CC BY
576
Современная архитектура и город
И.Г.Лежава
В этой статье под «современной архитектурой» подразумевается то давнее, ностальгическое понятие, которым мы пользовались почти весь ХХ век. Есть и другие его названия: «функционализм», «интернациональный стиль» или, более редкое, «эпоха великих мастеров». Но благодаря специальным журналам и французскому «I' architecture d'au jourd'hui» «современная архитектура» более привычна для нашего слуха. Меня заинтересовало, насколько термин «современная архитектура» соответствует значению, которое он приобрел в начале прошлого века? Это рудимент или реальное живое понятие? И вообще, что происходит в наши дни с архитектурой и градостроительством?
История. Сто лет назад шла жестокая борьба новой, пуританской архитектуры за место под солнцем. Архитектура «современная» - это набор известных авторов, течений и пластических сочетаний. В ее материальной основе - металл, стекло и бетон. «Несовременная» - это те или иные ордерные сочетания, модерн, эклектика и вообще любой историзм. Новый город - широкие проспекты и дома, свободно стоящие под солнцем, старый - узкие улицы и темные дома-колодцы (см. постулаты Афинской хартии).
Поначалу новый стиль формировался в Европе. Позже к нему подключилась Америка, а к 1960-м годам - Япония и другие страны. Тогда «современную архитектуру» возглавляли четыре кумира, четыре великих мастера: Ле Корбюзье, Франк Ллойд Райт, Вальтер Гропиус и Мис ван дер Роэ. Новая архитектура призывала ценить не показную красоту, а зеленые просторы, солнце в окнах и свежий воздух в комнатах. Призывала строить много и быстро (население-то росло). Никаких портиков, фронтонов и каменных рустовок, собирающих грязь. Не дворцы, а дешевые дома для простых людей. Никакой пыли в интерьере! Никаких пуфиков и гардин. Невероятные перспективы сулил технический прогресс.
Раньше у человека с повышением благосостояния тут же возникала необходимость в уборщицах, поварихах, экономках. Теперь стало возможным обойтись без прислуги. Появились холодильник, пылесос, газовая плита, стиральная машина. Жизнь стала более демократичной. Строительную область усовершенствовали грейдеры, подъемные краны, бульдозеры, самосвалы. Интенсивно внедрялись сотни отделочных материалов, металлоконструкций, бетон, асфальт. Однако это было только начало.
Классический период «современной архитектуры» (СА) легко узнаваем благодаря стилю. Но архитектура великих мастеров породила не только стиль. Функционализм резко
расширил диапазон пластических средств. Зодчие освоили неведомые доселе силуэты и формы зданий. Появились огромные стекла, новые виды поверхностей, раздвижные стены, открыто-закрытые пространства и т.д. Началось освоение подземного, надземного и водного пространства, потом и космоса. Всего этого ранее не существовало. «Музыка пространств» стала гораздо сложнее. Какая эйфория царила тогда среди приверженцев нового течения! Какой отсталой представлялась старая, классическая архитектура.
Ле Корбюзье (я буду часто упоминать это имя, поскольку он был первый среди великих), проиграв конкурс на дворец Лиги Наций в Женеве, издевался над победителем Пьером Ваго. Утверждал, что функциональное построение его дворца примитивно, а фасад, перегруженный украшениями, помпезен и некрасив. Толстые стены из камня - дороги. Затхлые интерьеры лишены света и солнца. Казалось, упреки эти безусловно справедливы. Появилась уверенность, что новая архитектура, наконец, нашла свое русло. Но все оказалось гораздо сложнее.
Уже в 1930-е годы началось расшатывание постулатов и понятий в многочисленных хартиях, декларациях, меморандумах и принципах, относящихся к «современной архитектуре». Тезисы Афинской хартии и лозунги С1АМ, призывавшие вместо тесных кварталов в центре городов строить дешевые дома за городом, среди солнца и зелени, не были услышаны. Через десяток лет стоимость жилья в тесном городском цен-
Фантазия Я.Чернихова. Символ «современной архитектуры» 1930-х годов
Типичный московский купеческий особняк начала ХХ века. До 1940-1960-х годов считался архитектурой «дурного вкуса»
тре стала выше, чем на периферии. Социальные контакты оказались предпочтительнее зеленых просторов. Лозунги стандартизации (штамповать дома, как автомобили) тоже не вызвали энтузиазма. Знаменитый штампованный поселок Пессак, построенный Ле Корбюзье, не выдержал испытания временем. Там все однотипные дома были перестроены под нужды владельцев. Дома, естественно, потеряли первоначальную стилевую элегантность, но никто, кроме историков функционализма, не увидел в этом ничего плохого.
