CC BY
19
ского или дьяволоподобного существа в приводимых исследователем свидетельствах современников о посмертных явлениях поэта.
Т.Г. Юрченко
2012.03.026. ШАХМАТОВСКИЙ ВЕСТНИК / Отв. ред. Приходь-ко И.С.; ИМЛИ РАН; Науч. совет РАН «История мировой культуры»; Историко-лит. и природный музей-заповедник А.А. Блока. -М.: ИМЛИ РАН, 2011. - Вып. 12: Биография как источник и контекст творчества А. Блока. - 416 с.
Сборник статей подготовлен по материалам международной научной конференции «Биография как источник и контекст творчества А. Блока» (2010) и включает четыре раздела: «"Текст жизни" и "текст искусства"», «А. Блок в контексте русской культуры», «Запад и восток» и «Шахматовские разыскания». Предваряет выпуск юбилейное посвящение основателю историко-литературного и природного музея-заповедника А.А. Блока в Шахматове и Тараканове - «Рыцарь Серебряного века: К 80-летию С.С. Лесневского» (автор - В.П. Енишерлов).
Статья «О принципах построения истории русской литературы конца XIX - первой половины XX в.» открывает сборник. По убеждению ее автора В.В. Полонского, Серебряный век в истории русской культуры обладает типологически тем же системообразующим значением, какое имели Ренессанс для Италии, Просвещение для Франции, елизаветинская эпоха для Англии, романтизм для Германии, но с принципиально важным отличием. Ни в одной из названных европейских культур подобный период зрелости «не совпал с исторической катастрофой, крушением всей ценностно-экзистенциальной парадигмы»; причем «установка на подобное крушение являлась частью эстетического задания многих деятелей русского модернизма и входила в его ценностное поле как одна из смыслопорождающих констант» (с. 21). Поэтому без учета такой «жажды апокалиптических вихрей», доходящих иногда «до почти суицидального зуда», невозможно понять ни русской литературной опьяненности ницшеанскими идеями, ни политической открытости Блока и Белого скифским откровениям большевизма, ни самой природы русского революционного авангарда, считает В.В. Полонский. Предлагаемый им анализ «малых историй» (жанрово-родовых, стилевых и т.п.) внутри общей эволюции литературы как
макроцелого, «выявит еще более разнообразные и конфликтные механизмы взаимоотношения частей единой системы» (с. 24), -обобщает В.В. Полонский. Сегодня по-настоящему состоятельной может быть только такая академическая история литературы, которая учтет эту «сверхсложность», представив эволюцию отечественной словесности прошлого столетия «не в виде стройной одномерной схемы, цементированной навязанными универсалиями, а как пучок многовариантных линий развития, причем акцент здесь будет неизбежно ставиться на несходстве схожего, на разности происходящего в соседних рядах - собственно-литературных, общественно-политических и т.п.» (там же).
А. Пайман (Великобритания, Дарем) в статье «Александр Блок как сюжет биографии: Человек, лирический герой, персона» акцентирует внимание на словах поэта о том, что художнику следует оставаться трепетным «в самой дерзости, зная, что стоит смешение искусства с жизнью, и оставаясь в жизни простым челове-ком»1, но при этом просто и откровенно излагать все, что можно узнать о человеческой жизни нашего героя... не забывая ни на минуту и о бессмертной его персоне, как бы она нам ни была недоступна» (с. 36).
В статье «Апология отца. За строками "Возмездия"» В.П. Енишерлов пишет, что именно образ отца поэт поставил в центр поэмы, с необычайной прозорливостью раскрыв «трагическую судьбу исключительной личности, всю жизнь балансирующей на краю бездны» (с. 41). В 1909 г. в Варшаве после похорон отца, его трагический образ стал открываться перед Блоком во всей глубине. Первая редакция произведения имела подзаголовок «Варшавская поэма», а сквозной темой являлся польский вопрос. В ямбах «Возмездия» возникает «поразительный по психологической глубине и художественной точности образ, в котором есть мотив, заставляющий вспомнить слова поэта: "Сыны отражены в отцах"» (цит. по: с. 68). Неслучайно далее возникает в поэме столь близкий автору образ врубелевского Демона.
