CC BY
57
нашел в ней забытое ощущение непреходящей ценности искусства. Под впечатлением о прочитанном он и совершил паломничество в Версаль. Готье упомянул в статье, что «том Альфреда де Мюссе» он «оставил открытым» (с. 80). Тем самым он дал понять, что для него творчество Мюссе осталось нетронутым печатью времени.
М.Д. Власова
ЛИТЕРАТУРА ХХ-ХХ1 вв.
Русская литература
2012.02.025. КЛАССИК БЕЗ РЕТУШИ: ЛИТЕРАТУРНЫЙ МИР О ТВОРЧЕСТВЕ И.А. БУНИНА: Критические отзывы, эссе, пародии, (1890-1950-е годы): Антология / Общ. ред.: Мельников Н.Г.; сост., предисл., подгот. текста, коммент. Мельников Н.Г. (ч. 1; ч. 2, разд. 2; прилож.), Марченко Т.В. (ч. 2, разд. 1, 3); пер. с англ., фр., нем. -М.: Книжница: Русский путь, 2010. - 928 с.
В антологии собраны в первой части русскоязычные, а во второй - иностранные критические отзывы о творчестве И.А. Бунина. Весь литературно-критический массив организован по языковому и жанрово-хронологическому принципу. Каждая часть открывается разделом, где представлены рецензии и отклики на первые издания бунинских книг: «Стихотворения» (1887-1891), «Листопад» (1991), «Собрание сочинений» (1902-1910), «Деревня» (1910), «Суходол. Повести и рассказы» (1911-1912), «Господин из Сан-Франциско. Произведения 1915-1916 гг.»), «Митина любовь» (1925), «Жизнь Арсеньева» (1927-1952), «Собрание сочинений» (1934-1936), «Темные аллеи» (1943-1946) и др. Именно такие книжные издания, а не отдельные произведения или позднейшие переиздания, выбраны в качестве основной композиционной единицы, вокруг которой группируется критический материал. За рецензиями следуют критические этюды, эссе и статьи обобщающего характера. В русской части антологии каждый подраздел предваряется преамбулой составителей, где сообщается об особенностях критического восприятия произведений Бунина, вошедших в данный сборник, выявляются основные тенденции в их оценках и истолкованиях. В иноязычных разделах также после общей преамбулы следуют переводы рецензий на книжные издания, а затем эссе и
фрагменты обзорных статей, однако рубрикация, принятая в более объемной русской части, отсутствует. Преамбулы составителей, представляющие собой аналитические обзоры предлагаемого материала, связывают всю книгу не только как собрание литературных документов, но и как исследование.
В приложении приведена выборка отзывов о Бунине в письмах и дневниках современников, которую можно считать важнейшим дополнением к буниниане - своего рода подводная часть литературно-критического айсберга. При этом редактор-составитель, Н.Г. Мельников, отдал предпочтение тем отзывам, где даются оценки произведений Бунина и говорится не столько о его житейской личности, сколько о творческом «я». Другая часть приложения составляет раздел, в котором собраны пародии современников на творчество Бунина - образцы жанра, давно признанного одной из форм литературной критики.
В дореволюционной России репутация писателя периодически подвергалась атакам с разных сторон: его поэзия вызывала неприязнь у символистов и акмеистов, а проза в равной степени не устраивала консервативных журналистов из «Нового времени», эпигонов народнической идеологии и адептов марксизма. «И почти все они, к ужасу и негодованию Бунина, подходили к его произведениям с социально-политическими мерками, отнюдь не стремясь судить писателя "по законам, им же самим над собою признанным"» (с. 8), - отмечает в предисловии Н.Г. Мельников. В годы эмиграции ситуация с критической рецепцией бунинских произведений кардинально изменилась. Став одной из самых влиятельных фигур русского Парижа, писатель в литературных кругах зарубежья добился положения «неприкасаемого». У него появилась внушительная «группа поддержки», среди них: М. Алданов, К. Зайцев, Н. Кульман, П. Бицилли, Тэффи, Ф. Степун. «В то время как советские зоилы из откровенно конъюнктурных политических соображений хоронили Бунина, объявляя его чем-то вроде старорежимного пережитка, эмигрантские аристархи, исходя из другой конъюнктуры, превозносили до небес, превращая в своего рода икону» (с. 10), -пишет Н.Г. Мельников. Далее реферируется вторая часть книги «Иностранная критика».