Архитектура не могла стоять на месте. После снятия ордерных ограничений все зодчие отправились на поиски новых пластических форм, ломая манифесты ранних функционалистов. Даже тезисы Ле Корбюзье, превозносившие прямой угол «для людей» в противовес кривой дороге «для ослов», завершились его же «кривыми» произведениями. Появился «ленточный» проект нового Алжира, «нелинейный» павильон фирмы «Филипс» и пластичная капелла в Роншане. В начале 1960-х годов стал набирать силу «разгул» архитектурных форм. Каждая страна, каждый город, каждый архитектор пытались сотворить нечто особенное. В этой ситуации противопоставлять одну архитектурную форму другой не имело смысла. Стерильный функционализм стал терять свою силу. Побеждала «всеядность».
Ле Корбюзье. Вилла «Савой». «Изысканный минимализм». 1920-е годы
Ле Корбюзье. Линейный Алжир. Полный отказ от небоскребной сетки современного города. 1950-е годы
«Современная архитектура» начала ветвиться, превращаясь в некое раскидистое дерево. Внутри ее возникли самостоятельные стилистические течения. Стали сменять друг друга неолиберти, футуризм, неопластицизм, архитектурный конструктивизм, неоклассицизм, органическая архитектура, метаболизм, новый брутализм и т.д. Чем больше появлялось «измов», тем более размытым становился привычный образ СА. Можно сказать, что это направление постарело и потеряло определенность первоначального своего значения.
Еще одна потеря. «Современная архитектура» всегда базировалась на устремленности в будущее, к новизне и прогрессу. Но непрерывное производство «новизны» обесценило этот процесс, и он обернулся своей противоположностью - увлеченностью стариной. Появился интерес к охранительству, возникли ретростили, расцвели идеи «воссоздания утраченного», историзм, постмодернизм и т.д. Это был серьезный удар по СА. Постепенно, получив историческую перспективу, функционализм, видимо, влился в единую историко-архитек-турную реку, став предметом истории.
Взрыв. Вернемся в середину прошлого века. Тогда для фанатиков СА каждое здание из стекла и бетона считалось событием. Еще в 1960-е годы значимых построек было мало. Помню обложку «I' architecture d'au jourd'hui» 1960 года.
Ле Корбюзье. Часовня в Роншане. Отказ от прямых углов. 1950-е годы
Ле Корбюзье. Фрагмент макета небоскребного Парижа будущего. 1920-1930-е годы
На ней поместились все лучшие произведения предыдущего десятилетия. Это были постройки в Европе, США, Бразилии и Японии. Мы знали их буквально в лицо. Знали авторов. Но «интернациональный стиль», как степной пожар, распространился по всему миру. В строительной гонке стало участвовать огромное число стран, названия которых даже не всем известны. Сказывались различия в уровне развития строительных технологий, в национальных традициях и авторских амбициях.
Количественный взрыв породил и другие проблемы. Прошло не более 30 лет, и понятие «современная архитектура» разделилось на два основных потока. Поток Миса ван дер Роэ - массовое коммерческое строительство офисов, обычно в виде неких стеклянных небоскребов. Поток Ле Корбюзье -поиски новых индивидуальных форм, заполняющих элитные журналы.
Начнем с небоскребов. Великие мастера возлагали на них большие надежды. Мис ван дер Роэ построил Сиграм-билдинг в Нью-Йорке и жилые дома на Лейк-Шо-драйв в Чикаго, определив на многие годы стиль высоток во всем мире. Тот же Ле Корбюзье проектировал жилые небоскребные центры в городе на 3 млн. жителей. Их же он предлагал Парижу и Москве. Дезурбанист Франк Ллойд Райт разработал город-дом в виде полуторакилометровой высотной башни. Небоскребы заполнили Манхэттен. Но время неумолимо мчится вперед, и эра небоскребов постепенно проходит. Если не считать
странноватого Москва-Сити, высотки перестали «возбуждать» европейцев. В последнее время они перекочевали в Азию. Сегодня образ азиатских высоток далек от классической СА. Пожалуй, одно из немногих мест, где небоскребы создают уникальную городскую среду, это Гонконг. В остальном Китае и Эмиратах «стекляшки» стали покрывать километровые пространства, превращаясь в заурядную фоновую застройку. Зрелище удручающее! Этакое царство скороспелок. Вот где традиционный «интернациональный стиль», загнивая, доживает свой век. Даже уникальные высотки в шанхайском Падуне напоминают парфюмерные флаконы на полках универмага. Но что интересно, китайцы относятся к ним как к символам грядущей архитектуры. А что если они правы?
