CC BY
473
Новые проблемы архитектуры в эпоху цифровой культуры
И.А.Добрицына
Предмет внимания в статье - критический анализ концепций, отражающих рефлексию самих архитекторов на неминуемое внедрение новых методов в проектирование с опорой на высказывания философов, математиков, специалистов по информатике, историков технологии как об изменении метода архитектуры, так и о специфических переменах в понимании реальности профессионалом в условиях цифровой культуры.
Для нас важно кратко представить имеющиеся уже теоретические основания нового направления; по возможности подойти к выявлению работающего сегодня в профессиональной сфере архитектуры нового понятийного аппарата и тем самым уяснить дальнейшую методологию исследования. Понятно, что такой подход затрагивает ряд актуальнейших проблем в контексте размышлений и освоения материала. Однако мы сознательно воздерживаемся от жестких обобщений и постановки перспективных задач.
Вопрос о неотвратимости дисциплинарной гибридизации в гуманитарной сфере был поставлен еще в конце ХХ столетия [см. 1, 2]. Понятно, что в XXI веке, когда цифровые технологии стали неотъемлемой частью жизни современного человека, ситуация получила развитие. Одной из основных категорий, позволяющих изучать новые феномены, рожденные цифровыми технологиями, становится цифровая культура. Можно сказать, что сегодня этот термин (как и калька с английского - дигитальнаякультура) вошел и в российский научный обиход. В специальных исследованиях анализируются не только феномены и артефакты этого явления, но в значительной степени широкие трансформации, происходящие в связи с распространением цифровых технологий в культуре в целом и отдельных дисциплинах. Что касается термина цифровая культура, то его принятие широкой аудиторией, по-видимому, связано с укоренением в самой структуре человеческого бытия новых, виртуальных форм жизни, непосредственно порожденных новейшей волной развития инфотехносферы и внедрением Интернета.
Вхождение архитектуры в цифровую (дигитальную) стадию не только дарит ей бескрайние возможности эксперимента, но одновременно заставляет пересматривать философские и антропологические основания самой профессии. Такие авторы, как архитектор и теоретик Питер Бьюкенен, призывают сегодня вести цифровой эксперимент осмотрительно, добиваясь согласованности природы архитектуры и природы человека [3]. Концепция Кристофера Хайта также построена на прослеживании истории теоретических концепций антропоморфизма, традиционно понимаемого
как соотнесение человеческой формы и человеческого поведения с божественным и природным началами. Согласно антропоморфизму как мировоззренческой концепции, выражаемой средствами языка изобразительных искусств, в определенной степени и архитектуры, неодушевленные предметы, живые существа и даже вымышленные сущности, не обладающие человеческой природой, могут наделяться человеческими качествами, физическими и эмоциональными. Эти сущности способны чувствовать, испытывать переживания и эмоции, разговаривать, думать, совершать осмысленные человеческие действия. Кристофер Хайт исследует пропорциональные соотношения в современной архитектуре. Он фокусирует основное внимание на дискурсе о пропорциях, связывая его с современными острейшими проблемами постгуманизма в архитектуре. Одновременно он приоткрывает некоторые возможности, которые становятся доступными благодаря новым технологиям. Хайт исследует, каким образом проблемы тела и существования человека оказываются в фокусе архитектурного дискурса последних десятилетий. Это особенно актуально на фоне недавних попыток переформулировать отношение архитектуры к гуманизму, современности, новой технологии. Ученый ставит под сомнение ряд концепций и категорий архитектурной истории и ряд концепций современных дебатов, помещая оба ряда в более широкий культурный и технологический контекст. Тем самым Хайт пытается сделать сложнейшие идеи более доступными для понимания [4]. Жесткую позицию противостояния новым экспериментам архитектуры занимает техасский математик Никос Салингарос, известный сегодня как критик современной архитектуры и ее теоретического обоснования, создатель своей теории мимов [5]1.
1 Мим, как известно, - поведенческий или культурный стереотип, передающийся от поколения к поколению, но не генетически, а имитационно. Мимы, по Салингаросу, - свободные кластеры информации, которые могут быть успешными, но порой становятся опасными, выполняя роль специфических вирусов. Например, архитектурные мимы могут удерживать деструктивную власть, поскольку в архитектурных журналах часто репрезентируются образы построек, не приспособленных к каждодневному использованию. Фиксируясь в нашей памяти, они репродуцируются на уровне бессознательного. Ученый перечисляет различные архитектурные мимы, которые циркулируют начиная с 1920-х годов и которые, как он считает, привели к современной архитектуре, совершенно отделившейся от нужд человека. Мимы разрушают и отменяют создание истинных связей с миром, столь необходимых для его понимания. Салингарос видит мимы как нечто неотличимое от антипаттернов в программном проектировании, то есть как фальшивые решения, используемые лишь по инерции.
Нам близка взвешенная позиция американского историка архитектуры и технологии Антуана Пикона [6], который понимает архитектуру как одну из форм культуры и видит, что сегодня специфика дигитальной архитектуры как бы прорастает одновременно из перемен бытийного характера и практики сверхбыстрого освоения цифровых методов. Согласно Пикону, в тесном переплетении с новой технологией находятся экономические, социальные и культурные факторы. Именно поэтому перемены, наблюдаемые сегодня, неотделимы от более широких глобальных сдвигов. Иначе говоря, в новейших формах архитектурной культуры отражен результат не столько относительно недавнего перехода к дигитальному инструментарию, сколько длительного исторического процесса перемен.
Цифровая фаза, как известно, восходит в середине 1990-х, но эра информации начинается примерно в середине XX века, и уже с 1950-х годов вычислительные методы влияли на развитие архитектуры, хотя пока достаточно мягко. Последняя фаза развития информационного общества - дигитальная -наносит весьма жестокий удар архитектуре как профессии. Каким образом будет разрешаться сложнейшее напряжение между видимой формой и ее вычислительным основанием -главный и пока неразрешимый вопрос.