В основу французского и немецкого разделов антологии легла коллекция газетно-журнальных вырезок, которые Бунин собирал
всю жизнь в эмиграции; несколько посмертных публикаций приобщила к архивному собранию В.Н. Бунина - таким образом, вводятся в оборот материалы зарубежной прессы 1920-1950-х годов, ставшие частью бунинского архива и переведенные Н.Г. Мельниковым и Т.В. Марченко на русский язык, составители также уточнили выходные данные приводимых материалов.
До революции на французском языке было опубликовано лишь одно стихотворение писателя 1898 г. «Листья падают в саду», поэтому литературную репутацию во Франции ему предстояло заслужить - имя Бунина ничего не говорило французскому читателю. Первые два года жизни в Париже его имя мелькало на страницах французской прессы лишь как отголосок субкультуры русских послереволюционных беженцев. Но постепенно и личность, и творчество Бунина попадают в поле зрения литературной критики. О нем сообщают в прессе как о писателе, пользующемся большой известностью в славянском мире и считающимся, наряду с М. Горьким, «одним из двух лучших современных русских писателей» - именно так представил Бунина в одном из интервью А. И. Куприн (с. 500).
Главным событием для знакомства французской публики с русской литературой стал предпринятый издательским домом Бос-сара выпуск целой серии произведений русских писателей в переводе на французский язык. И в 1921 г. в Париже у Боссара сначала издается сборник рассказов «Господин из Сан-Франциско», а в 1922 г. выходит повесть «Деревня». «Молниеносная публикация сразу двух, одна за другой, бунинских книг во Франции на второй год эмиграции - почти невероятная удача и свидетельство очевидного интереса со стороны французов», - утверждает Т.В. Марченко (с. 501). Однако газеты прежде всего тиражировали одни и те же самые общие сведения о писателе, почерпнутые из его предисловия «Письмо к французскому издателю» к первой книге во французском переводе, и критикам оставалось лишь подхватывать бунин-ские суждения о себе и спорить с теми дореволюционными оценками его творчества, которые он счел нужным сообщить. Рецензенты отдавали должное и необычайному искусству и редкостной тщательности переводчика - Мориса Донзеля, переводившего под псевдонимом Морис Парижанин; без него литературная судьба Бунина во Франции могла сложиться не так счастливо, и даже могла не состояться: он «сотворил то редкое чудо, когда пе-
ревод оказывается конгениален оригиналу» (с. 503). Он сам написал несколько изысканно тонких эссе о Бунине.
«Трагические новеллы, отмеченные глубоким скорбным психологизмом» - это суждение о сборнике рассказов «Господин из Сан-Франциско» кочевало по страницам французской периодики и писатель видел в нем знак очевидного признания. В то же время импрессионистичность оценок и образность выражений превалируют во французских откликах о Бунине над собственно критическими размышлениями, обобщает Т.В. Марченко. Книга Бунина «возвращала читателя к полюбившейся русской литературной традиции и одновременно приятно изумляла новизной, оригинальностью, блестящим стилем и холодным эстетизмом, заменившим привычно сочувственное отношение русского писателя к его героям» (с. 507). В размышлениях о прозе Бунина французские критики неизбежно обращались к именам Толстого и Чехова, иногда Достоевского и Тургенева. Параллели с французской литературой позволяли оценить масштаб и значение Бунина в сопоставлении с прославленными мэтрами (Мопассан, Флобер, Бальзак) или даже писателями, почти не знакомыми русскому читателю. Среди собственно литературных рецензий появляются и отклики, авторам которых важны были не столько художественные достижения и своеобразие поэтики и стиля, сколько образ России, русского народа, каким он предстает на страницах бунинской книги. Каждый образ в творчестве писателя, каждый психологический нюанс или жанровая зарисовка воспринимались как отражение русской ментально-сти, особого, русского отношения к жизни и взгляда на мир.
В оценке повести «Деревня» столкнулись не художественные вкусы, а национальные менталитеты, замечает Т. В. Марченко. Вся история России, с татаро-монголами, царями, крепостным правом, угнетением, революцией и вечной несвободой, заставляла рецензентов задуматься над страницами книги Бунина. Написанная за восемь лет до революции, она неожиданно приобрела едва ли не документальный статус; ее текст становился своего рода комментарием к большевистскому перевороту, к недавним событиям в России. «Безрадостный роман» Бунина так взволновал и потряс Рене Дюнан, что она весь опыт критического русского реализма приравняла к «усилиям Сизифа, которые все русские писатели чувствуют себя обязанными предпринимать, движимые желанием
взвалить на свои плечи все несчастья мира» (цит. по: с. 513). Но речь идет исключительно о русском мире, поражающем ужасающей «нехваткой доброты, справедливости и правды», а «все, что есть благородного у нас, там погибает напрасно и, более того, становится смешным и жалким» (с. 513).
