CC BY
23
ОБЩЕЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ И ОТДЕЛЬНЫЕ МЕТОДЫ
2013.02.002. УФИМЦЕВА Н.В. ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ: ДИНАМИКА И ВАРИАТИВНОСТЬ. - М.; Калуга: РАН. Ин-т языкознания, 2011. - 252 с.
Уфимцева Наталья Владимировна - доктор филологических наук, профессор, главный научный сотрудник Института языкознания (отдел психолингвистики), зав. кафедрой психолингвистики Московского государственного лингвистического университета, специалист в области психолингвистики и общего языкознания1.
В монографии, состоящей из восьми глав, введения («От автора») и заключения («XXI век: Лингвистика или психолингвистика?») обсуждаются представления о социальных, культурных и психологических детерминантах формирования языкового сознания, закономерностях его развития, о методологических принципах его анализа и экспериментальных методах исследования.
Во введении в тезисной форме изложены некоторые теоретические положения автора, например: «В основании формирования сознания как специфического регулятора поведения человека лежат как врожденные, так и приобретенные в процессе социализации факторы... Путь, по которому идет ребенок, овладевая знаковым мышлением, имеет универсальный характер, и основополагающим в этом процессе является переход от действия к представлению благодаря формированию семиотической функции» (с. 5). Системность
1 Автор работ: Русский ассоциативный словарь / Караулов Ю.Н., Черкасова Г.А., Сорокин Ю.А., Тарасов Е.Ф.,Уфимцева Н.В. Русский ассоциативный словарь: - М., 2002-2004. - Т. 1-3.
сознания, понимаемая как системность образующих его значений, «не является раз и навсегда заданной индивиду, а является следствием все более полного познания реального мира, все более полного социального опыта. Значение и смысл - две образующие сознания -постоянно развиваются, хотя суть этого развития и не является для них одинаковой: значение развивается за счет все более полного "присвоения" того содержания, которое существует в общественном сознании, а смысл развивается по мере развития социального опыта, т.е. как бы "надстраивается» над значением" (там же).
В главе первой «Лингвистический и психолингвистический анализ структуры падежной системы (на материале русского языка)» внимание автора сосредоточено, во-первых, на проблеме «се-мантичности» падежных форм (исследуется связь категории падежа с внеязыковой реальностью); и, во-вторых, на вопросе о том, каким образом находит свое выражение в реальном функционировании языка иерархический характер падежной системы, постулируемый лингвистами для системы языка.
Глава начинается с характеристики лингвистического подхода к анализу структуры падежной системы, который обычно заключается в установлении количества падежей в данном языке и приписывании каждому падежу определенного круга выражаемых им значений. При этом наибольшие затруднения, по мнению автора, у лингвистов вызывает проблема классификации падежей и проблема иерархии внутри падежной системы. В первую очередь автор упоминает общую теорию падежного значения, разрабатывавшуюся в русле структурного направления лингвистики Л. Ельм-слевым, Р. Якобсоном и др. и нашедшую свое дальнейшее развитие в русле трансформационной грамматики (в частности, в исследованиях Ч. Филмора, который связывает понятие падежа с глубинной синтаксической структурой). Далее рассматривается развитие теории падежа в отечественной науке о языке, начиная с конца XIX в. (работы А.Х. Востокова) и до второй половины XX в. (работы Е.В. Чешко, Ю.Н. Караулова, Ю.С. Степанова и др.). Особо выделяются исследования категории падежа, выполненные для целей машинного перевода, и работы, посвященные математическому моделированию категории падежа. На основе выполненного анализа Н.В. Уфимцева делает вывод об отсутствии в лингвистике единого подхода к определению термина «падеж». Более или менее
единообразно падеж определяется лишь с функциональной точки зрения как форма имени, выражающая его синтаксические отношения к другим словам. Различие взглядов на природу падежа обусловливает и отсутствие единообразного подхода к проблеме иерархии внутри падежной системы. Единственное, что, по мнению автора монографии, объединяет все существующие классификации, -это признание особой роли падежа субъекта - номинатива (прямого падежа) и противопоставление его всем остальным (косвенным) падежам. При этом, замечается далее, одним из недостатков традиционной теории является пренебрежение исследованием номинатива на фоне пристального изучения косвенных падежей.