Нам представляется важным выделение двух групп проблем, отчетливо представших перед профессией архитектора в условиях дигитальной культуры XXI века. Первая связана с необходимостью переосмысления фундаментальных архетипов формообразования, чтобы они не потеряли свою жизнеспособность при столкновении с вычислительной сферой.
Вторая группа проблем связана с необходимостью пересмотра извечного объекта преобразования архитектуры - самого пространства обитания человека. В XXI веке это пространство города. Следует особо подчеркнуть тот факт, что сегодня технологическая революция и связанное с ней появление социальных сетей заставляют архитектора считаться с феноменом сращения виртуального и реального мира, с тем, что тип среды обитания кардинально меняется. Поэтому нам нужно говорить не только об архитектуре, но и о том, что есть реальность для современного человека, - о невидимой внутренней стороне процесса дигитальной архитектуры и его системных связях с культурой. С какой культурой? Электронной? Информационной? Или уже постинформационной, то есть собственно дигитальной?
Первая группа проблем:
дигитальное начало в проектировании
Исторический ракурс дигитального движения
Здесь мы посчитали возможным напомнить, как начиналась эпопея новой технологии проектирования. В начале 1990-х вступление в нелинейный мир, мир неевклидовой геометрии обозначил старт увлекательного эксперимента со свободной формой - нелинейной,криволинейной и т.д. и с
перформансом. Его совершили звездные архитекторы - Кооп-Химмелблау, Гери, Хадид, Линн, Спайбрук, Герцог и де Мерон.
Заметим, что практически тогда же начинает обогащаться понятийный аппарат архитектора. Появилась и поддержка философов (Бернар Каш, Брайан Массуми). Массуми в статье «Постижение виртуального, создание непостижимого» (1998) раскрыл смысл топологического поворота, воздействующего на архитектурное воображение, - «форма возникает из процесса». Стен Аллен и Сэнфорд Квинтер вводят понятия поле, состояние поля. В 1997 году были выдвинуты необычные концепции - «школа рыбьей стаи» Джефри Кипниса и «форма-движение» Грега Линна.
К концу века обозначилась также мощная теоретическая и визионерская поддержка свободной формы в рамках электронного барокко - Маркос Новак, Стивен Перелла. Понятийный аппарат стремительно расширялся. Новак акцентирует интерактивность виртуального произведения, строит теорию транслируемой архитектуры. Архитектура, хоть и в киберпространстве, но как бы зашевелилась. В середине 1990-х отмечается взлет блоб-формы (Линн, Спайбрук). Появляется характеризующее ее новое понятие - интрикаси (запутанность).
С 2000-х годов нераспознанными остаются импульсы, определившие появление и возвеличение специфических орнаментальных оболочек, плавно воссоединившихся с криволинейной архитектурой. Возможно, данная эстетика
- результат влияния коммерции или определенных форм искусства.
Рождение новых проблем в проектной сфере
Начнем с «больной» группы проблем, связанных с сознанием проектировщика, столкнувшегося с цифровой культурой проекта. Проблематика здесь формируется вокруг дихотомии «поэтика видимой формы - вычислительное основание». Коротко - «форма» и «цифра». Можно ли примирить непримиримое - интуицию формы с вычислительными основаниями? Но поставим вопрос иначе: имеем ли мы дело с противостоянием форма-цифра или же формой является цель действия, а цифрой - его инструментарий, орудие? Тогда следующий вопрос будет такой: каковы роль и возможности орудия в создании формы? Или на что посягает новый инструментарий?
«Мы формируем наши орудия, а потом они формируют нас»
- такого рода специфическую обратную связь в свое время точно отметил Маршалл Маклюэн. Можно предположить, что в сложившейся ситуации не происходит прямое воздействие на формообразование. Прежде всего идет преобразование нашего сознания: оно движется через конфликты и поиск способов их преодоления.
Дигитальный инструментарий буквально ворвался в мир человека всего лет 15 назад после нескольких десятков лет скрыто развивавшейся информационной эпохи. Известно, с какой невероятной быстротой возникла мировая сеть
Интернет, причем прорыв в опытах дигитальной архитектуры осуществлялся одновременно. Полтора десятка лет архитектура проходила через серию испытаний, менялась сама и производила глубочайшие перемены в культуре.
Знаковым событием, отметившим появление дигитальной архитектуры, стал переход ряда продвинутых компьютеризованных архитектурных студий от анимационных методов к алгоритмическим, программным. Произошло уникальное расширение формального поиска. И поначалу именно формальный фактор был решающим. Однако взлет интереса к программному обеспечению - возможно, главная особенность феномена дигитальной архитектуры.
Но мы помним, что ошеломляющие перспективы перемен вызвали разную реакцию архитекторов - и безудержный энтузиазм, и открытую критику. Так, архитекторы Грег Линн, Уильям Митчелл, Питер Эйзенман и Фрэнк Гери с воодушевлением приняли новые перспективы, а Кеннет Фремптон и Юхани Паласмаа оценивали их сдержанно.
Десять лет назад архитекторы уже могли сосредоточиться на программировании, создании «нового кода», способного «генерировать невиданные прежде формы выразительности». В 2006 году Майк Силвер (глава мультидисципли-нарной проектной лаборатории Нью-Йорка) приветствовал «свободный и гибкий язык команд и логические процедуры» компьютера. Программирование в архитектуре становилось все более привлекательным - благодаря ему открылась возможность создавать новую выразительность, не имеющую аналогов в прошлом. Появление криволинейной, экспрессивной, напоминающей барокко архитектуры Силвер оценил как «счастливый случай» [7. Р. 5-11].
Однако проблемы профессионально-творческого характера не заставили себя ждать. Так, вполне естественно возникли вопросы: можно ли вообще как-то регулировать отношения между известной нам архитектурой и вычислительными методами, к которым она стала обращаться? Какие из новейших форм можно оценить как адекватные эпохе? Что считать современным при том, что структура самого программирования сверхбыстро трансформируется?
А главное - в чем теперь смысл теории? Ведь она всегда была нужна, если не буквально для управления формообразованием, то хотя бы для его объяснения. Может ли современная теория меняться так же быстро, как происходят структурные изменения в самом программировании? Этот узел проблем пока лишь затягивается и порождает кризисные ситуации.
