CC BY
141
воров и, следовательно, могли иметь шансы на успех» (с. 384). В отличие от российской императрицы австрийский монарх возлагал «слишком большие надежды на помощь союзников, которые в сложившихся политических обстоятельствах не могли действовать по его желанию. Особенно это касалось Франции, безопасность которой проекты Иосифа II ставили под угрозу» (с. 385).
Охлаждение российско-австрийских отношений, имевшее место в начале 1790-х годов, не привело к распаду союза. Стратегические интересы обеих держав в Польше и на Балканах позволили им сплотиться и подписать в 1792 г. новый союзный договор. Он подготовил почву для совместного участия обеих держав в войне с революционной Францией и лег в основу Священного союза 1815 г., определив развитие двусторонних отношений вплоть до начала Крымской войны.
В. С. Коновалов
2013.02.008. ТЮТЮКИН СВ. АЛЕКСАНДР КЕРЕНСКИЙ. СТРАНИЦЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ БИОГРАФИИ, (1905-1917). - М.: РОССПЭН, 2012. - 309 с.
Ключевые слова: А. Керенский, политическая биография, 1905-1917 гг.
В книге д. ист. н. С.В. Тютюкина прослежены основные этапы политической деятельности А.Ф. Керенского. Главное внимание уделено его работе в IV Государственной думе и Временном правительстве, где он был министром юстиции, военным и морским министром и министром-председателем. Монография состоит из введения, девяти глав («Первые встречи с российской политикой»; «В царском парламенте: Становление профессионального политика»; «Великая война - пролог новой русской революции»; «Прорыв во власть»; «Заложник демократии»; «Главноуговаривающий»; «Во главе государства»; «Несостоявшийся мятеж»; «Политическая агония») и заключения («Еще раз о феномене Керенского»).
Во введении автор анализирует историографию по теме исследования. Он подчеркивает, что «в постсоветский период изменилась сама тональность подачи образа Керенского читателю» (с. 19). Она стала более взвешенной. Керенского уже не зачисляют в лагерь деятелей, предававших интересы народа, характеризуют
как демократа, революционера и социалиста без кавычек, не относят к числу «корниловцев» и признают его заслуги в деле демократизации постфевральской России.
Как показано в книге, первые сомнения «по поводу мнимого благодетельного правления царя» начали появляться у Керенского в гимназии (с. 26), а свою первую политическую речь он произнес в 1901 г. во время сходки на юридическом факультете Петербургского университета, где учился. В 1904 г. Керенский стал помощником присяжного поверенного. Он сблизился с либеральными земцами и либерально-демократической интеллигенцией из «Союза освобождения» и принял участие в организованной ими «банкетной кампании».
Настоящим шоком для 23-летнего Керенского стали события 9 января 1905 г. Он считал, что это была «чудовищная», «историческая» ошибка властей, за которую им и стране пришлось заплатить потом очень дорогую цену. Когда власти арестовали А.М. Горького, столичные адвокаты составили резолюцию протеста, которую подписал и Керенский. С тех пор Департамент полиции взял его на заметку. А он, между тем, вступил в «Организацию вооруженного восстания» (здесь его деятельность свелась в основном к хранению у себя на квартире некоторых ее материалов), сотрудничал в эсеровской газете «Буревестник». Автор считает, что с осени 1905 г. Керенский уже вполне разделял взгляды эсеров почти по всем основным вопросам теории и практики революционного движения, включая тактику индивидуального террора. Это, видимо, и объясняет тот факт, что в начале декабря он предложил Боевой организации эсеров во главе с Е.Ф. Азефом свою кандидатуру в качестве цареубийцы. Лишь в 1917 г. выяснилось, что отклонил это предложение лично Азеф, не считавший его достаточно опытным и убежденным революционером.
