CC BY
133
В целом, полагает Императори, в культурном контексте «текучей современности», когда значение различия полов все более преуменьшается, если не вовсе отрицается, сравнение феноменологии Э. Штайн и Э. Левинаса может оказаться чрезвычайно актуальным и полезным.
М. Туркина
2012.04.019. МИРОНОВ А.В. ФИЛОСОФИЯ АРХИТЕКТУРЫ: ТВОРЧЕСТВО ЛЕ КОРБЮЗЬЕ. - М.: Макс ПРЕСС, 2012. - 292 с.
Новая монография известного российского философа А.В. Миронова посвящена анализу творческого пути великого зодчего XX в. Ле Корбюзье. В отечественной литературе, как философской, так и искусствоведческой, специальных исследований, посвященных анализу творчества французского архитектора, не проводилось. В лучшем случае исследователи обращали внимание лишь на последний период творчества Ле Корбюзье. Монография Миронова исправляет этот недостаток и представляет интерес как для философов, исследующих социум, так и для специалистов в области искусствоведения и истории искусства XX в.
Анализ осуществлен на фоне философской концепции Миронова о проявлении технократизма как предельного случая рационального мировоззрения. С точки зрения автора, «технократизм -это: 1) перенос профессионального мышления и ценностей из сферы научной и/или инженерной деятельности, а также любой профессиональной среды на все остальное многообразие отношений; 2) абсолютизация математических моделей, придание им онтологического статуса» (с. 39). Подобное оригинальное определение отличается от классического представления о технократизме как простой власти технических специалистов.
Сравнивая подходы Леонардо, Ч. Чезарьяно и Ле Корбюзье к человеку, автор демонстрирует устойчивость технократического мировоззрения последнего (с. 166-170). Миронов выделяет ценности, доминирование которых позволяет идентифицировать технократизм у конкретных его носителей вне зависимости от исторического контекста и культурных предпочтений (с. 42-57).
Представляет интерес реконструкция религиозных взглядов Ле Корбюзье. Миронов обращается к его фразе: «Цифра всемогуща, я ей поклоняюсь». На основе этой фразы и других ей подоб-
ных, а также исходя из анализа возведенных Ле Корбюзье сооружений, можно сделать вывод о его поклонении математике и технике. Наряду с этим человек не представляет для Ле Корбюзье никакой ценности. Известно, что на вопрос, как бы он поступал, будучи медиком, Ле Корбюзье ответил: «Я не сделал бы ничего. Я оставил бы людей мирно умирать, вот и все» (с. 269). В целом, взгляды Ле Корбюзье относятся к современному неоязычеству.
Предложенные планы реконструкции городов и единственный реализованный из них проект для индийского города Чандигарх страдают от общего недостатка - оторванности от наличных условий. Концепция у Ле Корбюзье всегда довлеет над реальностью. Это утверждение применимо в масштабах как города, так и отдельных зданий: виллы Савой, Марсельской жилой единицы и др.
Несмотря на недостатки, Ле Корбюзье стал первым архитектором, предложившим проект мегаполиса на 3 миллиона жителей. Среди причин, по которым идеи Ле Корбюзье не были реализованы, Миронов указывает на отсутствие сопряжения проектируемых трасс и старых дорог. В двух проектах для Парижа на приведенных иллюстрациях видна эта ошибка архитектора.
В череде строений Ле Корбюзье воплотил свою известную максиму: «Дом - это машина для жилья» (с. 144). С точки зрения Миронова, они демонстрируют пренебрежение архитектором человеческими потребностями. Одним из таких зданий является Приют, возведенный для Армии спасения в Париже. Ле Корбюзье рассматривает не только дом, но и человека как машину, принуждаемую функционировать в заданных архитектором условиях. Данное утверждение автор иллюстрирует конфликтами Ле Корбюзье с Армией спасения, недовольной многочисленными недостатками Приюта, домами Жауль, Марсельской жилой единицей и др. Общий вывод Миронова: Ле Корбюзье всегда пренебрегал людьми. Он был далек от содержавшихся в «Афинской хартии» (ставшей руководящим документом для нескольких поколений архитекторов) философских положений гуманистического характера и никогда не применял их на практике.