Теперь о линии Ле Корбюзье. Уникальные здания появляются постоянно. Среди них есть прекрасные работы. В то же время новизна все меньше интригует зодчих. Все чаще необычная форма воспринимается как рекламный акт или аттракцион. Например, «фаллос» в центре Лондона, «апельсин» напротив Кремля, «жуки» в Севилье или «факел» в Петербурге. В наше время о «сегодняшней» архитектуре выпускаются 1000-страничные книги, фильмы, диски, работает Интернет, но весь этот информационный вал с трудом может охватить 10% построенных объектов, среди которых интересных не более 1%. В душе мало что задерживается. Все ждут «откровений», но они появляются все реже и быстро надоедают, порождая профессиональное безразличие к новым формам.
«Игла» Ф.Л.Райта. Город на 10 тыс. жителей. 1950-е годы
Мис ван дер Роэ. Сиграм-билдинг - один из первых стеклянных небоскребов, открывший эру нового
небоскребостроения
Башня Бурдж-Халифа
Ордер. Как ни странно, среди многообразных явлений современной мировой архитектуры значительную роль начал играть, казалось бы, побежденный классический ордер. Это произошло после того, как выяснилось, что стекло и бетон не столь хороши, как ожидалось. Они не стали всепобеждающими материалами будущего, как прогнозировали классики СА. В то же время традиционная, отделанная ордером толстая каменная стена, над которой так издевался Ле Корбюзье, не собиралась сдаваться. Во многих случаях эта система оказалась предпочтительнее стекла и бетона. В 1970-е классика вернулась в виде постмодернизма и не теряет своих позиций по сей день. Элитные клубы, виллы, любая контекстуальная архитектура или «воссоздание утраченного» даже в одноэтажной Америке не обходятся без ордерных реминисценций. В этом плане интересны проектирование и строительство Патерностер-сквер в Лондоне, выполненные, по мнению авторов, в стиле «нового классицизма» (Т. Фарел, П. Гибсон, Р. Адам, А. Гринберг и др.) [5].
Следует вспомнить и невероятные метаморфозы, связанные с «современной архитектурой» в СССР. В начале прошлого века неожиданно сквозь господство перетятковичей, шехтелей и рербергов пробились ростки конструктивизма, и наша страна стала одним из мировых центров нового движения. Но в середине 1930-х годов случилось неожиданное. Конструктивизм был свыше заменен неким «пролетарским классицизмом». Согласно распространенному мнению, классицизм был любимой архитектурой Сталина, но, думаю, дело в другом. Народ не понимал и не принимал эстетику и философию конструктивизма. Элегантные, летящие, пересекающиеся под прямым углом композиции восхищали только архитектурную элиту. Кроме того, надо понимать, что архитектура 1920-х шла за некими социальными лозунгами. Призывы к обобществлению быта, казенной предопределенности жизни и вторжению государства в семью не вызывали в народе ничего, кроме глухого недовольства. В этой ситуации вождь сознательно стал потакать массам, прекратив
Фрагмент небоскребной застройки в Дубае Шанхай. Новый центр Падун
Гонконг. Самый плотный небоскребный Кен Янг. Зеленый небоскреб город
Норман Фостер. Фаллический символ в лондонском Сити
сомнительные опыты «оголтелых троцкистов». Так родились ордерный «пролетарский классицизм» в архитектуре и «социалистический реализм» в искусстве, просуществовавшие не одно десятилетие. В нашей стране это был серьезный удар по «интернациональному стилю». Однако сегодня трудно представить Москву без сталинской архитектуры.
