CC BY
3
Поэтому, подчеркивает автор в заключение, основное внимание должно уделяться не оценке поведения отдельных ученых, но институциональным механизмам, оставляя в стороне научный этос. Необходимо создать такие механизмы и процедуры, которые были бы открытыми, прозрачными и достаточно крепкими, чтобы выдержать конфликт интересов (с. 88).
Т.В. Виноградова
2013.04.013. ЭНСМЕНГЕР Н. ЦИФРОВОЕ КОНСТРУИРОВАНИЕ ТЕХНОЛОГИИ: ПЕРЕОСМЫСЛИВАЯ ИСТОРИЮ КОМПЬЮТЕРОВ В ОБЩЕСТВЕ.
ENSMENGER N. The digital construction of technology: Rethinking the history of computers in society // Technology a. culture. - Chicago, 2012. - Vol. 53, N 4. - P. 753-776.
Ключевые слова: Б. Латур; лаборатория; история и социология техники; компьютер; программное обеспечение; цифровые технологии.
Автор, сотрудник Индианского университета (США), предлагает внимательнее посмотреть на историю и значение компьютерных технологий в жизни общества, и прежде всего в науке.
В своем известном антропологическом исследовании, посвященном беспристрастному наблюдению за жизнью одной из лабораторий Института биологических исследований Салка, Б. Латур пришел к парадоксальному выводу. Основную часть своего рабочего времени ученые и технический персонал занимались «кодированием, маркированием, изменением, исправлением, чтением и написанием» различных форм документального материала. Даже их большие и дорогие экспериментальные установки действовали преимущественно как «инструменты для описания» (inscription devices), как технологии, специально созданные для «трансформации материальной субстанции в цифры и диаграммы» (цит. по: с. 753). Именно посредством этих разнообразных актов «писания и переписывания», доказывал Б. Латур, обычные данные превращались в научный факт.
Пристальное внимание Б. Латура к материальным аспектам производства научного знания заставило не одно поколение историков и социологов науки серьезно отнестись к положению о том,
что техника и технологии эпистемологически значимы. Поэтому удивительно, насколько мало внимания историки и социологи уделяют главному изменению, которое произошло внутри материальной культуры лаборатории.
Автор предлагает на секунду представить, что увидел бы Б. Латур, вновь посетив Институт Салка. Ему сразу же бросилось бы в глаза, что за исключением, может быть, швейцаров весь остальной штат института все свое время проводит, глядя на экраны компьютеров. Возможно, Б. Латур объяснил бы присутствие компьютеров и другой цифровой техники в лаборатории как современную реинкарнацию тех же «средств описания».
Однако, как считает автор, произошли более серьезные изменения, и компьютерные технологии (КТ) гораздо глубже проникли в современную биологическую лабораторию. Рассыпанные по территории Института Салка учреждения - Центр компьютерной и теоретической биологии Крика-Якобса, Компьютерная нейробио-логическая лаборатория, Центр биоинформатики Ньюмена - свидетельствуют о важнейшем значении КТ с точки зрения не только производства, но и содержания научного знания. Существует множество примеров заимствования биологами концептов из компьютерной науки и теории информации. Например, о человеческом геноме говорят как о коде, который должен быть расшифрован; о мозге - как о нейронной сети; о заболевании - как разновидности информационного сбоя или патологии коммуникаций. «И это не просто метафоры. Для многих ученых, работающих в биологических науках, живые клетки не подобны компьютеру - они являются им» (с. 755).
В последние несколько десятилетий КТ трансформировали теорию и практику таких разных дисциплин, как физика, экономика, психология, лингвистика, антропология, метеорология, когнитивная наука и экология. Особенно бросается в глаза доминирование КТ в инженерной практике. На самом деле существует очень мало технологий, отраслей промышленности или социальных практик, на которые не повлияло бы внедрение компьютеров и КТ.
Ни одна технологическая разработка прошлого века не считается столь влиятельной, как изобретение электронного цифрового компьютера (ЭЦК). Но что история и социология техники могут ответить на широкий круг вопросов, поднятых технологической,
интеллектуальной и идеологической гегемонией компьютеров и компьютерного мировоззрения? На первых этапах их вклад ограничивался историей создания и роли ЭЦК, но вскоре они «открыли историю вычислительной техники», которая предшествовала появлению компьютера, что ставит под сомнение центральную роль ЭЦК в ней (с. 759).
Наглядным примером служат непосредственные предшественники больших электронно-вычислительных экспериментов, проводившихся во время Второй мировой войны, включая механические вычислительные машины и аналого-электрические кибернетические контрольные системы. Выяснилось, что существовали целые отрасли промышленности, которые занимались переработкой информации и данных, которые в ранний послевоенный период определяли не только техническую архитектуру электронного компьютера, но и его культурный смысл и социальную значимость.
