CC BY
67
•"Ш Ц
Б.С.Орлов
ОТ ФЕВРАЛЯ К ОКТЯБРЮ
Февральский процесс 1917 г. в контексте противоборства субкультур
? Орлов 2007.
2 См. ВвгпБ1ет 1984.
3 Свою точку зрения Плеханов изложил в статье «О тезисах Ленина и о том, почему бред бывает подчас интересным», опубликованной 9—12 апреля 1917 г. в газете «Единство» (см. Плеханов 1921, т. 1).
Замысел этой статьи родился у меня около года назад, когда, работая над брошюрой, посвященной 150-летию со дня рождения Г.В.Плеханова (декабрь 1856 — декабрь 2006 г.)1, я заинтересовался эволюцией взглядов основоположника русского марксизма. Что заставило после -довательного сторонника революционных действий пролетариата, обрушившегося на теоретика германской социал-демократии Э.Берн-штейна, когда тот заявил о возможности улучшения положения трудящихся в рамках существующего общественного строя2, резко изменить свою позицию и, вернувшись в ночь на 31 марта 1917 г. в революционный Петроград, призвать к сотрудничеству всех демократических сил — от рабочего класса и городских средних слоев до торгово-предпринима-тельских кругов? Почему он назвал «бредом» идею Ленина о перерастании буржуазной революции в социалистическую3 и затем вплоть до Октябрьского переворота не уставал повторять, что в случае успеха большевиков неизбежна кровавая гражданская война и дискредитация идеи социализма?
Вынужден признать, что найти однозначные ответы на эти вопросы мне так и не удалось. Но в ходе их поиска я в очередной раз задумался о сущности происходившего в России между февралем и октябрем 1917 г. Что позволило большевикам реализовать свою авантюрную затею в условиях, когда совокупность всех очевидных, лежащих на поверхности фактов, казалось бы, заведомо обрекала ее на провал? Поразмышлять на эту тему я и хотел бы в настоящей статье.
Двоевластие Начну с того, что, ведя активную подпольную борьбу против царс-
кого режима, большевики (как и другие политические группировки) никак не предполагали, что этот режим так быстро рухнет. Еще в январе 1917 г., то есть буквально за месяц до февральских событий в России, на встрече с молодыми социалистами в Цюрихе Ленин говорил о том, что ему и другим «старикам» едва ли суждено дожить до «решающих 4Ленин, т. 30:328. битв... грядущей пролетарской революции»4. Соответственно, никакой стратегии действий в такой ситуации у них не было.
Впрочем, наличие заранее разработанной стратегии здесь бы вряд ли что-либо изменило, поскольку Февральская революция с самого начала преподнесла сюрприз, который нельзя было просчитать на основе
5 См. Суханов 1922; Суханов 1982.
6 Керенский 1993: 163.
анализа накопленного к тому времени исторического опыта. Буквально в первые дни революции возникли два центра власти: Временное правительство, созданное на основе Временного комитета Государственной Думы последнего, четвертого, созыва, и Советы рабочих и солдатских депутатов, претендующие на представительство трудящихся масс. Между этими двумя органами власти сразу же сложился определенный механизм взаимодействия. Один из руководителей Исполкома Петро-совета — трудовик (позднее — эсер) А.Ф.Керенский — вошел в состав Временного правительства.
Так каков же был социальный характер этой революции? Чьи интересы отражало ее главное действующее лицо — А.Ф.Керенский? Неизменный член Временного правительства, занимавший в нем посты министра юстиции (со 2 марта), военного и морского министра (с 5 мая), а затем и председателя (с 24 июля), Керенский служил связующим звеном между двумя центрами власти, выступая от имени Петро-совета перед Временным правительством и перед Советами от имени Временного правительства. При этом ему удавалось добиваться необходимого компромисса.
Одним словом, в России сложилась уникальная ситуация, не поддающаяся оценке по принципу «белое-черное». Как заметил в своих воспоминаниях меньшевик Н.Н.Суханов, то, что произошло в России в феврале 1917 г., не соответствовало никаким историческим законам5. И в самом деле, на петроградских властных подмостках сошлись представители не просто разных идеологических направлений, но разных политических субкультур, о чем мы поразмышляем ниже.
В книге «Россия на историческом повороте», написанной уже в эмиграции, Керенский высоко оценивал деятельность Петросовета: «Совет добился восстановления дисциплины не только на заводах, но и в военных казармах, он внес огромный вклад в организацию регулярного снабжения Петрограда продовольствием, а также сыграл в высшей степени плодотворную роль в преобразовательных реформах во всех сферах»6. С этим утверждением едва ли можно полностью согласиться. Вспомним, например, знаменитый Приказ № 1, согласно которому в армии вводились демократические порядки и отменялись должностные привилегии. И хотя составители Приказа, судя по всему, руководствовались самыми благими побуждениями, стремясь защитить права рядовых солдат, да и распространялся он первоначально только на воинские части Петрограда, его последствия оказались весьма плачевными: по всей русской армии прокатилась волна самоуправства и дезорганизации, что заметно ослабило ее боеспособность.
Вместе с тем нельзя не признать, что Петросовет стал инициатором многих мероприятий социального характера. Был установлен 8-часовой рабочий день, введен рабочий контроль на предприятиях, учреждены Министерство труда и Министерство государственного призрения (для оказания помощи пострадавшим в ходе войны), создан Экономический совет, который должен был выработать общий план
7 См. Керенский 1996.
' Зуев 2002:101.
9 См., напр. Хереш 2004.
«организации народного хозяйства и труда». Таким образом, начали вырисовываться контуры социального государства, к которому Европа подошла только после второй мировой войны. Окончательно решить все эти вопросы, включая вопрос о земле, предстояло на Учредительном собрании, с которым широкие массы связывали осуществление своих вековых надежд.
Разумеется, происходившее в России в послефевральские дни определялось не только деятельностью Временного правительства и Пет-росовета, но и целым рядом других обстоятельств, в том числе настроениями толпы, словно расплавленная магма растекавшейся по улицам Питера. Однако важно учитывать направление, в котором двигались — пусть с разной скоростью и разной мотивацией — оба органа власти. И здесь А.Ф.Керенский, безусловно, прав7: их активность носила по преимуществу созидательный характер.
Так вот, к этой созидательной активности большевики имели довольно слабое отношение. Более того, они фактически не участвовали в первоначальном процессе, начатом в конце февраля. Ключевые фигуры Октябрьского переворота — Ленин и Троцкий — были за пределами страны, один в Швейцарии, другой — в Соединенных Штатах. Из 15 членов Исполкома Петросовета только двое представляли большевистскую партию. Председателем Петросовета был избран меньшевик Н.С.Чхеидзе, его замами — трудовик А.Ф.Керенский и меньшевик М.И.Скобелев. И вообще, в мартовские дни большевистская партия рассматривалась как маргинальная. Она насчитывала (по разным оценкам) 24—26 тыс. членов. Для сравнения: в рядах Партии социалистов-революционеров было порядка 800 тыс. человек8.
На авторитет большевиков бросало тень то обстоятельство, что с разрешения германских властей их вождь с группой единомышленников вернулся на родину через территорию страны, с которой Россия воевала. Споры о том, был ли Ленин платным агентом германского Генштаба, не прекращаются по сей день9. Но в те горячие послефевральские дни любому здравомыслящему человеку без всяких документальных подтверждений было ясно: просто так пропускать через свою страну, да еще в опломбированном вагоне, немцы никого не станут. Даже если «русские смутьяны» не были напрямую связаны с германским Генштабом, их революционная деятельность и призывы к превращению «империалистической войны в гражданскую», способствуя дестабилизации ситуации в России, объективно отвечали интересам Германии.
