CC BY
33
готов принять в ней участие. Однако «прельщавшая новизна преобразований на деле означала не братство во Христе, как думал батюшка, а, наоборот, торжество Антихриста» (с. 144). Враг рода человеческого выступает в романе Леонова в конкретном образе декана одного из столичных вузов, возглавляющего кафедру «передовых наук» - Шатаницкого (в первоначальном варианте Сата-ницкого). Он многолик, обладает способностью одновременно присутствовать в разных местах. Его действия направлены на то, чтобы дискредитировать личность, доказать ее ничтожность, а цель -раскрепостить человечество от «излишней нравственности», под благими лозунгами изуродовать лицо планеты. Традиционные романные проблемы - личность и общество, я и мир - подняты в «Пирамиде» на уровень макроизмерения. Леонов отмечает преобладание материальных ценностей над духовными, механистичность и инертность в структурах человеческого сознания, потерю людьми чувства пути. Одна из ключевых леоновских историософских посылок так объясняет поведение героев: «Разгулявшееся, набирающее силу зло во многом есть следствие глобального эксперимента, проведенного в 1917 г.» (с. 143).
Сборник «1п тетойат» также включает разделы: «Символ. Архетип. Метатекст», «Русская поэзия: Слово и образ», «Человек в картине мира русской литературы. ХХ век», «Из работ А.Г. Лысова последних лет» («"Заключенье небывшего цикла". Стихотворение "Последняя роза": соборный образ Анны Ахматовой», [«Ступени»]), «Из неопубликованного» (Стихи А.Г. Лысова 1968-2007 гг.), «Памяти поэта», «Библиография трудов А.Г. Лысова».
К.А. Жулькова
2012.01.027. ЩЕДРИНА Н.М. «КРАСНОЕ КОЛЕСО» А. СОЛЖЕНИЦЫНА И РУССКАЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ ПРОЗА ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ХХ в. - М.: Памятники исторической мысли, 2010. - 336 с.
В книге доктора филол. наук Н.М. Щедриной (проф. МГОУ) самое масштабное творение А.И. Солженицына, на создание которого ушло более полувека, рассматривается в контексте исторической прозы писателей-современников. К анализу привлекаются романы М. Алданова («Истоки», «Самоубийство»), В. Максимова («Заглянуть в бездну»), Ю. Трифонова («Нетерпение»),
Ю. Давыдова («Март», «Глухая пора листопада», «Завещаю вам, братья» и др.), воссоздавшие «прообраз Октябрьского переворота и этапы его подготовки» (с. 293). В качестве «удаленного контекста» (термин В.Е. Хализева) выделены эпические циклы Д. Мережковского (трилогия «Хритос и Антихрист»), Д. Балашова («Государи Московские») и В. Астафьева («Последний поклон», «Прокляты и убиты», «Царь-рыба»). В монографии ставятся проблемы единства и полицентричности русской литературы ХХ в.; речь идет о взаимодействии романов, созданных в Советском Союзе (это и литература «мейнстрима», и «потаенная», или «возвращенная», проза), и романов русского зарубежья.
А. Солженицын, задумав произведение о революции еще в студенческие годы, работал над «Красным Колесом» по большей части в изгнании, а появление книги в печати в 1990-1993 гг. предшествовало его возвращению в 1994 г. из эмиграции в лоно российской словесности.
В главе «"Красное Колесо" А. Солженицына в контексте развития русской исторической прозы второй половины ХХ в.» воссоздана творческая истории произведения: от первых подступов, осуществленных писателем, «когда ему не исполнилось еще и восемнадцати» (с. 19), до последней прижизненной редакции, увидевшей свет в 2006-2009 гг.1 Особое внимание Н.М. Щедрина уделяет фрагментам дневника «Р-17», проливающим свет на формирование концепции романа. Исследовательница привлекает солженицынские «очерки литературной жизни» «Бодался теленок с дубом» и «очерки изгнания» «Угодило зернышко промеж двух жерновов», содержащие материал для изучения хронотопа, жанра и композиции произведения. Важный научный сюжет монографии -обобщение результатов сличения текста «Красного Колеса», опубликованного в Париже («УМКЛ-Рге88»), с редакцией, представленной в 30-томном собрании сочинений А. Солженицына.
О работе над «Красным Колесом» (продолжавшейся до последнего дня жизни писателя) свидетельствует подглавка
1 См.: Солженицын А.И. Красное Колесо: Повествованье в отмеренных сроках // Солженицын А.И. Собр. соч.: В 30 т. - М.: Время, 2006. - Т. 7-8: Август Четырнадцатого; 2007. - Т. 9-10: Октябрь Шестнадцатого; 2008. - Т. 11-12: Март Семнадцатого; 2009. - Т. 13-14: Апрель Семнадцатого.
«Apropos», а также материалы «Из архива А.И. Солженицына», публикуемые Н.Д. Солженицыной в приложении; этот материал иллюстрирует правку писателя в целях сокращения и обобщения текста, чтобы сделать повествование более доступным для читателя.
