CC BY
10
- растущая дифференциация в доступе к продукции приватизированной науки.
«Перед исследователями науки, - пишет автор в заключение, -стоит насущная задача проведения детального анализа того, как именно неолиберализм трансформирует технологии и науку в рамках той или иной национальной модели науки» (с. 80).
Т. В. Виноградова
2013.04.012. ГРУНДМАН Р. «КЛИМАТГЕЙТ» И НАУЧНЫЙ ЭТОС.
GRUNDMANN R. «Climategate» and the scientific ethos // Science, technology a. human values. - Cambridge (Mass.), 2013. - Vol. 38, N 1. - P. 67-97.
Ключевые слова: этика; обязательство; интервенция; политика; власть; управление.
Автор, сотрудник Ноттингемского университета (Великобритания), анализирует скандал, произошедший в конце 2009 г. в Университете Восточной Англии и получивший название «Климат-гейт».
В конце 2009 г. были опубликованы более 1 тыс. электронных писем с сервера Отделения климатологии (Climate research unit) Университета Восточной Англии в Норидже и несколько документов. Отделение служит одним из трех поставщиков климатологических данных для Межправительственной группы экспертов по изменению климата при ООН. Эта публикация вызвала большой резонанс и поставила под сомнение этичность поведения ряда специалистов по климатологии.
В основном получателями и отправителями этих сообщений были три сотрудника Отделения климатологии: его руководитель Ф. Джонс (Ph. Jones); специалист по анализу годичных колец деревьев К. Бриффа (K. Briffa); специалист по моделированию климата Т. Осборн (T. Osborn), а также М. Хюльме (M. Hulme), директор Тиндалльского центра по изучению изменений климата. Это объясняет, почему Великобритания стала главным героем скандала, хотя наиболее острые споры вызвали работы, опубликованные М. Манном (M. Mann), профессором из Университета штата Пенсильвания (США).
М. Манн - главный разработчик метода исторической реконструкции температурных показателей (вплоть до 1000 г. н.э.) на основе анализа годичных колец деревьев. Построенная им кривая получила название «хоккейная клюшка» и стала чрезвычайно популярной среди ученых, политиков и журналистов. Согласно этому графику, температурные показатели с 1000 г. н.э. и почти до конца XX в. оставались практически неизменными, а затем взлетели вверх. М. Манн и его соавторы «критически пересмотрели» положение о средневековом потеплении, которое, как предполагается, продолжалось, по крайней мере в Северном полушарии, с 1000 по 1200 г. (с. 69). Это доказывает, что в конце XX в. произошло потепление, не имеющее себе равных. Политические последствия этого утверждения очевидны: если рекордное потепление произошло исключительно после индустриализации, то причина заключается в антропогенном факторе.
Содержание электронных писем, в частности писем Ф. Джонса, показывает, что эта группа ученых столкнулась с проблемой. В ряде случаев наблюдалось расхождение между температурными кривыми, построенными на основе разного набора данных: один набор - это палеоклиматические реконструкции, полученные путем анализа древесных колец, а другой - данные измерений с помощью термометра. Для того чтобы скрыть эти расхождения, ученые, по совету Ф. Джонса, прибегли к «хитрости», объединив их специфическим образом. Для скептиков это послужило доказательством того, что «модель хоккейной клюшки» основывается на подделанных данных.
В другом сообщении Ф. Джонс писал, что постарается помешать публикации статей конкурентов. Более того, он советовал коллегам удалять компрометирующие сообщения из компьютеров. Критики сочли подобные утверждения доказательством сознательно проводимой политики по продвижению собственных идей и вытеснению конкурентов. Такая же политика осуществлялась при подготовке документов для политических органов. Критики утверждали, что электронные письма свидетельствуют о желании повлиять на процесс «оценки равных», чтобы предотвратить появление оппортунистических статей. Эти усилия не всегда были успешными. В последних случаях «команда» обдумывала такую экстремальную тактику, как бойкот журналов, их опубликовавших.