Тем не менее, как мы знаем (и не только по советским кинофильмам, но и по более солидным источникам), 3 апреля на Финляндском вокзале Ленина встречали как национального героя, мессию, освободителя.
Вопрос о влиянии толпы на ход революционного процесса в период между февралем и октябрем 1917 г. еще ждет своего исследователя. Но очевидно, что такие фигуры, как Керенский, Плеханов, Мартов, Чернов, Кропоткин, воспринимались солдатской, матросской массой и
10 От Февраля 1957: 217—218.
11 Там же: 130—131.
' Там же: 131.
городскими низами как своего рода пророки, которых чуть ли не обожествляли — с тем чтобы при изменении обстоятельств тут же забыть или даже проклясть.
О том, что подобную же реакцию вызывал и Ленин, свидетельствуют воспоминания современников. Слово А.П.Кучкину, члену большевистской партии с 1912 г.: «Пустырь, огороженный с трех сторон деревянным забором, а с четвертой — огромным корпусом завода, был забит огромной массой в несколько тысяч рабочих. Ждали Ленина. Разговоры только о нем... И вдруг раздались оглушительные аплодисменты. Они нарастали и нарастали. Я бросил взгляд на трибуну. Она пуста. „В чем же дело? Кому аплодируют?" — недоумевал я. А аплодисменты все усиливались, росли, словно рокот волн во время бушующего моря. Оказалось, что прибыл Ленин... Он пробирался сквозь ряды рабочих к трибуне. Но вот он вошел на трибуну. Взрыв аплодисментов — таких мощных, такой взрыв восторга и любви в них, что у многих на глазах появились слезы. От охватившего непередаваемого счастья я тоже заплакал»10.
Впрочем, степень популярности Ленина в те дни не стоит преувеличивать. Это становится ясно при внимательном чтении даже такого заведомо тенденциозного источника, как выдержки из анкет «участников Великой Октябрьской социалистической революции», опубликованные Госполитиздатом в 1957 г.
Вспоминает Д.И.Гразкин, присутствовавший на I Всероссийском съезде крестьянских депутатов (май 1917 г.) как делегат от 109-й пехотной дивизии: «Все ждали Ленина, причем крестьяне, судя по их разговорам, представляли себе Ленина высоким, черным, курчавым, с длинными волосами. Когда Авксентьев (один из лидеров эсеров. — Б.О) сказал, что от фракции большевиков слово предоставляется Ленину, весь зал замер, а когда на трибуне появился человек простого русского типа, делегаты стали спрашивать: „А где же Ленин?" Мы стали громко указывать: „Да вот же, на трибуне". После этого по залу прокатилось: „Это Ленин? Так вот он какой! Да он вовсе не страшный". Ленин стоял, выжидая, чуть улыбаясь. Это сразу как-то купило делегатов. Затем кто-то из эсеров, подавая сигнал к атаке, крикнул: „Вот вам Ленин предложил землю". Ленин, как бы отвечая на этот выкрик, начал говорить: „Да, мы советовали крестьянам взять землю, не дожидаясь Учредительного собрания", и начал развивать мысль, почему это необходимо сделать»11.
Речь Ленина, продолжавшаяся около полутора часов12, не убедила крестьянских делегатов, среди которых было менее 1% большевиков. Съезд одобрил вхождение социалистов во Временное правительство и наметил ряд мероприятий, призванных способствовать решению крестьянского вопроса, отложив само это решение до Учредительного собрания. Председателем Исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов был избран социалист-революционер Н.Д.Авксентьев. Ни меньшевики, ни большевики в состав Исполкома не вошли. А это
13 См. Урилов 1997: 249.
14 Цит. по: Зуев 2002: 115.
означало, что крестьянское движение в революционный период оказалось вне их непосредственного организационного влияния.
Примечательно, что I Всероссийский съезд крестьянских депутатов, на который съехались 1167 делегатов, состоялся на месяц раньше, нежели аналогичный съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. То есть, в трудных условиях продолжающейся войны и перебоев на транспорте именно представители крестьянства, руководимые Партией социал-революционеров, первыми смогли собраться и конституировать себя на общероссийском уровне.
Довольно слабо были представлены большевики и на I Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов: к их фракции принадлежали лишь 105 делегатов (из 1090), в то время как эсеры располагали 285 мандатами, а меньшевики — 24813. Председателем ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов стал первый председатель Пет-росовета — меньшевик Н.С.Чхеидзе.
Уже на этом съезде меньшевики забили тревогу по поводу антидемократической активности сторонников Ленина. «Это уже не идейная пропаганда, это — заговор», — констатировал, в частности, И.Г.Церетели, подчеркнув, что «контрреволюция может проникнуть к нам только через одну дверь: большевиков»14.
Обнаружив, что не могут добиться влияния ни в рабочих, ни в крестьянских Советах, большевики стали напрямую апеллировать к стихийным настроениям масс, нимало не смущаясь тем, что выдвигаемые ими лозунги имеют слабое отношение к реальности. Как сказали бы сегодня, это была тактика демагогического пиара.
В период проведения I съезда Советов случилось событие, которого так долго ждало общество. Русская армия наконец-то одержала убедительную победу на австрийском фронте. Командующий войсками генерал Л.Г.Корнилов стал героем дня, любимцем публики. По этому поводу съезд Советов назначил на 18 июня манифестацию в поддержку Временного правительства. Однако в Питере, Риге, других городах сторонники большевиков вышли на демонстрацию с лозунгом «Долой
10 министров-капиталистов!».
В состав Временного правительства в те июньские дни (как, впрочем, и позднее) входили шесть социалистов — лидер эсеров В.М.Чернов, меньшевики И.Г.Церетели и М.И.Скобелев, трудовики А.Ф.Керенский и П.А.Переверзев, народный социалист А.В.Пешехонов. Но сторонникам Ленина важно было внушить массам представление о сугубо буржуазном и, следовательно, антинародном характере правительства. И ведь поверили. Большевистская пропаганда как гвозди вбивала в головы толпы простые до примитивности понятия.
Так произошло и на демонстрациях 3—4 июля. На этот раз речь шла уже не просто о лозунговых протестах, но о попытках вооруженного восстания. На улицах Питера пролилась кровь. Мятеж был подавлен. Одновременно были опубликованы документы, из которых следовало, что большевики получали деньги от германского Генштаба. 7 июля был
отдан приказ об аресте Ленина. Были арестованы Троцкий, который к тому времени прибыл из США, Раскольников, Каменев и ряд других деятелей большевистской партии.
Как известно, Ленин скрылся на Финляндской границе, на станции Разлив, где, согласно легенде, в шалаше стал излагать свои представления о том, что должны делать большевики после захвата власти. Позднее эта рукопись под названием «Государство и революция» была 15Ленин, т. 33. включена в его собрание сочинений15 и стала обязательной для изучения по всему Советскому Союзу. Когда сегодня перелистываешь эту работу, автор которой по-школярски пересказывает ряд произведений Маркса и Энгельса, приходишь к горькому выводу: ведь именно по этому примитивному сценарию действовали большевики в период «военного коммунизма», совершая насилие над сложившимся укладом жизни и судьбами людей.
Казалось бы, участие в Июльском мятеже и компрометирующие документы германского Генштаба должны были бы полностью дискредитировать большевиков, и так не пользующихся особым авторитетом в рабочих и крестьянских Советах. Но сторонники Ленина проявили удивительную политическую выживаемость, использовав, как говорится, на полную катушку августовскую попытку мятежа — теперь уже со стороны правых сил во главе с генералом Корниловым.
Корниловский мятеж
16 «Солдаты бросают ружья и бегут, порою даже раньше, чем на них нападают», — с горечью констатировал Г.В.Плеханов в начале июля (Плеханов 1921, т. 2:28).