В ночь на 23 декабря 1905 г. Керенский был арестован. Дома у него были найдены революционные материалы и заряженный револьвер. 5 апреля его выпустили из тюрьмы. Через несколько месяцев дело было прекращено за недостатком улик и Керенский занялся адвокатской деятельностью (участвовал в Ревельском процессе эстонских крестьян, разграбивших в декабре 1905 г. имение немецкого барона, защищал в Риге руководителей «Туккумской республики»). В январе-феврале 1907 г. он активно агитировал за
эсеров в избирательной кампании во II Государственную думу. После этого вернулся к адвокатской работе. Коллеги Керенского говорили его будущим клиентам: «Если вы хотите, чтобы он защитил революцию, то он это сделает блестяще... ибо в Керенском революционер всегда берет верх над адвокатом», за что военные судьи его просто ненавидят. При этом из Керенского-оратора быстро выработался мастер импровизации - «своих речей он никогда заранее не писал, тем более не репетировал» (с. 34). Автор пишет, что адвокатская деятельность Керенского не давала угаснуть в нем чувству социальной справедливости и ненависти к царизму (причем с годами оно только укреплялось и оставалось главным стимулом для его участия в политических процессах). Работа приносила ему большое внутреннее удовлетворение, новые знакомства и новых поклонников его таланта.
К моменту думских выборов осенью 1912 г. Керенский еще более укрепил свою репутацию «друга народа» успехами на судебном процессе над членами партии «Дашнакцутюн» и участием в общественном расследовании Ленского расстрела. Он был избран в IV Государственную думу от Самарской губернии, вошел в Трудовую группу. Начало депутатской карьеры Керенского совпало и с приемом его в думскую масонскую ложу, принадлежность к которой стала своего рода модой. По мнению автора, партийные взгляды и идеология депутатов-масонов «явно доминировали над той «братской» масонской общностью, которая устанавливалась между ними после вступления в ложу» (с. 41). Керенский занимал в масонской иерархии довольно высокое положение, будучи в 19151916 гг. генеральным секретарем Высшего совета «Великого Востока народов России».
В Думе Керенский стал одним из лидеров парламентской оппозиции. Он участвовал в работе девяти думских комиссий, в том числе по судебным реформам, по рабочему вопросу, по военным и военно-морским делам. В Трудовой группе он был сначала заместителем председателя, а с 1915 г. - председателем фракции. Являлся Керенский и членом Совета старейшин Думы. Итоги его депутатской работы к лету 1914 г. «выглядели достаточно впечатляюще» (с. 59): несколько крупных, резко критических речей по самым актуальным вопросам внутренней политики царского правительства; активное участие во множестве депутатских запросов; прочные
контакты с социал-демократами, а часто также с кадетами и прогрессистами; удачная полемика с представителями правого крыла Думы. Став депутатом, Керенский превратился в настоящего профессионального политика леворадикального направления.
Он встретил мировую войну с большой внутренней тревогой и предощущением будущей беды. Выступая в Думе от фракции трудовиков, он сказал, что демократические силы России хотят поскорее закончить эту кровавую бойню вместе со всей европейской демократией, освободив народ от тех, кто «бесконечные века ковали тяжкие оковы рабства, угнетения и нищеты» (с. 75). Пока же народ России должен защищать Родину от внешнего врага. В феврале 1915 г. он выступал на судебном процессе по делу большевистских депутатов Думы - Каменева и ряда других деятелей РСДРП. И с трибуны Таврического дворца он ратовал за реабилитацию большевистских депутатов, за возвращение их из ссылки. Накал оппозиционных речей Керенского нарастал от заседания к заседанию и 8 августа 1915 г. он заявил: «Мы должны сказать всем, кто сейчас не по праву держит в своих руках власть: "уйдите, вы губите страну! Мы хотим ее спасать, дайте нам управлять страной -иначе она погибнет"» (курсив С.В. Тютюкина) (с. 80).
17 сентября 1915 г. на квартире Керенского собрались 30 эсеров и он заявил им, что без революции война будет проиграна. По его мнению, короткий удар в форме двух-трехдневной всеобщей забастовки может привести старый режим к полному краху, причем революция пройдет под флагом обороны страны, что позволит снять с социалистов обвинение в «пораженчестве». На конференции столичных эсеров 8 декабря 1915 г. была принята подготовленная им декларация об отношении к войне, выдержанная в духе Циммервальда (призыв к миру без аннексий и контрибуций, признание права народов на самоопределение). Накануне Февральской революции он участвовал в заговоре против царя. Этот заговор, во главе которого стоял А.И. Гучков, не дошел до попытки своей реализации и Керенский в его подготовке не играл сколько-нибудь значительной роли. Но за несколько дней до революции он говорил в Думе, что с нарушителями закона в «верхах» нужно бороться только одним путем - путем их физического устранения, ибо корень зла в тех, кто сидит на троне. Императрица Александра
Федоровна, узнав об этом, сказала, что Керенского «за его ужасную речь нужно повесить!»