«Кембрийский взрыв» инноваций, произошедший на протяжении последних десятилетий XIX в., породил такие фирмы, как IBM, «Burroughs», «Honeywell» и «Remington Rand». Они сыграют важную роль на ранних этапах развития коммерческой компьютерной промышленности. Эти события, по мнению автора, были по крайней мере столь же значимы в истории современных КТ, как и более поздние инновации, которые выросли из экспериментов с ЭВМ, проводившихся во время войны.
Расширение истории вычислительной техники благодаря включению в нее большего числа технологий по переработке информации, а не только ЭЦК, позволило раздвинуть горизонты исследований. Историки и социологи задумались над тем, как компьютеры использовались, кем и для каких целей. Они обратили внимание на тот вклад, который был сделан неэлитными акторами, такими как техники, операторы и программисты, и в результате обнаружили значимое присутствие женщин в этой области. Они также открыли идеологический аспект компьютерной революции. За стремлением к компьютеризации далеко не всегда стоит экономическая целесообразность, часто это потребность в усилении централизованного административного контроля, желание продвинуть индивидуальную или профессиональную повестку дня или просто стремление быть современным (с. 760).
Возможно, самое перспективное направление в истории и социологии вычислительной техники - это изучение истории создания и роли программного обеспечения (ПО). Имея соответствующее ПО, современные компьютеры могут симулировать, контролировать и даже воспроизводить почти все сложные технологические, социальные и даже биологические системы. ПО также определяет взаимоотношения человека с компьютером. Человек может не знать, к какому типу относится его компьютер или кто его создал, но он точно знает, какой программой он в данный момент пользуется.
По определению, компьютер - это машина, которая реализует определенную программу; и не важно, является ли эта машина электронной, цифровой, биологической или даже телесной. Именно это понятие абстрактного компьютера, платоновский идеал, известный как универсальная машина Тьюринга, делает компьютерное мировоззрение столь неотразимым и доминирующим.
Любая система, которая может быть описана в терминах машины Тьюринга, это компьютер, и соответственно ее можно интерпретировать, используя компьютерную терминологию. Именно это позволило биологу Р. Докинсу (R. Dawkins, 2003) описать геном как компьютерный код; физику С. Вольфраму (S. Wolfram, 2002) прийти к выводу, что универсум по сути своей имеет цифровую природу; психологу С. Пинкеру (S. Pinker) представить человеческий мозг как точку пересечения Ч. Дарвина и компьютерной программы (с. 762).
То, что делает ПО столь сложным для разработки, делает его и столь интересным для изучения. Если сам по себе компьютер -это некий материальный артефакт, который легко идентифицировать и изолировать для изучения, оценки и усовершенствования, то ПО - это не только машины, но еще и люди, и процессы.
Две трети стоимости ПО приходится на период, когда оно уже разработано и начало применяться (с. 763). ПО - это пространство, где границы между социальными и техническими аспектами особенно зыбкие, где компьютерные технологии пересекаются с социальными отношениями, организационной политикой и личными интересами. Поэтому для историков и социологов его изучение -это поистине «золотая жила». ПО чрезвычайно гетерогенная технология, поскольку стирает границы между наукой и технологией,
искусством и инжинирингом, а также между интеллектуальным и материальным. Компьютерная программа невидима, бесплотна и эфемерна. Она одновременно существует как идея, как язык, как технология и как практика.
Вследствие такой гетерогенности ПО внимание историков и социологов переключилось с традиционного изучения компьютера как артефакта на более широкий социальный контекст, в котором он функционирует. Помимо прочего, изучение ПО позволяет анализировать неудачи, поскольку более 3/4 проектов по разработке новых программ остаются незаконченными (с. 764).
Другое важное и перспективное направление, которое открывает история ПО, касается применения компьютеров и поведения пользователей. Историки и социологи техники давно интересуются тем, как артефакты и их пользователи взаимно конструируют друг друга. Учитывая внутреннюю пластичность программируемого цифрового компьютера, этот процесс совместного конструирования особенно видим (с. 765). Возможности для адаптации ПО в соответствии с личными предпочтениями и требованиями еще больше расширились с появлением персонального компьютера.