Вокруг этого мятежа по сей день много неясностей. После успешных действий на австрийском фронте генерал Корнилов получил высшую военную должность — Верховного главнокомандующего. В условиях нараставшей анархии, когда армия разлагалась на глазах и по стране бродили толпы дезертиров (порядка 2 млн. человек)16, необходимо было предпринимать срочные меры. С вполне понятной озабоченностью Корнилов составил записку, где предлагал ряд мер по наведению порядка, и передал ее председателю правительства Керенскому. Тот в принципе одобрил предложения главнокомандующего, но просил согласовать их с Военным министерством. Однако 5 августа без ведома самого Корнилова выдержки из этой записки появились в «Известиях» — печатном органе Петросовета, и против Корнилова развернулась кампания, громче всех в которой выступали большевики. Тем временем германские войска подошли к Риге, откуда была прямая дорога на Петроград. Главнокомандующий принял решение подтянуть войсковые соединения к столице. Это решение было расценено Петросоветом как очередной шаг к контрреволюционному мятежу.
Между тем 12 августа в Москве, в здании Большого театра, весь цвет политического класса и интеллектуальной элиты страны собрался на так называемое Государственное совещание, чтобы обсудить возможности конструктивного сотрудничества политических сил разной ориентации. Выступив перед участниками совещания — а их было две с половиной тысячи человек, — Корнилов предупредил, что, если
' Там же: 92.
18 Бьюкенен 2006: 336.
в самое ближайшее время в армии не будет наведен порядок, «фронт рухнет».
Меньше чем через неделю после окончания Государственного совещания, 21 августа, немцы овладели Ригой. Путь на Питер был открыт. Управляющий Военным министерством Б.В.Савинков — тот самый, который был известен в обществе как террорист и вместе с тем литератор («Конь бледный»), но о котором в новой ситуации одобрительно отзывался Плеханов17, — предложил ввести в столице военное положение и подтянуть к городу 3-й конный корпус. Одновременно Савинков сообщил Керенскому, что в конце августа ожидается серьезное выступление большевиков (на своем VI съезде они приняли решение о подготовке вооруженного восстания).
В свою очередь, Корнилов проинформировал Савинкова, что к вечеру 29 августа 3-й конный корпус сосредоточится в окрестностях Петрограда. Бывший обер-прокурор Синода В.Н.Львов, взявший на себя роль посредника между Временным правительством и Ставкой, встретился с Корниловым и затем передал Керенскому его требования: ввести в Петрограде военное положение, наделить всей полнотой власти Верховного главнокомандующего, а само Временное правительство распустить.
В ответ на этот ультиматум Керенский объявил Корнилова мятежником и отстранил его от должности главнокомандующего. Решение Керенского поддержал ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов, а также Исполком крестьянских Советов.
Отказавшись подчиниться приказу прибыть в Питер и сдать полномочия, Корнилов призвал «всех русских людей» встать на защиту «умирающей Родины» и обратился к войскам за поддержкой. Но получить ее ему не удалось. Войсковые комитеты Западного фронта блокировали ставку, и Корнилов был арестован.
1 сентября Верховным главнокомандующим стал Керенский. В тот же день Россия была провозглашена республикой.
Размышляя над причинами поражения Корнилова, посол Великобритании в России Дж.Бьюкенен, бывший непосредственным свидетелем происходившего, отмечал: «В результате медлительности наступления Корнилова у правительства было время, чтобы собрать гарнизон, привезти матросов и солдат из Кронштадта, вооружить тысячи рабочих и арестовать многих его сторонников... Выступление Корнилова почти с самого начала было отмечено почти детской некомпетентностью... По прибытии на станцию в 25 км от Петрограда его войска были встречены Черновым (членом Временного правительства и лидером эсеров. — Б.О.), и, поскольку они ничего не знали о целях своего похода, он легко их убедил принять сторону Керенского»18.
Любопытно, что, когда в 1918 г. Бьюкенен, встретившись в Лондоне с Керенским, спросил его о Корнилове, тот охарактеризовал мятежного главкома как «честного человека и патриота и очень плохого политика», объяснив, что «согласился на все требования Корнилова относи-
тельно смертной казни и включения Петрограда в прифронтовую зону, но не мог допустить, чтобы место заседаний правительства определялось приказом Корнилова, поскольку в этом случае министры оказа-19 Там же: 335. лись бы в его власти»19.
Я столь подробно останавливаюсь на Корниловском мятеже потому, что после его подавления психологическая ситуация в Питере существенно изменилась. И хотя, как мы видели, речь шла о плохо продуманных действиях боевого генерала, не очень-то искушенного в политике, встретивших резкий отпор со стороны как Временного правительства, так и Советов, начиная с сентября «красное колесо», если вспомнить образное сравнение А.И.Солженицына, покатилось в сторону Октябрьского переворота.
От компромисса к «однородному социалистическому правительству»
' Зуев 2002: 128.
Тенденция к консолидации противостоящих политических сил проявилась в России еще до Корниловского мятежа. Первыми встали на этот путь представители правого лагеря, которые, собравшись в начале августа в Москве, фактически выступили за упразднение института Советов и призвали главнокомандующего к проведению жесткой политики, тем самым вдохновляя его на решительные действия. Упомянутое выше Государственное совещание 12—15 августа, по сути, оказалось последней попыткой примирить противоположные политические культуры. Переломить наметившуюся тенденцию ему не удалось. Примеру правых последовали левые.
14 сентября по решению ЦИК Совета рабочих и солдатских депутатов и Исполкома Совета крестьянских депутатов в Петрограде было созвано Всероссийское демократическое совещание. Помимо Советов, на нем были представлены городские самоуправления, земства, кооперативы, казачьи и некоторые другие организации — всего 1582 делегата. С точки зрения партийной принадлежности лидировали эсеры (532 делегата), далее шли меньшевики (172 делегата) и только потом — большевики (136 делегатов)20.
Именно на этом совещании окончательно созрела идея однородного социалистического правительства, формируемого на демократической основе. Были приняты и меры организационного характера, направленные на достижение этой цели. Главной из них стало создание Всероссийского демократического совета (его сходу назвали Предпарламентом), перед которым до созыва Учредительного собрания должно было нести ответственность Временное правительство. Президиум Демократического совета, в состав которого вошли четыре эсера (Н.Д.Авксентьев, А.Р.Гоц, В.Д.Камков, О.С.Минор), два меньшевика (Ф.А.Дан, В.Е.Мандельберг) и два большевика (Л.Б.Каменев, Л.Д.Троцкий), возглавил Н.С.Чхеидзе.
Возникла чрезвычайно сложная ситуация. Большинство (813) делегатов проголосовали против коалиции с кадетами. Лидер социалис-
тов-революционеров Чернов сложил с себя министерские полномочия. В этих условиях Керенский вынужден был согласиться с учреждением нового органа, и 2 октября правительство утвердило Положение о его статусе.
Но большевиков не устраивал и Предпарламент. На первом же его заседании, состоявшемся 7 октября, Троцкий от имени большевиков заявил, что и Временное правительство, и Предпарламент носят контрреволюционный характер. Это означало, что партия Ленина решила пойти ва-банк. Существенную роль в этом сыграло то обстоятельство, что 3 сентября в результате ослабления позиций меньшевиков-оборонцев председателем Исполкома Петросовета стал большевик Троцкий. Десятью днями позже большевик В.П.Ногин возглавил Моссовет. Тем самым большевики создали себе легитимные опорные пункты в обеих столицах.
На базе Петросовета большевики сформировали Военно-революционный совет и начали готовиться к вооруженному восстанию под лозунгом «Вся власть Советам».