Вершиной творчества Ле Корбюзье является создание системы Модулор - антропоцентрического, с точки зрения архитектора, метода расчета архитектурного пространства от мебели до планировки квартир и конструкций зданий. Основанием Модулора явля-
ется человеческое тело. В связи с этим Миронов дает исторический обзор связи пропорций человеческого тела и математических закономерностей. Интерес вызывают реконструкции так называемого витрувианского человека, совершенные Леонардо (1490) и Чезарь-яно (1521). Леонардо, если верить Миронову, следовал рациональной и гуманистической традиции, описывая человека при помощи математики. Чезарьяно, в свою очередь, был верен технократической традиции, предписывая телу математические закономерности. Результат получался различным. Леонардо отказался от представления Витрувия о совпадении пупка человека и центров квадрата и окружности, описанных вокруг человеческого тела. У Леонардо «человек естественен, а математика лишь указывает на те места, где пропорции и тело нашли точки соприкосновения». Тем самым геометрия служит для Леонардо инструментом для описания» (с. 164-165). Но, по Чезарьяно, человек подчинен математике, и тело растягивается как во время пытки (с. 165-167).
Ле Корбюзье использует оба подхода и объясняет происхождение своей системы сразу двумя способами: антропологическим и геометрическим. В первом случае он выбирает рост мужчины с поднятой над головой и чуть согнутой рукой. Полученная величина равна 2,26 м, и она определяет высоту потолка в помещении. Во втором случае в созданную геометрическую конструкцию помещается человеческое тело в той же позе, благодаря чему высота потолка остается неизменной - 2,26 м.
Миронов ставит вопрос: «Почему выбор высоты жилого помещения определяется поднятой над головой рукой?» (с. 176). На рациональном уровне ответа на такой вопрос Ле Корбюзье не дал, поэтому автор реконструирует его подсознательные мотивы в опоре на многочисленные цитаты во славу порядка и математической закономерности. Безусловно, в этом проявляется античеловеческая направленность творчества Ле Карбюзье. Подтверждением тому служат воспоминания М. Жауль, бывшей свидетельницей стройки, а потом и жительницы дома, построенного зодчим для семьи ее родителей. Заголовок, под которым вышли воспоминания, красноречив: «Человек, который ненавидел детей, не мог быть совсем плохим». По словам Жауль, в доме были плохие звукоизоляция и освещение, а выглядел он настолько отвратительно, что другие дети спрашивали хозяйку дома: «Почему вы живете на
заводе?» (с. 182). Внешнее оформление дома по требованию Ле Корбюзье не могло быть изменено. И люди в нем не жили, а были просто статуями, тогда как сам дом был красив и печален, подобно музею (с. 183).
На примере дома Жауль Миронов иллюстрирует «тайну эстетики» необрутализма. Для искусствоведов использование Ле Корбюзье необработанного бетона стало открытием, а для архитекторов - объектом подражания. На самом деле в доме Жауль и Марсельской жилой единице необработанный дикий (от англ. brutal) бетон оказался результатом отвратительной работы строителей. Ле Корбюзье писал: «Я решил оставить все это скотство» (с. 187). Несмотря на очевидные причины подобного внешнего вида зданий, архитекторы бездумно стали его повторять, а критики им восхищаться.
Большое внимание в работе Миронова уделено Марсельской жилой единице и ее предшественникам: домам-коммунам, построенным в СССР в первые годы советской власти. На основе результатов, полученных Ле Корбюзье и М.Я. Гинзбургом, автор делает вывод о том, что различия в философии технократизма и рационализма обеспечили советских жителей комфортными условиями для проживания (с. 240-241). В самой Марсельской жилой единице, несмотря на огромную площадь квартир, составлявшую около 100 м2, и множество нововведений, для большего комфорта все оказалось бесполезным. Планировка была неудобной: при длине квартиры в 24 м ширина составляла 3,66 м, причем реальная ширина оказывалась еще меньше. В квартире были встроенные шкафы (впервые придуманные и использованные Ле Корбюзье в строительной практике), а треть квартиры в длину перегораживала ширма. Она должна была превращать комнату в две независимые спальни на ночь и объединять их в общее пространство днем. Все эти изыски предписывали жителям строго определенное поведение и максимально ограничивали их свободу в движении и функциональном использовании пространства. Миронов на данный счет приводит аналогию с тюрьмой, в которой осуществлен тот же принцип организации пространства (с. 237).
Философской проблеме архитектуры, а именно ее направлению - функционализму, посвящена отдельная глава монографии. Ле Корбюзье считается основоположником данного направления,
хотя сам он и отвергал этот факт (с. 57). Миронов предлагает различать два подхода в решении проблемы функционализма в архитектуре. Первый - рациональный - сочетает выделение как простых функций человека (фундаментальных потребностей), так и интегративных: уюта, комфорта, красоты, престижа, моды, презентации и др. При рациональном подходе архитектор стремится сочетать разные функции, в том числе интегративные. Второй - технократический - заключается в сведении потребностей человека исключительно к небольшому набору простых функций. Закономерным архитектурным достижением подобного отношения к людям является тюремная камера. У Ле Корбюзье жилые помещения в последний период творчества оказывались непригодными для элементарной трансформации под индивидуальные потребности. Все было спланировано и не могло быть изменено - это был закон. И его не могли отменить сформулированные когда-то самим Ле Корбюзье ранние принципы создания новой архитектуры, утверждавшие гуманизм и свободу архитектурной планировки внутренних помещений.
