CC BY
104
ЭТИКА
2012.01.007-013. ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ БИОЛОГИИ И МЕДИЦИНЫ. (Сводный реферат).
2012.01.007. LAVI SH. From bioethics to bio-optics: the case of the embryonic stem cell // Law, culture and the humanities. - L., 2008. -Vol. 4. - P. 339-351.
2012.01.008. DE VRIES R., DINGWALL R., ORFALI K. The moral organization of the professions: Bbioethics in the United States and France // Current sociology. - N.Y., 2009. - Vol. 57, N 4. - P. 555-579.
2012.01.009. ХРУСТАЛЕВ Ю.М. Здоровьесбережение - фактор национальной безопасности // Философские проблемы биологии и медицины: Междисциплинарные аспекты медицины: Сборник материалов 2-й ежегодной научно-практической конференции. - М.: Принтберри, 2008. - Вып. 2. - С. 4-8.
2012.01.010. КУЛИЕВ З.А. Философия укрепления здоровья нации // Философские проблемы биологии и медицины: Междисциплинарные аспекты медицины: Сборник материалов 2-й ежегодной научно-практической конференции. - М.: Принтберри, 2008. - Вып. 2. -С. 7-9.
2012.01.011. РЫБИН В. А. Социокультурное истолкование понятия «здоровье» как предпосылка новой парадигмы философии медицины // Философские проблемы биологии и медицины: Междисциплинарные аспекты медицины: Сборник материалов 2-й ежегодной научно-практической конференции. - М.: Принтберри, 2008. -Вып. 2. - С. 10-13.
2012.01.012. ПЕТРЕНКО Н.С. Здоровье как составляющая человеческого капитала // Философские проблемы биологии и медицины: Междисциплинарные аспекты медицины: Сборник материалов 2-й ежегодной научно-практической конференции. - М.: Принтберри, 2008. - Вып. 2. - С. 14-17.
2012.01.013. ОЛЕСКИН А.В. Сетевые, иерархические и (квази)ры-ночные структуры в биосистемах и человеческом обществе // Философские проблемы биологии и медицины: Фундаментальное и прикладное: Сборник материалов 4-й ежегодной научно-практической конференции. - М.: Принтберри, 2010. - Вып. 4. - С. 58-61.
Ш. Лави (007) указывает, что в основании биоэтики как области прикладной этики лежит различие между фактами и нормами. В качестве области научных исследований предмет биоэтики -это вопрос о моральности человеческих поступков, а с прагматической точки зрения, в рамках биоэтики ставится вопрос о том, что необходимо сделать. Представители биоэтики проводят различие между сущим и должным: окружающие вещи составляют лишь контекст, в рамках которого возникают моральные обязательства. Если в центре биоэтики находится этический аспект, то на периферии - онтологический аспект.
Критики биоэтики выдвигают положение о том, что не существует науки, свободной от ценностных суждений. То, что принимается в качестве объективных фундаментальных принципов, на самом деле является продуктом моральных предпосылок и политических убеждений. Однако хотя биоэтика и включает в себя ценностные суждения, эти суждения нередко могут быть поняты сквозь призму биологического знания, на которое они опираются. В фокусе биоэтики лежат такие понятия, как жизнь, смерть, болезнь и т.п. Ключ к разрешению споров в области биоэтики лежит не столько в конфликте противоборствующих этических теорий, сколько в столкновении различных способов видения того, каковы вещи на самом деле и как они проявляются. Ш. Лави делает акцент не столько на нормативных аспектах биоэтики, сколько на «биооптике», лежащей в основе этических суждений.
Если биоэтика является инновационной областью, то ее новизна заключается не в новых принципах и не в приложении традиционных этических норм к новым областям знания. Инноваци-онность биоэтики лежит в новых вещах, которые исследуют ее представители, и в новом видении, которое создает предпосылки для дальнейшего развития науки. В центре биоэтики находится не столько противоположность между вещами и этическими нормами, сколько конфронтация представителей биоэтики с новыми биологическими понятиями. «Биоэтики уделяют слишком много внима-
ния изучению норм и слишком мало внимания изучению вещей» (007, с. 340). Особое внимание следует уделять вопросу о динамике отношений между «научным» и «социальным». Взгляд с позиций «биооптики» дополняет как исследования в области биоэтики, так и в сфере биосоциальных наук.
В рамках биоэтики ведутся острые дискуссии о возможности использования стволовых клеток. Ученые возлагают большие надежды на использование этих клеток в терапевтических целях, выражая убеждение в том, что подобное использование позволит справиться с такими недугами, как, например, болезнь Паркинсона, рассеянный склероз, диабет и т.п. Медицинская ценность стволовых клеток заключается в их уникальной способности как к самообновлению, так и к превращению в различные типы клеток. Хотя стволовые клетки встречаются и во взрослом организме, наиболее ценным источником этих клеток выступает эмбрион в возрасте от пяти до семи дней после момента оплодотворения. Этические споры вытекают из того факта, что с целью получения стволовых клеток эмбрион подлежит уничтожению. В центре споров лежат этические ценности, а именно - ценность человеческой жизни. Противники использования стволовых клеток ссылаются на то обстоятельство, что эмбрион представляет собой форму жизни и должен подлежать защите. Сторонники использования стволовых клеток утверждают, что эмбрион не является человеческим существом и поэтому не заслуживает особого морального внимания и юридической защиты. В ходе этих дебатов не существует четких границ между фактами и нормами. Вопрос о том, следует ли эмбрион рассматривать в качестве человеческого существа, превращается в вопрос, является ли эмбрион человеческим существом. Иными словами, разное видение проблемы позволяет одним увидеть в оплодотворенной яйцеклетке человеческое существо, в то время как другие рассматривают тот же самый объект в качестве «биологического материала», отрицая в нем какие бы то ни было человеческие свойства.