Время захвата власти большевики приурочили к открытию II Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, и когда поздним вечером 25 октября он начал свою работу, в Петрограде полным ходом шла подготовка к штурму Зимнего дворца, где находилось Временное правительство.
На этом съезде сторонники Ленина наконец-то получили большинство. Из 649 зарегистрированных в первый день делегатов 72 пред' Урилов 1997: ставляли меньшевиков, 160 — эсеров и 390 — большевиков21. Численное превосходство последних усилилось после того, как правые эсеры и меньшевики покинули зал заседания в знак протеста против «военного заговора и захвата власти».
Но как показало будущее, это большинство было чисто ситуационным. Среди делегатов открывшегося 5 января 1918 г. в Таврическом дворце Учредительного собрания, которое олицетворяло вековые надежды народа и избиралось всем населением страны, 40% принадлежало к эсерам и только 23% — к большевикам. С возникшей проблемой Ленин справился очень просто, распорядившись на следующий день, 6 января, делегатов в Таврический не пускать. Группу поддержки Учредительного собрания расстреляли. Убитых хоронили в знаковый для российской истории день — 9 января.
Из сказанного выше видно, что в осенние дни 1917 г. власть отнюдь не «валялась под ногами», как утверждали пропагандисты советских времен и некоторые зарубежные исследователи. Большевики вероломно захватили ее, нарушив демократические нормы февральского процесса и предав других приверженцев социалистической идеи, сторонников социальной справедливости в ее антибуржуазном варианте — социалистов-революционеров, меньшевиков, анархистов.
281.
Столкновение культур
22 Горький 2005: 214.
3 Бердяев 1990.
24 Улам 2004.
25 Там же: 288.
26 Там же: 287.
27 Там же: 338.
28 Там же: 340.
29 Там же: 344.
17 мая 1918 г. газете «Новая жизнь» была опубликована статья
Максима Горького, где, в частности, содержался такой пассаж: «Все, что я говорил о дикой грубости, о жестокости большевизма, восходя-
щей до садизма, о некультурности их, о незнании ими психологии рус-
ского народа, о том, что они производят над народом отвратительный опыт и уничтожают рабочий класс, — все это и многое другое, сказанное мною о „большевизме", остается в полной силе»22. В этом замечании немало верного, и все же, на мой взгляд, в данном случае известный знаток русской жизни не совсем прав, во всяком случае в том, что касается психологии русского народа. Ведь если большевики действовали вразрез с его глубинными установками, то как они смогли не только захватить власть, но и удержать ее, выстоять в гражданской войне, а затем приступить к строительству нового общественного строя с замахом на мировую гегемонию?
Гораздо ближе к пониманию сути происшедшего был русский философ Н.А.Бердяев, в своем труде «Истоки и смысл русского коммунизма» убедительно показавший, что в большевизме нашли отражение такие черты русской ментальности, как склонность к уравнительной справедливости, готовность решать конфликты силовыми методами, вера в харизматического лидера и др.23 Сыграло роль и то обстоятельство, что, как тонко подмечено в романе Платонова «Чевенгур», обещания большевиков, ссылавшихся на объективные законы общественного развития, открытые Марксом и Энгельсом, перекликались с народными представлениями о счастливой жизни.
Любопытное наблюдение, имеющее прямое отношение к причинам успеха большевиков, содержится в исследовании профессора Гарвардского университета А.Улама24. Констатировав, что «после падения царского режима остался вакуум и это состояние длилось до октября»25, американский ученый отмечает: «Гений Ленина не в том, что он был творцом революции, а в том, что он вышел победителем из этого хаоса»26. По его мнению, Ленин проявил себя как политик нового типа, одержимый идеей, не связанный никакими моральными обязательствами и умело использующий приемы популистской пропаганды. «Левые, небольшевики, вызывали жалость своей нерешительностью и выглядели смешно с их неуместной демократичностью и угрызениями со-вести»27. Не многим от них отличалась и значительная часть большевистских лидеров, убежденных «в полном безумии происходящего»28. И «только Ленин мог управляться с этим сумасшедшим домом»29.
Учитывая эти и другие исследования, посвященные феномену
большевизма, я вновь возвращаюсь к продолжающему волновать меня вопросу: почему в февральском процессе большевики «переиграли» своих конкурентов, хотя эсеры существенно превосходили их по массовости (во всяком случае — на начальном этапе), а меньшевики — по интеллектуальному потенциалу? Да и в личностном плане, а также по глубине восприятия развертывающихся событий такие политики, как либерал Павел Милюков, октябристы Александр Гучков и Михаил Род-
зянко, анархист Петр Кропоткин, социалисты-революционеры Александр Керенский и Виктор Чернов, социал-демократ Георгий Плеханов, меньшевик-интернационалист Юлий Мартов, не уступали ни Владимиру Ульянову-Ленину, ни Льву Троцкому.
Думается, что мы приблизимся к ответу на этот вопрос, если попытаемся разобраться в типах политических субкультур, проявивших себя в деятельности различных социальных групп и организаций — главных участниц февральского процесса. Разумеется, дело это не простое, ведь и сегодня иные публицисты либерал-радикального толка не видят разницы между Плехановым и Лениным. Тем не менее разбираться придется, если мы и в самом деле хотим понять, что же произошло в период между февралем и октябрем 1917 г.
В российской политической культуре, как и в любой другой, можно найти элементы и консенсусного, и конфронтационного подхода к решению возникающих проблем. Однако даже при поверхностном знакомстве с отечественной историей становится очевидно, что доминирующую роль в этой культуре играл именно последний. Он был присущ не только властям, но и населению, которое в обычной жизни забавлялось кулачными боями, а когда дело доходило до серьезного, хваталось за дубины и присоединялось к Разину или Пугачеву, согревая свою душу мечтой либо о добром царе, либо о безбрежной воле.
Та же тенденция прослеживается и в восприятии действующих правителей. Ивана IV, доведшего Московское царство до полного истощения, уважительно называли «Грозным» (в немецкой историографии он «Ioann der Schräckliche» — «Иван Ужасный»), а Борис Годунов, который создал общественные фонды для помощи бедствующим, начал отправлять детей на учебу за границу, основал город Томск, ставший культурной столицей Сибири, и т. д., ассоциировался главным образом с убийством царевича Дмитрия.
Существенный поворот обозначился в годы правления Александра II, когда в обстановке резких социальных сдвигов, обусловленных проводимыми им реформами, в либеральных кругах начало расти правовое сознание. Заметные изменения претерпело и сознание новых городских низов, состоящих из вытесненных в город крестьян, вынужденных осмыслять себя уже в качестве рабочих. Постепенно возникли как бы два очага новой политической культуры — городское самоуправление и земство, с одной стороны, и различные формы крестьянского самоутверждения в городе, из которых впоследствии выросли Советы, — с другой. Вокруг этих двух очагов стали складываться политические партии с соответствующим видением происходящего.
Активным элементом политической жизни того периода была образованная часть общества — интеллигенция, включавшая в себя как разночинцев, так и выходцев из дворянской среды. Именно ее представители брали на себя организационное и программное обеспечение партий либерального толка, выступавших за постепенное совершенствование государственного уклада (консенсусный подход). И они же
вставали во главе партий, ставящих перед собой задачу изменения существующего строя революционным путем (конфронтационный подход) и переустройства общества на социалистических началах.
