CC BY
155
Венгрией может закончиться мирно, то в Вене и Берлине такого исхода хотели меньше всего (с. 118).
Если заново посмотреть на действия великих держав, пишет автор, эта война не была результатом «профессиональных просчетов» небольшой группы дипломатов, политиков и военных (как считает Х. Аффлербах). Она не оказалась «несчастным случаем», не стала результатом ошибок или недоразумений, и ответственные лица 1914 г. вовсе не были «лунатиками» (как думает К. Кларк) -они четко знали, что делают. Война разразилась потому, что влиятельные круги в Вене и Берлине ее хотели и сознательно шли на риск потому, что в Париже и Петербурге были готовы вступить в войну, если она будет начата. Разумеется, в Париже, Петербурге и частично в Лондоне в июле можно было найти сторонников войны, прежде всего в среде военных. Но решения начать войну летом 1914 г. были приняты в Вене и Берлине. Здесь агрессивно настроенные военные оказывали большое давление на политические и дипломатические круги, и поэтому многие политики и дипломаты видели международную систему в «суженной военной перспективе» (как считает З. Найтцель).
Державы Антанты через четыре года выиграли войну, им помогли вступившие в войну на их стороне в 1917 г. США. И все же в этой войне оказались лишь проигравшие: миллионы солдат, потерявших жизнь на полях сражений, и погибших гражданских лиц, опустошенные города и села в Бельгии, Франции, Галиции, страшные духовные и телесные раны у выживших в войне, распад империй с потерей территорий и населения (с. 120).
В.П. Любин
2015.03.006. ВЕЛИКАЯ ВОЙНА: СТО ЛЕТ / Под ред. Мягкова М.Ю., Пахалюка К.А. - М.; СПб.: Нестор-История, 2014. - 324 с.
Ключевые слова: Первая мировая война; дипломатия; коалиции в Первой мировой войне; мужество русских солдат; память о Первой мировой войне.
В основу сборника, состоящего из трех частей, легли доклады, представленные 11 декабря 2013 г. на научной конференции «Россия и Первая мировая война: история и память», которая была проведена Российским военно-историческим обществом в рамках
международного форума «Первая мировая война в контексте современной мировой политики», организованного Постоянным комитетом Союзного государства Россия-Беларусь. Особое внимание уделяется дипломатии, противоборству коалиций, мужеству русских солдат, проблеме сохранения памяти о войне, названной современниками «Великой».
Во вступительном слове док. ист. наук М.Ю. Мягкова (Российское военно-историческое общество), подчеркивается, что трудно переоценить ту роль, которую сыграла Россия в Первой мировой войне. Неоднократно она выручала своих союзников, более трети всех сил вражеской коалиции сковывались именно русскими войсками. Без России Великобритания и Франция практически не имели шансов на победу. Вместе с тем важно помнить, что Россия сражалась и за собственные национальные интересы.
Первый раздел сборника «Первая мировая: Международные отношения, дипломатия и боевые действия» открывается статьей док. ист. наук Е.Ю. Сергеева (Институт российской истории РАН) «Новые подходы к исследованию Первой мировой войны». В статье рассматриваются важнейшие особенности Первой мировой войны, а также доминирующие в современной историографии подходы к ее изучению. В число последних автор включает междис-циплинарность, компаративизм, отказ от европоцентризма и повышенное внимание к человеческому фактору.
Первая мировая война 1914-1918 гг., напоминает автор, явилась величайшим испытанием в новейшей истории цивилизации. Никогда ранее сам характер и последствия вооруженного столкновения не приобретали таких катастрофических масштабов. Никогда прежде так тесно не переплетались социальные, политические, экономические, духовные факторы, повлиявшие на судьбы десятков миллионов людей.