«Модель мистериальной биографии в обсуждении кризиса символизма в 1910 году» - тема статьи Д.М. Магомедовой. Докла-
1 Блок А. А. Собр. соч.: В 8 т. - М.; Л., 1960-1963. - Т. 5. - С. 436.
ды Вяч. Иванова и Блока на заседании Поэтической академии (1910) спровоцировали обсуждение судеб символистской школы, роли теургии в развитии символизма, проблем его будущности. Одновременно была осмыслена и модель биографии художника-символиста. Три фазы развития символизма, намеченные в докладе Вяч. Иванова, относятся не к отдельной писательской судьбе, а к развитию школы в целом (теза, антитеза и гипотетический будущий синтез). Эта схема, на первый взгляд, напоминает гегелевскую триаду; однако реальное смысловое ее наполнение создает структуру, близкую «к мистериальной сюжетной схеме: разрушение изначальной целостности мира - прохождение через страдания, хаос, смерть - обретение высшего знания о тайной сущности мира, воссоединение с божеством и восстановление гармонии» (с. 73). Одним из первых опытов воплощения мистериального сюжета в русской эстетической мысли были труды Вл. Соловьёва и, в частности, важные для младосимволистов «Чтения о Богочеловече-стве», «Смысл любви», «Жизненная драма Платона». В докладе Блока «О современном состоянии русского символизма» эта схема положена в основу биографии поэта, в которой главные события переносятся во внутренний мир художника, в его поэтическое творчество, утверждает Д.М. Магомедова. Мистериальная модель биографии у Блока становится принципом поэтики; именно эта сюжетная схема положена в основу формирования его «лирической трилогии» «вочеловечения» («от мгновения слишком яркого света, через необходимый болотистый лес, - по словам Блока, - к отчаянию, проклятиям, "возмездию" и... к рождению человека общественного, художника, мужественно глядящего в лицо миру») (с. 77).
«"Три дела поэта" в статье Блока о Пушкине и поэтическое ощущение этой идеи в стихотворении "Художник" (1913)» рассматривает И. С. Приходько. Пушкинская составляющая в блоков-ской мифологии Поэта прослеживается на протяжении всего его творческого пути, но определяющим становится Пушкин как имя-миф в речи «О назначении поэта» (1921) - духовном завещании Блока. «Три дела поэта» - мысли о фазах творчества - ранее нашли поэтическое выражение в стихотворении «Художник» (1913). Содержание начальных четырех строф составляет первая фаза творчества - переход из обыденности в состояние вслушивания в звуковые волны, ожидание и принятие звука в душу. Последующая часть
стихотворения посвящена второй фазе творчества, открывающейся поэту в состоянии сверхчеловеческой способности восприятия. В финальном четверостишии раскрывается смысл третьей фазы, задача которой «внести гармонию во внешний мир», однако она завершается разобщением между творческим напряжением (восторгами) поэта и потребительским отношением праздной публики к «плодам поэтической свободы». В итоге стихотворение приобретает трагическое звучание. Вместе с тем эта фаза творчества («третье дело») несет в себе уверенность, что при всех разочарованиях поэта «приведенные в гармонию звуки» начинают сами творить свое «дело», определяющее конечные цели бессмертного искусства (с. 97).
