CC BY
40
нант, оказывающих решающее воздействие на формирование национального мышления и мировосприятия, отражающее особенности единства и культурологической целостности духовной жизни российского общества как условия дальнейшего его развития.
Б. С.
2014.03.015. БРЭДШОУ Д. АРИСТОТЕЛЬ НА ВОСТОКЕ И НА ЗАПАДЕ: МЕТАФИЗИКА И РАЗДЕЛЕНИЕ ХРИСТИАНСКОГО МИРА / Отв. ред. А.Р. Фокин. - М.: Языки славянских культур, 2012. - 384 с.
Ключевые слова: философская теология; метафизика; христианство; Аристотель.
Книга Дэвида Брэдшоу открывает новую издательскую серию «Философская теология: современность и ретроспектива». В этой серии, как отмечает во вступительном слове член редколлегии В.К. Шохин, планируется издавать «переводы и систематических, и исторических трудов современных англо-американских авторов» (с. 14). И надо сказать, что выбор рецензируемой книги в качестве вводной весьма удачен. По своему содержанию книга охватывает без малого две тысячи лет, от Аристотеля до Фомы Аквинского и Григория Паламы, но, несмотря на такой объем, ее нельзя упрекнуть в поверхностности или в том, что она носит ознакомительный характер. Скорее наоборот, книга рассчитана на подготовленного и вдумчивого читателя. При этом название, по моему мнению, несколько дезинформирует, поскольку работа посвящена не столько самому Аристотелю, сколько введенному им концепту энергии, который Д. Брэдшоу внимательно исследует.
Общая канва книги такова: сначала автор рассматривает возникновение и развитие концепта энергии в Античности, от Аристотеля до Плотина (главы 1-4); затем последовательно исследует первоначальное развитие этой концепции на Западе (глава 5) и на Востоке (глава 6); затем Д. Брэдшоу обращается к дальнейшему развитию восточной традиции (главы 7-8), после чего переходит к завершающему этапу, систематически сравнивая Августина, Акви-ната и Паламу (глава 9); наконец, в эпилоге автор уделяет внимание современной критике паламизма, а также делает выводы о том,
как сравнение восточной и западной традиций может пролить свет на нашу нынешнюю ситуацию.
Понимание того, что такое энергия, ее роль и функции в фи-лософско-богословской мысли сильно разнятся в западной и восточной традициях. Как известно, западное христианство не принимает ни учения о божественных энергиях, ни связанного с ним учения об обожении. В книге Д. Брэдшоу показывается, как, начиная с Августина, на Западе устоялось отчетливое неприятие концепции божественных энергий. Говоря об истоках августиновской мысли, автор ограничивается рассмотрением влияния платонизма (с. 293-302), но, как представляется, не лишним было бы также упомянуть о влиянии на Августина и его предшественников по богословской части. Д. Брэдшоу справедливо указывает, что требование мыслить Бога абсолютно простым и неизменным напрямую связано с платонизмом, в результате чего Августин и формулирует учение о тождестве сущности и акциденций в Боге (quod habet, hoc est), однако не стоит забывать, что эта же мысль ясно выражена и у таких предшественников Августина, как Иларий Пиктавийский и Амвросий Медиоланский. Впрочем, в своей работе Д. Брэдшоу и не стремится вдаваться в частности, скорее его задача состоит в том, чтобы очертить две фундаментальные парадигмы, - восточную и западную, - в основе которых лежит именно концепция энергии. Разумеется, автор не склонен преувеличивать значение отдельной концепции и из нее выводить все беды нынешнего мира, но нельзя не согласиться с автором в том, что понимание энергии конституирует принципиальные черты восточного и западного понимания Бога, а отсюда и важнейшие элементы сотериологии. Так, например, ожесточенные споры о предопределении, имевшие место на Западе, фактически не нашли никакого отклика на Востоке, где данная проблематика успешно решалась благодаря учению о синергии, основанному на концепции энергии.