1922 год оказался годом первой вспышки славы Бунина во Франции; следующий звездный час выпал в 1933 г. с присуждением Нобелевской премии1, а затем звезда «одного из самых пленительных мастеров современной русской прозы» (Э. Жалу) надолго померкла, хотя и не угасла (с. 512). Была переиздана «Деревня», в газете «Жур» от 11 февраля 1934 г., анонсированная как «главное произведение выдающегося писателя Ивана Бунина» (с. 514). Еще более решительно высказался из лувенской газеты «Рекс», назвав в номере от 12 мая 1934 г. «Деревню» «самым важным из довоенных произведений» Бунина, «эпопеей в черном», «историческим свидетельством, которое нельзя проигнорировать, даже если с ним не считаются литературные противники» (там же). Первый раз на французском книжном рынке «Митина любовь» - в переводе она носила название «Таинство любви» - появилась в 1926 г., а в 1934 г. была переиздана, благодаря надеждам на интерес к нобелевскому лауреату. В восприятии этого произведения французская критика превзошла себя и в единодушии похвал, и в изощренной передаче впечатлений от текста Бунина. Рецензию Г. Талле, опубликованную 22 апреля 1934 г. в «Курьер IV Республики», Т.В. Марченко называет самой взвешенной. Рецензент обратил внимание на то, как достигалась невероятная «простота» бунинского рассказа, «сотканного из мельчайших подробностей», свободного от «акробатических усилий». У «изумительного кудесника» Бунина в его поэтическом произведении, по мысли рецензента, «сам рассказ повествует, сами герои действуют»; вместо авторского голоса, назойливых авторских ремарок и объяснений на сцену выходят дом, сад, степь, а природа «становится поверенной Митиных мечтаний и надежд, выступая на сцену в каждое мгновение перипетий романа» (цит. по: с. 521).
1 Подробно об истории присуждения Бунину Нобелевской премии см.: Марченко Т.В. Русские писатели и Нобелевская премия, (1901-1955). - Köln; München: Böhlau Verlag, 2007. - С. 291-405.
В полной мере насладиться тем, как без преувеличения вся французская пресса заговорила о нем, Бунин смог лишь в ноябре-декабре 1933 г. Никогда и ни о ком из писателей русского зарубежья во Франции не писали так много, как о Бунине сразу после получения им Нобелевской премии. Сложившееся во французской критике убеждение, будто награда была присуждена писателю за «Митину любовь», объясняется тем, что публикация «Жизни Ар-сеньева» (первой части под названием «Истоки дней») запаздывала и появилась во французском переводе только в 1935 г. Именно с откликами на нее «существенно расширилась география франко-фонного мира, где читали и узнавали Ивана Бунина, не редкостью становятся рецензии в бельгийской и швейцарской прессе, и даже испанские и итальянские органы печати помещают отзывы о книге Бунина во французском переводе» (с. 530). Впервые французская критика заговорила в превосходных тонах о неповторимом стиле писателя, и эти похвалы во многом относили на счет блистательного мастерства переводчика. «Продолжение» произведения - «Лика» («Она») в переводе того же Мориса Парижанина - вышло из печати в 1938 г. почти в канун войны и не было проигнорировано французской печатью. В 1939 г. на французском языке вышла книга «Освобождение Толстого», также получившая отклик в прессе, а в 1950 г. книга воспоминаний Бунина («Mémoires») - единственная книга, переведенная и изданная в послевоенной Франции при жизни автора.
Английские переводы произведений Бунина стали появляться во время Первой мировой войны, когда русские писатели «вошли в моду» в Великобритании. Бунин попал в поле зрения англоязычной публики лишь в начале 20-х, когда появился перевод рассказа «Господин из Сан-Франциско», выполненный эмигрантом С. Котелянским и английским романистом Д.Г. Лоуренсом на страницах чикагского журнала «Дайал» в январском номере за 1922 г. Произведение сразу привлекло к себе внимание в литературных кругах по обе стороны океана, отмечает Н.Г. Мельников. Вскоре в том же году в английском издательстве «Хогарт Пресс» был выпущен первый англоязычный сборник бунинской прозы «The Gentleman from San Francisco and Other Stories». Именно это издание «сотворило небольшую сенсацию и буквально из небытия сделало Бунину репутацию в англоязычном литературном мире»
(с. 612). «Несомненно, Бунин является одним из самых значительных писателей, чье творчество стало доступно нам», - на этой мажорной ноте завершалась рецензия в газете «Таймс» от 17 мая 1922 г., которая задала тональность последующим критическим откликам. В начале января 1923 г. сборник был переиздан в Америке и встречен критиками с еще большим радушием, чем в Англии.