Жанр 10-томного эпического полотна Н.М. Щедрина определяет как «сверхжанровое циклическое целое, тяготеющее к историческому повествованию». Циклизация - характерное явление 19601990-х годов; в этот период выходят исторические романные циклы С. Бородина, Н. Задорнова, Д. Балашова, Э. Зорина, для которых характерно «усиление эпической тенденции», использование приемов «художественного синтеза и взаимодействия», «обращение писателей к мифологии и условности», углубление «философского потенциала», выход к документальности и «народно-смехо-вой традиции».
Исследовательский подход к истории, интерес к характеру русского человека, утверждение энергии созидания в противовес разрушению, изучение роли личности в истории - все это определило новаторство «Красного Колеса» как эпической формы, обладающей и свойствами цикла: широкий охват событий, внутренние связи между образующими его романами, монтажная композиция, концептуальность.
Н.М. Щедрина принимает определение Ж. Нива «антиэпопея» (с. 104), поскольку повествование в «Красном Колесе» характеризуется усилением субъективного начала, публицистичности и «жанрообразующей роли автора» (с. 108). В произведениях о событиях прошлого публицистичность обусловлена стремлением понять проблемы современности и предвидеть грядущее. В оригинальной философской концепции писатель выразил свое видение истории России, ее настоящего и будущего. Автор исследования показывает, что солженицынское «повествованье в отмеренных сроках» органично сочетает в себе документальность, публицистичность и философичность.
В главе «Авторская концепция философии истории в романе А. Солженицына "Красное Колесо"» Н.М. Щедрина трактует историософскую концепцию писателя в аспекте проблемы «личность и власть». В центре его внимания - вопросы о влиянии власти на человека, о соотношении «личностного величия и общечеловеческих качеств» политических деятелей, о роли случая в истории. Интер-
претация этой темы ярче всего выступает на примере четырех ключевых исторических фигур романа - генерала А.В. Самсонова, министра П. А. Столыпина, Николая II и Ленина (художник показал деформацию личности вождя революции под влиянием обретенной им власти и одержимости идеей революции).
Раскрывая своеобразие историософии Солженицына, исследовательница обращается к идеям Н. Бердяева, К. Леонтьева, Л. Толстого, И. Ильина - с их взглядами писатель по большей части полемизировал, но во многом и разделял их идеи (например, мысль И. Ильина о всеобщем покаянии, о возвращении к исконным нравственным ценностям России) (с. 123).
С проблемой философской основы произведения тесно связан вопрос о «мифопоэтике» романа, сложившейся в результате развенчания советского мифа о первостепенной роли Октября и второстепенном значении в истории России Февральской революции (до сих пор недооцененной и ключевой, по мнению создателя «Красного Колеса»).
Важная роль отводится излагающему свою точку зрения на происходящее «персонифицированному автору» - будь то историк, философ, аналитик «из другой эпохи» и т.п. (с. 162). Авторские отступления содержат рассуждения Солженицына об исторических катаклизмах, драматических моментах мировой истории, о судьбе России; ремарки (не типичные для исторической прозы) служат здесь оценке персонажа, нередко иронической (с. 176). Авторская ирония используется и в целях разрушения привычных для советского читателя официозных картин революции и послереволюционного будущего страны, а также для выражения антипатии к некоторым «героям» времени.
В монографии через сопоставление романа Солженицына с другими образцами исторической прозы второй половины ХХ в. выявляется общее и различное. Так, если Ю. Давыдов в своих произведениях зачастую передоверяет функцию автора-повествователя рассказчику или персонажам, а Ю. Трифонов в «Нетерпении» отдает эту роль богине истории Клио, то Солженицын «стоит за экспансию своего присутствия во всех ипостасях».
На упреки критиков, будто в рассматриваемом творении идеолог-публицист берет верх над художником, Н.М. Щедрина отвечает в главе «Природа художественности в "Красном Колесе"
А. Солженицына». По ее мнению, новый тип художественности проявил себя через авторское осознание философии истории, путем обоснования новой концепции исторической личности, а также «в структуре произведения»: в композиции романного целого, в сюжетной роли мотивов и лейтмотивов, в функциях автора-повествователя и автора-героя, в организации времени и пространства, в ритме повествования (с. 184). Историософия писателя, его ярко заявленная позиция определяют специфику используемых Солженицыным средств и приемов построения текста.
Н.М. Щедрина анализирует мотивную структуру «Красного Колеса», метафоризацию мотивов «бесовщины», нетерпения, двойничества (т.е. традиций Ф. Достоевского). «Бесовство» - важная составляющая авторской концепции русской истории. В романе «Красное Колесо» явлена галерея «бесов» - от Гиммера (Суханова), Нахамкиса (Стеклова), Парвуса (Гельфанда), Ленина, Сталина, Н.С. Чхеидзе, Л.Б. Каменева, И.Г. Церетели до Г.Е. Распутина, Д.Г. Богрова, А.Г. Шляпникова, К. Гвоздева. Писатель развенчивает мысль об уроках революционного романтизма: даже самые благородные утопии становятся разрушительной силой, когда им предоставляется роль практического руководства для общественного переустройства.