Ясно одно - специфика дигитального проектирования состоит прежде всего в том, что статус самого проекта фундаментально меняется. Приоритетным во все большей степени становится выбор, а не интуиция формы. Архитектурная форма уже не может претендовать исключительно на то, чтобы оставаться воплощением скрытой полумистической силы воображения.
Кризисные ситуации
Однако в целом в профессиональном сообществе цифровой метод вызывает подъем, несмотря на неминуемые кризисные ситуации. Какие же ситуации можно считать кризисными на фоне будто бы всеобщего ликования? Видимо, те, что ведут к фундаментальным сдвигам в постижении архитектуры, спровоцированным изменением отношений сфер архитектуры и технологии.
Первый кризисный сюжет - форма при программном моделировании возникает, как уже было сказано, в неограниченном процессе выбора геометрических вариаций. То есть форма в буквальном смысле «возникает случайно». В случайности выбора состоят особенность нового отношения к проектированию и причины его первого конфликта - с традиционным способом рождения художественного замысла. Здесь мы констатируем кризис традиционного метафорического мышления в том смысле, что у архитектора появился соперник - машина.
Второй сюжет - возникла серия глубинных перемен в постижении новой архитектуры человеком. Сюда в первую очередь отнесем кризис масштаба архитектуры. Начиная с блоб-формы возникает неясность в масштабном соотношении ее с человеком. Сверхвысотные сооружения также выпадают из человеческого масштаба восприятия. Хотя в последнем случае возможно возражение. Разве иллюзорная несоразмерность сооружения и человека не была подчеркнута в готических храмах?
Третий сюжет связан с очевидным кризисом традиционной архитектурной тектоники, которая всегда определяла иерархию частей постройки и их значение. Реализация таких построек, как Медиатека в Сендаи (Тойо Ито), терминал Йокохама ^ОА), Олимпийский стадион в Пекине (Герцог и де Мерон), является демонстрацией тектонического кризиса. Сюда же отнесем Башню ветров Тойо Ито и Университет в Гранаде Криса Ли.
Масштабный и тектонический кризисы возникли на фоне возвышения оболочки здания, имеющей, как правило, экспрессивную «барочную» форму, а также - более позднего явления - таинственного соединения оболочки с орнаментальной поверхностью. Новый, цифровой орнамент имеет тенденцию в ряде случаев как бы замещать саму тектонику и выступать организующим архитектурным приемом, принципом. То есть орнамент становится не элементом поверхности здания, а едва ли не условием существования оболочки, ее конструктивной состоятельности.
Неудивительно, что современный кризис тектоники вызвал изменения в самой теории архитектуры. В частности, изменились дефиниции тектоники. Были заявлены идеи новой тектоники - «тектоники толпы», «птичьей стаи». Подобные идеи высказывал философ Стен Аллен еще в 1997 году в статье «От работы с объектом к работе с полем». Некоторые теоретики архитектуры, например Джесс Рейзер, Нанако Умемото, Нейл Лич и Сесил Балмонд, убеждены, что словарь
новой тектоники, который уже разрабатывается, со временем сместит традиционный [8].
Однако в этой области до настоящего времени имеются разнотолки. Вполне понятно, что свободная форма должна была оказать воздействие на масштаб архитектуры и ее тектонику. Ведь фактически рождалась принципиально атектоническая архитектура. В связи с этим было введено еще одно необычное понятие - цифровая тектоника, которое разрабатывалось в книге Нейла Лича, Дэвида Тернбула и Криса Вильямса [9]. Так, для Лича понятие тектоника роя выводится из четкого понимания динамических систем. Сесил Балмонд взывает к отказу от картезианской решетки как инструмента мышления, поскольку она сдерживает структурную изобретательность уже несколько столетий. При таком положении вещей можно ожидать, что произойдет либо окончательный уход от тектоники как ведущего принципа архитектурного проектирования, либо изобретение нового тектонического принципа.
Четвертый сюжет определяет необычайная скорость перестройки самого программного метода, которая вызывает невероятно быстрые перемены в эстетических воззрениях архитектора. Так, буквально на наших глазах блоб-форма, родившаяся в 1990-е, сегодня уже потеряла значительную часть своей притягательности. Обсуждается формальная избыточность цифровой архитектуры 2000-х, выступающей под условными именами «необарокко» и «неорококо».
Наконец, пятый сюжет - дигитальные методы. Немыслимая еще 10 лет назад быстрота исполнения проекта и постройки меняет структуру деятельности архитектурных команд, ставит непосильные проблемы перед градостроительной наукой, ведет к кризису уникальных исторических городов и возникновению новых, типовых («генерик-сити», по Кулхасу).
Попытки выхода из кризиса: сопряжение интуиции и вычислительного основания
В начале XXI века значительная часть молодых и не только архитекторов предпочитает работать с неевклидовой геометрией. Но кто-то уже обращается к абстрактным методам поиска самой идеи проекта, таким, как скриптинг, или к алгоритмам. Особенно настойчиво изучаются профессиональные проблемы, связанные с геометрическими или алгоритмическими исследованиями (Карл Чу, Костас Терзидис, Крис Лэш, Беньямин Аранда).