Еще один сборник («Господин из Сан-Франциско») вышел в том же году в крупнейшем нью-йоркском издательстве «Кнопф» в новых переводах Г. Герни. Сборник выдержал несколько переизданий при жизни писателя: под старым заглавием (в 1927, 1933, 1934, 1941) и еще несколько - под новым: «Сны Чанга» (1923, 1935); при этом все издания имели неплохую прессу в Америке. Книга Бунина убедила рецензентов в том, что «после смерти Чехова жанр короткого рассказа не умер в России» (цит. по: с. 614).
Менее восторженно, но в целом также дружелюбно отнеслись американские критики к переводу «Деревни», выпущенному весной 1923 г. издательством «Кнопф». Рецензент из влиятельной газеты «Нью-Йорк Таймс» по достоинству оценил «реалистическую мощь» Бунина и признал художественно оправданной избранную писателем манеру изложения, которая напомнила ему «яркое искусство Чехова». Он также сопоставил повесть с нашумевшим тогда романом Л. Синклера «Главная улица» и «Братьями Карамазовыми» Достоевского. Однако американские рецензенты не могли на основании беглого разбора пятнадцати рассказов и одной повести дать хоть сколько-нибудь полный портрет доселе никому не известного автора, констатирует Н.Г. Мельников (с. 614).
Английский беллетрист и критик Л.П. Хартли счел «Деревню» «разочаровывающей книгой»; ее «сюжет - удручающим, изображаемое убожество - утомительно-однообразным» (цит. по: с. 619). Этот отзыв показателен тем, что художественные аспекты повести «ускользнули от впечатлительного рецензента, который был настолько шокирован неприглядной картиной, изображенной Буниным, что счел возможным усомниться в человеческой природе обитателей Дурновки» (с. 620). Повествуя о вхождении Бунина в литературный мир Британии, Н.Г. Мельников признает, что за исключением «Господина из Сан-Франциско» рассказы писателя, по мнению С.Б. Фолз, исполненные «мучительной и почти бездуш-
ной» красоты, оставили читателей и критиков равнодушными (цит. по: с. 623).
В 1933 г., когда благодаря Нобелевской премии писатель приобрел мировую известность и американская печать салютовала ему целой россыпью газетно-журнальных статей, литературные обозреватели вынуждены были подробно разъяснять читателям, кто такой Бунин, словно его сочинений никогда не было на книжном рынке США. В Англии новость из Стокгольма была воспринята по большей части со сдержанным удовлетворением. В марте
1933 г. о творчестве Бунина англичанам напомнило издательство «Хогарт Пресс», выпустившее англоязычную версию первых четырех книг «жизни Арсеньева» под заглавием «Истоки дней» («The Well of Days») в переводе Г. Струве и Х. Майлза, которая получила хорошую прессу. В рецензии авторитетнейшего критика Э. Гарнет-та, красноречиво озаглавленной «Русский гений» и опубликованной 7 апреля 1933 г. в «Манчестер Гардиан», говорилось о том, что книга «запоминается красотой, разлитой в ее атмосфере»: «Волшебная свежесть и полнота чувств и переживаний юности сочетаются на протяжении всей книги с особенным поэтическим чувством пейзажа и большой глубиной страстной впечатлительности» (цит. по: с. 630).
Коммерческий успех в Британии и мощная информационная волна, вознесшая Бунина на вершину мировой славы, вызвали к жизни американское издание «Истоков дней» (а заодно и переиздание «Деревни» и сборника «Господин из Сан-Франциско»). Книга вышла в январе 1934 г. в издательстве «Кнопф». Реакция американских критиков на нее была неоднозначной. Пагубная мода «примешивать в восприятие литературы политические предубеждения» определила характер целого ряда откликов, отличавшихся откровенной враждебностью по отношению к эстетствующему «белому русскому» (с. 633).
Решающим для писательской репутации Бунина в англоязычном литературном мире стал выход очередной книги: летом
1934 г. издательство «Смит и Хаас» выпустило сборник из 10 рассказов «Grammar of Love», переведенных Дж. Курносом. Откликов было гораздо меньше, чем на «Истоки дней», и большинство из них не отличалось дружелюбием. В марте 1935 г. «Грамматику любви» выпустило издательство «Хогарт Пресс». Словно сговорившись,
критики упрекали Бунина в эпигонском следовании Чехову, «удачное подражательство которому невозможно» (цит. по: с. 637).