Здесь уместно отвлечься и попытаться понять, почему именно античная ордерная система стала одной из альтернатив СА. После очистительного дождя функционализма, смывшего классический ордер, могли возродиться другие стили и другие ордеры. Почему, например, не возродился ордер египетский, минойский, персидский, майя? Или еще более совершенный - готический. Попыток было много, но из них ничего значимого не получилось. А античный ордер не только жив, но и развивается (сегодня десятки молодых зодчих заново исповедуют классику). Почему он оказался столь устойчив во времени?
Язык. Пора привыкнуть, что архитектура - это своеобразная знаковая система1, имеющая признаки некоего
1 См. работы по семиотике Тартуской школы, в том числе Ю.Лотмана. Архитектурной семиотикой занимался Умберто Эко.
языка. Язык - это не только то, чем мы пользуемся, читая и разговаривая. Вообще все, что человек видит, - он как бы прочитывает. Архитектура как своеобразный язык обладает грамматикой. Так вот, античный ордер построен по четкой грамматической системе. Его элементы - пьедестал, цоколь, база, колонна, капитель, архитрав, фриз, карниз и, наконец, фронтон - подчинены строгой тектонической взаимозависимости2. Фразы, написанные на ордерном языке, могут передать сотни смысловых оттенков. Язык этот бывает простым и сложным, спокойным и героическим. На фризе или фронтоне, как на картинке в книжке, легко изобразить любое событие или действие. Люди за сотни лет привыкли к ордеру и легко его читают.
Вспомним, как языковые свойства архитектуры использовались в советских городах - общедоступные дворцы с ритмами гигантских колонн и рустованными фасадами. Их фронтоны и фризы с бесконечными барельефами изображали будущую счастливую и богатую жизнь. Людям это нравилось.
2 Взаимозависимость ордерных элементов хорошо демонстрирует Палладио в «Четырех книгах об архитектуре».
Фрагмент МГУ на Ленинских горах. «Сталинский классицизм»
Высотный дом на Котельнической набережной. Наглядная демонстрация будущей счастливой жизни
Патерностер-сквер в Лондоне. «Новый классицизм». 1980-1990-е годы
4 2014 9
Площадь - образец современного европейского градостроительства
А «современная архитектура» демонстрировала всего лишь стерильный минимализм, который прочесть (или хотя бы понять) мог только профессионал. Напомню, со времен иконоборчества простое и понятное изображение, как правило, побеждало абстрактную идею.
Деталь. Не только стремление к чистым формам, лишенным изобразительности, было ахиллесовой пятой функционализма. В нем отсутствовали детали. Известный конструктивист Михаил Барщ объяснял нам, студентам, что резкий переход от функционализма к «сталинскому классицизму» был основан не только на приказах свыше. Когда делегация советских архитекторов, по преимуществу конструктивистов, посетила Италию, им стала ясна огромная роль детали в классической архитектуре, а «современная архитектура» детали не имела.
Йокохама, Япония. Траволаторная улица будущего Советская пятиэтажная застройка
Крытые улицы будущего
Дешевое европейское жилье
Видимо, Ле Корбюзье тоже это понимал. Изобретенная им измерительная система «Модулор», казалось, вводила деталь в современную архитектуру. Сотни архитекторов увлеклись «Модулором», надеясь на открытие у функционализма «нового дыхания» (я был среди них). Но этого не случилось, и «модулорные» поиски потеряли актуальность. В СССР тогда наблюдалось повальное увлечение золотым сечением применительно как к классике, так и к современной архитектуре. Есть люди, до сих пор ищущие тайну его деталей, но пока безуспешно.
Завершая рассуждения о советской архитектуре, нельзя не упомянуть о некоем слое российской архитектуры, который вообще неизвестно как назвать. С середины 1950-х годов в СССР «сталинский классицизм» сменился «хрущевским практицизмом», просуществовавшим до 1990-х. Появились хорошо знакомые панельные пятиэтажки, пилонады, облицованные отваливающимися каменными плитками, бетонные офисные коробки с унылым ритмом окон и бесконечные заводы с грязными стеклами. От западных строительных технологий мы были очень далеки. В СССР на использование каждого куска металла, стекла, камня и даже кирпича требовалось специальное разрешение. Трудно пока понять, что это была за архитектура. Тупик или странное ответвление от мировой линии. Во всяком случае, в СССР никому и в голову не приходило считать этот минимализм «современной архитектурой», а жаль, поскольку тогда в стране работали десятки прекрасных зодчих.