Как было сказано, сопряжение интуиции и вычислительного основания сегодня по-прежнему видится как неразрешимая задача. Однако в последние несколько лет были сделаны различные попытки преодолеть разрыв между написанием кода (компьютерной программы) и отражением хорошо распознаваемых архитектором трансформаций формы. Так, в 2006 году после долгих экспериментов выходит книга Беньямина Аранды и Криса Лэша с необычным названием «Тулинг» [10]. Понятие тулинг имеет два главных значения: первое - метод создания формы (иногда и орнаментов), второе - метод одновременно создания и контроля процессов производства с помощью такого универсального инструмента, как компьютер. Понятно, что авторы пытаются прежде всего найти формальные эквиваленты алгоритмам. К примеру, они выдвинули конкретное предложение - найти некую визуально выразительную аналогию следующим семи алгоритмам, название которых есть смысл оставить как кальку с английского:
1) спайерлинг (раскручивание, движение по спирали) -алгоритм, создающий особую форму, редко рассматриваемую как собственно геометрическая, скорее как форма энергии; 2) пэкинг (упаковывание) обеспечивает стабильность благодаря плотной пригонке однородных элементов; 3) вивинг (переплетение); 4) блендинг (плавное сопряжение) - фундаментальная техника по согласованию различий; 5) крэкинг (расщепление) соответственно правилу «самоподобия» дает ощущение более масштабного целого; 6) флокинг (стайность, рассеивание) допускает наличие
Беньямин Аранда, Крис Лэш. Инсталляция по принципу блендинга. «Маскируемый пейзаж»
Беньямин Аранда, Крис Лэш. Геометрическое моделирование «блендинг»
специфического порядка в энтропийных (нестабильных) системах; 7) тайлинг - мозаичная компоновка объемных модулей, создающая особую «тектонику».
Большинство алгоритмов получили воплощение в скульптурных инсталляциях Аранды и Лэша. Это еще не архитектура, но эксперимент со сложной пространственной формой.
Предложение авторов соотносимо с новейшей тенденцией преодоления указанного разрыва. С точки зрения Аранды и Лэша, цель такой алгоритмики - освободить архитектуру от необходимости привычной формалистской условности. Алгоритмика, таким образом, должна открыть свои истинные основания, то есть затянуть архитектора в необычный и как бы растянутый процесс формообразования, в котором пусть неявно, но все же присутствует возможность осуществления естественного желания архитектора - диалектически взаимодействовать с сущностными свойствами геометрии (не с живым материалом, но с геометрией), с которыми он привык работать, но теперь, конечно же, на экране.
Итак, цифровой метод менялся и продолжает меняться - от морфинга к потоку, от анимации к алгоритму, от эволюционных алгоритмов к более сложным структурно-сетевым моделям параметризма. Все названные сдвиги происходили из широких изменений, связанных с развитием технологии как целого. Появление параметризма - весьма критический для архитектуры момент. Параметризм ведет к воссоединению проекта с заводским изготовлением, с принципами ка-стомизации (индивидуализации заказа) и с приближающейся роботизацией производства. С утверждением параметризма архитектура становится иным типом профессии. Она быстро откликается на динамично меняющийся контекст заказа и изготовления проекта. Но если позволить себе видеть цель профессии лишь в динамичном изготовлении архитектурного
продукта, то дело пойдет к переосмыслению и новому определению самой профессиональной идентичности архитектора, а главное - к изменению самой природы его произведения.
Сегодня архитектор далек от энтузиазма 1990-х, но понимает, что изменения в сторону дигитализации неизбежны. Проблема скорее касается направленности, которую может принять архитектура под влиянием технологии.
И конечно же, следует улавливать ряд негативных моментов и оказывать им сопротивление, но прежде всего необходимо понять, что технологические инновации принесли чрезвычайно глубокие, точнее, глубинные изменения самой дисциплины. И они могут оказаться такими же радикальными и устойчивыми, как те, что проявились, например, на начальной стадии Ренессанса.
Но сами по себе технологии вообще редко являются единственным разъяснением перемен в культуре и особенно в архитектуре, где так много зависит от экономических, социальных и культурных факторов. Те трансформации, которые мы наблюдаем сегодня в архитектуре, неотделимы еще и от условий резкого сдвига в процессах глобализации в те же 1990-е, когда архитектура как бы по умолчанию стала еще и медийным средством в руках властных структур.
Потенциал профессии: возможны ли выходы
из кризиса?
Переход от избыточности нервного экспрессионистического электронного барокко к элегантности и минимализму Коэна и ряда других архитекторов - это ведь не машина придумала. Скорее широкая интуиция профессионала придала новый поворот поискам формы. Машина же дала возможность осуществить новые интуиции архитектора. И все же связь с технологическими подвижками и здесь налицо. Ведь замеченная тенденция к «элегантности» стала возможна после открытия компьютерной техники изготовления архитектурных элементов в конце 1990-х. Изготовление впервые было опробовано в проектах корейской пресвитерианской церкви Грега Линна, Дугласа Гарофало и Майкла Макинторфа и терминала порта Йокохама архитектурной группы FOA. Как отмечает Дж. Роса, смысл понятия эле-
Беньямин Аранда, Крис Лэш. Инсталляция «Грот» из трехмерных модулей по принципу тайлинга (фрагмент)
Беньямин Аранда, Крис Лэш. Геометрическое моделирование «тайлинг»
гантность соотносится со зрелым характером дигитального проектирования и продуцирования. Элегантность нашла отражение в реализованных проектах архитекторов Захи Хадид, Грега Линна, групп UN Studio, FOA, Престона Скотта Коэна, Алваро Сиза [11].
Важность изменений в понятийной системе
Следует особо подчеркнуть, что архитектура параллельно с экспериментом давно ведет теоретический поиск вокруг ряда понятий, пришедших из математики - сложность, нелинейность, фрактал и биологии - морфогенез. Одновременно архитектура к рубежу столетий усвоила ряд философских понятий, актуальных для осмысления математических абстракций. Среди них ключевой для философии Делёза концепт становление и целый калейдоскоп понятий, отсылающих друг к другу и формирующих собственную онтологию - ри-зома, плато, складка, сингулярность, поверхность смысла, различие и повторение, номадология, интенсивность (как способ воздействия на систему).