Исследователям, подчеркивает автор, трудно одновременно воспринимать компьютер как важнейшую и всеохватывающую инновацию в современной истории и найти нужный язык, чтобы говорить о технических устройствах, хотя и связанных с ним, но отличных. Один из возможных выходов - включить ЭЦК в более широкую категорию «информационные технологии» (с. 766). Но проблема в том, что термин «информация» имеет слишком много значений; вне технической литературы он используется в самых разных и неопределенных смыслах. Если информацию трактовать как фундаментальную единицу анализа, тогда почти все становится информационными технологиями: клинообразное письмо, дымовые сигналы, церковные колокола, газеты, оптический телеграф и пр. (с. 767). Поэтому более продуктивной стратегией автор считает анализ вопросов, поднятых компьютерами и информационными технологиями, не в терминах «компьютеризации», а в терминах «оцифровки» (digitization). Между этими двумя процессами, по словам автора, существует безусловное сходство. Однако сосредоточенность «на созвездии технологий и практик», объединенных
общей характеристикой быть цифровыми, имеет важные преимущества.
Но почему «оцифровка», а не просто компьютеризация? Первый концепт отличается большей широтой, охватывая как общепринятые компьютерные устройства, так и новые гибридные технологии типа смартфонов и игровых приставок. Тогда как второе понятие имеет более ограниченное значение благодаря своей тесной исторической связи с одной технологией. Кроме того, и это важнее, идея «оцифровывания» охватывает не только артефакты, но и репрезентации данных. Еще одна общая характеристика всех цифровых приборов - то, что они все, по определению, оперируют с данными, которые хранятся в цифровом формате. «Так же как описать что-то - значит изменить его, репрезентировать нечто в цифровом формате - значит фундаментальным образом изменить его природу. Это важное открытие, сделанное историками техники, часто игнорируется в большинстве популярных работ, посвященных компьютеру и информационной революции» (с. 768).
Важно отметить, что процесс «оцифровки» не то же самое, что квантификация. Хотя цифровые данные - это, по сути, числовые данные (например, бинарные данные обычно репрезентируются как серии «1» и «0»), тем не менее «оцифровывание» феномена означает не просто перевод его на язык чисел. Главный мотив, лежащий за квантификацией, - это измерение; принципиальная цель «оцифровки» - манипуляция (с. 769).
Именно комбинация данных и средств манипулирования делает концепт «оцифровывания» более эффективным, чем понятие компьютеризации. «Цель, объединяющая ученых, техников и обслуживающий персонал Института Салка сейчас, - не оптовая закупка и адаптация компьютерной техники, а скорее генерирование, манипулирование и презентация цифровых данных... Цифровые данные, создаваемые инструментарием и исследователями, - это не просто оцифрованные репрезентации числовых данных или документов. Этот новый тип данных делает столь могущественным то, что они могут быть инкорпорированы в цифровые модели, представленные в ПО цифрового компьютера» (с. 770).
Интеграция цифровых данных и цифровой модели делает возможным цифровую симуляцию исходной физической системы. Именно в этом и состоит революция, которую произвел компьютер
в научной лаборатории. Новое знание создается не путем наблюдения и экспериментирования в природном мире, а путем симулирования природного мира внутри виртуальной среды. Этот факт автор считает «фундаментальным сдвигом в эпистемологических основаниях научного предприятия» (с. 770).
Влияние цифровых технологий на производство научных знаний и инженерных инноваций остается недостаточно изученным как историками науки, так и социологами. Обращение к этой тематике, заключает автор, позволит обнаружить новые проблемы, поставит под сомнение устоявшиеся положения и откроет новые перспективы.
Т.В. Виноградова
2013.04.014. СИМАКОВА Е. СОЗДАНИЕ НАНОПРЕДМЕТА: ИЗУЧЕНИЕ ДИСКУРСОВ УПРАВЛЯЕМОЙ НАУКИ. SIMAKOVA E. Making nano matter: An inquiry into the discourses of governable science // Science, technology a. human values. - Cambridge (Mass.), 2012. - Vol. 37, N 6. - P. 604-626.
Ключевые слова: нанотехнологии; общество; политика; отношения университет - промышленность; управление; инновация.
Автор, английский социолог науки, анализирует проблему взаимоотношений между наукой и политиками, пытающимися управлять научными исследованиями. В этих переговорах социальные науки могут и должны выступить в качестве посредников. Особый интерес с этой точки зрения представляют возникшие не так давно такие технонауки, как нанотехнологии (НТ).
Развитие НТ сопровождается большими ожиданиями в отношении их полезности для общества. Достижением Национальной нанотехнологической инициативы (National nanotechnology initiative) - ННИ, созданной в США специально для развития и пропаганды новых НТ, стало объединение «фундаментальной науки» и «общественной полезности». Вслед за согласием, достигнутым в политическом дискурсе в отношении того, что университетская наука служит источником промышленных инноваций, американские нанодискурсы представляют разные версии того, что можно считать наукой, выгодной обществу (с. 605).