Войну ожидали и готовили не только венценосные особы, политики, генералы или промышленные магнаты, но и обычные люди. Часть общественных сил надеялась, что вселенская катастрофа приведет к катарсису, т.е. очищению мира от всего того, что препятствовало его прогрессу и процветанию. Другие современники, наоборот, рассчитывали, что победоносное окончание скоротечных, как им представлялось, боевых действий позволит добиться национального либо имперского единения, способствуя тем
самым укреплению существующих режимов. Даже многие жители колониальных и зависимых стран выступали за эскалацию вооруженного противостояния великих держав, рассчитывая добиться уступок и преференций от воюющих коалиций. Таким образом, раскручивание спирали гонки вооружений и пропагандистской кампании в средствах массовой информации перед началом войны продемонстрировало ограниченное понимание большинством человечества глубины той бездны, на краю которой оно оказалось летом 1914 г. (с. 13).
Последующие трагические события, пишет Сергеев, продемонстрировали, что военные действия приобрели поистине глобальный характер. 38 государств с населением около 1,5 млрд человек прямо или опосредованно участвовали в войне, которая впервые в истории проходила сразу в трех физических средах: на суше, море и в воздухе. Даже те государства, которые объявили нейтралитет, испытывали значительное воздействие со стороны противоборствующих коалиций (с. 14).
Характеризуя события 1914-1918 гг. как тотальный вооруженный конфликт глобального масштаба, автор указывает на три его особенности. Одна из них заключается в том, что Великая, как ее вскоре назвали современники, война впервые в истории носила индустриальный характер. Это означало, что таких традиционных условий достижения победы над противником, как мобилизационные резервы, запасы вооружения и боеприпасов и даже патриотический подъем в воюющих странах было явно недостаточно. Требовались умелая организация работы промышленных предприятий со стороны государственных органов, надежное функционирование всей логистической инфраструктуры, эффективное использование средств связи как в прифронтовой полосе, так и в тылу.
Вторая важнейшая особенность войны обусловлена тем, что она стала коалиционной. Взаимодействие союзников по Антанте, имевшее большое значение для разгрома армий Четверного союза, осуществлялось через согласование стратегических планов, обеспечения поставок вооружения и боеприпасов, направления контин-гентов союзных войск на европейские и ближневосточные фронты, сотрудничество гуманитарных организаций, обмен разведывательной информацией, проведение совместных пропагандистских акций и т. д., хотя в наибольшей степени указанное взаимодействие
стало осуществляться лишь с 1916 г. К тому же, конституирование в ноябре 1917 г. главного координирующего органа антигерманской коалиции - Верховного военного совета Антанты - происходило уже без России (с. 16).
Третья отличительная черта глобального конфликта начала ХХ в., отмечает Сергеев, имевшая непосредственное отношение к Российской империи, состояла в том, что для нее война с самого начала явилась Второй Отечественной, что, в отличие от официальной советской историографии, всегда подчеркивали русские историки-эмигранты. Это восприятие агрессии Германии и присоединившихся к ней позднее Австро-Венгрии и Османской империи против России проявилось не только во всенародной поддержке военных усилий царского правительства на протяжении 1914-1916 гг., но и в таких конкретных мероприятиях, как добровольческое движение, деятельность различных общественных организаций, создание партизанских отрядов на территории, оккупированной противником. Кроме того, как свидетельствуют документы, на русско-германском, русско-австрийском и Кавказском фронтах случаи героизма со стороны солдат и офицеров царской армии были отнюдь не единичным явлением. Даже осенью 1917 г. далеко не все военнослужащие демократизированных вооруженных сил России предавались пораженческим настроениям (с. 17).
Переходя к социально-экономическим и политическим последствиям многомесячной войны на истощение, автор указывает на многие качественные изменения в общественной жизни государств, затронутых войной. Фактически она подготовила ротацию состава властных элит, выдвинув на политическую авансцену ха-ризматичных лидеров новой генерации.
В результате катастрофы 1914-1918 гг. коренным образом изменился глобальный геостратегический ландшафт. Ушли в прошлое империи, казавшиеся совсем недавно вечными: Российская, Германская, Австро-Венгерская, Османская. На их руинах возникли национальные государства, которые вступили на путь самостоятельного развития, сопряженный с огромными трудностями. В то же время правящие группы, а частично и широкие слои населения впервые осознали необходимость государственного регулирования экономики. По сути дела, именно война подтолкнула общественную мысль к формулированию таких основополагающих для со-
временной цивилизации теорий, как концепция «всеобщего благоденствия» или модель «социально-ориентированной экономики». А в пространстве международных отношений получили концепту -альное оформление идеи интеграции стран и народов под эгидой всемирной организации (с. 18).