Здесь важно отметить, что уже к концу XX века само научное понимание мира отходит от картезианской дефиниции пространства и движется вслед за новыми концепциями - британского математика Альфреда Норта Уайтхеда, заявленными в 1926 году, или философа 1970-х Делёза, то есть к пониманию мира как постоянного движения, процесса. Как известно, Уайтхед видел основу мира не как материю, а как процесс - процесс, а не материя всегда составлял фундаментальную основу мира [12]. На Уайтхеда ссылаются также с целью подчеркнуть теоретическую ставку на сложность и эмердженс. В новой, перспективной концепции синергетики эмердженс как способ эволюционирования живых систем -неожиданное появление их нового качества - является фундаментальным свойством системы. Архитектурные теоретические исследования новой природы вещей направлены на изучение не столько биоморфных структур, сколько процессуальных биологических феноменов,
таких, как рост, проявление различий, последовательность формирования и т.п. Например, Антуан Пикон отмечает: «...в цифровой архитектуре таким привычным вещам, как вес, инерция, сегодня противопоставлено совершенно новое амбициозное представление - соотношение мира с полями, градиентами и феноменомэмерджентности» [6. Р. 213]. Так необычно меняется само феноменологическое толкование предмета архитектуры.
Вторая группа проблем: новая реальность
Согласование отношений сферы архитектуры с современным технологическим миром на уровне глубинной эволюции находится сегодня под особой угрозой. Такой уровень проблематики открывает серию фундаментальных сдвигов в способах, которыми мы теперь постигаем архитектуру. Глубинные сдвиги в понимании мира формируют главные теоретические вызовы архитектуре, подталкивают архитектурную дисциплину к пересмотру ее сущностных дефиниций, которые были вложены в сознание архитектора начиная с эпохи модерна.
Сегодня приходится констатировать эпохальную перемену в структуре объекта проектирования еще и в связи с тем, что, имея дело с городом, архитектор встречается с его трансформацией, в значительной степени спровоцированной дигитальными медиа. В упомянутой выше книге Антуан Пикон отмечает, что сегодня именно город играет ключевую роль в чувственном опыте человека, и потому цель дигитальной архитектуры как раз и состоит в исследовании необычной новой реальности, которая здесь, в городе, проявляется [6].
Современный уровень городского развития допускает свободу отношений между физической и виртуальной реальностью. В эпоху дигитальной социальной сетевой связи
Тойо Ито и Сесил Балмонд. Летний павильон галереи «Серпентайн» в Лондоне. Компьютерное моделирование структуры павильона (вариант)
к — ■
Тойо Ито и Сесил Балмонд. Летний павильон галереи «Серпентайн» в Лондоне
благодаря таким сетевым сайтам, как, например, сайт Гарвардского университета Facebook (автор Цукерберг), возникают «публичные пространства» нового типа. В будущем они -конечно же, смешанные, виртуально-пространственные или виртуально-актуальные - могут достигать, условно говоря, большей непрерывности, что со временем станет привычным.
Другая проблема, социально-психологическая, - это поворот к индивидуализму. Последний опосредован тем же бурным развитием социальных сетевых связей и переменой в отношениях человека с миром посредством ускоренной информации. И внутри этой проблемы как бы заключена еще одна - случай (событие) как характерное явление современной городской жизни. Не исключено, что случай - это точка конвергенции архитектуры, постоянного городского перформанса и даже самой новейшей стратегии современной урбанистики. На этом фоне важность эпизодов, случайностей возрастает. В основе явления - снова проникающее присутствие цифровых медиа, их физическая неразрывность со смыслами, значениями, исходящими от событий разного рода, как реальных, так и виртуальных. В масштабе города такие инциденты и происшествия возникают в ситуации бурной циркуляции и взаимодействия всех городских систем.
Что же сегодня представляет собой современный город, то есть среда проживания большинства людей планеты? Какова реальность, в которой существует горожанин? Заметим, что реальностью следует считать то, что фактически существует. Вполне понятно, что в наши дни это не только реальность физическая, но и электронная. Электронная реальность
описывается сегодня как расширенная реальность, поскольку она комбинирует реальный мир с данными компьютера. Но все это лишь внешняя сторона гораздо более сложного процесса. Для пояснения необходимо сказать несколько слов о новейших явлениях нашей жизни. Согласно закону Мура вычислительные мощности растут по экспоненте, в то время как сами носители информации - микрочипы - стремительно уменьшаются. Рождается новый феномен, так называемый Интернет вещей - сеть связей, подобная Интернету и постро-
Бюро «Хапполд». Структурная геометрия для здания Высшей школы музыки в Гейтсхеде архитектора Нормана Фостера
Норман Фостер. Высшая школа музыки в Гейтсхеде. Англия, 2010
енная на идее вживления атомарных микрочипов в предметы. Тем самым реальность усложняется на несколько порядков.
Еще одна, едва ли не главная, проблема - специфика сознания архитектора. Реальность в сознании архитектора корреспондируется прежде всего с системой его представлений об обществе и его ценностях.
Пикон ссылается на проектное сознание, напоминая, что фундаментальная цель проектного мышления мотивирована передачей некоего сообщения о понятой сущности реальности. И на самой первой ступени архитектурная задача представляет собой своеобразную игру на социально значимых визуальных коннотациях, всегда направленных в так называемую сферу социального воображения. Эта вечная проектная интрига, понимаемая как социальная игра, согласуется с абстрактным характером языка архитектуры. Следующая ступень - теоретическая рефлексия, уточняющая позиции [13. Р. 48-81]. Но здесь нам важно заметить, что архитектор на ступени теоретической рефлексии использует философские и научные ссылки всегда по-своему и часто весьма неточно. Точность теории и поэтики, доведенная до «рецептурности», - далеко не решающий фактор успеха постройки (здесь мы активно отвергаем рецептурные идеи Салингароса). При этом в глубине своего сознания архитектор всегда мотивирован особой целью - выразить собственный тип интуиции.
Что есть новая реальность в представлениях современного дигитального проектировщика? Какой смысл вкладывают архитекторы в свои послания? Сегодня сами они ссылаются
в основном на таких философов, как Делёз, Латур или Сло-тердайк, когда сообщают о чем-то возникшем в глубине их сознания, о каких-то глубинных принципах и силах, открываемых ими при работе с новым миром, который сами же и наносят на карту планеты. Справедливо будет сказать, что современная философия и наука обеспечивают бесценную проницательность в суть проблемы новой реальности. Так что же скрывается за неуловимым понятием новой реальности?