Интересно, что Д. Брэдшоу замечает и более широкую, не философскую, проблему, которая препятствовала на Западе адекватно воспринять учение об энергии. Автор пишет, что греч. ener-geia передавалось как operatio, а energein - как operari. Однако эти латинские эквиваленты не обладали смысловой гибкостью греческих оригиналов. Как пишет Д. Брэдшоу, дело в том, что operatio не предполагает ассоциации «энергии» с действительностью, а тем
более со слиянием деятельности с действительностью. Когда же в XII-XIII вв. появились переводы Аристотеля, термин «energeia» в разных контекстах передавался тремя различными терминами: «operatio», «actus» и «actualitas». Это, в свою очередь, препятствовало осознанию единства понятия, которое лежит в основе этих терминов. «В силу указанных ограничений представление о причастности божественной "энергии" не утвердилось в западной мысли» (с. 210). Сегодня уже не надо пояснять, какое значение имеет язык для понимания характера мышления и его нюансов. Отмечая связь языка и тех трудностей, которые возникают при попытке передать концепцию энергии на латыни, Д. Брэдшоу замечает, быть может, наиболее глубокую проблему, не сводимую лишь к философским влияниям. Ибо платоников читали и любили как на Западе, так и на Востоке, но выводы делали нередко весьма различные. Так, если на Востоке представление о неизменности и простоте Бога без всяких проблем сочеталось с учением о божественных энергиях, то на Западе это совместить не удавалось, что привело в конечном итоге к элиминации «энергизма» из западного богословия.
Тому, как развивалось и осмыслялось учение об энергиях на Востоке, Д. Брэдшоу посвящает немало замечательных страниц. Причем автор весьма основательно подходит к делу, исследуя этот вопрос от самых истоков до того момента, когда восточная и западная традиции осознали свое радикальное расхождение в данном вопросе.
Термин «энергия» впервые вводит Аристотель. Автор подробно и с разных точек зрения рассматривает применение этого термина в Corpus Aristotelicum: энергия как реализация способности, как актуальность и действительность, различие energeia - kinesis, энергия и Перводвигатель (с. 23-77). После Аристотеля термин энергия не пользуется большой популярностью, он встречается у Навсифана и Эпикура, но случаи его употребления крайне редки. Первый автор, который специально занимается данной проблематикой - это Теофраст, однако после него термин energeia у перипатетиков быстро пришел в забвение (с. 84). Затем автор переходит к Филону Александрийскому и среднему платонизму. На что хочется обратить особое внимание, так это на то, что Д. Брэдшоу рассматривает не только философию, но исследует также поэзию и медицину, что значительно расширяет традиционные представления о
применении концепта энергии и, несомненно, является большим достоинством данной книги. Пожалуй, будет не лишним немного задержаться на этом моменте.
В главе 3 имеется параграф, посвященный нефилософскому употреблению термина энергия (с. 85-95). Как отмечает Д. Брэд-шоу, первое проникновение этого слова в общераспространенный язык происходит в «Истории» Полибия, ранние части которой были опубликованы около 150 г. до Р.Х. (с. 85). В античной литературе понятие энергии понималось предельно широко и могло означать не только действие, но также и силу, жизненность и даже наглядность, так что вскоре «энергия» занимает незначительную, но довольно прочную позицию в качестве технического термина литературоведения (с. 86-88). Что же касается натурфилософии, то, как пишет автор, первое научное употребление этого термина принадлежит Фессалу, автору относящегося к I веку до Р.Х. трактата Бе УМиИЬш ИегЬагиш, в котором речь идет о целебной силе растений. Таким образом, в I в. термин становится признанным в научной среде (с. 92). Наиболее важные новшества, как отмечает Д. Брэдшоу, связанные с употреблением термина энергия в научном контексте, связаны с именем Галена. Автор отмечает, что Га-лен употребляет термин энергия, чтобы указать на деятельность какой-то части тела или органа. Гален проясняет смысл термина и находит ему место в теоретическом контексте (с. 92-93). Более того, Гален, развивая свои естественнонаучные представления, вводит различие между сущностью, силой и энергией, которое, как известно, займет прочное место в восточной философско-богословской традиции. «Таким образом, Гален принимает общее различение между «энергиями» телесных способностей, или души, которые можно познавать, и их сущностями (ошгаг), которые познавать невозможно. Триада, которую составляют dynaшis с ее познаваемой energeia и непознаваемой ousia, позднее получит широкое распространение среди неоплатоников и Отцов Церкви» (с. 95).