Первая мировая война стимулировала научно-техническую мысль. Она способствовала формированию основных векторов политического, хозяйственного и культурного развития планеты, открыв более чем 30-летний период крупных и малых вооруженных конфликтов, революционных потрясений, формирования национально-освободительных движений и общей социально-политической нестабильности, окрашенной в цвета противоборствовавших идеологий на этапе завершения формирования индустриального строя.
Великая война, пишет автор, привела к своеобразной «перезагрузке» понимания места и роли человека в окружающем его мире. Если раньше общественное мнение под влиянием социал-дарвинистских теорий и националистической пропаганды вполне допускало вооруженную борьбу в качестве одного из наиболее сильнодействующих средств из арсенала внешней политики, то после 1918 г. война была открыто названа преступлением перед человечеством.
В этой связи Сергеев рассматривает современные тенденции в изучении истории Первой мировой войны, подчеркивая, что большинство ученых сегодня опирается на междисциплинарную методологию, творчески применяя подходы, характерные ранее для других смежных наук: исторической политологии, социологии, культурологии, психологии и т.п.
Еще одной отличительной чертой современной историографии выступает преодоление традиционного европоцентризма в изучении периода 1914-1918 гг. Исследователи стремятся не ограничиваться анализом событий только на театрах военных действий Старого Света, но подвергают анализу изменение стратегии и тактики государств - участников войны на так называемых второстепенных фронтах, поскольку они оказывали непосредственное влияние на ход решающих сражений. Существенным моментом является компаративизм, который широко применяется специалистами для выявления общего и особенного в истории Великой вой-
ны. В последнее время явно проявился и антропологический подход, когда авторы фокусируют внимание не просто на описании боевых действий, но и на анализе эмоционально-психологического состояния воинов в рамках фронтовой повседневности (с. 22).
В статье «Зарождение коалиционной стратегии в военном планировании стран Антанты перед Первой мировой войной» на-учн. сотр. Е. Алпеева и канд. ист. наук Д.Ю. Козлова (НИИ военной истории ВАГШ ВС РФ) рассматривается история формирования коалиционной стратегии стран Антанты - России, Франции и Великобритании накануне Первой мировой войны. Анализируя обстоятельства заключения русско-французской военной конвенции 1892 г. и русско-французской морской конвенции 1912 г., авторы показывают влияние этих документов на развитие русского стратегического планирования в конце XIX - начале ХХ в., характеризуется роль руководителей Военного и Морского ведомств Российской империи в установлении сотрудничества России с Францией и Великобританией в военной области.
Авторы приходят к выводу, что конвенции 1892 и 1912 гг. имели огромное политическое значение, однако в военных планах их требования почти не учитывались. В предвоенные годы военно-морские контакты с союзной Францией и дружественной Великобританией так и не вышли на уровень, позволивший им оказать сколь-нибудь существенное влияние на содержание стратегического планирования в российском морском ведомстве, не говоря уже о направленности строительства нашего флота. Этого, считают авторы, нельзя сказать о взаимодействии в морских делах между нашими союзниками. Именно соглашение с Францией позволило англичанам резко сократить традиционное военное присутствие в Средиземном море и сосредоточить лучшие силы своего флота в водах метрополии перед лицом германского Флота открытого моря, иными словами, реализовать принципиально новую идеологию дислокации и применения военно-морских сил. Россия же от контактов с французами и англичанами подобных дивидендов не получила. Однако главная, на взгляд авторов, причина сложившейся ситуации (причем это справедливо в отношении и сухопутных, и морских контактов с будущими союзниками) - неспособность верхушки государственной бюрократии интегрировать усилия оборонных министерств и внешнеполитической службы в обеспечении
военной безопасности государства. Попытка же создания постоянно действующего механизма таковой координации путем учреждения в июне 1905 г. Совета государственной обороны успехом не увенчалась (с. 38).