От рассмотрения традиционного лингвистического представления падежной системы Н.В. Уфимцева переходит к исследованию особенностей ее становления и функционирования в норме и патологии. Для этих целей был использован свободный ассоциативный эксперимент, где в качестве стимулов брались существительные в различных падежах, а также методика предъявления слов в затруднительных обстоятельствах, на фоне белого шума. Помимо этого в работе были использованы результаты экспериментального исследования динамической афазии, проведенные Т. В. Ахутиной, а также данные по детской речи (исследователи А.Н. Гвоздев, А.В. Захарова, А.Ф. Сохин) и по звуковой речи глухонемых детей (исследователь Ф.И. Шиф). Н.В. Уфимцева приходит к выводу о том, что процесс формирования грамматической категории в онтогенезе осуществляется в ходе предметной деятельности ребенка, от значения - к форме его языкового выражения. (Эти данные подтверждаются на примере овладения речью глухонемыми детьми.) Усвоение падежной системы ребенком опосредовано особенностями ее функционирования в речи взрослого носителя языка, в том числе и частотностью данного элемента в речи. Однако первые появляющиеся у ребенка падежи являются не адаптированным вариантом падежной системы взрослого, а представляют собой законченную (на каждом определенном этапе языкового развития ребенка) систему, имеющую свою внутреннюю логику.
Результаты эксперимента подтверждают также наличие иерархичности внутри падежной системы, которая проявляется, прежде всего, в различной частоте употребления падежей в речи. (Так, наиболее частотными являются именительный, винительный и ро-
дительный падежи.) При этом именительный падеж является доминирующей падежной формой: с него начинается усвоение падежей, он наиболее устойчив к различным искажениям, выступает заменой любого косвенного падежа, а при распадении падежной парадигмы (при рассмотренных в монографии видах афазии) является единственной употребляемой формой существительного.
Основная часть главы второй «Становление символической функции в онтогенезе» посвящена сравнительному анализу концепций Л.С. Выготского и Ж. Пиаже об онтогенезе мышления и языковой способности. Как Л. С. Выготский, так и Ж. Пиаже показали, что до возникновения символической функции (которую ребенок открывает для себя в возрасте двух лет) речь и мышление развиваются независимо друг от друга, и лишь затем линии их развития сливаются, мышление становится речевым, а речь интеллектуальной, хотя и после этого значительная часть мышления не имеет прямого отношения к речевому мышлению и не все виды речевой активности относятся к речевому мышлению. Однако Ж. Пиаже пошел дальше: на основе многочисленных экспериментальных данных он вскрыл природу символической функции, продемонстрировав ее образование на базе развития сенсомоторного интеллекта; показал, каково соотношение языка и мышления в различные моменты развития психики ребенка.
Тем не менее недостатком концепции Ж. Пиаже, по мнению Н.В. Уфимцевой, является то, что исследуемые психические структуры интеллекта и управляющие ими законы рассматриваются как явления индивидуальной психики. Семиотическая функция, по Ж. Пиаже, возникает в индивидуальной истории на до-лингвистическом уровне и лишь затем социализируется через знаки языка. Напротив, в концепции Л.С. Выготского развитие мышления в онтогенезе есть процесс овладения ребенком системой общественно-исторически выработанных знаний, зафиксированных в значениях слов, который происходит лишь в ходе общения ребенка с окружающими его взрослыми. (Эта мысль была впоследствии развита в трудах А. Валлона.)