Понятно, что установленная еще Декартом рес экстенса, то есть материальная протяженность, и сегодня остается в сознании человека фундаментальным состоянием мира. Но парадокс в том, что при этом сам житель города, вместо того чтобы оценивать отдельные вещи-предметы, занимающие определенные места в протяженном, то есть принципиально пассивном, пространстве, интуитивно переживает некие энергетические напряжения и спады (по Пикону, максимумы и минимумы), некие поля, потоки и плавные переходы, которые порождаются в городе. Более остро их ощущает в своей рефлексии архитектор. В проектной аналитике они могут ассоциироваться с различными процессами. Здесь же можно говорить и о математической операции за пределами «складывания» (известной как инфлексия, то есть уклонение, сгиб). Внимание к такого рода явлениям может вернуть архитектора к философским концептам типа ризомы Жиля Делёза или сингулярности (единичности явления).
Энергетические напряжения и спады могут ассоциироваться также с новейшей концепцией акторской гибридной сети Бруно Латура, которая состоит в утверждении продук-
JCDA, «Grimshaw Architects» и бюро ARUP. Совместное произведение художников, архитекторов и инженеров «Отражение небесного свода». Конкурсный проект реконструкции транзитной станции метро «Фултон-Центр» в Нижнем Манхэттене. 2013
тивности нового понимания мира - как смешения людей, вещей, действий, идей. Вот все эти новые данности самого бытия и состояние теоретической рефлексии о бытии находятся как бы в единой системе - на уровне какой-то новой реальности. Сюда добавим, что отсутствие четких границ с окружением также имеет отношение к специфике восприятия мира современным человеком, сегодня не способным смотреть на мир с «внешней позиции» (позиции декартовского субъекта).
Антуан Пикон, понимая трагичность разрыва с традицией, вопрошает: «Может ли архитектор-проектировщик жить с сознанием атрофии собственной памяти? Может ли он жить без амбиции сделать мир местом истинно прекрасным и уникально неповторимым? Не обязаны ли мы именно сейчас, в начале XXI века, распознать и преодолеть множество насильственных для архитектуры вызовов, вкрадчиво сопровождающих приход дигитальной архитектуры?» Призыв Пикона состоит в следующем: «Архитектор стоит на пороге понимания абсолютной необходимости противостоять всем этим негативным тенденциям. Затянувшаяся эпопея с сомнительной по своей сути идеей так называемого устойчивого развития уже сегодня заставляет архитектора, как и прежде, мыслить в политических и социальных понятиях. Возможно, как раз сейчас настало время вернуть забытые архитектурные идеалы и заново изобрести Утопию» [6. Р. 14].
Огромную роль в новом профессиональном понимании города в эпоху цифровой культуры играет идея самоорганизации. Так, В.И.Аршинов и Я.И.Свирский рассматривают город как открытую, нелинейную и самоорганизующуюся систему со своими бифуркациями и фазовыми переходами: «Город полон паттернов, индивиды внимательны лишь к некоторым из них. Последние формируют когнитивные карты города» [14. С. 52-53].
Новая интуиция мира как «сети» и как «сферы»
Что же думают по поводу грядущих перемен ведущие архитекторы мира? Характерно высказывание Тойо Ито, который ставит проблему об изменении облика и сущности архитектуры жестко: «Вопрос в том, как мы, точнее, наше тело может интегрировать первичное пространство, связанное с природой, и вторичное виртуальное, связанное с миром через электронную сеть. Вероятно, объединяющее пространство можно обозначить как "электронно-биоморфное". Ведь если отражение живого человека представляет нам типы движений воздуха и воды, то виртуальное пространство, скорее всего, будет отражать типы человеческой активности в электронном потоке» [15].
Антуан Пикон показал, что за пределами текущих, формальных по сути опытов дигитальной архитектуры вырастает особая цель - исследовать некую новую реальность мира, которая сегодня уже возникает в сознании. Пикон работает с понятием дигитальной культуры как прямого продолжения или части культуры информационной и считает, что «ис-
ключительная сосредоточенность на прежнем декартовском понимании материальности зашла в тупик» [6. P. 204].
Мир как сеть, или концепция гибридной культуры
Поскольку архитектура есть продукт культуры, постольку фундаментальная ее цель теперь может быть связана с проектом, передающим это принципиально новое сообщение о реальности.
Реальность, как она сегодня может быть понята, с ее видимыми и невидимыми виртуальными полями, переходами энергий, непрекращающимся процессом творчества, - это мощное искушение для проектировщика.
Социальное воображение структурируется не только вокруг образа-паттерна. Оно как бы вращается вокруг более абстрактной ментальной фигуры, некой интеллектуальной диаграммы. Известно, что любое отстранение от привычной реальности возбуждает чувство магического. Магическое как раз и содержится в дигитальной реальности. Возникающие здесь паттерны и формы вполне располагают к такому повороту сознания.
Но если выйти из сферы чувственного, как можно оценить реальность дигитальной культуры? Какова она? На эти вопросы отчасти отвечают современные философы. Назовем двух из них. В 2009 году немецкий философ Петер Слотердайк и французский социолог и философ Бруно Латур провели в Гарвардской школе архитектурного проектирования (GSD) семинар на тему «Сеть и сфера: два пути пересмотра глобализации (два ответа глобализации)».
Сразу же возникает вопрос - почему стали актуальны такие метафоры, как «сеть» и «сфера»? Начнем с сети. Бруно Латур - автор теории акторских сетей (ANT, Actor-Network Theory) - объясняет, каким образом люди, идеи и технологии взаимодействуют, образуя некое целое [16]2. Для него бытие, то есть технология, культура, природа и люди, - это бесконечный и непрерывный процесс без ясной последовательности и причинно-следственных связей. В его акторских сетях каждый элемент есть актор. Или актант, то есть нечто действующее, - «здесь нет и намека на мотивации отдельного человека, даже человечества в целом» [17]. Гибридные акторские сети связывают людей с машинами, машины с вещами, вещи с фондовыми комитетами инвесторов, комитеты со статьями в журналах и т.д. Каждый из элементов в такой гибридной систематизации активен, постоянно вовлечен в процесс изменения функций, значения всех других элементов сети. Таким образом, отсутствие четкой границы с окружением также имеет отношение к человеку, который больше не способен глядеть на мир со стороны [6]. Возможно, таков и есть мир в эпоху дигитальной технологии?