Док. ист. наук А. А. Зданович (НИИ военной истории ВАГШ ВС РФ) в статье «Контрразведка царской России в первой мировой войне: организационные и правовые проблемы функционирования» подчеркивает, что противоборствующие в Первой мировой войне стороны надеялись на скоротечность боевых действий. Отсюда проистекала недооценка контрразведывательной работы. Серьезным отрицательным фактором для организации борьбы со шпионажем являлось фактическое разделение управления в военной сфере на два центра - Ставка Верховного главнокомандующего руководила только фронтовой зоной, а Военное министерство и подчиненный ему Генеральный штаб - тыловыми военными округами. Создание органов контрразведки в действующей армии растянулось на несколько месяцев и завершилось не ранее середины 1915 г. Отрицательно сказалась на эффективности работы контрразведки и выдвинутая генералом М.Д. Бонч-Бруевичем теория так называемой «чистой контрразведки», т.е. защита только военных секретов. А обстановка требовала борьбы со шпионажем в экономической сфере и противодействия подрывной деятельности в идейно-политической области. Отрицательно воздействовали на деятельность контрразведки и нерешенные кадровые проблемы, а также ее статус как секретного органа, не имеющего административных прав.
В статье канд. ист. наук С.Г. Нелиповича «Ладья Харона: Потери сторон в октябрьской кампании (Варшавско-Ивангородской операции) 1914 г. на русском фронте Первой мировой войны» на основе документальных источников из архивов России, Австрии и Венгрии, а также зарубежной историографии установлены потери армий России, Австро-Венгрии и Германии в октябре 1914 г.
По данным автора, армии Юго-Западного фронта понесли большие потери, чем армии Северо-Западного фронта; при этом урон армий, осуществлявших прикрытие операции главных сил, оказался выше, чем в ударной группе. Велики были потери в офицерском корпусе. В пехоте и артиллерии выбыли из строя много
командиров частей и соединений. Некоторые полки в течение од-ного-двух дней несколько раз меняли командиров.
Канд. ист. наук Н.Д. Постников (Российский государственный университет туризма и сервиса) в статье «Последний бой Юрьевского полка» рассказывает об одном из эпизодов боев в январе - начале февраля 1915 г. за ключевые пункты русской обороны Гумин и Волю Шидловскую, где солдаты и офицеры 98-го пехотного Юрьевского полка проявив мужество и героизм, погибли, но не пропустили врага.
В статье канд. ист. наук Н.А. Копылова (МГИМО (У) МИД РФ) «Латышские стрелки в Первой мировой войне 1914-1918 гг.: Формирование и социально-этнический состав» объектом изучения являются латышские стрелковые батальоны, возникшие в 1915 г. Автор отмечает, что с началом летнего (1915) наступления германцев русское командование приняло решение о формировании национальных воинских частей из жителей Прибалтики. По мнению Копылова, важно иметь в виду, что четверть всех стрелков записались в батальоны добровольно. По этническому составу 90% из них были латыши. Кроме того, вместе с латышами как добровольцы или призывники в батальоны попали также эстонцы, литовцы, русские и представители других национальностей. Почти все стрелки умели читать и писать, число неграмотных не превышало 2% (с. 120). Латышские стрелковые батальоны стали самыми боеспособными частями Северного фронта. В течение 1915-1917 гг. их бросали на самые опасные участки. Особо отличились латышские стрелки в сражении на Тирельском болоте, на Острове Смерти, в «рождественских боях» 1916 г. и при обороне Риги летом 1917 г.
Канд. ист. наук Я.А. Бутаков в статье «Они остались верны России: Русские бригады во Франции и на Салониках» рассматривает действия русских бригад во Франции и на Балканском фронте, а также поведение русских солдат в 1918 г., когда Россия вышла из войны. Автор выдвигает тезис о том, что отказ многих тысяч русских солдат продолжать воевать на стороне Антанты был мотивирован не столько эгоистическими интересами, сколько их личным представлением о долге перед Родиной.