Большое внимание также уделено описанию дискуссии между Ж. Пиаже и Н. Хомским о проблеме существования в человеческой психике некоторого врожденного «фиксированного ядра». Точка зрения Ж. Пиаже заключалась в том, что у человека не суще-
ствует врожденных когнитивных структур, наследственным является лишь функционирование интеллекта, который и порождает эти структуры через организацию последовательных действий с предметами. Напротив, Н. Хомский на основе данных по исследованию языка пришел к выводу о том, что языковая способность человека детерминирована генетически, составляет часть человеческого разума и определяет некоторый «класс» грамматик, доступных человеку. Н.В. Уфимцева подробно анализирует доводы обеих сторон, описывает попытки других участников этой дискуссии сблизить позиции Ж. Пиаже и Н. Хомского. Однако, заключает автор, подобное сближение невозможно в принципе, поскольку теория Н. Хомского, будучи высоко формализованной и внутренне непротиворечивой, не имеет тем не менее под собой никакой психологической реальности, в то время как в основе теории Ж. Пиаже лежит огромный психологический материал.
Заключительная часть главы посвящена работам отечественных тифлосурдопедагогов И.А. Соколянского и А.И. Мещерякова, в которых описываются особенности возникновения человеческого поведения и психики у слепоглухонемого ребенка. Данные работы, как замечает Н.В. Уфимцева, служат ярким подтверждением постулата о том, что развитие психики ребенка не происходит под действием биологических законов, а является культурно-обусловленным. (По словам А.Н. Леонтьева, формирование психики личности в онтогенезе протекает как процесс «присвоения» культуры общества.)
Глава третья «"Присвоение" культуры и язык» посвящена исследованию того, как в процессе этого присвоения формируется психика индивида, и того, какую роль в этом процессе играет язык.
В концепции Л. С. Выготского развитие мышления осуществляется как процесс усвоения ребенком общественно-исторически выработанных действий и операций. Язык играет в этом процесс решающую роль: с одной стороны, он вводит в сознание ребенка рамки социального опыта коллектива, а с другой стороны - является средством фиксации (в значении слова) результатов этой социализации. Значения, с точки зрения Л.С. Выготского, являются основной составляющей сознания1. Развитием представлений Л.С. Вы-
1 Выготский Л.С. Мышление и речь. - М.; Л., 1934. - 362 с.
готского о структуре сознания являются концепции А.Н. Леонтьева (который помимо значений выделяет в структуре сознания личностный смысл и чувственный образ) и В.П. Зинченко. Последний добавляет к числу «образующих» сознания биодинамическую ткань движения и действия и выделяет в структуре сознания два слоя: рефлексивный и бытийный. (Позднее В.П. Зинченко ввел в свою модель также и духовный слой сознания.)
Из трактовки значения как основной составляющей сознания вытекает представление о том, что значение развивается и проходит в онтогенезе определенные стадии своего развития. Данный процесс, по словам А.А. Леонтьева, отражает поэтапное проникновение ребенка в «суть вещей». Таким образом, заключает Н.В. Уфимцева, структура значения слова должна быть различной на разных возрастных этапах развития ребенка, несмотря на тождество употребления слова, и в этой структуре должны найти отражение результаты его социализации. Предпринимаемое Н.В. Уфимце-вой далее экспериментальное исследование нацелено именно на подтверждение данного положения.
Проблема формирования и развития понятий (значений) считается одной из ключевых проблем общей психологии, исследованию которой посвящены многие работы. В монографии Н.В. Уфим-цевой подробно описываются: 1) экспериментальные исследования Л.С. Выготского и Ж.И. Шиф, сконцентрированные на выявлении ступеней развития детского мышления; 2) работа Дж. Энглина, посвященная проблеме развития внутреннего лексикона человека; 3) психологические и психолингвистические исследования речевого поведения детей с помощью ассоциативного эксперимента С. Эрвин и Д. С. Палермо; 4) работы Дж. Диза, посвященные проблеме соотнесенности ассоциативной структуры с семантической структурой словаря носителя языка; 5) исследование Д. Энтвисл, в котором структура ассоциативного значения изучается с использованием факторного анализа, предложенного Дж. Дизом.
