CC BY
24
история Дудкина / Липпанченко близка детективному хронотопу; отношения Аблеуховых - хронотопу семейного романа с его ретроспекциями и неловкими разговорами за обеденным столом; в любовных отношениях Софьи Петровны, Николая Аполлоновича и Сергея Лихутина отчетливо просматриваются хронотопы романа «Анна Каренина» Л. Толстого и оперы «Пиковая дама» П. Чайковского. Когда эти традиционные хронотопы уступают место фантастическому, будь то в форме снов или видений, или причудливых замечаний повествователя, становится очевидной иллюзорная природа воспринимаемого мира. Хронотоп этой иномирной реальности, хотя часто и сокрытый, но всегда присутствующий под поверхностным, внешним временем-пространством «Петербурга», и есть нулевой хронотоп.
Т.Г. Юрченко
2013.01.028. ВАСИЛИЙ ГРОССМАН В АНГЛИИ. (Сводный реферат).
1. Роман советского писателя возглавил в Англии список бестселлеров // Новости Владивостока на VL.ru: [Электр. ресурс]. - Владивосток, 2011. - 23 сентября. - Режим доступа: http://www.newsvl.ru/ world/2011/09/23/91857/
2. ЗИНИК З. Мыльная опера на Би-би-си по роману Василия Гроссмана «Жизнь и судьба».
Zinik Z. Vasily Grossman's BBC soap opera // Times literary supplement. - L., 2011. - 28.09. - Mode of access: http://www.the-tls.co.uk/tls/public/article785746.ece
3. ТЭЙЛЕР К. «Всё течет...» Василия Гроссмана.
TAYLER C. «Everything flows» by Vasily Grossman // The Guardian. -L., 2010. - 22.05. - Mode of access: http://www.guardian.co.uk/books/ 2010/may/22/everything-flows-vasily-grossman-review
В сентябре 2011 г. роман В.С. Гроссмана (1905-1964) «Жизнь и судьба» - о Второй мировой войне - возглавил список бестселлеров британского книжного рынка (1). Как сообщает Русская служба Би-би-си, ситуация кажется совершенно невероятной: «Это лучший роман ХХ в.», - в этом глубоко убежден главный редактор Радио 4 Би-би-си Марк Дамейзер. В результате «Жизнь и судьба» превратилась в восьмичасовой (13-серийный) радиоспек-
такль, что в свою очередь привело к невиданному всплеску интереса к военной эпопее полувековой давности.
Происходящее с книгой Гроссмана в Британии сродни, как пишут английские СМИ, тому, что было в СССР «в перестроечном 1988 г. - когда роман был впервые опубликован после почти 30-летнего запрета. Авторы английских газет подчеркивают, что писатель сознательно пошел по пути "Войны и мира", и даже название своей книге дал такое же величественно-эпическое»1.
Критики воссоздают детали захватывающей, детективной истории романа: главный редактор журнала «Знамя», получив рукопись, немедленно передал ее в КГБ; оставшиеся у автора экземпляры были арестованы (их изъяли прямо из дома писателя); главный идеолог партии М.А. Суслов обещал, что роман будет опубликован в СССР не раньше чем через 200-300 лет. Однако благодаря героическим усилиям друзей писателя - Семёна Липкина, Андрея Сахарова, Владимира Войновича - экземпляр романа удалось вывезти за границу, где он и был впервые опубликован в 1980 г. Писатель умер в 1964 г. в возрасте 59 лет, так и не увидев выхода в свет своей самой глубокой книги.
К первому появлению романа на английском языке причаст-на Русская служба Би-би-си. В начале 1980-х годов ее сотрудник, бывший советский диссидент Игорь Голомшток, сделал четыре радиопередачи, посвященные роману. Он же передал переводчику на английский Роберту Чандлеру экземпляр опубликованного в Швейцарии первого русского издания книги.
1 Здесь уместно напомнить, что «величайшим писателем XX в.» В. Гроссман был назван и в американской газете «Уолл-стрит джорнэл». Об этом сообщил П. Басинский 11.05.2007 в федеральном выпуске «Российской газеты», где он изложил рецензию Джозефа Эпштейна «Наследник Толстого». «Толстовский вектор» в романе «Жизнь и судьба», по мнению Дж. Эпштейна, был очевиден читателю, как и масштабность произведения. «С другой стороны - жестко-аналитическая манера письма Гроссмана и его экзистенциалистский подтекст, заявленный уже в самом названии, не совпадали с органикой толстовской прозы, зато, безусловно, делали этот роман выдающимся явлением литературы ХХ в.». - Басинский П. Объявлен наследник Толстого // Российская газета. - М., 2007. - Федеральный выпуск № 4361. - 11.05. - Режим доступа: http://www.rg.ru/2007/05/11/ grossman.html. - Прим. реф.