Но среди социалистов тоже не было единства. В своей обстоятельной работе, посвященной деятельности Партии социалистов-револю-30 Морозов 2005. ционеров30, российский историк К.Н.Морозов показывает, насколько отличались по типу поведения социал-демократы и эсеры. А ведь они происходили от одного корня — народнического движения, тех самых студентов, курсисток, мелких служащих, которые в едином порыве двинулись просвещать крестьянство, видя в этом свое призвание. В 1874 г. «пошли в народ», руководствуясь самыми благородными целями, две с половиной тысячи молодых людей. Кто-то из этих энтузиастов со временем стал земским учителем, врачом, землемером. Но большинство постигло глубокое разочарование. Крестьяне не поверили в искренность «баричей», переодетых в простое платье, и начали сдавать их полиции.
Столь неожиданная реакция стала поводом для переосмысления ситуации, сложившейся в разбуженном реформами обществе. Как результат — раскол народнического движения. Одни, полагая, что народ следует вдохновлять смелыми поступками, обратились к тактике террора, назвав себя социалистами-революционерами. Другие, обнаружив во взглядах немецких социологов К.Маркса и Ф.Энгельса с их теорией закономерностей общественного развития нечто полезное для понимания происходящего в стране, объявили себя социальными демократами. Погрузившись в изучение работ Маркса и Энгельса, прежде всего таких, как «Капитал» и «Манифест Коммунистической партии», они пришли к выводу, что Россия тоже идет по капиталистическому пути, что растущий новый класс — пролетариат — возьмет на себя роль гегемона в борьбе за справедливое общество и ему нужно помочь осуществить его историческую миссию.
Казалось бы, и те и другие — за социализм. Но если для социалистов-революционеров социализм был обществом, к которому следует идти, опираясь на крестьянство, трудовую интеллигенцию и рабочий класс, и в котором будет воплощена идея самоуправления (своего рода вариант «демократического социализма»), то социал-демократы видели в нем научный проект: рабочий класс под руководством отражающей его интересы партии в ходе революционных преобразований устанавливает свою диктатуру, ликвидирует частную собственность, обобществляет экономику и на плановой основе развивает производительные силы до такой степени, что становится возможной реализация коммунистического принципа «от каждого — по способностям, каждому — по потребностям».
Однако, как наглядно продемонстрировал К.Морозов, дело было не только в теоретических установках, но и в типе личностей, которые их придерживались. Это отчетливо проявилось в ситуации, когда после Октябрьского манифеста 1905 г., на который пошел Николай II под давлением обстоятельств, перед политическими партиями открылась
возможность для легальной деятельности и участия в выборах в российский парламент — Государственную Думу. Размежевались либерально-промышленные круги, представленные теперь Партией конституционных демократов (в дни Февраля кадеты станут называть себя Партией народной свободы) и Союзом 17 октября. Начали организационно оформляться националистические группировки, создавшие Союз русского народа. Усилилось размежевание и внутри левого лагеря. Социал-демократы разделились на меньшевиков, делавших упор на обрастание партии различными общественными организациями, и большевиков, предпочитавших подпольную работу с опорой на профессиональных революционеров. От социалистов-революционеров откололось правое крыло, образовавшее легальную Трудовую народно-социалистическую партию. Левая часть эсеров продолжала делать ставку на индивидуальный террор.
Как видим, линии размежевания на носителей консенсусной и конфронтационной культуры проходили не только между лагерями — либеральным и социалистическим, но и внутри этих лагерей и даже внутри отдельных партий. В таком виде политические партии вступили в февральский процесс, по-разному участвуя в нем и оказывая на него разное влияние.
На поведении партий сказывалось и их отношение к продолжавшейся войне. Наиболее сильно данный фактор отразился на социал-демократах. Большевики ратовали за прекращение войны и заключение сепаратного мира, за «превращение империалистической войны в гражданскую». Меньшевики раскололись на «оборонцев» (Чхеидзе, Церетели) и интернационалистов (Мартов). За продолжение войны выступал Плеханов и его группа «Единство».
Расхождения обнаружились и среди конституционных демократов. Лидер партии П.Н.Милюков был за войну до победного конца и сохранение института монархии. Но эту точку зрения разделяли далеко не все. На VII съезде партии (март 1917 г.) была принята резолюция, в которой кадеты высказывались за провозглашение России парламентской республикой.
И все же перед Февральской революцией четко обозначились два основных полюса: правый и левый. В ходе февральского процесса вокруг первого из них группировались сторонники демократических преобразований при сохранении рыночных отношений, выступавшие в поддержку Временного правительства, призванного провести выборы в Учредительное собрание, на котором российское общество окончательно решит, жить ли ему дальше в режиме конституционной монархии или республики; вокруг второго — партии социалистической ориентации с разным пониманием того, каким должен быть этот самый социализм и как к нему двигаться — через Учредительное собрание и сохранение демократических свобод либо путем решительного революционного выступления и создания нового общественного строя с новой властной структурой — диктатурой пролетариата в форме Советов.
Социальная и организационная опора либералов
31 Шевырин 2003: 71.
' Там же: 72.
33 Там же: 61.
Либерально-предпринимательский лагерь опирался на целый ряд мощных объединений, деятельность которых свидетельствовала о высокой способности российского общества к самоорганизации. Прежде всего речь идет о таких структурах, как Всероссийский земский союз (ВЗС), Всероссийский союз городов (ВСГ) и Военно-промышленный комитет.
Всероссийский земский союз (главноуполномоченный — кн. Г.Е.Львов) и Всероссийский союз городов (главноуполномоченный — В.Д.Брянский, а затем М.В.Челноков) были созданы летом 1914 г. для помощи правительству в организации тыла. Первый из них был образован 30 июля на съезде уполномоченных губернских земств, второй — 8—9 августа на съезде городских голов.
К сентябрю 1917 г. Всероссийский союз объединял уже 630 городов. За первые восемь месяцев этого года кассовый расход Союза составил 232 млн. рублей. В организованных ВСГ на пути следования войск, раненых и беженцев питательных пунктах были накормлены 12,9 млн. человек, в банях перемылись 35,9 млн. В 13 санитарных поездах Союза было перевезено 340 тыс. раненых, через госпитали с койками на учете ВСГ прошло более миллиона. На фронтах Союзом городов было выдано 50,5 млн. обедов, 80 млн. порций чая, 35,6 млн. штук стираного белья31. Попытаемся представить, сколько людей было занято в этой деятельности. Кто сегодня оценит их подвижничество?
Не менее масштабной была деятельность Земского союза. К концу 1916 г. в его рамках функционировали 7728 комитетов (174 — главных, 3454 — губернских и 4100 — фронтовых), в которых работали сотни тысяч людей. Если в начале войны ресурсы ВЗС не превышали 12 млн. рублей, выделенных земствами, то к 1 января 1916 г. эта сумма выросла почти до 190 млн. рублей32.
На волне патриотического подъема возник и Военно-промышленный комитет. Обстоятельства его создания подробно описаны в работе российского историка В.М.Шевырина. Известный промышленник П.П.Рябушинский прибыл на проходивший 25—27 июня 1915 г. в Москве IX торгово-промышленный съезд из «самого пекла войны, из-под обстрела вражеских пушек и, потрясенный почти гробовым молчанием русской артиллерии, призвал своих „братьев по классу" мобилизовать частную промышленность для эффективной помощи фронту»33. Идея был подхвачена почти сразу. Было решено создать Центральный военно-промышленный комитет (ЦВПК) с сетью районных организаций. Один только Московский комитет включал в себя 26 отраслей промышленности на территории, охватывавшей 12 центральных губерний. В конце 1915 г. главноуполномоченным ЦВПК был избран А.И.Гучков. Примечательно, что одним из его заместителей стал кн. Г.Е.Львов, в то время возглавлявший так называемый Земгор — объединенный комитет ВЗС и ВСГ.
Примечательно также, что во главе сформированной при ЦВПК Рабочей группы оказались социал-демократы — меньшевики К.А.Гвоз-
34 Пайпс 1994: 303—304.