Объектом исследования Н.В. Уфимцевой становится развитие субъективного содержания знакового образа. Исследование носит комплексный характер и включает три эксперимента: 1) ассоциативный устно-письменный; 2) на группировку слов; 3) на объяснение их значения. Испытуемыми во всех трех случаях были школьники разного возраста, которым предлагался один и тот же
набор из 29 слов (существительных, прилагательных и глаголов), образующих некоторые тематические группы.
Особо показательными оказались результаты первого и третьего экспериментов. Так, ассоциативный эксперимент выявил зависимость количества слов-реакций, их разнообразие и стереотипность от пола и возраста испытуемых, а также от принадлежности слов-стимулов к определенной части речи. Кроме того, результаты эксперимента показали, что полученные ранее данные (преимущественно на материале английского языка) о преобладании у детей синтагматических реакций над парадигматическими не являются универсальными. Так, для носителей русского языка основная тенденция заключается в движении от преобладания парадигматических реакций у детей к синтагматическим у взрослых.
Четыре возраста, исследованные Н.В. Уфимцевой в эксперименте на определение значения слова, образуют как бы четыре этапа развития структуры значения. При этом структуры значения существительного, прилагательного и глагола развиваются как принципиально разные, что подтверждает высказанное А.Н. Леонтьевым предположение об их различной психолингвистической природе. Существительные и отчасти прилагательные служат средством хранения и упорядочивания сведений о предметах и явлениях реальной действительности, об их свойствах и отношениях, а глагол, будучи по природе своей психолингвистическим предикатом, служит для упорядочивания лингвистической структуры высказывания.
Глава четвертая «Мотивация в речевом воздействии: Проблемы и концепции (70-80-е годы XX в.)» посвящена обсуждению природы мотивации, ее специфики и роли при изучении и объяснении поведения человека. В зарубежной психологии не существует единого подхода в изучении данного вопроса, поэтому основная часть главы базируется на положениях отечественной психологии, рассматривающей мотивацию в рамках деятельностного подхода. В главе рассматривается связь мотивов с эмоциями и личностным смыслом; излагается проблема истоков мотивации и способы ее решения в отечественной и западной психологии; описывается развитие и становление специфически человеческих форм потребности и их отличие от потребностей животных.
В заключение главы делается вывод о том, что достижение цели посредством чужой деятельности предполагает, во-первых, четкое представление о потребностно-мотивационной сфере объекта своего воздействия и, во-вторых, владение системой социальных предписаний, существующих в данном обществе.
В главе пятой «Порождение речевого высказывания: Психолингвистический аспект моделирования» автор ставит перед собой задачу сформулировать общие требования, которым должна отвечать модель процесса порождения речи, и выявить те методологические принципы, которые должны быть положены в основу такой модели. С этой целью рассматривается модель речемыслительной деятельности Л. С. Выготского, учение о внутренней динамической схеме высказывания А.Р. Лурии, модели речепорождения А.А. Леонтьева и Т.В. Ахутиной-Рябовой, модель TOTE (Test-Operate-Test-Exit) Д. Миллера, Ю. Галантера и К. Прибрама и психологическая модель И.А. Зимней (являющаяся, по мнению Н.В. Уфимцевой, развитием модели А.А. Леонтьева). Лингвистический подход к проблеме представлен моделью Г. В. Колшанского, в которой механизм речепорождения рассматривается в рамках процесса порождения текста.
Кроме того, Н.В. Уфимцева подробно анализирует концепцию деятельности Н.А. Бернштейна и идею опережающего отражения действительности П. К. Анохина (поскольку процесс порождения речевого высказывания рассматривается как особый вид деятельности, имеющий такую же психологическую структуру, как и любая другая форма деятельности).
Сформулировав общие требования, которым должна отвечать психологически релевантная модель порождения речи, Н.В. Уфимцева приходит к выводу о том, что среди всех рассмотренных ею моделей речепорождения только модель А.Н. Леонтьева, будучи моделью высокой степени абстракции, отвечает указанным требованиям. Кроме того, это - единственная модель, которая может рассматриваться как модель порождения диалогической речи, поскольку она касается не только процессов порождения, но и процессов восприятия речи.