На четвертом канале радио Би-би-си прозвучала новая радиопостановка по роману «Жизнь и судьба». Рекламируя передачу, радиожурналисты представили Гроссмана как диссидентского автора, типичную жертву тоталитарного режима. На самом деле, как замечает писатель и литературный критик З.Е. Зиник (2), большую часть жизни В. Гроссман провел в среде видных литературных деятелей советского истеблишмента. Во время Второй мировой войны, будучи корреспондентом газеты, имея звание офицера Советской армии, он стал звездой советской журналистики; живо, в деталях он описывал героизм людей тыла, тяжелую оборону Сталинграда, нацистские зверства на оккупированных территориях, ужасы концлагеря Треблинка и падение Берлина. Он был автором многих официально признанных публикаций, которые принесли ему государственные премии и ордена.
Очевидно, полагает З.Е. Зиник, писатель знал, что делает, когда в 1961 г. дал в московский журнал «Знамя» роман «Жизнь и судьба», в котором сталинизм приравнивался к нацизму. Текст немедленно передали советским органам безопасности; квартира Гроссмана подверглась обыску; его рукописи и даже ленту пишущей машинки изъяли.
Такое обращение с литератором-диссидентом было обычным для КГБ, о чем Гроссман хорошо знал. Москва начала 1960-х годов уже не была «сталинской тюрьмой»; осуждение Хрущёвым сталинизма в 1956 г. на ХХ партсъезде необратимо изменило идеологический климат в стране. И все же, когда в 1957 г. роман «Доктор Живаго» издали в Италии, советская пресса заклеймила Бориса Пастернака как предателя - эта кампания довела поэта до отчаяния и ранней смерти. Вместе с тем в конце 1950-х годов на площади Маяковского в центре Москвы происходили неофициальные выступления поэтов, читавших стихи, не прошедшие цензуру. Это был период в советской истории, когда впервые обычные люди могли купить пишущую машинку и напечатать самиздатские прозаические и поэтические тексты для себя и своих друзей. Полуофициальные концерты и горячие политические дискуссии проходили в кафе и университетских аудиториях.
Подобные виды деятельности порой жестоко наказывались властями. Это был бурный, противоречивый период в советской истории, что помогает объяснить, почему Гроссман так упорно
стремился к тому, чтобы опубликовать роман-эпопею «Жизнь и судьба». Несомненно, он понимал, что его книгу сочтут антисталинистской, но, видимо, надеялся, что ее не признают антисоветской. Как иначе объяснить тот факт, что он написал письмо Хрущёву с просьбой пересмотреть решение партийных идеологов о запрещении книги, задает вопрос З.Е. Зиник.
В эпосе Гроссмана можно обнаружить ноту исторического оптимизма, аналогичную звучащей в произведениях А.И. Солженицына и частично разделяемую Б. Л. Пастернаком в «Докторе Живаго»: веру в то, что ужасы сталинизма были необходимы для очищения русского национального духа. Это убеждение стало главным источником расхождения Солженицына с Варламом Шаламовым, который в условиях фашизма (подобно Примо Леви1) резко отверг возможность признания любой духовной пользы такого страдания и извлечения любых уроков из опыта сталинских трудовых лагерей. Для Шаламова, как и для П. Леви, концлагерь - это ад, и единственный долг художника слова - описать этот ад достаточно живо, чтобы будущие поколения имели об этом представление.
Гроссман пришел к такому же выводу и в своем последнем из неопубликованных в свое время произведений - «Всё течет...». Повесть была завершена в 1963 г., опубликована сначала за рубежом во Франкфурте-на-Майне в 1970 г. и лишь в 1989 г. - на родине, в журнале «Октябрь» (№ 6). В 2010 г. повесть вышла в английском переводе Роберта Чандлера и была отрецензирована в литературном приложении к газете «Таймс»2. Но когда «Жизнь и судьба» появилась в самиздате в 1970-е годы (экземпляр романа сохранили друзья Гроссмана и в 1980 г. книгу издали за границей), новая российская интеллектуальная элита, знакомая с Оруэллом, Кёстлером, Камю, отнеслась к роману Гроссмана скептически, потому что в их глазах он был слишком близок к системе, которую пытался разоблачить.
