия которого состояла из легковооруженной пехоты, кавалерии и наемников.
Мнение Демосфена разделяли и другие античные писатели. Аристотель в «Никомаховой этике», рассматривая природу доблести, утверждал, что она является гражданской добродетелью, поскольку ее основой являются честь и чувство гордости, присущие одним только гражданам (1116 а, 27-29). Для человека, причастного к управлению государством, т.е. для гражданина, бегство с поля боя является позором. Наемники же, хотя и бывают, как правило, опытными воинами, лишены чувства чести и при встрече с более многочисленным врагом предпочитают уклониться от столкновения, проявляя малодушие.
Эти и подобные им высказывания античных писателей отражают твердую уверенность в превосходстве граждан, сражающихся в рядах пехоты. Данный феномен, пишет автор, в современной историографии справедливо был назван «гоплитской идеологией»,
истоки которой можно обнаружить уже в гомеровской поэзии. Позднее эта идеология во вполне сложившемся виде присутствует как в сочинениях Тиртея, Эсхила и многих других писателей, так и гордо демонстрирует себя в греческом изобразительном искусстве -вазовой живописи и скульптуре.
По своему происхождению гоплитская идеология была социальным феноменом, а ее целью было формирование сильного чувства единства гражданского коллектива полиса. Участвуя в полисном ополчении, граждане тем самым удостоверяли свою принадлежность к этому коллективу.
Впрочем, пишет автор, когда исследователи обращаются к социально-политическим условиям IV в. до н.э., они часто отмечают тот факт, что данный феномен, хотя и оставался в центре внимания античных теоретиков полиса, военная реальность была уже иной. Около середины IV столетия военное дело определенно усложнилось, и гоплитская пехота стала постепенно утрачивать свое положение «царицы полей». Разгром спартанских гоплитов под Лехеем в 390 г. до н.э. легковооруженными афинскими пельтаста-ми под командованием Ификрата может считаться симптомом начала этого процесса. Таким образом, необходимо иметь в виду определенный разрыв между литературной и изобразительной репрезентацией и реально менее очевидным значением (не говоря уже о доминировании) тяжеловооруженной пехоты в военных действиях времен Демосфена (и Энея) (с. 69).
В связи с проблемой ИорШа1 / роШа1 автор затрагивает вопрос о существовании так называемого «среднего класса», о котором, как можно предположить, речь идет у Аристотеля в «Политике» (1297 Ь, 16). Были ли гоплиты гомогенной социально-политической группой (ше8о1, «средние»), связанной общей системой ценностей, или структура контингента тяжеловооруженной пехоты полиса была иерархической по своей природе, включающей людей различного происхождения и социального статуса. Трактат Энея содержит некоторые интересные данные по этому вопросу, и сам его автор применительно к ситуации IV в. до н.э. считает верным скорее последний вариант, чем первый.
Поскольку мрачная социальная реальность греческого полиса IV столетия формирует подлинный контекст его книги, практические советы Энея неизбежно исходят из того факта, что полисное
общество находится в состоянии глубокого раскола и гражданская распря является постоянной и грозной опасностью. Тем не менее, несмотря на отсутствие особого энтузиазма по поводу доблести, мужества и чести гоплитов, наилучшее решение Эней видел в обращении к «старой» гражданской идеологии. И именно на ней строится вся его теория обороны полиса. Примечательно, пишет автор, что содержащиеся в трактате свидетельства не оставляют сомнений в весьма негативном отношении этого «опытного предводителя наемников» к феномену наемничества. При этом его обвинения в адрес наемников имеют под собой иную основу, чем чисто военные соображения.
В качестве военного специалиста Эней прекрасно осознавал недостатки непрофессиональной (ополченческой) армии полиса. Однако применительно к той конкретной ситуации, которая являлась предметом обсуждения в его книге - вторжение войск противника на территорию полиса и осада города - лояльность гоплитского «класса», людей, готовых защищать свою собственность, в глазах Энея была более важным (точнее - решающим) фактором, чем военная эффективность наемников. Незаменимость граждан при обороне города, на чем настаивает Эней, служит доказательством того, что во времена написания трактата (т.е. примерно в середине IV в. до н.э.) хаХкеог "ау5ре^, «медные люди» (как их называет Геродот, 2.152.3), т.е. одетые в бронзовые доспехи гоплиты, сражавшиеся в рядах фаланги, отнюдь не были некими «динозаврами» (с. 72).
В целом, заключает Б. Бурлига, анализ текста трактата ясно показывает, что его автор был далек от софистического, «антропологического» взгляда на общество. Энея нельзя считать последователем софистов, предтечей более «космополитического» подхода, характерного для мира эллинистических государств. Напротив, его с большим основанием можно причислить к людям, обладающим менталитетом граждан небольшого полиса. И в этом плане он стоит ближе к Фукидиду, чем к Ксенофонту. Такой образ Энея, насколько он поддается реконструкции по его трактату, вполне согласуется с его ремарками относительно задач и действий гоплитской армии (с. 78).
А.Е. Медовичев