2 Латур, исходя из широкого понимания мира как сети, выдвинул концепцию новой размерности пространства в интервью «Пространство полемики», опубликованном в ежеквартальном издании GSD.
Мир как сфера
Другая философская и одновременно этико-эстетическая концепция интериорити отражена в работе Петера Слотер-дайка «Сфера». Смысл концепции - забота о физическом состоянии такого космического корабля, как Земля. Слотер-дайк сближает антропологию и экологию. Он считает, что сегодня архитекторы должны вернуть человеку «исцеляющее пространство» прошлого, создать места, обеспечивающие неприкосновенность, защищенность, закрытость - все то, что делает человеческую жизнь возможной. Дело архитекторов - создать с помощью новейшей компьютерной технологии крупномасштабный проект, способствующий совершенствованию утраченной сегодня человеческой кооперации на Земле.
Очевидно, что обе концепции - сети и сферы - по-разному отражают сложный смысл нынешней реальности, с которой имеет дело архитектор.
Сегодня мы можем констатировать, что за 15 лет диги-тальный проектировщик, получивший в руки невиданный прежде инструмент - программную технологию, прошел путь от полудетской радости формальных открытий до зрелой ответственности за этический и эстетический климат планеты.
Возможно, именно поэтому столь успешна сегодня философская концепция интериорити Слотердайка. По Слотердай-ку, «интериорити - человеческое пространство, где благодаря близкому совместному бытию людей возникает некий символический условный "интерьер", или микросфера, иначе - душевно-пространственная иммунная система, чувствительная и способная к обучению» [18. С. 7-8].
Концепция Слотердайка имеет много общего с широким пониманием непрерывности современной реальности. Заимствования, сделанные дигитальными проектировщиками у таких философов, как Жиль Делёз, Бруно Латур и Петер Слотердайк, придают их исследованиям полноту выводов в
Массимилиано Фуксас совместно с фирмой «Книпперс Хелбиг».
Табло для расчета и распределения различных типов каркасных конструкций и панелей
Массимилиано Фуксас совместно с фирмой «КнипперсХелбиг». Терминал международного аэропорта. Шеньжень, Китай, 2012. Вид стальных конструкций каркаса
4 2013 51
отношении интуиции субъекта, который не может быть изолирован от своего окружения, но является скорее его продолжением. Жиль Делёз - самый значительный мыслитель, опиравшийся на идею непрерывности, - неизбежно соприкасался с таким пониманием субъекта. Что касается Латура, то нам важна его концепция, напоминающая о том, что бытие человека развертывается среди множества посредников, соотносящих его с миром, а вовсе не замыкается внутри жестких границ его тела.
И сегодня мы можем лишь удивляться тому, что вера не только в протяженность, но и в непрерывность уже входит в проектную практику, возможно на фоне неосознанного желания быть в единении с энергиями, обнаружившими себя в процессе глобализации. Ведь вместо бунта произошло осознание необходимости принять фатальность новых энергий.
Пикон в своей работе говорит о специфических чертах дигитальной культуры. Одна из наиболее примечательных, по его мнению, лежит в понимании возможности сосуществования различного типа процессов. С одним условием, что эти процессы основаны на трансформации сходных сигналов (даже если они стоят в ряду обособленных и дискретных уровней). Аналогом он видит кодировку звука с помощью компьютера.
В XXI веке биологическая наука в этом смысле наиболее репрезентативна благодаря тому, что имеет возможность получать результаты с помощью процедур, аналогичных компьютерной звуковой кодировке. Сегодня биологическая наука признает, что в процессах кодирования и декодирования недостаточно того, что делает природа.
Принятие дигитальной культурой идеи сосуществования разных по природе процессов, как утверждает А.Пикон, «произошло из-за развившейся интуиции глубинной непрерывности мира благодаря обретению способности игнорировать "квантовые" переходы-скачки» [6. P. 104]. Программы устойчивого развития в дальнейшем укрепили концепцию непрерывности мира. Сюда же, к идеям устойчивости, примыкает важнейший тезис философии интериорити Петера Слотердайка о непрерывном ограничении чрезмерности. Только в таком, обновленном контексте может сложиться иная и более сильная связь между новым субъектом и новым объектом - обновленным человеком и «не-человеком», если использовать одну из оппозиций Бруно Латура.
Подытоживая сказанное, отметим, что в статье обозначены два масштабных проблемных поля, оформляющихся и интенсивно пополняющихся в условиях дигитальной культуры. Первое связано с приходом дигитальных методов в сферу проектирования. Технологическое ускорение меняет структуру процесса проектирования. Вычислительные методы требуют развития нового типа проектного мышления. Естественно, что возникают идеи сопряжения интуиции и вычислительного основания. Высказана гипотеза о возможном продуктивном соединении двух энергий различной природы - творческой архитектора с его интуицией формы и творческой инженера-
программиста с его логическим типом мышления. Второе поле проблем связано с усилиями в постижении новой реальности, активно включающей в себя виртуальную культуру. Живые данности о самом новом бытии, его живая интуиция, с одной стороны, и состояние современной теоретической рефлексии о бытии, философской, художнической, с другой, находятся как бы в единой системе и тем самым отвечают уровню некой новой реальности. Современная городская среда предстает как силовое поле с напряжениями и спадами, их условными соединениями. Они фиксируются интуитивно самими жителями города или же профессионально - в цифровом проектировании и в рефлексии проектировщика. Такого рода рефлексия местных напряжений-спадов возвращает архитектора к философским концептам типа ризомы Жиля Делёза, вызывает ассоциации и с новейшей концепцией акторской гибридной сети Бруно Латура, согласно которой утверждается продуктивность понимания мира как смешения людей, вещей, действий, идей. Отсутствие четких границ с окружением также имеет отношение к специфике восприятия реального нового мира современным человеком - в этом вопросе мы опираемся на положения философа Петера Слотердайка (интериорити). Проблемы связаны с признанием быстроменяющейся реальности и возможности ее адекватного и преадаптивного познания. В моделях реальности всегда была и есть доля условности. Сегодня в интеллектуальном климате культуры главенствуют две условные схемы: сеть (Латур) и сфера (Слотердайк).