Керенский показал себя в 1914 - начале 1917 г. активным и достаточно смелым парламентским бойцом. Он не скрывал, что его ближайшая цель - избавление России от показавшего свою историческую недееспособность царизма и подготовка в стране новой революции. «Можно без преувеличения сказать, - пишет автор, - что без Керенского-депутата не было бы в 1917 г. и Керенского-министра и главы Временного правительства» (с. 99). Н.Н. Суханов (Гиммер), находившийся в дружеских отношениях с Керенским, оставил в своих мемуарах яркую характеристику лидера Трудовой группы накануне Февральской революции. Он отмечал его «сверхъестественную» энергию, «изумительную» работоспособность, «неистощимый» темперамент и «истинный» демократизм, ярко проявившийся затем в февральско-мартовские дни, но подчеркивал, что эта сверхактивность Керенского стоила ему довольно дорого: «В результате своей сверхчеловеческой, самой нервотрепа-тельной работы он был уже истрепан ко времени революции» (с. 99). Тем не менее Н.Н. Суханов предсказывал ему большое будущее, вплоть до поста главы государства. Но он подметил и колоссальное честолюбие Керенского, и его потрясающую самоуверенность, страсть к театральности и склонность к переоценке своих сил. Таким Керенский подошел к марту 1917 г.
В дни Февральской революции Керенский «превратился в сжатую до предела пружину, проявив незаурядную силу воли, решительность, смелость, умение правильно оценить обстановку и быстро принять единственно верное в тот момент решение» (с. 123). Он показал себя неплохим психологом, тонко чувствовавшим настроение солдатской и рабочей массы и умевшим находить при общении с ней простые и понятные слова. Наградой ему была крупная политическая победа, превратившая его из лидера маленькой думской фракции в государственного деятеля новой, демократической России.
Керенский стал министром юстиции и одновременно зампредом Петросовета рабочих и солдатских депутатов. Давая согласие на участие во Временном правительстве, Керенский был уверен, что избранная им еще во время войны линия на создание коалиционного демократического правительства является единственно
правильной, поскольку порознь ни либералы, ни революционеры эффективно управлять страной не могут. И он до конца пытался соединить интересы пролетариата и буржуазии, был сторонником коалиционного правительства. Он разделял мнение эсеро-меньше-вистского большинства в руководстве Петросовета, считавшего, что Февральская революция носит буржуазный, а не социалистический характер и не нужно плодить иллюзий на этот счет. Но Керенский раздражал революционеров и рядовых рабочих тем, что откровенно манкировал своими советскими обязанностями - редко появлялся в Петросовете, ссылаясь на свою занятость важными государственными делами.
На посту министра юстиции Керенский осуществил серьезные демократические преобразования, работая с подлинным увлечением и даже азартом. Но уже скоро, в мае 1917 г., возглавил военное и морское министерство. Он считал себя вполне подготовленным к тому, чтобы стать в армии и на флоте своего рода верховным «комиссаром», девизом всей деятельности которого должны были быть три слова: дисциплина, патриотизм, наступление. Он полагал, что солдаты слишком увлеклись после Февральской революции политикой и их нужно вернуть к своим армейским обязанностям, а для этого провести давно обещанное Россией союзникам по Антанте контрнаступление. Он выезжал на фронт, чтобы поднять боевой дух армии. Но эффект его патриотических речей, обращенных к солдатам и офицерам, оказался кратковременным. Пока в стране и на фронте «сохранялась эйфория от победы Февральской революции, культ Керенского и обаяние его авторитета» находили себе сторонников и почитателей (с. 173). Когда же эта эйфория пошла на спад и сменилась разочарованием и недовольством Временным правительством, призывы военного министра оказались забытыми. Начатое 18 июня наступление быстро захлебнулось, привело к большим потерям.
8 июля, воспользовавшись тяжелым психологическим состоянием премьера Временного правительства Г.Е. Львова вследствие событий 3-5 июля в Петрограде (тогда было убито и ранено несколько сот человек) и решившего покинуть свой пост, Керенский осуществил давнюю мечту возглавить кабинет. Как премьеру ему явно не хватало кругозора, опыта, решительности, умения подбирать руководящие кадры. Он был слабо знаком с вопросами эко-
номики, транспорта, финансов, управления народным хозяйством, внешнеполитическими проблемами и др.