Было проведено несколько расследований всего случившегося, ни в одном из которых Ф. Джонс (или какой-либо другой климатолог) не был признан виновным в серьезных нарушениях научных норм. В основном в них речь шла о процедурах, о том, чтобы сделать их более прозрачными, и ни в одном из них напрямую вопрос об этичности поведения ученых не был даже поставлен (с. 72).
Обычно когда речь идет об этике науки, вспоминают Р. Мертона. Р. Мертон сформулировал свои взгляды на научный этос во время Второй мировой войны, когда тоталитарные режимы, прежде всего в нацистской Германии и Советском Союзе, активно вмешивались в работу ученых. Столкнувшись с такой практикой, Р. Мертон предпочел считать ее исключением и определил науку как особый социальный институт, который управляется специальными социальными нормами (универсализм, коммунизм, незаинтересованность и организованный скептицизм).
Идеи Р. Мертона были встречены скептически. Так, У. Шмаус (W. Schmaus, 1983) усомнился в том, что нормы, управляющие поведением ученых, отличаются от общепринятых. Обсуждая случаи «научного мошенничества», он утверждал, что это не нарушение специфических норм науки, поскольку честность требуется от любого профессионала.
Представители так называемой «новой социологии науки» после совершенного ими «эмпирического поворота» критиковали теорию Р. Мертона с разных точек зрения. Некоторые доказывали, что в науке работают только когнитивные, а не социальные нормы (B. Barnes a. R.D. Dolby, 1970; M. Mulkay, 1976). Другие утверждали, что ученые действуют, исходя из собственных интересов: они инвестируют и наращивают «капитал доверия», который может конвертироваться в другие ресурсы (P. Bourdieu, 1975). Кроме того, высказывалось предположение, что нормативные утверждения -это идеологический фасад для защиты автономии науки (M Mulkay, 1976).
Эта критика заставила социологов мертоновской школы защищаться. Дж. Бен-Дэвид (J. Ben-David, 1982) указывал на специфическую роль научных споров, которые толкают ученых на несоблюдение этических норм. «В этих ситуациях ученые действительно склонны нарушать практически все нормы, перечисленные
Мертоном...» (цит. по: с. 74). Но одновременно он считал, что научные споры - это исключительные ситуации.
Г. Метлэй (G. Metlay, 2006) доказывает, что с появлением национальной конкурентной политики в сфере науки, что произошло в середине 1970-х годов, «академический мир переживает период ренормализации» (цит. по: с. 74). В частности, норма коммунизма была вытеснена нормой частной интеллектуальной собственности. Г. Метлэй цитирует Х. Цукерман, согласно которой «это, безусловно, время чрезвычайно быстрых и возможно фундаментальных изменений в социальной организации научных исследований и в нормативной структуре науки» (цит. по: с. 74). Некоторые авторы подчеркивают, что наука превратилась из относительно небольшого института, закрытого от внешнего влияния, в крупную отрасль, на которую влияют и которая сама влияет на все другие социальные сферы. И это не могло не сказаться на поведении ученых.
Со временем социальным аспектам в развитии науки стало придаваться все большее значение. Так, Г.М. Коллинз (G.M. Collins, 1985) показал особую роль, которую играет небольшая сеть исследовательских групп, обычно работающих в престижных лабораториях и университетах, которые составляют ядро научной области или специальности. Лидеры этих групп контролируют доступ к ресурсам, таким как карьерный рост, публикации и финансирование. Они также решают, в какую сторону будет двигаться область и где проходит граница между наукой и ненаукой. Этот социальный процесс атрибутирования статуса, признания и исполнение роли привратника действуют на протяжении всей истории науки, выступая в качестве универсального социального механизма.
Таким образом, по мнению как критиков, так и сторонников Р. Мертона, нереально ожидать от ученых, чтобы в ситуации спора они повели себя незаинтересованным образом. Если это так, то какие мерила остаются, чтобы идентифицировать злоупотребления в поведении ученых? В контексте современной науки с ее постоянными спорами и выраженной политизацией наиболее релевантной автор считает концепцию Р. Пилке (R. Pielke, 2007), которая в отличие от мертоновских норм, сосредоточенных на научной практике, касается взаимоотношений ученого с политическими органами.
Р. Пилке выделяет четыре ключевые роли, которые могут играть ученые, выступая в качестве консультантов и советников.