Но вот в 1990-х годах каждое здание в России, построенное по зарубежным стандартам, воспринималось как «прорыв к СА». Мало кто замечал, что это были всего лишь коммерческие постройки средней руки. И опять-таки, не из-за отсутствия хороших зодчих. Во-первых, в России уровень строительства, особенно в отношении выпуска стройматериалов, всегда был очень низок. И низок до сих пор. Во-вторых, нестандартные сооружения всегда затратные, поэтому «шедевры» у нас не культивируются. Экономика слаба, а окружающая нас архитектура и есть «застывшая экономика».
Постфункционализм. Если «современная архитектура» стала предметом истории, то «архитектура сегодняшняя» появляется повсеместно. Логично в нашем контексте отнести ее к постфункционализму. Кто же в мире является его лидером?
На этот вопрос молодой архитектор, скорее всего, перечислит: Химельблау, Эгерат, Фрэнк Гери, Заха Хадид, Либе-скинд, Колхас, Питер Айземан и, конечно, Норман Фостер. Мало кому в голову придет назвать какое-либо азиатское или латиноамериканское имя (разве что Кен Янг). А ведь именно в Азии идет сейчас самое интенсивное строительство и возможно рождение новых архитектур. Я имею в виду не только Японию, Сингапур или Гонконг. Но также Южную Корею, Индию, Индонезию, Малайзию, Китай и, конечно, Эмираты.
Прежде всего следует обратить внимание на Китай. Китай! Это другой мир, другая культура. Китайцы смотрят
болливудские или гонконгские фильмы. У них своя музыка, своя литература, своя поэзия, своя живопись и, наконец, своя философия. У них есть все - от космических ракет до уникальной фармацевтики. Китай живет совершенно самодостаточной жизнью. Убежден, что сотни миллионов простых китайцев не подозревают о существовании Европы. Так вот, там сейчас идет гигантское строительство. Причем не только в Пекине. Огромные небоскребные районы появились в Шанхае, Ганьчжоу, Сычуани. Шэньчжень буквально за 15 лет из бедного 40-тысячного городка превратился в 10-миллионный небоскребный мегаполис, растянувшийся на 100 км. И таких городов несколько. Пока там доминируют довольно примитивные «стекляшки», но уже появляются очень интересные вещи. К этому следует добавить десятки парков развлечений, удивительных аэропортов и лучших в мире скоростных магистралей.
Фантастическое строительство ведется в Эмиратах, где в массе новостроек постоянно появляется нечто новое и интересное. За несколько лет в голой пустыне выросли гигантские города. Пока в Москве, надрываясь, строили Сити, в Эмиратах осуществились строительные фантазии, достойные описания в путешествиях Синдбада. Лес небоскребов вокруг 800-метрового гиганта. Сотни гектаров зеленых рощ, орошаемых потоками пресной воды. Снежные трассы среди пустыни. Острова в виде пальм. Лучшие в мире курорты. Сейчас там построены и строятся огромные торговые центры - целые крытые города. В одном из них сплошное стекло аквариума составляет около 400 кв.м. Все общественные здания, построенные в этом регионе, представляют собой огромные климатроны. В стране рождается новое отношение к архитектуре, новое понимание пространства - то, что мы назвали постфункционализмом.
Европа, не говоря о России, невероятно далека от подобных строительных масштабов. Мы стараемся их не замечать, считая такую архитектуру примитивной и безвкусной. То ли дело в Голландии. Но вспомним, как Европа воспринимала американскую архитектуру до 1950-х годов - «город желтого дьявола», «варварская демонстрация денег». Однако эти «варвары» дали миру десятки великих зодчих, сотни уникальных построек. Сейчас Америка фактически стала лидером мировой архитектуры. Не по такому ли пути идет Азия, постоянно генерируя новое. И не только Азия. А Южная Америка?!