35 Шевырин 2003: 73.
36 Там же: 74.
1 Зуев 2002: 107.
дев и В.О.Богданов. Как отмечает американский исследователь Р.Пайпс, Рабочая группа проводила «политику, типичную для меньшевиков, а позднее для возродившегося Петросовета, своего рода предтечей которого она и была. С одной стороны, группа помогала ЦВПК сохранять рабочую дисциплину в оборонной промышленности. С другой стороны, бросала пламенные призывы к скорейшему свержению монархии в разгар войны, которую при этом не собиралась прекратить»34.
Несмотря на все большую политизацию российского общества, неизбежно затронувшую и рассмотренные выше организации, они не утратили свою главную черту — способность к консенсусному взаимодействию. Об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что «в их структурах был представлен, пожалуй, весь спектр политических партий и течений... Доминировали в союзах либералы-кадеты, прогрессисты, октябристы. Земский союз имел в основном октябристский оттенок, Городской союз — кадетский»35. Вместе с тем «в союзах было много „демократической публики", так называемого „третьего элемента". Врачи, статистики, бухгалтеры, инженеры, юристы, учителя нередко заправляли делами в уездных комитетах ВЗС и местных отделениях Союза городов. Так, в 1916 г., накануне Февральской революции, около 2/3 состава местных отделений ВСГ приходилось на городскую интеллигенцию»36.
Приведенные данные позволяют нам полнее представить себе социальную и организационную базу первого состава Временного правительства. Ведь возглавил его тот самый кн. Г.Е.Львов, который руководил деятельностью Земгора, а военным министром стал А.И.Гучков, олицетворявший ЦВПК.
Поддерживали кадетско-октябристскую линию и другие организации. На Московском совещании 8—10 августа 1917 г., созванном, кстати говоря, по инициативе все того же неутомимого промышленника Рябушинского, присутствовали представители Временного комитета Государственной Думы, Союза землевладельцев, Союза офицеров армии и флота, торгово-промышленных кругов, интеллигенции, адвокатуры37.
Спрашивается, где были эти люди, когда на их глазах большевики готовили государственный переворот?
Советы Итак, правый лагерь подошел к революции с достаточно разветв-
как орган власти ленной организационной структурой. Казалось бы, сторонникам этого направления все карты в руки. Тем более что Петросовет, разместившийся в Таврическом дворце, первоначально занимал там всего одну комнату — тринадцатую. Кто мог тогда предположить, что из этого помещения с несчастливым номером будет раскручиваться сценарий действий, начиная с принятия пресловутого Приказа № 1 и кончая приходом к власти большевиков?
Вспомним приводившееся выше замечание американского историка Р.Пайпса о том, что прообразом Петросовета была Рабочая груп-
' Урилов 1997: 244.
39 От Февраля к Октябрю1957: 155.
па, созданная при Военно-промышленном комитете. В самом деле, просто поразительно, как люди, в критические дни крушения Российской империи объявившие себя властью, тут же смогли вступить во взаимодействие с парламентским органом — Временным комитетом Государственной Думы, а затем с Временным правительством, взяв на себя право санкционировать вхождение в него представителей левых сил (кандидатуру Г.В.Плеханова они так и не одобрили, причем дважды), выделить комиссаров, прикрепив их к вновь созданным министерствам, добиться восстановления дисциплины на предприятиях, наладить снабжение города продовольствием, возглавить целый ряд других хозяйственных служб — в общем, осуществить все то, о чем позднее писал Керенский.
Главная трудность, с которой сталкивались Советы, — несогласие в собственных рядах. Это касалось и меньшевиков, и эсеров. Лидер меньшевиков Ю.О.Мартов, вернувшись из эмиграции в Россию 9 мая 1917 г., назвал вхождение своих единомышленников — Чернова, Церетели, Скобелева — в 1-е коалиционное правительство «окончательной глупостью»38. Серьезные расхождения обнаружились между правыми и левыми эсерами. Иными словами, в Советах тоже шла постоянная борьба между сторонниками консенсусного и конфронтационного подходов к решению поднятых революцией проблем.
Вместе с тем и те и другие считали себя приверженцами «революционной демократии», причисляя к таковым и большевиков, мягко порицая их за излишний экстремизм, но никак не предполагая, чем это все в конечном счете обернется.
Отсюда — снисходительное отношение к участникам Июльского мятежа. Правда, с согласия Петросовета был издан приказ об аресте Ленина и других ведущих деятелей большевистской партии. Но особого рвения к их поиску службы Временного правительства не проявляли.
То, как в действительности все происходило, видно из воспоминаний «главного матроса» Октябрьского переворота П.Е.Дыбенко, опубликованных 40 лет спустя, когда скрывать подлинные события уже не было нужды:
«2 и 3 июля были созваны пленарные заседания судовых комитетов под моим председательством, на которых была принята резолюция о свержении Временного правительства и была послана в Петроград на миноносцах с требованием передачи власти в руки Советов. Эта делегация была арестована. Тогда в Петроград были направлены 3 миноносца, на одном из которых находился и я.
В Петрограде 5 июля я был арестован и посажен в „Кресты".
Из „Крестов", просидевши два месяца, 4 сентября был освобожден под залог без права выезда в Гельсингфорс.
Несмотря на это, 5 сентября на отходящем миноносце я выехал в Гельсингфорс. По приезде в Гельсингфорс снова был избран в Центро-балт председателем»39.
И, добавлю от себя, тут же приступил к подготовке вооруженного восстания.
Между тем в левом лагере все больше вызревала идея однородного социалистического правительства, то есть полной передачи власти партиям, представленным в Советах, в том числе и большевикам. За это выступал, в частности, лидер социалистов-революционеров В.М.Чернов (он был против создания 3-го — и последнего — коалиционного правительства), а также Ю.О.Мартов, возглавивший наконец-то объединившихся (на съезде 19—25 августа) меньшевиков. Оба они, впрочем, исходили из того, что, будучи сформировано, социалистическое правительство станет использовать в своей деятельности исключительно демократические методы.
Так или иначе, учреждение Предпарламента, с которым следовало согласовывать персональный состав Временного правительства, было шагом именно в этом направлении. Напомню, что большевиков подобная «игра» в социалистическую демократию не устраивала и они вышли из Предпарламента.
С точки зрения февральского процесса все это означало, что политика консенсусного сотрудничества с правым лагерем, на чем до последнего дня настаивал Г.В.Плеханов, приходит к концу.
В дни Российский историк И.Х.Урилов, по сути дела заново открывший
Октябрьского современному читателю личность Юлия Мартова — человека высокой переворота нравственной чистоты и преданности делу рабочего класса, показывает на фактах, чем обернулась попытка создания такого однородного соци-40 См. Урилов 1997. алистического правительства40.
Наступают дни и часы Октябрьского переворота. 24 октября Керенский направляется в Предпарламент, ставший средоточием левых сил, и требует решительных действий против большевиков. Реакция Мартова: давайте создадим Комитет общественного спасения, и пусть он улаживает конфликт политическими методами.
Вечером того же дня, в 20:30, в Предпарламенте проходит голосование. Большинством голосов (123 — за, 102 — против, 28 воздержались) принимается резолюция, в которой фактически выражается недоверие правительству Керенского. Через полтора часа, в 22:00, председатели Предпарламента Н.Д.Авксентьев, Ф.И.Дан и А.Р.Гоц прибывают в Зимний дворец и вручают эту резолюцию Керенскому.
На следующий день, 25 октября, когда в Петрограде полным ходом идет вооруженное восстание, Ф.И.Дан от имени ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов открывает II Всероссийский съезд Советов. В президиум избраны 14 большевиков, 7 эсеров и 4 меньшевика. В знак протеста против насильственных действий большевиков меньшевики и правые эсеры отказываются от мест в президиуме. В результате там остаются исключительно сторонники конфронтационного под-
хода — большевики, левые эсеры и представитель украинской социал-
41 Там же: 281. демократической партии41.