«Ученый может выбрать роль чистого исследователя, научного арбитра, защитника определенной точки зрения или честного брокера. Все четыре роли критически важны и необходимы для функционирования демократии» (цит. по: с. 76). Однако оптимальной он считал роль «честного брокера», предлагающего политикам разные альтернативы, указывая на их достоинства и недостатки.
Р. Пилке, по словам автора, столкнулся с той же проблемой, что и Р. Мертон, пытаясь перенести этические нормы на поведение отдельного ученого. Поэтому он предположил, что в роли «честных брокеров» могут выступать не отдельные люди, скорее это результат институциональных обязательств по расширению или прояснению масштаба выбора, доступного для политиков.
Р. Мертон проводил различия между индивидуальным и социальным действиями и ожидал, что «определенная модель институционального контроля» приведет к желаемым результатам. В отношении «честного брокера» это означает, что необходимо создать институциональные структуры, которые сделали бы «честное брокерство» осуществимым. Трудно ожидать от отдельных ученых, чтобы они шли против своих карьерных интересов и нормативных обязательств.
Опираясь на эти идеи, автор возвращается к конкретному случаю нарушения этических норм. Слова «злоупотребление», «мошенничество» и «подлог» часто используются как синонимы. Научное мошенничество - это принятый термин для определения наиболее неприемлемого поведения ученых. Распространенное определение мошенничества в науке различает между «подделкой» (или фабрикацией данных), «массажем» (редактированием или исключением неугодных данных) и «стряпней» (подгонкой данных к ожидаемым результатам). Встает вопрос, виновна ли ключевая группа климатологов в этих нарушениях. Отвечая на него, автор отталкивается от различий, которые проводит Х. Цукерман между уважительными и неуважительными ошибками.
Для того чтобы иметь представление о тех обвинениях, которые выдвигаются против специалистов по климату, автор обращается к книге А. Монтфорда «Иллюзия хоккейной клюшки»1. По его
1 МопИюМ А.ТЪе Носкеу 8Йск Шиаоп: С1та1е§а1е аш! Ше соггирйоп о£ 8с1епсе. - Ь., 2010. - 321 р.
мнению, существуют веские доказательства того, что М. Манн в своих статьях, опубликованных в «Nature» и «Geophysical research letters'», нарушал требования, предъявляемые к научным публикациям. Он не включил в них важную информацию об исходных данных и методах их обработки, и, более того, когда позднее его просили предоставить эту информацию, он ответил отказом. Механизм «оценки равных» в этом случае продемонстрировал свою неэффективность, а поведение М. Манна выглядело как желание скрыть свои огрехи и сохранить научную репутацию.
Что такое злоупотребления? Все зависит от того, какие ошибки совершил М. Манн - «уважительные» или «неуважительные». Если наиболее престижные научные журналы публиковали статьи М. Манна и его соавторов, то вина лежит скорее на них. Возможно, выбранные рецензенты были ленивы или небрежны или и то и другое, и ошибки ускользнули от их внимания?
Сложнее с нежеланием М. Манна делиться с критиками базой данных и методами ее анализа. Возможно, это и не универсальная норма в науке, но вполне принятая и распространенная практика. Основной аргумент, который он приводил в свою защиту, состоял в том, что его критики предубеждены и постараются найти в предоставленных материалах ошибки, даже если их там нет. Поэтому, как считает автор, главная проблема - это механизм «оценки равных», который не сумел выявить слабые стороны в статьях М. Манна и его соавторов и укрепил веру ученого в то, что прав он, а не его критики.
Широкая дискуссия по этому вопросу развернулась в блогах. Так, в своем блоге Р. Пилке отрицал, что в данном случае имело место научное мошенничество, и говорил лишь о «неправильной репрезентации» данных. Автор же полагает, что «если использовать приведенное выше определение научного мошенничества, согласно которому оно состоит в "подтасовке", "массаже" и "стряпне" данных, то мы придем к противоположному выводу. Об этом же свидетельствует сознательное манипулирование данными, направленное на устранение некоторых противоречий между ними» (с. 81).