Эти наблюдения тем более важны, что иногда можно встретить упреки в том, что Григорий Палама ввел какое-то новое учение об энергиях. Однако для византийцев слова о божественной энергии, равно как и об энергии вообще, воспринимались ничуть не более ново, чем, например, утверждение о том, что у человека есть душа - и то, и другое было общепризнанным как в философии, так
и в естественно-научных теориях того времени. Поэтому, когда Палама или за тысячу лет до него каппадокийцы говорили об энергии, они знали, что будут поняты в своей культуре, ибо если, вслед за философами, поэты и врачи начинают пользоваться какой-либо терминологией, то можно однозначно утверждать, что она принята данной культурой.
Указанное обстоятельство, однако, не исключает того, что к концепции энергий могут быть предъявлены и серьезные критические замечания. Поэтому в заключении Д. Брэдшоу уделяет довольно пристальное внимание критике «энергизма» со стороны Р. Ульямса, в статье которого «дается хороший обзор типичных недоразумений, высказанных многими критиками» (с. 349-358)1. В рецензии, пожалуй, не место для подробного освещения проблем, связанных с концепцией энергии, поэтому хочется обратить внимание на то, что в процессе разбора критических аргументов Д. Брэдшоу формулирует весьма ценную концептуальную трактовку того, что же такое энергия. Он пишет, что определенные возражения у критиков паламизма вызывает уже само многообразие энергий: временные, вечные, случайные, необходимые, причем одни их них более соответствуют по значению самостоятельным реальностям или энергиям, другие - деятельности или действию, третьи - атрибутам (с. 355). Поэтому Д. Брэдшоу предлагает понимать единство энергий как единство класса, внутри которого одни энергии могут быть временными, а другие - вечными, одни - необходимыми, тогда как другие - случайными. «Что же общего у столь несоизмеримых элементов этого класса? Общим является просто то, что они суть акты самопроявления» (с. 356). Автор проводит аналогию с человеком, который также по-разному проявляет себя: от мимолетных улыбки и жеста, более длительных верности и любви, до базовых - дыхания и роста, биения сердца. Этот пример иллюстрирует то, пишет Д. Брэдшоу, что перечень тех действий, которые можно считать актами самопроявления, чрезвычайно широк.
Далее, отсюда становится видна и та пропасть, которая пролегла между восточной и западной традицией христианской мысли. Д. Брэдшоу противопоставляет «западный интеллектуализм» и
1 См.: Уильямс Р. Философские основы паламизма // Церковь и время. -М., 2001. - № 2 (15). - С. 246-276.
восточный «психофизиологический холизм». «Если нужно было бы резюмировать различия между восточной и западной традициями в одном слове, это было бы слово "синергия". Для Востока высшая форма общения с божественным - это не умственный акт, а участие в жизни и деятельности. ... На Западе синергии придавали удивительно мало значения. ... Вместо идеи синергии и соответствующей метафизики Августин навязал западной мысли ряд взаимосвязанных представлений: что Бог прост; что Он в принципе умопостигаем. и что высшей целью человеческого существования является. умственное постижение» (с. 345-346). Этот интеллектуализм усугубляется, по мнению автора, в Х1-Х11 вв., когда происходит раскол между Западной и Восточной церквями, и в конечном итоге приводит к натурализму, проявляющемуся в искусстве, науке, праве и различных формах религиозной жизни. В философии, пишет автор, этот натурализм выразился в широком распространении представления, что существует некая сфера «естественного разума», независимая от Откровения (с. 346-347). Д. Брэдшоу не вдается в подробности, но отмечает, что раннюю форму этого представления он связывает с Ансельмом Кентерберийским.