1 Примо Леви - итальянский поэт, прозаик, эссеист, переводчик; был узником лагеря Фоссоли под Моденой, затем перевезен в Освенцим (Моновиц-Буна); в 1995 г. в Париже была создана Ассоциация его имени в защиту жертв политических репрессий и пыток. - Прим. реф.
См.: Hosking G.A. Stalin and the four Judases // Times literary supplement. -L., 2011. - 04.03.
Р. Чандлер, воссоздавая историю и судьбу книги Гроссмана в 1985 г. в предисловии к своему переводу эпопеи (на этом тексте основана радиопостановка Би-би-си), акцентировал то качество романа, которое, на взгляд З. Зиника, существенно для понимания «этого исторического шедевра». Речь идет об его автобиографической природе. Для центрального персонажа романа - Виктора Штрума, физика-ядерщика - характерно то же чувство вины, что и для Гроссмана. Мать писателя (как у Штрума) осталась за линией фронта, в тылу врага на Украине и была убита нацистами, что произошло и в романе, поскольку вторая жена Штрума не захотела жить вместе с его матерью.
Сходство персонажа с писателем этим не ограничивается. Писатель, как и персонаж, завел роман с лучшей подругой своей жены; подписал инспирированное партийными органами обращение, требующее разобраться с еврейскими докторами, обвиненными в чудовищных преступлениях. Зная о жестокости, проявленной советскими войсками на оккупированных территориях, Гроссман молчал; он промолчал и когда советская пропагандистская машина «наехала» на его коллег-писателей - Михаила Зощенко и Анну Ахматову.
«Жизнь и судьба» - это своего рода энциклопедия нравственного выбора в тяжелых обстоятельствах, в которых писатель оказывался или был их свидетелем, летописцем: битва за Сталинград, очереди евреев в газовые камеры, лубянская тюрьма или немецкие концлагеря. В книге развернута панорама советского общества, охватывающая и либеральную интеллигенцию, невольно соучаствовавшую в процессе изоляции и преследования того, кто отказывался подчиниться коллективной идее достижения благой цели негодными средствами.
В авторских комментариях между эпизодами повествования Гроссман обсуждает не столько тоталитарные идеи как таковые, сколько их последствия. Это своего рода донесение с передней линии моральных компромиссов и голос корреспондента, их передающего со всеми его комментариями, крайне важны. Фактически разговор, который Гроссман ведет с самим собой, исповеднический по своей природе, есть акт раскаяния, осуществляемый через многих персонажей. Роман «Жизнь и судьба» написан как своего рода сценарий для радио - повествователь беседует со слушателями.
Голос повествователя вызывает у читателя доверие к автору, когда он делится своими соображениями о том, что происходило в головах Гитлера и Сталина, совершавших преступления против человечности, и когда автор повествует о сокровенных чувствах жертв Холокоста в последние минуты их жизни.
Радиотеатр воспроизводит экзотическую реальность Советской России. С характерным для радиодрамы Би-би-си безупречным мастерством сценаристы - Джонатан Майерсон, Майк Уокер и продюсер Элисон Хинделл «прорываются» сквозь сложный сюжет гроссмановской семейной саги о сестрах Шапошниковых, об их семьях и любовных отношениях во время Второй мировой войны. Пытаясь сохранить эпический масштаб произведения с его сотнями персонажей и бесконечными связями между ними, Би-би-си опубликовала упрощенное генеалогическое древо на своем веб-сайте, так что можно для прояснения ситуации «загрузить» эпизод о каждом персонаже. Однако создатели радиодрамы сконцентрировались на линии Виктора Штрума (актер Кеннет Бранах) и гибели его матери, а также на противоречивой, с советской точки зрения, судьбе нескольких офицеров Красной армии во время обороны Сталинграда и на моральных дилеммах комиссара Крымова (сталинист поначалу, он постепенно переживает духовное перерождение; в конце концов, его арестовывают). При этом в радиопостановке авторский голос отсутствует: его функции распределены между различными персонажами.
В результате получилась убедительная экзотическая радиопостановка о Советской России, заключает З. Зиник. И только монологи в ней (как, например, последнее письмо от матери Штрума -его читает Джэнет Сузман) передают исповедальный ужас, кроющийся в основе семейной истории. Однако здесь явно не хватает голоса Гроссмана, который объединял бы в единое эпическое целое повествование о лживом триумфе коллективной судьбы над жизнью человека, индивида.