Поэтому то, что Р. Пилке называет «неправильной репрезентацией», на самом деле - пример нарушения научных норм. Результат хорошо известен: если после 2001 г. «модель хоккейной
клюшки» была иконой для политиков и сторонников теории антропогенного глобального потепления, то в конце 2009 г. она стала оспариваться. В настоящее время эпистемологический статус этой модели достаточно неопределенный, особенно в отношении средневекового периода потепления. В то же время теория потепления климата в XX в. в самое последнее время получила подтверждение в пока еще не опубликованном независимом исследовании (с. 82).
Итак, существуют ли особые этические нормы в науке? Примерно через четыре недели после начала скандала Р. Пачаури ^. Pachauri, 2009), председатель Межправительственной группы экспертов по изменению климата при ООН, заявил, что в «области климатологии завелось несколько паршивых овец, которые отходят от этических норм» (цит. по: с. 82). Это заявление укладывается в одну линию с представлением Р. Мертона, который допускает существование общего этоса для исследователей. Другие комментаторы придерживаются иного мнения, утверждая, что ученые не имеют особых нормативных стандартов и, более того, что опубликованные электронные письма - это пример «нормальной научной политики» (цит. по: с. 83).
Третьи комментаторы соглашаются с тем, что исследователи, к сожалению, показали себя не слишком порядочными людьми, но тем не менее они делали первоклассную науку. Так, один из сторонников этой точки зрения утверждал, что хотя они и вели себя агрессивно по отношению к другим ученым, но, возможно, благодаря этому они и сделали столь важные открытия, которые выдержали проверку (с. 83).
Существует много примеров того, что механизм «оценки равных» не срабатывает и стал коррумпированным во многих областях науки. Но в случае с климатологией ставки очень высоки, поэтому научные выводы, предоставляемые политикам для принятия решений, должны быть безупречными и выдерживать любые проверки. Можно сделать вывод: опубликованные электронные письма показали, что среди ведущих специалистов и координаторов в области климатологии практиковались двойные стандарты. Более того, выяснилось, что члены ключевой группы легко справлялись с системой слепого рецензирования, поскольку рассылали свои статьи внутри своего же круга.
Поэтому, подчеркивает автор в заключение, основное внимание должно уделяться не оценке поведения отдельных ученых, но институциональным механизмам, оставляя в стороне научный этос. Необходимо создать такие механизмы и процедуры, которые были бы открытыми, прозрачными и достаточно крепкими, чтобы выдержать конфликт интересов (с. 88).
Т.В. Виноградова
2013.04.013. ЭНСМЕНГЕР Н. ЦИФРОВОЕ КОНСТРУИРОВАНИЕ ТЕХНОЛОГИИ: ПЕРЕОСМЫСЛИВАЯ ИСТОРИЮ КОМПЬЮТЕРОВ В ОБЩЕСТВЕ.
ENSMENGER N. The digital construction of technology: Rethinking the history of computers in society // Technology a. culture. - Chicago, 2012. - Vol. 53, N 4. - P. 753-776.
Ключевые слова: Б. Латур; лаборатория; история и социология техники; компьютер; программное обеспечение; цифровые технологии.
Автор, сотрудник Индианского университета (США), предлагает внимательнее посмотреть на историю и значение компьютерных технологий в жизни общества, и прежде всего в науке.
В своем известном антропологическом исследовании, посвященном беспристрастному наблюдению за жизнью одной из лабораторий Института биологических исследований Салка, Б. Латур пришел к парадоксальному выводу. Основную часть своего рабочего времени ученые и технический персонал занимались «кодированием, маркированием, изменением, исправлением, чтением и написанием» различных форм документального материала. Даже их большие и дорогие экспериментальные установки действовали преимущественно как «инструменты для описания» (inscription devices), как технологии, специально созданные для «трансформации материальной субстанции в цифры и диаграммы» (цит. по: с. 753). Именно посредством этих разнообразных актов «писания и переписывания», доказывал Б. Латур, обычные данные превращались в научный факт.
Пристальное внимание Б. Латура к материальным аспектам производства научного знания заставило не одно поколение историков и социологов науки серьезно отнестись к положению о том,