Стиль и красота. Небольшое отступление. Поговорим о стиле и красоте. Мы привыкли к тому, что архитектуру характеризует смена стилей. Их изучают. О них пишут книги. Как-то одна богатая заказчица пыталась у меня выяснить: «Скажите, чем ар деко отличается от ар нуво?» Интересовались и корреспонденты: «А что за стиль в лужковской Москве?» Стыдно признаться, но нет больше привычных стилей, а новые этикетки еще не навешены. Их и вешать некуда. Раньше две-три страны формировали стиль. Появлялись стили как-то синхронно и были похожи: ар нуво, сецессион, модерн, югендстиль, либерти. По традиции функционалисты тоже
формировали свой, «интернациональный» стиль, легко узнаваемый и сегодня. Но продержался он не долго. Возможно, формируется новый этап развития архитектуры «бесстильной» или «многостильной» (что, в сущности, одно и то же).
Меняется и представление о красоте. Развенчан миф о том, что есть хорошая и плохая, красивая и некрасивая архитектура. Мы начали понимать, что всеобщей, универсальной красоты не существует! Человек воспринимает красоту соответственно своему воспитанию. Мы видим только то, что знаем и понимаем. Так, японец собирает обыкновенные камни, ставит их на распаханный гравий и получает сад камней - место медитации и эстетического любования. Но для русского крестьянина камни будут досадной помехой на делянке для выращивания капусты. Господство в последние годы инсталляционного искусства вообще обесценило само понятие красоты (не говоря уже о стиле). Теперь эстетизировать можно любую среду: разваливающиеся города, покосившиеся здания, ржавые лестницы,кирпичные стены в осыпающейся штукатурке, металлоконструкции столетней давности. Так исчезает грань между архитектурой и неархитектурой. В наступающей новой эре представление о красоте настолько расширилось, что начинает терять всякий смысл.
Выяснилось, что вообще любые оценки нестабильны. То, что сегодня выглядит красиво, завтра может стать уродливым, и наоборот. Вспомним резкие повороты в отношениях к конструктивизму, русскому модерну или к «сталинскому ампиру» за последние десятилетия. В них нет ничего удивительного. Дэвид Юм предупреждал: «Прекрасное не есть качество, существующее в самих вещах; оно существует исключительно в духе, созерцающем их, и дух каждого человека усматривает иную красоту. Поиски подлинно прекрасного или подлинно безобразного... бесплодны» [1]. Ему вторит Умберто Эко: «...наши представления о красоте меняются не только в зависимости от исторической эпохи. Но даже и внутри одной эпохи, и даже внутри одной страны, могут быть разные эстетические идеалы» [4].
Но и это еще не все. Города непрерывно растут. Количество зданий, претендующих на высокий архитектурный статус, стремительно увеличивается. Даже профессионалы не успевают их фиксировать, не говоря уже о простых жителях. Отдельные сооружения перестают волновать. Конечно, иногда строятся уникальные объекты, но если раньше они долго служили маяками современной архитектуры, то теперь их трудно задержать в сознании. Все чаще вчерашние шедевры начинают раздражать и их без сожаления сносят, как снесли знаменитый Дом политпросвещения на Трубной площади в Москве.
Города. На фоне расширяющихся привычных представлений о стиле, красоте, гармонии и даже о целях архитектурного творчества архитектура в определенной мере насытилась бесконечным количеством форм и стилей. К тому же путь от рисунка к постройке стал много короче. Гармоничная пропорциональность, необычность формы или ее притяза-
тельность перестают нас волновать, поскольку построить можно что угодно. В этой ситуации меняется сама парадигма архитектуры. Становится важной не форма сооружения, а то, как оно включается в городскую среду. Только системы зданий, объединенные в улицы, комплексы, центры, способны вызвать интерес. Это уже не та архитектура, к которой мы привыкли. В зодчестве начинает лидировать не здание, а преднамеренно созданный «городской интерьер». Изменились и масштабы строительства, и его сроки. Вспомним 10-миллионный китайский город Шэньчжень, построенный за полтора десятилетия. Поэтому, скорее всего, основой грядущего постфункционализма станет не сооружение, а интегрированная городская среда. Еще Н.Ладовский утверждал, что «материал архитектуры - это пространство, а не камень» [3]. Сегодня это пространство города.