Еще один проблемный срез - чисто теоретический -только обозначен в статье. Он связан с необходимостью обновления понятийного аппарата на новом уровне представлений архитектора об объекте и процессе проектирования, о новой реальности и требует специального анализа. Здесь же отметим, что одновременное постижение сверхбыстроменяющейся реальности и проникновение в логику новой проектной технологии создали некое «облако понятий», требующее внимательного рассмотрения.
В новой системе понятий, пришедших в архитектуру из философии (в ризоматике Делёза, непрерывности и интериорити Слотердайка, акторских гибридных сетях Латура и, возможно, в чем-то еще, пока не проявленном), как представляется, скрыта некая завязка действия, может быть, концепция или начало теоретического проекта иного понимания реальности и новых проектных коллизий.
Складывающийся сегодня особый язык описания реальности профессионалом вбирает в себя опыт трех десятков лет нелинейного и алгоритмического экспериментов. И как мы понимаем, этот малооформленный еще язык пришел изнутри интенсивно развивающейся экспериментальной практики, но при всем том в значительной степени уже осмыслен и присвоен новым поколением архитекторов.
Литература
1. ПруденкоЯ.Д. Гуманитарные науки в цифровой век, или Неотвратимость дисциплинарной гибридизации // Цифровая культура. 2012. № 3(8); http://www.culturalresearch.ru/ru/ curr-issue.
2. Галкин Д.В. Современные исследования цифровой культуры (вместо предисловия к переводу фрагментов книги Чарли Гира «Цифровая культура») // Гуманитарная информатика. Вып.2. Томск: ТГУ; http://huminf.tsu.ru/e-jurnal/ magazine/2/galkin2.htm.
3. Bauchanan Р. The Big Rethink: The Purposes of Architecture // Architectural Review. 2012. 27 March.
4. Hight Ch. Architectural Principles in the Age of Cybernetics. NY: Kindle Edition, 2007.
5. Salingaros N. A. Theory of Architecture. Solingen: UmbauVerlag, 2006.
6. Picon A. Digital Culture in Architecture. An Introduction for the Design Profession. Basel: Birkhausоr, 2010.
7. Silver M. Towards a Programming Culture in the Design Arts // AD. 2006. №4.
8. Reiser + Umemoto. Atlas of Novel Tectonics. NY: Princeton Architectural Press, 2006.
9. Digital Tectonics / Ed. by Neil Leach, David Turnbull, Chris Williams. Wiley-Academy, 2004.
10. Aranda B., Lash Ch. Tooling. NY: Princeton Architectural Press, 2006.
11. Rosa J. Fabricating Elegance // Architectural Design. 2007. № 1. P. 90-94.
12. Whitehead A.N. Process and Reality. An Essay in Cosmology. NY; L.: Free Press, 1929.
13. Picon A. Architecture and the Sciences: Scientific Accuracy or Productive Misunderstanding? // Precisions: Architecture between Sciences and the Arts / Akos Moravanszky, Ole W. Fischer (eds.). Berlin: Jovis, 2008.
14. Аршинов В.И., Свирский Я.И. Философское осмысление синергетической концепции градостроительства // Архитектура и социальный мир / Отв. ред. И.А.Добрицына. М.: Прогресс-Традиция, 2012.
15. Ито Т. Образ архитектуры электронной эпохи // http://www.forma.spb.ru/magazine/articles/d_014/main. shtml.
16. LatourB. On Actor-Network Theory: A Few Clarifications // Soziale Welt. 1997; http://www.keele.ac.uk/depts/stt/stt/ ant/latour.htm.
17. Stalder F. From Figure/Ground to Actor-Networks: McLuhan and Latour // http://felix.openflows.com/html/ mcluhan_latour.html.
18. СлотердайкП. Сферы. Плюральная сферология. Т. III. Пена / Пер. с нем. СПб.: Наука, 2010.
Literatura
1. Prudenko Ya.D. Gumanitarnye nauki v tsifrovoj vek, ili Neotvratimost disciplinarnoj gibridizatsii // Tsifrovaja kultura.
2012. №3(8); http://www.culturalresearch.ru/ru/curr-issue.
2. Galkin D.V. Sovremennye issledovania tsifrovoj kultury (vmesto predislovia k perevodu fragmentov knigi Charli Gira «Tsifrovaja kultura») // Gumanitarnaja informatika. Vyp. 2. Tomsk: TGU; http://huminf.tsu.ru/e-jurnal/magazine/2/galkin2.htm.
14. Arshinov V.I., Svirski Ya.I. Filosofskoe osmyslenie sinergeticheskoj kontseptsii gradostroitelstva // Arhitektura i sotsialny mir / Otv. red. I.A. Dobritsyna. M.: Progress-Traditsia, 2012.
15. Ito T. Obraz arhitektury elektronnoj epohi // http:// www.forma.spb.ru/magazine/articles/d_014/main.shtml.
18. Sloterdajk P. Sfery. Pluralnaya sferologia. T. III. Pena / Per. s nem. SPb.: Nauka, 2010.
New Architectural Problems in Age of Digital Culture.
By I.A.Dobritsyna
The article looks at two substantive blocks of architectural thought, that were intensively filled in the condition of the 21st century digital culture. The first is connected with mastering of the digital design method. The second is connected with rebuilding of living intuition of a new reality by city dwellers and with its design reflection. The urgency of the renovation of architectural conceptual field was accentuated.
Ключевые слова: цифровая культура, цифровая архитектура, поэтика видимой формы, вычислительное основание формы, виртуальная реальность, физическая реальность.
Key words: digital culture, digital architecture, poetic of visible form, computational basis of form, virtual reality, physic reality.