С лета 1917 г. дилетантизма и даже авантюризма в действиях Керенского становилось все больше. В личной власти он усматривал гарантию сохранения завоеваний Февраля. Он заметно терял популярность в массах, предоставив офицерам право наказывать недисциплинированных солдат в соответствии с изданной в мае «Декларацией прав солдата», восстановив в июле смертную казнь на фронте и т.д.
В августе Керенский вступил в серьезный конфликт с не желавшим ему подчиняться Л.Г. Корниловым. Керенский в ходе этого конфликта произвел на многих современников крайне негативное впечатление своим коварством и готовностью использовать далеко не лучшие с моральной точки зрения приемы политической борьбы. Генерал, со своей стороны, стремился обуздать анархию в стране. Возникало подобие заговора против премьера. Но организован он был плохо. А на помощь Керенскому пришли меньшевики и эсеры, и даже большевики, видевшие в нем меньшее зло, чем приход к власти Корнилова. После провала выступления Корнилова они взяли курс на подготовку восстания.
Однако судебный процесс над генералом и его сторонниками вопреки настояниям Керенского был отложен на неопределенное время. В российском обществе это было истолковано как неудача премьера. Свою слабость Керенский выказал и тогда, когда фактически смирился с регенерацией большевизма и его реабилитацией в глазах общественного мнения. Керенский до конца жизни был уверен, что Ленин находился в связи с немцами и получал от них материальную помощь на подготовку социалистической революции. При этом Керенский делал существенную оговорку: «Ленин, конечно, не был в техническом смысле слова германским агентом. Он был фанатиком мировой пролетарской диктатуры. Эта цель делала нравственными для него все без исключения средства. Он для своих целей воспользовался помощью германского правительства так же, как и канцлер Бетман-Гольвег и Людендорф воспользовались им для своих целей» (с. 199). С.В. Тютюкин приводит в книге и такой факт: «Керенский сам рассказывал уже в эмиграции одному из западных журналистов, как в 1917 г. один военный за 150 тыс. руб. предлагал ему доставить Ленина в любом виде - живым или "в
мешке", т.е. мертвым, но он решительно отказался, ссылаясь на то, что демократия и подобные приемы борьбы с политическими оппонентами несовместимы» (с. 200).
Между тем дела Керенского осенью 1917 г. шли все хуже. Неудачей закончилась и работа Демократического совещания, и предпарламента. «Реформаторский потенциал Керенского к сентябрю 1917 г. был практически исчерпан, и народным массам он из-за своей бесполезности был уже просто не нужен. Не случайно о нем все чаще говорили теперь с раздражением и откровенным презрением, так что недавний кумир стремительно превращался в героя анекдотов и сплетен» (с. 249). В итоге, несмотря на заявления Керенского о готовности Временного правительства раздавить большевизм и организованное Лениным восстание, его «интеллектуальный и физический ресурс к 20-м числам октября 1917 г. был реально фактически исчерпан» (с. 297).
В эмиграции Керенский в одном из своих блокнотов перечислил шесть ошибок, которые он допустил в 1917 г.: «1. Не достал ленинского швейцарского "Социал-демократа" перед его приездом в Россию (в апреле 1917 г. - С.Т.), так как статья, где говорится о "братании" как явной "измене", дала бы возможность арестовать его при первом призыве к братанию после амнистии. 2. Не сместил Корнилова сейчас же после его назначения Верховным, когда он прислал ультиматум. 3. Восстановил смертную казнь на фронте. 4. Не сказал на Государственном совещании правду о заговоре (Корнилова. - С.Т.), щадя армию. 5. Принял пост военного и морского министра без предварительного объяснения со штабом командующего Ставки. 6. Не порвал с партией социалистов-революционеров (после майского съезда ПСР, на котором его забаллотировали на выборах в ЦК этой партии. - С.Т.)» (с. 298).
С этим небольшим документом, пишет С.В. Тютюкин, можно в принципе согласиться. Но сюда можно было бы добавить и немало других, еще более серьезных просчетов Керенского (затягивание выборов в Учредительное собрание и отказ от проведения крупных социальных реформ, в том числе и важнейшей - аграрной, продолжение войны, кадровые ошибки и др.).
В.М. Шевырин