Больной Мартов (рак горла) уже с места требует прекратить вооруженные действия. Как отмечено в протоколе, «выступление Мартова было встречено овацией».
Большевики не реагируют, и тогда меньшевики и правые эсеры покидают зал. Через некоторое время Мартов возвращается и произносит уже вторую речь. В ответ — реплика Троцкого: «Вы — жалкие единицы, вы — банкроты, ваша роль сыграна. Отправляйтесь туда, где вам отныне надлежит быть, — в сорную корзину истории». При выходе Мартов говорит рабочим-большевикам: «Когда-нибудь вы поймете, в каком преступлении вы участвовали». Наступает перерыв. После перерыва председательствующий Каменев объявляет делегатам съезда:
42 Там же: 284. «Восставшие вошли в Зимний дворец. Министры арестованы»42.
Так закончилась история с однородным социалистическим правительством. Вне зависимости от субъективных устремлений его сторонников, попытка действовать по правилам социалистической демократии открыла дорогу «социализму с экстремистским лицом».
«Третий путь» Сегодня нам остается только гадать, были ли в 1917 г. реальные
не состоялся шансы на продвижение России в направлении «демократического социализма», о котором мечтали социалисты-революционеры и социал-демократы меньшевистской ориентации. По идее, после проведения Учредительного собрания в стране могло быть создано правительство, в которое вошли бы представители левых партий. Но удалось ли бы ему выйти за пределы альтернативы — либо Социалистическая республика в ее большевистском варианте, либо просто Демократическая республика — и найти некий «средний путь», открывавший возможность социальных преобразований при соблюдении демократических норм? Примечательно, что именно таким видела ход событий З.Н.Гиппиус, 1 марта 1917 г. сделавшая в своем дневнике такую запись: «Совершенно понятно, что ни один из Комитетов целиком — ни думский, ни со-43 Гиппиус 2002: 79. ветский — властью стать не может. Нужно что-то новое, третье»43.
Фактически в этом и заключался главный вопрос революции. Это отчетливо понимал Г.В.Плеханов, который, прибыв в революционный Питер, сразу же оценил обстановку и пришел к непростому для себя выводу, что для полноценных социалистических преобразований в духе Марксовой теории российское общество не готово, что еще «не смолота мука», из которой «выпекают пирог социализма», и потому необходимо взаимодействие всех политических сил, стоящих на демократических позициях. Здесь-то, по-видимому, и кроется разгадка поддержки Плехановым Временного правительства, которое должно было подготовить выборы в Учредительное собрание, где предстояло окончательно определить характер и формы власти в демократической России.
Как известно, поиск «третьего пути» завершился Октябрьским переворотом. И «зеленую улицу» ему открыли не Советы, в которых большевики на первых порах не располагали влиянием, а митинговая стихия крестьянских масс, только примерявших на себя рабочую робу, форму солдата или матроса. Именно на этой волне сторонники Ленина, обладавшие недюжинными организаторскими способностями и необыкновенным политическим чутьем, и вошли сначала в Зимний дворец в Питере, а затем — во всю Россию.
Это обстоятельство тоже почувствовала З.Н.Гиппиус, 7 марта 1917 г. записавшая в дневнике: «Да, Россией уже правит „митинг" со своей митинговой психологией, а вовсе не серое, честное, культурное и бес-44 Там же: 85. сильное (а — революционное) Временное правительство»44.
Впрочем, как мы знаем, этот «митинг» продолжался недолго. Опираясь на конфронтационную идеологию классовой борьбы, большевики навели в России порядок, постоянно внушая массам, что «добро должно быть с кулаками» и «гнилому гуманизму» нет места в стране, строящей светлое коммунистическое будущее. Слово «консенсус» фактически оказалось под запретом, и его впервые произнес М.С.Горбачев в начале нового Февраля, получившего название «Перестройка».
Вместо Честно говоря, до самого последнего времени, вернее, до написа-
заключения ния этого текста я не осознавал, почему меня не отпускает тема февральского процесса. Возвращаясь к осмыслению причин Февральской революции и сопоставляя прошедшее с днями сегодняшними, я стал еще более остро воспринимать трагедию русского ХХ в. За одно столетие рухнули как карточный домик две державы, одна из которых держала в страхе всю Европу, а другая — весь мир. Усилиями многих поколений создавалось Московское царство, затем Российская империя, где силой, где по-доброму растекаясь по евразийским пространствам. И все это практически мгновенно и, главное, неожиданным образом прекратило свое существование в последние дни февраля 1917 г. То же самое произошло и с Советским Союзом, влияние которого распространялось на страны Восточной Европы, Азии, Африки, Латинской Америки, а ядерный потенциал был способен в считанные минуты уничтожить все живое на земле. Что примечательно, ни та, ни другая империя не встретили при своей кончине хотя бы малейшей, хотя бы чисто эмоциональной поддержки со стороны населявших их людей. Обитатели империй просто приняли случившееся к сведению и стали жить дальше на их руинах.
Во время путешествий по северным лесам я не раз видел огромные муравейники, развороченные лапой медведя, и снующих муравьев, старающихся по каким-то только им понятным правилам выстроить для себя организационную структуру нового муравейника. Признаюсь, эти две империи — российская и советская — напоминают мне разворошенные муравейники лесов Заонежья.
45 Солженицын 1987/1989.
46 Солженицын 2007.
' Там же: 10.
Там же.
Но мы все-таки не муравьи и руководствуемся не только инстинктами. Нам нужно ясно понимать, какие изъяны в наших общественных структурах, в нашем характере, в нашей ментальности допускают почти мгновенное разрушение того, что строилось миллионами людей на протяжении длительного времени.
В своих «Узлах»45, осмысливая значение Февраля 1917 г. для судеб России, ответить на эти вопросы попытался А.И.Солженицын, проделавший огромную работу по изучению архивных материалов, свидетельств участников событий, печатных изданий того периода и эмигрантской литературы. В дни Февральского юбилея 2007 г. массовым тиражом была опубликована как бы сокращенная версия его изысканий под заголовком «Размышления над Февральской революцией»46. В чем же видит А.И.Солженицын глубинную причину происшедшего? Вот один из главных и, как мне кажется, ключевых его выводов. Отмечая, что в России возникло «мощное либерально-радикальное (и даже социалистическое) Поле», он пишет: «Много лет (десятилетий) это Поле беспрепятственно струилось, его силовые линии густились и призывали, и подчиняли все мозги в стране... Оно почти полностью владело интеллигенцией. Более редкими, но пронизывались его силовыми линиями и государственно-чиновные круги, и военные, и даже священство, епископат (вся церковь уже стала бессильна против этого Поля), и даже те, кто наиболее боролся против Поля, — самые правые круги и трон. Под ударами террора, под давлением насмешки и презрения эти тоже размягчались к сдаче. В столетнем противостоянии радикализма и государственности вторая еще больше побеждалась если не противником своим, то уверенностью в его победе. При таком пронизывающем влиянии всюду в аппарате государства возникали невольно-добровольные агенты и ячейки радикализма, они-то и сказались в марте Семнадцатого. Столетняя дуэль общества и трона не прошла вничью: в мартовские дни идеология интеллигенции победила — вот захватив и генералов, а те помогли обессилить и трон. Поле струилось сто лет — настолько сильно, что в нем померкло национальное сознание („примитивный патриотизм") и образованный слой переставал усматривать интересы национального бытия. Национальное сознание было отброшено интеллигенцией, но и обронено верхами. Так мы шли к своей национальной катастрофе»47.