Собственным декларациям о свободе, гуманизме и учете географических особенностей Ле Корбюзье никогда не следовал (с. 208). На склоне лет ему выпал шанс построить новый город Чандигарх - столицу индийского штата Пенджаб. Прибывшим на переговоры чиновникам было заявлено, что все будет сделано, не выезжая из Парижа. После такого заявления архитектора пришлось внести в договор специальное требование о посещении Индии. Это не спасло ситуацию. Посетив будущее место строительства, Ле Корбюзье спланировал все так, что хуже сложно было придумать. Поставленные перпендикулярно направлению ветров здания получали максимальный удар стихии, вода с искусственных холмов затапливала первые этажи зданий, клерки жаловались на темноту и сквозняк в помещениях (с. 219).
Проектирование Марсельской жилой единицы и зданий в Чандигархе осуществлялось на основании Модулора. Его применение даже самим Ле Корбюзье давало странные результаты. В случае Чандигарха три года проектировались здания с преувеличенными в два раза размерами, а в Марселе при строительстве неожиданно всплыли нарушения пропорций (с. 229). В обоих случаях Ле Корбюзье находит себе оправдания (с. 230-231).
Завершая исследование творчества французского архитектора, Миронов проводит анализ двух вариантов функционализма. Первый из них - рациональный, построенный на вычленении часто повторяемых человеческих действий и потребностей. Эти функции архитектор стремится удовлетворить, оставляя жильцам пространство для развития и проявления индивидуальности. Второй - технократический - отождествляет человека и выделенные функции. Их число при этом весьма незначительно. Возможностей для развития и самостоятельного действия человеку не остается, он оказывается придатком к социальному или производственному механизму. Мир, создаваемый архитектором, в таком случае лишен национальных, культурных, личностных и географических различий (с. 236-238).
Взаимоотношения Ле Корбюзье и власть предержащих рассмотрены в последней главе монографии. Видимая аполитичность Ле Корбюзье приводила в восторг его политических противников. Он был готов к сотрудничеству с кем угодно. Например, Ле Корбюзье активно выполнял заказы буржуазии и строил для ее представителей виллы. Он же совершал поездки в СССР, давая повод для обвинений в коммунизме. Но встреча с Муссолини и работа в профашистском правительстве Франции позволяли повесить на Ле Корбюзье иной ярлык. В действительности в подобных ярлыках нет никакого толка. Просто в эпохи идеологического противостояния Ле Корбюзье пытался стоять над схваткой, предлагая строить, а не воевать (с. 247-259). Это была не политическая беспринципность, а сознательное нахождение «по ту сторону добра и зла». «Ницшеанская святость» в полной мере удалась мастеру, он поднялся над требованиями эпохи и потребностями людей, предложив им свой технократичный мир уродливых сооружений. К этому миру последующие поколения архитекторов будут припадать как к источнику вдохновения.
В качестве приложения к работе дана реконструкция характера Ле Корбюзье на основе предложенного М.Е. Бруно учения о характерах, так называемой характерологической креатологии. Характерологическая креатология является новым направлением в психологических, философских и искусствоведческих науках, и пока она недостаточно широко известна, не стала полноценной частью дискурса. Но, судя по активной деятельности приверженцев
школы Бруно, недалек тот час, когда применяемый ими подход станет популярным. Реферируемая монография служит тому подтверждением.
Миронов в приложении сообщает дополнительные сведения о жизни великого мастера архитектуры и делает вывод о полифоническом характере Ле Корбюзье. Данный характерологический тип объясняет склонность архитектора к сочетанию несочетаемого, к противоречиям между своими теоретическими требованиями и воплощением их на практике. В рамках подобного характерологического типа противоречия являются необходимым условием творческого развития художника, обеспечивая его внутренним конфликтом. Ле Корбюзье оказался сильным духом творцом; он оставил богатое наследство, изменил облик архитектуры в XX в., не сломался под ударами судьбы. Несомненно, такой человек заслуживает уважения и внимательного изучения.
Для читателей, интересующихся архитектурой и биографиями великих зодчих, данная работа послужит примером критического отношения к наследию великого архитектора.
С.А. Ермолаев