По мнению автора, те, кто выполнял «долг перед союзниками», составляли в обстановке конца 1917-1918 гг. незначительное меньшинство военнослужащих русских Особых бригад. В них не
было случаев отказа выступать на позиции, идти в наступление и т.д., хотя среди солдат и части офицеров росла деморализация, вызванная прежде всего оторванностью от родины и пренебрежительным отношением союзников. В то же время, считает автор, ввиду того, что русские использовались союзным командованием как таранная живая сила, нет ничего удивительного, что среди них все чаще и громче раздавались голоса о возвращении домой. Те русские солдаты (их было подавляющее большинство), которые после заключения уже советской Россией перемирия не пожелали вступить в иностранную армию ради продолжения войны, были за это репрессированы французскими властями.
Второй раздел сборника «Великая война: Социальное измерение и пространство памяти» открывается статьей канд. ист. наук Е.Н. Наземцевой (НИИ ВИ ВАГШ ВС РФ) «Гуманитарные проблемы Первой мировой войны в современной отечественной историографии». Автор анализирует актуальные тенденции и подходы, выявляет специфику исследований, касающихся гуманитарных последствий войны: плена, дезертирства, беженства, продовольственных проблем, психологических потрясений и связанных с ними психопатологий широких масс и трансформации менталитета бывших солдат и офицеров и общества в целом. Показано значение провинции Российской империи в Первой мировой войне. Особое внимание автора уделено влиянию гуманитарных проблем на общественно-политическую ситуацию в России в 1914-1918 гг., их роли в революционных потрясениях, крушении Российской империи, установлению в стране новой власти и образованию Советского государства.
Изучение психологических проблем, вызванных Первой мировой войной, считает Е.Н. Наземцева, привело исследователей к выводу о всеобщем пессимизме, господствовавшем в русской армии, который неуклонно нарастал по мере удаления линии фронта. Гуманитарные проблемы, возникшие в ходе Первой мировой войны, заключает Е.Н. Наземцева, свидетельствуют о комплексном кризисе Российской империи начала ХХ в. Применение новых методологических подходов и концептуальных конструкций позволило большинству исследователей прийти к выводу, что война обнажила проявления кризиса и ускорила необходимость преобразований. Однако если при ее отсутствии еще был возможен эволюционный
путь преобразования общества, то начало и ход военных действий исключили эту возможность. Исследования показали, что проблемы гуманитарного плана оказались непосильными не только для государственного аппарата, но и для всего общества.
Статья док. ист. наук, проф. И.Н. Гребенкина (Рязанский государственный университет им. С.А. Есенина) «Армия военного времени как пространство социального конфликта» посвящена проблемам развития российского общества в начале XX в. и их влиянию на состояние обороноспособности страны. Рассматривается природа социальных противоречий в армии и их значение для развития общественного и политического кризиса в России в период Первой мировой войны.
Значительные изменения в военные годы претерпел политический облик офицерства. Массовое пополнение привнесло в его среду свой политический опыт и настроения. Влившиеся в его ряды многочисленные представители земской интеллигенции являлись носителями либеральных и умеренно левых взглядов. К 1917 г. в армии находилось немало участников революционного движения, членов политических партий и лиц, им сочувствовавших. Само их присутствие в войсках влияло на солдатскую и офицерскую массу, способствуя пропаганде левых взглядов и распространению оппозиционных настроений, хотя масштабы этой деятельности до февраля 1917 г. не следует преувеличивать (с. 167).
Тем не менее рост конфронтационных настроений среди солдат и офицеров развивался в значительной мере изолированно, в каждом случае по своим законам и причинам. Очевидцы отмечали, что солдатская масса была безучастна как к официальной, так и к оппозиционной пропаганде, откликаясь на нее лишь постольку, поскольку та могла оказаться созвучна их повседневным интересам и чаяниям. Оппозиционность и протест против существующих общественных и политических порядков не стали основой для сближения солдат и офицеров. В отношениях между ними продолжали преобладать недоверие и рознь, получившие новый виток развития с началом революционных событий 1917 г. (с. 169).