И в другом месте: «И все же не сама по себе война определила революцию. Ее определил издавний страстный конфликт общества и власти, на который война наложилась. Все назревание революции было не в военных, не в экономических затруднениях как таковых, но в интеллигентском ожесточении многих десятилетий, никогда не пересиленном властью»48.
Мне меньше всего хотелось бы полемизировать с человеком, который в свое время один на один выступил против огромной машины тоталитарного режима и при этом выстоял, разбудив своими произведениями впавшее в шизофренический транс общество. Но, как говорит-
ся, истина дороже. Само по себе указание на противостояние власти и общества в лице радикализированной интеллигенции не объясняет, чем такое противостояние вызвано. Собственные размышления на эту тему, подкрепленные материалами лекций, с которыми я выступал в Германии, в Мюнстерском университете, привели меня к заключению: все зависит от способности общества выстраивать властные структуры и институты, позволяющие согласовывать интересы постоянно усложняющихся социальных групп, прежде всего в области экономических отношений. Конфронтационный подход осложняет решение этой задачи. И наоборот, консенсусный подход, находящий отражение в реформах, способствует установлению диалога между социальными группами, а также между обществом и властью.
История показывает, что российское общество развивается толчками — от консенсусных реформ к конфронтационным заморозкам, приводящим к кризисам; от послекризисного состояния к новым реформам и новым заморозкам. «Дней Александровых прекрасное начало» сменилось бюрократическим застоем при Николае I, обернувшимся поражением в Крымской войне 1854—1855 гг. Затем реформы Александра II, на смену которым после убийства царя-реформатора террористами в 1881 г. приходит ужесточение при Александре III и его сыне Николае II. Снова поражение — в Русско-японской войне 1905—1906 гг., и снова вынужденное обращение к реформам на основе Октябрьского манифеста 1905 г. Первая мировая война как бы приостановила логику реформ. Но она вновь заявила о себе Февральской революцией 1917 г., которая, с исторической точки зрения, открывала возможность для их продолжения — теперь уже в условиях демократически избранной верховной власти. Своеобразие сложившейся тогда ситуации заключалось в том, что в самом начале революции на политическую арену вышли представители разных политических субкультур. Одна — консенсусная, носителями которой выступали торгово-промышленные круги, либеральная интеллигенция, городские средние слои, демократически настроенный средний и высший военный командный состав, а также часть левых политических партий (правые меньшевики, правые эсеры, группа «Единство» Г.В.Плеханова). Другая — конфронтационная, с ориентацией на решение проблем в рамках прямой демократии (Советы). Экстремистски настроенная группа большевиков сумела в конце концов опереться на эту субкультуру и довольно легко пришла к власти, исказив затем саму суть народного представительства и установив в России тоталитарный режим, находившийся в полном противоречии с принципами февральского процесса 1917 г.
Крушение советской империи фактически вернуло Россию на позиции Февраля 1917 г. Но первоначальный демократический процесс, начатый в 1991 г., постепенно перерождается в авторитарный режим с чисто внешними демократическими декорациями. Как и на рубеже XIX и ХХ вв., страна стоит перед дилеммой: либо общество поставит под свой контроль властные структуры, либо те начнут выстраивать очеред-
ной имперский «муравейник» со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями, в том числе и в форме углубляющегося разрыва между обществом и властной бюрократией. Какой сценарий будет реализован — вопрос открытый. Российскому обществу предстоит нелегкий экзамен на политическую зрелость в рамках консенсусной культуры.
А пока?.. Пока власти двигают страну в конфронтационном направлении, создавая атмосферу осажденной крепости и приучая население к тому, что Россию окружают враги — прежде всего в лице США и НАТО.
Эти строки я пишу в жаркие июньские дни 2007 г. в академической больнице в Ясенево, где врачи кардиологического отделения пытаются наладить мне кровяное давление. Обстановка доброжелательная. Приветливый персонал. Высокий профессионализм врачей. Мудреная медицинская аппаратура, в основном западного происхождения. Но... довольно скромное питание и алюминиевые вилки в столовой. Такими вилками я пользовался после войны в заводской столовой в г. Электростали, где начался мой трудовой путь. Так обстоят дела в главной больнице системы Академии наук. А что происходит в городских, районных и сельских больницах, разбросанных по всей России?
Алюминиевые вилки — это всего лишь напоминание о том, что нельзя решать такую задачу, как «сбережение народа» (выражение А.И.Солженицына), и одновременно раскручивать очередной виток гонки вооружения, в частности закладывая новые сверхсовременные атомные лодки для себя и для других. Не повторится ли парадоксальная ситуация, когда подлодки времен «холодной войны» ржавеют в Кольском заливе и маленькая Норвегия из собственного бюджета выделяет средства для их демонтажа. А Соединенные Штаты, которые мы вновь хотим превратить в своих противников, тратят деньги своих налогоплательщиков на уничтожение химического оружия, горы которого накоплены вдоль берегов великой русской реки Волги.
Иными словами, между алюминиевыми вилками, которыми мы пользуемся по сей день, и огромными субмаринами существует прямая взаимосвязь. И пока это обстоятельство не будет уяснено на уровне массового сознания, определенная часть политического класса России, связанная с силовыми структурами и военно-промышленным комплексом, будет продолжать толкать страну в сторону еще одного державного муравейника.
В этом заключается и главный урок февральского процесса 1917 г. Консенсусный сценарий ведет в семью цивилизованного человечества. Конфронтационный — к новой катастрофе, трагические последствия которой вряд ли удастся преодолеть.
Библиография Бердяев Н.А. 1990. Истоки и смысл русского коммунизма. — М.
Бьюкенен Д. 2006. Моя миссия в России. Воспоминания английского дипломата. 1910—1918. — М.
Гиппиус З.Н. 2002. Дневники. — М.
Горький М. 2005. Несвоевременные мысли: Заметки о революции и культуре. — СПб.
Зуев М.Н. 2002. История России. Кн. 2.: История России в XIX — начале ХХ века. — М.
Керенский А.Ф. 1993. Россия на историческом повороте: Мемуары. — М.
Керенский А.Ф. 1996. История России. — Иркутск.
Ленин В.И. Полн. собр. соч. — М.
Морозов К.Н. 2005. Судебный процесс социалистов-революционеров и тюремное противостояние (1922—1926): этика и тактика противоборства. — М.
Орлов Б.С. 2007. Г.В.Плеханов и Февральская революция 1917 г. — М.
От Февраля к Октябрю (из анкет участников Великой Октябрьской Социалистической революции). 1957. — М.
Пайпс Р. 1994. Русская революция. — М.
Плеханов Г.В. 1921. Год на родине: Полное собрание статей и речей, 1917—1918 гг. В 2-х томах. — Paris.
Солженицын А.И. 1987/1989. Красное колесо. Повествование в отмеренных сроках. — Вермонт, Париж.
Солженицын А.И. 2007. Размышления над Февральской революцией. // Российская газета. 27.02.
Суханов Н.Н. 1922. Заметки о революции в 7-ми томах. Берлин.
Суханов Н.Н. 1982. Записки о революции. Т. 3. Кн. 5, 6, 7. — М.
Улам А.Б. 2004. Большевики. Причины и последствия переворота 1917 г. — М.
Урилов И.Х. 1997. Ю.О. Мартов. Политик и историк. — М.
Хереш Э. 2004. Купленная революция. Тайное дело Парвуса. — М.
Шевырин В.М. 2003. Власть и общественные организации в России (1914—1917). — М.
Bernstein E. 1984. Die Voraussetzungen des Sozialismus und die Aufgaben der Sozialdemokratie. — Berlin, Bonn.