Можно заметить, что критика западного интеллектуализма и натурализма Д. Брэдшоу невольно перекликается с критикой М. Хайдеггером (христианской) метафизики как онтотеологии, благодаря которой Бог превращается в безжизненное понятие. Только если Хайдеггер критикует без разбора все христианство в целом, то из исследования Д. Брэдшоу следует, что основания для этого имеются лишь в западной традиции и не применимы к восточной. Так, в качестве эпиграфа к «Эпилогу» Д. Брэдшоу приводит следующую цитату из «Ста пятидесяти глав» Григория Пала-мы: «Если сущность не обладает энергией, отличающейся от самой сущности, то это значит, что такая сущность совершенно не будет иметь самостоятельного ипостасного существования и [является] только мысленным умопредставлением» (с. 343). Отсюда следует, что отрицание божественных энергий, имеющее место в западно-христианской традиции, естественным образом приводит к интеллектуализму, натурализму и онтотеологии, т.е. к такому пониманию Бога, перед которым нельзя петь и танцевать, перед которым нельзя пасть на колени в священном трепете, как говорит М. Хайдеггер, ибо это лишь понятие, но не живой Бог. Вместе с
тем совершенно иную ситуацию, с точки зрения Д. Брэдшоу, мы встречаем в восточной традиции. Автор пишет: «На Востоке не было понятия Бога. Восток рассматривал Бога не как сущность, подлежащую интеллектуальному постижению, а как личностную реальность, познаваемую из деяний Бога и прежде всего через участие человека в этих деяниях» (с. 358). Когда, напротив, идея синергии отсутствует, Бог становится мысленным умопредставлением, понятием, подменяющим свой предмет. Не случайно Д. Брэдшоу заканчивает свою книгу следующими словами: «Зададимся же вопросом о том, не является ли Бог, бывший на протяжении западной истории предметом стольких раздоров и разногласий не чем иным, как просто идолом?» (с. 360).
В заключение можно добавить, что работа «Аристотель на Востоке и на Западе», вышедшая в Нью-Йорке в 2004 г., вызвала значительный резонанс в западной науке, результатом которого стал сборник статей, посвященный обсуждению книги Д. Брэд-шоу1. Таким образом, данная книга вводит отечественного читателя в гущу весьма актуальных философско-богословских вопросов, которые дискутируются сегодня на Западе. И надо сказать, что с этой точки зрения книга довольно провокационна, поскольку жестко противопоставляет восточную традицию западной, причем не в пользу последней.
А.М. Гагинский
2014.03.016. ФЕТИСОВА Е.Э. РУССКИЙ РЕНЕССАНС В ДИС-КУРСИОННОМ ПОЛЕ ФИЛОСОФСКОЙ ГЕРМЕНЕВТИКИ. (Аналитический обзор).
Ключевые слова: неоакмеизм; герменевтика; архетипы; мифология; семантическая поэтика.
История философии и культуры любого народа может рассматриваться с двух точек зрения: во-первых, как имманентное развитие, во-вторых, как результат разнообразных внешних влияний; к последним относимы литература и искусство. Неоакмеизм -один из литературных стилей постсоветской эпохи, преодолевший
1 The presence of God in Eastern Orthodoxy: Divine essence and divine energies: Ecumenical reflections on the presence of God in Eastern Orthodoxy / Ed. C. Athanasopoulos, Ch. Schneider. - Cambridge: James Clarke & Co., 2012. - 298 p.