Глава шестая «Язык, культура и образ мира» посвящена рассмотрению методологической базы этнопсихолингвистики - научного направления, сформировавшегося в 1970-е годы в рамках мо-
сковской психолингвистической школы. Центральной проблемой современных этнопсихолингвистических исследований является изучение национально-культурной специфики языкового сознания; при этом главной причиной непонимания при межкультурном общении признается различие национальных сознаний коммуникантов. В главе раскрывается сущность понятия «языковое сознание»: оно понимается как совокупность структур сознания, в формировании которых были использованы социальные знания, связанные с языковыми знаками, обсуждаются возможности ассоциативного эксперимента как способа его овнешнения. По замечанию Н.В. Уфим-цевой, исследования языкового сознания с помощью ассоциативного эксперимента дают возможность выявить не только системность содержания образа сознания, стоящего за словом в той или иной культуре, но и системность языкового сознания носителей той или иной культуры как целого и показывают уникальность и неповторимость образа мира каждой культуры. (Согласно точке зрения Е. Ф. Тарасова, именно постижение системных качеств культурных предметов представляет сложности при изучении другой культуры и служит причиной конфликтов непонимания или неполного понимания в межкультурном общении.)
Как показывает исследование Е.А. Попковой, также рассматриваемое в рамках главы, при изучении иностранного языка содержание языкового сознания искусственных билингвов хотя и меняется, но практически не приближается к содержанию языкового сознания представителей культуры изучаемого языка, поскольку за словом иностранного языка у искусственных билингвов стоят знания о реалиях родной культуры, а структура образа сознания, связанная со словом изучаемого языка, определяется набором значений, стоящих за эквивалентным словом в родном языке.
В главе седьмой «Языковое сознание: структура и содержание» рассматриваются различные подходы к феномену сознания и его структуре, при этом особый акцент делается на концепциях Л.С. Выготского и его последователей - А.Н. Леонтьева и В.П. Зинченко. Постулируется, что содержание сознания культурно обусловлено и есть результат особой, свойственной данной культуре системе организации элементов опыта, которые сами по себе не всегда уникальны и повторяются во множестве культур. В подтверждение данному тезису приводятся результаты различных экс-
периментов, направленных на выявление специфики языкового сознания той или иной культуры. В частности, автор обращается к анализу данных «Словаря ассоциативных норм русского языка»1 и «Русского ассоциативного словаря»2 с целью проследить изменения, произошедшие в сознании русских в период 1970-1990-х годов.
Тема изучения языкового сознания на материале ассоциативных словарей продолжается в главе восьмой «Ассоциативный тезаурус как модель языкового сознания носителя языка». В ней обсуждаются принципы создания словарей ассоциативных норм, их структура и возможности использования. В конце главы делается вывод о том, что материалы ассоциативного тезауруса позволяют исследовать системность образа мира носителей данной культуры. Ассоциативный тезаурус представляет собой модель языкового сознания человека, которая объединяет набор правил оперирования знаниями определенной культуры (вербальными и невербальными значениями), отражающими образ мира данной культуры.
В заключительной главе «XXI век: Лингвистика или психолингвистика?», полемизируя с А.В. Вдовиченко - автором книги «Расставание с языком: Критическая ретроспектива лингвистического знания»3, - Н.В. Уфимцева подчеркивает, что психолингвистика открывает перед современной лингвистикой возможность разрешить ее предметный кризис и занять по праву подобающее ей центральное место среди наук о человеке, поскольку именно психолингвистика по-настоящему работает в русле антропологической парадигмы и позволяет окончательно осознать многие явления, которые не могли получить полного обоснования в рамках лингвистических теорий.
Л. С. Жукова
1 Словарь ассоциативных норм русского языка / Под ред. Леонтьева А.А. -
М., 1977. - 191 с.
2
Русский ассоциативный словарь / Караулов Ю.Н., Черкасова Г.А., Уфимцева Н.В. и др. - М., 2002. - Т. 1-2.
3
Вдовиченко А.В. Расставание с «языком»: Критическая ретроспектива лингвистического знания. - М., 2008. - 511 с.