В раскрытии «бесовщины» А. Солженицын чем-то близок М. Алданову, который размышлял о «герметизме» революционного сознания (умение не помнить о живых, о крови, о жалости и насильственно «вводить людей в социализм»). А. Солженицын вместе с тем размышляет о «заглатывающей инерции» жестокости, показывая результат «бесовщины»: большевики и Ленин овладели всей полнотой власти. Особое место в «Красном Колесе» занимают мотивы игры и карнавала, русского «фатума», рока, самоубийства. Автор монографии анализирует их в соотнесении с исторической прозой ХХ в., в частности - с мотивами романов М. Алданова.
Своеобразие хронотопа в произведении Солженицына определяется социально-философской концепцией писателя: «Хронологически действие в "Красном Колесе" длится два года восемь месяцев, в Узлы же "укладывается", "уплотняется" всего восемьдесят два дня» (с. 234). Наиболее значительные события связаны с Петроградом и Москвой; однако, по мнению Н.М. Щедриной, хронотоп романа простирается, расширяется за счет ретроспекций и уходит
вглубь до библейских сказаний. Большую роль в пространственно-временной организации играет ритм. Сюжетообразующей функцией обладает «хронотоп колеса», по значимости сопоставимый с образом бездны, в которую устремилась Россия, изображенная В. Максимовым в романе «Заглянуть в бездну».
Размышляя о важнейших типах повествования, представленных в «Красном Колесе», автор выделяет новаторские по своему характеру главы-«киноэкраны», газетные монтажи, фрагментарные и обзорные главы. Солженицын прибегал к методам кинематографа, используя прием монтажа, замедляя либо ускоряя действие, чередуя крупные и общие планы.
Документальность изложения - это и жанровая доминанта «Красного Колеса», и особенность творческой манеры писателя (с. 265). Характер ее проявления различен - «от выборочного знакомства с документом до тщательного изучения всей совокупности материала; от широкого включения документов в текст произведения до воссоздания на их основе образов и событий» (с. 267). В романную ткань органично входит символика; такие символы, как звезда и земля, способствуют глубокому раскрытию сущности исторических событий.
В «Заключении» Н.М. Щедрина останавливается на роли финальных глав в повествовательном «цикле». В «Красном Колесе» нет «итоговости как таковой», напротив, основной текст получает «необычную форму продолжения» (с. 276). Такую форму являет собой «Календарь революции» и последняя часть, озаглавленная писателем «На обрыве повествования», - изложение событий после июня 1917, продлившихся до весны 1922 г. Автор монографии отмечает характерные черты этих частей эпопеи: конспективность, драматизм описываемых событий, подчеркнутый использованием условного деления прозы на «действия» (подобно драматургическому произведению). «Если в основу деления текста "Красного Колеса" на части положено авторское отношение к узловым точкам русской истории, то в последних главах-эскизах Солженицын оставил лишь событийный стержень» (с. 277).
Н. М. Щедрина выделяет кульминацию финальных глав - Октябрьский переворот, отмечает широту охвата писателем различных сфер быта России при лаконичности приемов повествования. Авторская позиция на последних страницах романа выражена по-
средством ремарок и эпилогов, в которых художник намечает последующие узловые точки в жизни страны; 1928, 1931, 1937, 1941, 1945 гг. - это «те этапы дальнейшей истории России, над которыми раздумывал Солженицын, но не успел в силу обстоятельств воплотить их на бумаге» (с. 286).
Анализ финальных глав важен и потому, что в них наглядно отражены принципы и приемы поэтики, характерные для всего произведения: сгущенность повествования, документальность, фактографичность, «закон экономии» художественных средств. Образ колеса присутствует и в эскизных, завершающих главах, но только в подтексте: начав вращение, колесо не останавливает своего движения и после революции.
«Красное Колесо» «спаяно» со всеми другими работами писателя сюжетными событиями, местами, где происходят действия, биографически близкими героями и различными линиями преемственности (эпическими и психологическими). Эпопея А. Солженицына вобрала в себя «исторические, философские, нравственные и этические проблемы рубежа веков» (с. 299).
А.В. Урманов (Благовещенск)
Русское зарубежье
2012.01.028. ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО БОРИСА ЗАЙЦЕВА: Материалы Шестой Международной научно-практической конференции, посвященной жизни и творчеству Б.К. Зайцева / Ред. кол.: Черников А.П. и др. - Калуга: Калужский гос. ин-т модернизации образования, 2011. - Вып. 6. - 199 с.
В статьях сборника прослеживаются философские, духовно-нравственные искания Б.К. Зайцева, рассматривается проблематика и поэтика его прозы, а также жизненные и творческие связи писателя с современниками. Сборник включает три раздела: «Творчество Б.К. Зайцева: Проблематика, поэтика, литературный контекст», «Литературное и духовное наследие Б.К. Зайцева», «Методические аспекты изучения литературного наследия Б.К. Зайцева». Реферируется первый раздел.
А.П. Черников (Калуга) в статье «Творческие искания Б. Зайцева» обращает внимание на то, что в русской прозе черты