Архивный исследователь издательства «Тактикал Пресс» (Москва) Ю.А. Бахурин анализирует проблемы вынужденных переселенцев из западных окраин Российской империи в Москву и Московскую губернию в 1914-1917 гг. Внимание уделяется стати-
стическим показателям, а также той помощи, которую оказывали беженцам государственная власть и частные благотворительные организации.
Канд. ист. наук Я. А. Голубинов (каф. философии и культурологи ГБОУ ВПО СамГМУ Минздрава РФ) в статье «Потребность в самопомощи: Решение продовольственного вопроса в средневолж-ских городах в 1914-1917 гг.» пишет, что в годы Первой мировой войны большие и малые города оказались в трудном положении из-за дефицита продовольственных товаров. Городские управления и кооперативные организации пытались решить эту проблему. В 1917 г. после Февральской революции кооперативы взяли в свои руки дело снабжения, но из-за развала центральной и местной власти уже мало что могли сделать. После февраля 1917 г. города уходили все дальше по пути жесткой продовольственной политики, требуя тотальной реквизиции в деревнях.
К.А. Пахалюк (Российское военно-историческое общество, руководитель интернет-проекта «Герои Первой мировой» [hero 1914.com]) в статье «Отражение героизма русских солдат и офицеров Первой мировой войны в мемуарной литературе советского периода» указывает на особенности репрезентации героев и их подвигов в рамках общей структуры дискуссии о Первой мировой, развернувшейся в Советском Союзе. Автор отмечает, что проблематика героизма в советских мемуарах хоть и находится на периферии, но и не обойдена стороной. Более того, фиксируется определенная взаимосвязь между восприятием героизма во время Первой мировой и осмыслением его бывшими фронтовиками. Она прослеживается и через резкое отрицание (в частности, неприятие репрезентации героизма в пропаганде), и через диалог (опровержение мемуаристами поэтической романтики фронтового подвига), и через наличие общих тем («духовное» измерение и вопрос награждения).
Канд. ист. наук М.А. Российский (МИД РФ) в статье «Дневники В.П. Кравкова за 1914-1917 гг. как исторический источник» считает, что записки В.П. Кравкова интересны не только оценками событий военной жизни, но также и анализом внутриполитических процессов в России, оценками военных и политических деятелей эпохи, с рядом которых автору довелось общаться лично.
Статья док. ист. наук, проф. Е.С. Сенявской (Института российской истории РАН) «Память о Первой мировой войне в России и на Западе: Исторические условия и особенности формирования» посвящена особенностям формирования исторической памяти о Первой мировой войне 1914-1918 гг. в России (СССР) и странах Запада в ХХ столетии. Рассматриваются значение героических символов, отражение войны в официальной и народной памяти, в художественной литературе «потерянного поколения», вопрос о роли исторической памяти о Великой войне в контексте идеологии и политики. Автор подчеркивает, что Первая мировая война выявила широкий спектр психологических эффектов, связанных с отражением одного и того же события в исторической памяти разных стран, социумов, народов, социальных и иных слоев. Она выявила большую зависимость «официальной» исторической памяти от идеологии и политики и в то же время определенную автономность «стихийной» памяти массового сознания, питаемой непосредственным опытом широких слоев и отдельных личностей (с. 270).
В публикации А.С. Казеннова (Центр военно-мемориальных исследований БФУ им. И. Канта) поднимается вопрос современного состояния захоронений и памятников Первой мировой войны на территории Калининградской области; рассказывается о группе энтузиастов, занимающихся выявлением и восстановлением захоронений и памятников, а также поддержанием уже известных в достойном состоянии.
В статье канд. ист. наук Е. Л. Ломако (Коломенский краеведческий музей) «Памятные даты - обретая прошлое (Первая мировая война в контексте военно-мемориальной деятельности Музея боевой славы г. Коломны)» показано, как ведется работа по подготовке выставки «Осколки империи: лица на фоне эпохи», в которой рассказывается о семьях, члены которых являлись участниками Первой мировой войны.
Третий раздел сборника «Из неопубликованных рукописей» дает представление о восприятии Первой мировой войны непосредственными участниками событий.
В. С. Коновалов