Город как комплексное явление состоит из массы разнообразных объектов. Поскольку советские города всю вторую половину прошлого века на архитектурные шедевры не претендовали, рассуждения архитекторов о значимой городской среде касались лишь городов исторических. Нечто похожее происходило на Западе, где появились первые пешеходные улицы, «скорректированные» Якобом Бакемой и Ван ден Бруком. В Сингапуре среди небоскребных скелетов возникли великолепно отреставрированные трехэтажные кварталы. Люди старались не разрушать уникальный облик Венеции, Брюгге, Вены или Флоренции. Разрабатывались сложнейшие процедуры, контролирующие появление в этих городах новых объектов. Но есть и другие города. Города, не имеющие лица. В России их тысячи.
Как ни странно, большинство крупных городов обладает уникальным свойством - «всеядностью». Со временем они «пожирают» и «переваривают» любые объекты. Отторжения довольно редки. При этом новые здания не всегда подчиняются окружению. В городской среде они могут как лидировать, так и диссонировать. Это в полной мере относится к центру Москвы, где соседствуют ампир, эклектика, модерн, стиль «рус», конструктивизм, «пролетарская классика», хрущевский примитивизм и лужковские башенки, создавая неповторимую городскую среду столицы. Но новые города, видимо, будут иными.
Не только ввиду роста населения, но и из-за катастрофического старения жилого фонда и растущей нормы квадратных метров на человека нам все чаще придется создавать новые города со сложной внутренней пластикой. Не только в подражание старым образцам. Новые и сверхновые градостроительные идеи могут обретать иные формы. Видимо, одним из направлений развития постфункционализма будет город как единое сооружение с бесконечным перетеканием интерьеров в экстерьеры. Уже начинают появляться небольшие города, построенные как единое сооружение. Так, Рикардо Бофилл и Лео Крие проектируют и с успехом строят поселения, используя градостроительные стандарты лучших городов прошлого. Но есть города новой генерации.
В Абу-Даби (ОАЭ) вблизи международного аэропорта строится по проекту Нормана Фостера город будущего Маздар [2]. Университетская его часть уже построена. Очень плотный город средней этажности рассчитан на 50 тыс. ночного населения и 100 тыс. - дневного. Улицы узкие и прохладные. Часть центра перекрыта панелями с солнечными батареями. Кроме того, рядом, в пустыне, сооружены целые поля солнечных батарей, дающих городу электроэнергию. Город построен из экологически безопасного материала. К тому же Маздар полностью пешеходен, поскольку построен на плите, поднятой на семь метров над землей. Под ней функционирует транспорт - как личный, так и общественный, включая метро. Там же находится единая инфраструктура, регулирующая потребление городом воды, тепла и энергии. Она еще контролирует все виды выбросов, в том числе и в атмосферу. Это тот случай, когда город не изолируется от природы, а напротив, пытается спасти природу от своего воздействия.
По функции это знакомый нам с советских времен наукоград, построенный, однако, по технологиям XXI века.
Целостный и неделимый средневековый город
Робер Крие. Пешеходное жилое образование, спроектированное по типу средневекового городка
Маздар не только экологически совершенный город3. Он позиционируется как всеарабский центр изучения экотех-нологий. С точки зрения тенденций в развитии архитектуры XXI века этот город представляет особый интерес (было бы полезно сравнить его со Сколково). Прежде всего это компактное городское образование. Компактность объясняется не только климатом. Мощный подиум, буквально набитый инфраструктурой, перекрытые пространства, пешеходность города также требовали плотности. Традиционное скопище домов, рассыпанных, как овцы по лугу, не подходило для новой, высокотехнологичной городской застройки.
Не следует думать, что подобные плотные города - явление уникальное. Самодостаточными были античные города, а также Апамея, Пальмира и Герасса, африканская Лептис-Маг-на и др., города средневековые и идеальные города Ренессанса, как Пальма-Нуова. Показательны также советские проекты
3 В последнее время появились экогорода Хамерби в Швеции и Куритиба в Бразилии.
Идеальный город Ренессанса
Центр Маздара. Архитектор Норман Фостер
«алмазных» городов шестидесятых, заполярный «золотой» город вблизи Билибино. Элементы нового градостроительства можно искать во многих современных сооружениях. Например, аэропорт Хитроу - гигантская многоуровневая структура со своим обслуживанием и уникальным внутренним электротранспортом - способен пропускать до 150 тыс. пассажиров в день. Моря бороздят десятки экологически чистых круизных лайнеров, вмещающих более 10 тыс. человек. Это фактически модели экогородов. Наконец, современные небоскребы. Их обслуживают мощные инженерные структуры, контролирующие все системы жизненного обеспечения (СЖО)4. К ним близки суперсовременные промышленные предприятия. Характерно, что почти все перечисленные объекты очень компактны и развиваются только до определенных пределов. Сложная инженерная суперсистема, их обслуживающая, не может непрерывно менять параметры. Если современные города, как плесень, расползаются на окружающие территории, то города нового поколения, скорее всего, будут компактными и размножаться единицами, как более совершенные живые существа.