В статье «А. Блок и И. Анненский: Мотив двойничества» Л.А. Колобаева связывает названный феномен с тем, что можно условно назвать психологизмом в лирике. Именно в XX в. резко усложняется самосознание личности в культуре. Поэты стремились приблизиться к постижению глубинных пластов человеческой психологии, увидеть «дно души» современного человека. В лирике Блока выделяются несколько стихотворений, отличающиеся «усложненностью переживаний» и форм их выражения: «Двойнику» (1901), «Двойник» («Вот моя песня - тебе, Коломбина.» 1903), «Двойник» («Однажды в октябрьском тумане.», 1909), «Пристал ко мне нищий дурак.» (1913) - из цикла «Жизнь моего приятеля». Раскрытие двойничества осуществлялось поэтом через разработку и форсированное включение в лирику драматургических структурных форм. Трагизм в лирике Блока «явился источником поэтики антиномий, в том числе и психологических» (с. 203). Из того же источника рождалась и поэтика «смешения противоположностей в одном сознании, за которой скрывается психология человеческой половинчатости» (с. 204). Художественное видение подобной половинчатости человеческих душ, полагает автор статьи, было перспективным открытием Блока в русской поэзии, уходящим в будущее, с его нарастающим «хаосом полусуществований» (по словам И. Анненского). Из трагизма блоковской лирики ведет свое начало и еще одна ветвь в выражении внутреннего мира человека - поэтика метаморфоз, неожиданных психологических превращений и переворотов.
Подход И. Анненского к феномену двойничества, по мнению Л.А. Колобаевой, связан в первую очередь не с концепцией двое-мирия, а с представлением об иррациональной, мистической природе человеческих переживаний. В стихотворении «Двойник» («Тихие песни», 1904) поэт передает близкое Блоку мучительное чувство присутствия в себе другого лица, «вторых очертаний», «незримой черты» и смешения черт. Но, в отличие от Блока, «двойник у Анненского явлен в большей слитности с лирическим Я, т.е. в безысходности раздвоения и в еще большей его психологической и образной неопределенности» (с. 205). В ином ключе освещена драма двойничества у Анненского в стихотворении «Который?». Трагическая ирония поэта, выраженная в образах несогласованности внутреннего и действенного в человеке, направлена на развенчание той «маски», которую человек носит, разыгрывая, например, конформистские роли и т.п.
А.Л. Рычков в статье «Доклал А. Блока о русском символизме 1910 г. как развитие "Мысли о Софии" Вл. Соловьёва» выявляет комплекс религиозно-мистических образов блоковской статьи «О современном состоянии русского символизма»; речь идет об определяющих софиологических интуициях поэта, которые восходят к соловьевскому метатексту его творчества и тому элементу христианства в русском символизме, который сам Блок назвал «платоновским или гностическим» (с. 207). Вслед за Н.А. Богомоловым автор статьи предлагает истолкование доклада Блока как скрытого ответа оккультным и «орденским» идеям Вяч. Иванова и круга А. Р. Минцловой1. По сути дела доклад был направлен против превращения символизма в «эзотерическую школу» вне художественного творчества. А. Д. Рычков рассматривает эту полемику как неучтенный ранее модус принципиального расхождения между А. Блоком и Вяч. Ивановым. Он приходит к выводу, что «визионерский опыт соловьевских "Трех свиданий" в "мифе о Поэте" у А. Блока оказывается важнейшим измерением "духовной истории" как мистериального пути всякого художника-теурга» (с. 208).
1 Богомолов Н.А. Русская литература начала XX века и оккультизм: Ис-след. и материалы. - М., 2000. - С. 186-203.
Этот путь отображен в Докладе через ряд литературных прототипов: 1) лейтмотив Беатриче-Софии как главной сопроводительницы Художника из кругов-«миров» inferno (сюда относится и городская тема «срашного мира» как одного из этих кругов в лирике поэта 1910-х годов); 2) софийный профетический модус творчества и судьбы Лермонтова, который А. Блок истолковывает в духе доклада / статьи Вл. Соловьёва «Лермонтов» (1899/1901). В качестве Приложения в статье публикуются пометы А. Блока (текстовая выписка) на статьях Вл. Соловьёва, а также избранные маргиналии на страницах других его работ.
