CC BY
34
ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ЯЗЫКОЗНАНИЯ
2013.04.001. ЕВГЕНИЙ ПОЛИВАНОВ (1891-1938): Мысль о языке в сталинское время.
EVGENIJ POLIVANOV (1891-1938): Penser le langage au temps de Staline / Publ. sous la dir. de Archaimbault S., Tchougounnikov S. - P.: Inst d' études slaves, 2013. - (Cultures et sociétés de l'est; 49). - 281 p.
Сборник, изданный в серии парижского Института славистических исследований и основанный на материалах коллоквиума, проходившего в июне 2009 года в Париже, открывается статьей В.М. Алпатова «Е.Д. Поливанов: Жизнь и творчество», в которой дается краткий биографический очерк ученого. Автор рассматривает основные области, в которых работал ученый, для которого была характерны широкая языковая эрудиция и интерес к большому количеству лингвистических проблем. Отдельно дается характеристика работ Поливанова в области общего языкознания, социолингвистики и языкового строительства, японистики, исследования языков Средней Азии (прежде всего узбекского). Отмечая пионерский характер многих исследований Поливанова, В.М. Алпатов подчеркивает, что его наследие не только может быть признано одним из ценнейших вкладов в развитие языкознание XX в., но и сохраняет во многих отношениях актуальность для сегодняшней науки.
К. Депретто («Евгений Поливанов и ОПОЯЗ») подчеркивает, что Поливанов, как и Л.П. Якубинский, входил в самый ранний состав кружка русских формалистов, сложившийся вокруг В.Б. Шкловского и О.М. Брика в 1915-1916 гг. Хотя в изданиях ОПОЯЗа Поливанов был представлен всего одной работой, посвященной «звуковым жестам» японского языка, недооценивать его участие в деятельности формалистов было бы несправедливо. Анализ различных документов, в том числе переписки представителей
ОПОЯЗа и примыкавших к нему ученых показывает, что они следили за работой Поливанова и постоянно рассчитывали на его участие в дискуссиях в той или иной форме. Для становления и развития ОПОЯЗа были важны не только проблемы фонетики и просодии, которыми занимался, в частности, Поливанов, но и некоторые общеметодологические моменты, например проблема эволюции, которую Поливанов решал применительно к языку, а ОПОЯЗ - применительно к литературным системам. Авторитет Поливанова-лингвиста был крайне важен для формалистов в силу их сосредотченности на проблемах поэтического языка и речевой структуры художественного текста.
Философские аспекты методологии Е.Д. Поливанова в ситуации начала XX в. анализирует П. Флак в статье «Евгений Поливанов в эпистемологическом контексте русского формализма». Он отмечает, что в силу сложившихся исторических обстоятельств русский формализм не сложился в строгую научную парадигму, хотя и выдвигал требование строгой научности в изучении литературы и поэтического языка. Этот парадокс принято решать в том смысле, что формализм представлял собой переходный этап в развитии науки, предварявший становление структурализма. Однако оригинальность формализма при таком подходе остается недооцененной, что несправедливо. Методологическое значение Поливанова, реализованное в середине века в основном через Якобсона, следует признать важным элементом истории не только лингвистики, но и поэтики.
Е. Вельмезова («Лингвистика советского писателя: Поливанов в "Скандалисте" Каверина») рассматривает отражение фигуры Е.Д. Поливанова в романе Вениамина Каверина (примыкавшего в 20-е годы к формалистам и входившего в группу писателей «Сера-пионовы братья») «Скандалист, или Вечера на Васильевском острове» (1928). Каверин был знаком с Поливановым, и его роман представляет собой изображение среды, в которой обращался автор; у ряда персонажей существуют достаточно прозрачные прототипы. Фигурирующий в романе профеесор Драгоманов изображен с очевидным намеком на Поливанова, а его достаточно фантастические выступления о «рационализации речепроизводства» отражают крайне своеобразную позицию ученого и практическую ориентацию языкознания 20-х годов. В то же время в романе отражены
и события, связанные с началом доминирования марризма в советском языкознании. В целом (особенно в силу недостатка данных) роман можно признать, при всем его своеобразии, одним из источников изучения истории науки.