Образ такого города для нас не вполне привычен. Это будет единый организм, где роль и место каждого элемента будут заранее определены, где возобладают крытые, «пассажные» улицы и площади (пассажи стали захватывать европейские города еще в XIX веке). Это будет город экстерьеров и интерьеров, перетекающих друг в друга.
Естественно, в огромной России не будет единственной формы расселения. Мегаполисы, накопившие многовековые традиции, будут развиваться по своим законам. Останется и будет совершенствоваться такая уникальная, типично российская форма поселения, как дача. Будут совершенствоваться сельские населенные пункты. Но следует уяснить, что мировая и особенно российская архитектура никогда не станет прежней. Надо просто принять это и целенаправленно, углубленно, в виде построек, статей, исследований или пластических фантазий, создавать будущую среду обитания. Мы прогнозируем развитие военной техники, автостроения или авиации на десятилетия вперед. Странно, но в архитектуре, от которой во многом зависит наша жизнь, мы этого практически не делаем. Даже если речь идет о перспективе развития городов. А следовало бы. Если мы хотим выжить в быстроменяющемся мире, нужно активизировать в этом направлении весь наш технический и интеллектуальный потенциал.
Не стоит уповать на Запад. В России с ее историей, огромной территорией, уникальными экономикой и градостроительством сложилась совершенно особая система расселения. Следует осознать, что российские города всегда будут не похожи на города в Нидерландах, Тироле, Огайо, Сычуане или Эль-Риаде. Если не будем искать свой путь,
4 Термин применяется при постройке обитаемых космических станций. Системы инженерного оборудования современных суперзданий по сложности приближаются к космическим образцам.
как бы не пришлось в скором времени униженно подражать высотным «дезодорантам» Шанхая, «раковинам» Дубая или «архитектурным имитациям» Лас-Вегаса.
Литература
1. Юм Д. О норме вкуса. М.: Эстетика, 1979. С. 27.
2. Бабуров В. Город солнца // Галерея недвижимости. 2013. №5 (113). С. 31-35.
3. Современная архитектура. 1929. №4. С. 143-144.
4. История красоты / Под ред. Умберто Эко. М.: Слово/ Slovo, 2007. С. 246.
5. Architectural Design Profile. 1992. №97.
6. Khzanov M., Lezhava I., Shubenkov M., Mullagildin R. Vologda-Sibstream team // Proposals for the International Competition of Sustainable Urban Systems Design. 22nd World Gas Conference. Tokyo, 2003.
Literatura
1. Yum D. O norme vkusa. M.: Estetika, 1979. S. 27.
2. Baburov V. Gorod solntsa // Galereya nedvizhimosti. 2013. №5 (113). S. 31-35.
3. Sovremennaya arhitektura. 1929. №4. S. 143-144.
4. Istoria krasoty / Pod red. Umberto Eko. M.: Slovo, 2007. C. 246.
Contemporary Architecture and the City. By I.G.Lezhava
The article looks at the metamorphoses of the concept of «contemporary architecture», which is presented as an embodiment of new architectural ideas, not having any correlation with time and based upon the movement to the future, towards innovations and progress. The author traces the ways of development of world architecture, changes in forms, scales and realizations of architectural objects from the classic period, through post-modernism, functionalism and minimalism and back to the classical elements and the contemporary state of architecture, its new forms and trends. Judging from the context of the incredible extension of the contemporary idea of style, beauty and harmony, the author predicts the new stage in the development of architecture, which is going to be «multistylistic» and described as postfunctionalism. The author believes that the creation of new compact cities with complex inner plastics will be one of the trends within postfuctionalism.
Ключевые слова: «современная архитектура», метаморфозы, стили и формы,тенденции развития современной архитектуры, постфункционализм.
Key words: «contempopary architecture», metamorfoses, styles and forms, tendencies of development of modern architecture, postfunctionalism.