По мнению английского литературного критика и журналиста Кристофера Тэйлера (3), роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» мог бы сделать писателя таким же знаменитым на Западе, каким стал Солженицын, если бы он вышел не в 1960 г. (за четыре года до смерти писателя от рака желудка), а раньше. В результате вплоть до последнего времени он был мало известен в англоязыч-
ном мире. Автор статьи приводит биографию писателя, особо выделяя его известность как военного журналиста, писавшего об обороне Сталинграда, Курской дуге, прошедшего с Красной армией до Берлина и одним из первых опубликовавшего материалы о нацистских лагерях смерти. Упоминается о том, что сразу после войны В. Гроссман стал составлять и редактировать «Черную книгу» - об истреблении нацистами евреев на оккупированных территориях СССР и Польши, но этот проект был запрещен советскими властями в связи с кампанией против космополитизма.
По мнению К. Тэйлера, в 1950-е годы писатель стал диссидентом лишь частично - в знак протеста против антисемитизма, расцветшего в последние годы жизни Сталина. Тем не менее роман о войне «За правое дело» (1952) был вполне ортодоксальным, чего не скажешь о его продолжении - романе «Жизнь и судьба», принятом властями в штыки. В связи с этим К. Тэйлер приводит фрагмент диалога В. Гроссмана с главным партийным идеологом, задавшим писателю риторический вопрос: «Почему мы должны добавить вашу книгу к атомным бомбам, которые наши враги собираются сбросить на нас?»
Роман-эпопею «Жизнь и судьба» К. Тэйлор оценивает как осознанную попытку написать «Войну и мир» о Второй мировой войне, но писатель сконцентрирован в романе на сталинских и нацистских жестокостях, проводя параллели между ними, что в СССР было недопустимо; вот его и загнали в «темный угол». Еще более откровенен Гроссман в повести «Всё течет...», возможно, потому, что даже и не думал ее публиковать.
Это произведение, не опубликованное при жизни писателя, повествует о некоем Иване Григорьевиче, который 30 лет провел в ГУЛАГе и вышел на свободу в период, когда Россия переживала недолгую «оттепель» после смерти Сталина. Книга включает в себя сцены, разговоры, истории и даже очерки о ГУЛАГе, об ужасах 1930-х годов и нравственных последствиях частичного признания государством (при Хрущёве) своей вины. Мало у кого из персонажей, встреченных Иваном, совесть чиста; некоторые из них даже обижены на государство за разоблачения. В повести, как отмечает Р. Тэйлер, прослежена генеалогия разных видов конформизма и фанатизма, хотя признается: даже самого подлого стукача нельзя осуждать слишком быстро и легко.
Особенно ярким К. Тэйлору кажется начало: Иван наведывается к своему кузену, посредственному ученому, который процветает благодаря «космополитическим чисткам». Блестяще - от первого лица написаны картины искусственного голода на Украине в 1932-1933 гг., емкие очерки о ГУЛАГе, основанные на устных свидетельствах заключенных. Ленин и Сталин, как пишет К. Тэйлер, изображены слабее, хотя поражает своим мужеством заявление о том, что глубокая русская душа, боготворимая Гоголем и Достоевским, была, как и диктаторы, «плодом тысячелетнего рабства».
Повесть «Всё течет...» была переведена на английский в 1972 г. как «Forever flowing» Томасом Уитни (T.P. Whitney). Однако Роберт Чандлер (его перевод романа «Жизнь и судьба» сделал Гроссмана известным в Англии) раскритиковал текст Т. Уитни, посчитав его перевод громоздким, содержащим много ошибок и основанным на неполной рукописи. Неспециалисту, как считает К. Тэйлер, версия Т. Уитни не кажется существенно отличающейся от перевода Р. Чандлера.
Т.Н. Красавченко
Русское зарубежье
2013.01.029. «СОВРЕМЕННЫЕ ЗАПИСКИ», (ПАРИЖ, 19201940): Из архива редакции / Под ред. Коростелёва О., Шрубы М. -М.: НЛО, 2011. - Т. 1. - 952 с.
В планируемых к изданию четырех томах будет опубликована основная часть редакционной переписки (около 2000 писем) важнейшего литературно-общественного журнала межвоенной русской эмиграции - «Современные записки». Части разрозненного редакционного архива находятся в различных хранилищах мира. Архив В.В. Руднева содержится в Leeds Russian Archive, другие материалы главного редактора журнала оказались в архиве Илли-нойского университета в Урбане-Шампейн, США (UIUC. Pregel / Rudnev. Box 4). Принадлежащая М.В. Вишняку часть редакционного архива журнала хранится в собрании библиотеки Лилли Инди-анского университета в Блумингтоне, США (Lilly Library. Vishniak papers), часть его материалов, имеющих отношение к «Современным запискам», находится в Стэнфорде (США) - в личном архиве