Э. Анри («Поливановскй кружок 70-х годов») обращается к деятельности французских интеллектуалов, развивавших в 70-е годы XX в. в области поэтической речи и сравнительного литературоведения идеи, в многом созвучные исканиям Поливанова.
М. Денн («Поливанов и Шпет: место феноменологии и влияние Гуссерля») включает Поливанова в достаточно длительную дискуссию о роли феноменологии в становлении структурализма. Применительно к Поливанову говорить о значительном прямом влиянии Гуссерля или Шпета не представляется возможным. Автор анализирует возможности обнаружения косвенных параллелей, связанных, в частности, со стремлением Поливанова к точности, характерной для феноменологического взгляда на науку.
Д. Роман и С. Чугунников («Поливанов-психолингвист: лингвистика, психология и формализм в 1910-1930 годы») указывают, что Поливанов как лингвист формировался в контексте своего времени, для которого было характерно пересечение трех направлений научной мысли: психологии, социологии, формальных исследований. Анализ позволяет обнаружить «когнитивную» тенденцию в рамках традиции русского формализма, получившую, в частности, продолжение в моковск-тартуской семиотике.
С. Аршембо («Поливанов и диалог») рассматривает широкий лингвистический и филологический контекст работ ученого, что позволяет выявить в его исследованиях моменты, сближающие его и с работами по исторической поэтике и общему языкознанию, и с творчеством Якубинского: все эти контексты объединяются представлениями о диалогичности речи как основе существования языка.
М. Ляхтеенмяки («Евгений Поливанов: К социологической парадигме в исследовании языка») подчеркивает роль, которую ученый сыграл в становлении социолингвистики не столько для своременников, сколько для последующего времени, которое смогло в полной мере оценить его работы.
Е Вельмезова («Поливанов - теоретик лингводидактики») анализирует вклад Поливанова (который был легендарным поли-
глотом) в теорию преподавания языков и приходит к выводу о том, что он и в этой области значительно опередил свое время.
Р. Комте («Наследие Бодуэна де Куртенэ и фонология Поливанова») подробно рассматривает соотношение позиций двух лингвистов и указывает на то, что Поливанов во многом следовал путями, намеченными Бодуэном, применяя фонологическую методику к языковому материалу, до того времени достаточно мало обработанному европейским языкознанием.
А.В. Дыбо («Тюркологические исследования Поливанова») особо подчеркивает значение диалектологических и фонологических исследований Поливанова в области тюркологии. В приложении А.В. Дыбо также публикует библиографию работ Е.Д. Поливанова в области тюркологии.
С. Чугунников («Поливанов - теоретик эволюции языка») рассматривает взгляды ученого на причины и механизмы языковой эволюции. Основное влияние тот уделял мутационным механизмам, учитывая также и социальный контекст языковой изменчивости. Рассматривается соотношение концепции Поливанова и мар-ристской интерпретации языковой эволюции.
В сборнике также публикуются работы: Е. Симонато-Кокош-кина «Поливанов перед "алфавитным рубиконом"» и С. Горшенина «Поливанов и Центральная Азия: лингвистика, классификация народов и национальные границы».
Поскольку в сборнике отмечается также принадлежность Е.Д. Поливанова не только к интеллектуальной, но и к художественной жизни того времени, в приложении публикуются образцы его стихотворного творчества в переводе на французский язык, сопровождаемые заметками С. Чугунникова «Из чего сделан обыкновенный гений» и К. Постутенко «Евгений Поливанов, мышление поэтическими системами».
С.А. Ромашко
2013.04.002. РАДНАЕВ В.Э. МОНГОЛЬСКОЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ В РОССИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ Х1Х в.: Проблемы наследия. -Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2012. - 391 с.
Владимир Эрдыниевич Раднаев - кандидат филологических наук, старший научный сотрудник отдела языков народов Азии и