Последние прижизненные книги Бунина в Англии вышли в издательстве Джона Леманна: в 1946 г. - переиздание «Истоков дней»; в 1949 г. - отвергнутые Америкой «Темные аллеи» («Dark Avenues and Other Stories»), не замеченные критикой и не имевшие успеха у англоязычного читателя тех лет; в 1951 г. - «Воспоминания» («Memoirs and Portraits»). Практически все рецензенты восприняли бунинские мемуары как «последний отголосок потерянного мира» (цит. по: с. 644). Американские и английские критики сошлись в том, заключает Н.Г. Мельников, что воспоминания Бунина «достойны самого пристального внимания», хотя и не могут претендовать на статус «великой книги» (с. 645). В целом творчество Бунина в англоязычном мире так и не было оценено по достоинству.
В немецкоязычной периодике отдельные рассказы Бунина мелькали с начала XX в. Восприятие прижизненного творчества русского писателя немецкой аудиторией, по мнению Т.В. Марченко, отмечено всеми особенностями истории России и Германии в первой половине века. В 1920-е годы Бунина издали в общеэмигрантском потоке, в котором терялись его небольшие книжечки, поскольку послевоенная Германия с жадным интересом поглощала литературную продукцию из Советского Союза. Интерес к Бунину столпов немецкой литературы - самого крупного прозаика Т. Манна и самого значительного поэта Рильке - не подстегнул любопытства немецких читателей. Перелом наступил только в связи с присуждением Нобелевской премии и титаническими усилиями, предпринятыми издательством Кассирера при деятельном участии и активном вмешательстве Ф. Степуна, С. Горного (А. А. Оцупа), А. Лютера.
Выпустить собрание сочинений не удалось, но вышедшие за три года три тома лучшей бунинской прозы вызвали шквал откликов. При этом «демократичная пресса Веймарской республики Бунина проигнорировала, а периодика, украшенная свастикой, им искренне увлеклась»; но переводили и выпускали произведения писателя в самой Германии, а зачитывалась им немецкоговорящая публика всюду - в Швейцарии и Австрии, в Данциге и Судетах (с. 738-739). «Лирическая книга памяти "Жизнь Арсеньева" была
прочитана как исповедь души русского народа; простив Бунину аморфную форму и пунктирно намеченный сюжет, немцы полюбили его за "атмосферу" и "настроение", за изощренный психологизм и назвали лучшие рассказы, на свой вкус и с редкостным единодушием ("Ида" и "Солнечный удар" с одной стороны, "Игнат" и "Дело корнета Елагина" - с другой); и только "Деревня" оказалась изданной не ко времени» (с. 739), - резюмирует Т.В. Марченко. Благодаря старым и новым переводам к немецкому читателю пришло понимание, что в прозе Бунина каждое произведение - это «маленький шедевр» и всегда «с глубоко национальным подходом», помогающим понять многое из того, без чего русская сущность кажется непостижимой.
Книгу завершают: «Комментарии», «Указатель произведений И.А. Бунина», «Именной указатель».
Т.Г. Петрова
2012.02.026. КОЗЮРА Е.О. ПОЭТИКА И ЭСТЕТИКА КОНСТАНТИНА ВАГИНОВА В РУССКОМ ЛИТЕРАТУРНОМ КОНТЕКСТЕ. - Воронеж: Научная книга, 2011. - 128 с.
Основной аспект исследования - интертекстуальный: рассматривается «диалог» К.К. Вагинова (1899-1934) с литераторами предшествующего поколения - Вяч. Ивановым, А. Белым, О. Ман-дельштемом. Автор монографии, кандидат филологических наук Е. О. Козюра (Воронежский гос. ун-т), выдвигает на первый план не столько поиск конкретных подтекстов, сколько анализ соотношения художественных миров. Для Вагинова «частицы» чужих текстов - это материал для создания собственного. Однако в новом тексте эти «частицы» не «стыкуются», а «рассеиваются»: «Текст превращается в пространство "рассеивания" смысла, манифестирующее неизбежное отчуждение от прежнего контекста тех культурных знаков, которыми оперирует писатель» (с. 5).
К.К. Вагинов известен прежде всего как прозаик, автор модернистских романов «Козлиная песнь» (1927), «Труды и дни Сви-стонова» (1929), «Бамбочада» (1931), «Гарпагониана» (1933, впервые издан в 1983).
Заглавие вагиновского романа «Козлиная песнь» (буквальный перевод греческого слова «трагедия») связано, по предположению исследователя, с представлениями Вяч. Иванова об архаи-