С.Д. Титаренко (Санкт-Петербург) рассматривает «Пометы А. Блока на "Эллинской религии страдающего бога" Вяч. Иванова (К проблеме неогностической мифологии)». Блоковские замечания важны для углубленного представления об источниках религиозно-мистических идей в раннем творчестве поэта, о характере влияния на него «эллинизирующего» сознания Вяч. Иванова. Как показывает С.Д. Титаренко, пометы позволяют прояснить восприятие Блоком комплекса идей самой сложной ранней религиозно-философской работы Вяч. Иванова, которая не только выразила его миросозерцание, но воплотила особенности его методологии, основанной на универсализме и взаимосвязи филологии, философии, антропологии, психологии и религии. В рамках этой методологии сформировался основной мономиф Вяч. Иванова о Дионисе страдающем и возрождающемся. Тема Диониса стала одной из главных в его творчестве и завершилась подготовкой книг: «Эллинская религия страдающего бога» (написана в 1917 г., но не вышла свет), «Дионис и прадионисийство» (1923).
Отвечая на поставленный Ф. Ницше вопрос «Что такое дио-нисийское начало», Вяч. Иванов показал Диониса не просто мифологическим существом, но архетипической фигурой религиозной жизни, нашедшей глубинное воплощение в эллинской религии. Для этого он использовал тип философствования в форме мифа, что свидетельствует о его знакомстве с эзотерической традицией. Дионисийский мономиф Вяч. Иванова С.Д. Титаренко считает «инвариантом гностического символистского мифа», что подтверждают источники его формирования и аспекты его восприятия А. Блоком (с. 247).
В сборнике также опубликованы статьи: «А. Блок в 1919 году (На материале записной книжки)» (В.Н. Быстров), «Приметы романной формы в письмах А. Блока к Л.Д. Менделеевой 1901— 1903 гг.» (автор - И.А. Берендеева), «Пьеса А. Блока "Балаганчик": дискурс и деконструкция» (В.В. Иванцов), «Об одном генеалогическом мифе в поэме А. Блока "Возмездие"» (Т.В. Игошева), «Два "Демона" Александра Блока» (О.И. Федотов), «"О чем поет ветер": Последняя веха на пути» (О.В. Никандрова), «"Стихи - это молитвы": Литургическое слово в творчестве А. Блока» (А.Е. Рылова), «Антитеза меры и безмерности в поэтическом языке А. Блока» (О.В. Февралёва), «Прозаическая миниатюра в творчестве Блока» (Ю.Б. Орлицкий) и др.
Т.Г. Петрова
2012.03.027. СТАТЬИ ОБ А. БЛОКЕ В ЖУРНАЛЕ «TORONTO SLAVIC QUATERLY». (Сводный реферат). Toronto Slavic quaterly. - Toronto, 2011. - N 38. Из содерж.:
1. ДЕЛЕКТОРСКАЯ И. Гибель Блока в «Мастерстве Гоголя» Андрея Белого». - C. 17-26. - Режим доступа: http://www.utoronto. ca/tsq/38/tsq38_delektorskaia.pdf
2. ПРОЗОРОВА Н. Экзистенция инобытия (цикл «Возмездие»). -C. 49-58. - Режим доступа: http://www.utoronto.ca/tsq/38/tsq38_ prozorova. pdf
О «блокиане» А. Белого написано немало, замечает кандидат филол. наук Иоанна Делекторская (1), однако внимание исследователей ни разу не привлекала главка «Гоголь и Блок» в монографии «Мастерство Гоголя»1. Между тем это - последнее в жизни писателя запечатленное на бумаге свидетельство его непростых взаимоотношений с Блоком.
Белый видит основную точку схожести Блока с Гоголем «в трансформации женских образов по нисходящей линии: у Гоголя -от "божества" в отрывке "Женщина", через женщину-ведьму - к "тяжелотелой дуре" Агафье Тихоновне; у Блока - от "Прекрасной Дамы", через "Незнакомку" - к проститутке Катьке из "Двенадца-
1 Белый А. Мастерство Гоголя: Исследование. - М.; Л.: ОГИЗ-ГИХЛ, 1934.