Критики использования стволовых клеток в научных целях опираются на религиозный постулат о святости жизни. Если отдельные клетки способны к регенерации, то эмбрион в случае использования стволовых клеток неизбежно погибает. Однако сторонники противоположной точки зрения указывают на логическую
непоследовательность в отождествлении эмбриона с человеческим организмом. Согласно их точке зрения, если одноклеточный эмбрион можно сопоставить с человеком, то что мешает сравнению с последним отдельных яйцеклеток или сперматозоидов?
Разное видение выражается в разных подходах к данной проблеме в различных странах. Так, в США на исследования стволовых клеток наложены серьезные ограничения: на эти исследования не должно выделяться ни цента из государственного бюджета. В то же время в Израиле отношение государства к подобным исследованиям, за исключением возможности человеческого клонирования, весьма либерально. Причина подобного различия заключается в разных религиозных традициях. В США сильны фундаменталистские традиции христианства, согласно которым эмбрион с момента своего зарождения являет собой форму человеческой жизни. С одной стороны, этические дискуссии по данной проблеме представляются спором между либералами и консерваторами, учеными и религиозными деятелями, сторонниками и последователями духа Возрождения и «реакционными силами». С другой стороны, в области биоэтики прослеживается сходство научных и крайних религиозных идей. В данном случае имеет место спор не столько между учеными и священниками, сколько между представителями различных религиозных взглядов. Определенное сходство позиций имеет место между учеными, допускающими возможность использования стволовых клеток, с одной стороны, и так называемыми «либеральными» взглядами на эту проблему представителей иу-даистской религии - с другой, а также между христианским фундаментализмом и светским консерватизмом.
Различие в отношении государства к исследованиям стволовых клеток обусловливается не столько расхождением в позициях представителей биоэтики в США и Израиле, сколько в разном религиозном видении проблемы. Позиция, согласно которой эмбрион на ранних стадиях своего развития представляет собой форму человеческой жизни, «современна» в том смысле, что она нова с точки зрения времени. В основе традиционалистского взгляда на эту проблему, представленного католиками и другими приверженцами монотеистических религий, лежит средневековая трактовка Аристотеля. Согласно Аристотелю, человеческая душа зарождается в эмбрионе в период между 40 и 90-м днем после зачатия. Сущест-
вуют различные варианты традиционалистского подхода к данной проблеме. Так, согласно Вавилонскому талмуду, относящемуся ко XI в. н.э., эмбрион представляет собой «простую воду» до 40 дня после зачатия. Таким образом, расхождение этических взглядов обусловлено религиозными расхождениями между представителями традиционализма, с одной стороны, и более «модернистским» подходом - с другой.
Противоположные этические взгляды можно рассматривать в качестве разных способов видения мира как с феноменологической, так и с научной точек зрения. Феноменологический аспект включает в себя способ, с помощью которого вещи являются субъекту в его повседневном культурном опыте. Научное видение предполагает метод, с помощью которого вещи являются субъекту, будучи опосредованы достижениями науки и техники. Например, с феноменологической точки зрения солнце «заходит за море», в то время как с научной точки зрения земля вращается вокруг своей оси. Таким образом, традиционалистскую позицию, согласно которой эмбрион отождествляется с человеческим существом, можно рассматривать как феноменологический взгляд на вещи, а «модернистскую» позицию, согласно которой эмбрион - это лишь потенция человеческого существа, в качестве научного взгляда. Вместе с тем нельзя не отметить, что сторонники религиозной позиции нередко оперируют категорией «души» и другими сверхчувственными сущностями.
Различие между феноменологическим и научным подходами -это различие двух способов видения. Существует два следующих возражения на этот счет. Первое касается отождествления традиционной теологии, в частности, католической теологии, с феноменологией. В рамках христианства существует богатая традиция переплетения науки, или философии природы, и теологии. Ни Фома Аквинский, ни Аристотель не были пассивными созерцателями природы: их восприятие окружающего мира было опосредовано имеющимся в то время знанием. Второе возражение относится к противопоставлению науки и феноменологии. Кто-то может удивиться, почему современная наука не может служить способом обыденного восприятия окружающих вещей. Однако вместо того, чтобы доказывать, что аристотелевская наука была ближе к феноменологическому восприятию мира, чем современная наука, следу-
ет выявить, каким образом представители средневековой и современной науки понимали «сущность» эмбриона.
Отождествление эмбриона с человеческим организмом основывается на трактовке эмбриона как потенции человеческой жизни. В связи с этим необходимо провести различие между современным и античным понятиями потенции. В Античности данное понятие тесно связывалось с категорией динамики. Эта связь прослеживается, в частности, в «Метафизике» Аристотеля. Позиции Аристотеля противостояла точка зрения Зенона и его последователей, согласно которой такой сущности, как потенция, нет места: нечто либо существует, и оно актуально, либо оно не существует, и оно ничто. Например, желудь не является деревом. Он существует в качестве желудя, а не дерева, и все попытки представить его чем-то иным, кроме желудя, с точки зрения Зенона, не имеют смысла. Позже греческий термин «динамика» трансформировался в латинский термин «потенция» и приобрел несколько новый смысл. Важную роль играет различие между греческим и средневековым смыслом этого понятия, с одной стороны, и современным - с другой.
Средневековые мыслители, интерпретируя Аристотеля, проводили различие между двумя типами потенциальности: логической, с одной стороны, и реальной - с другой. Зеркало имеет потенцию быть разбитым, и желудь имеет потенцию стать деревом. Однако между ними существует различие. Быть разбитым не является «целью», или «идеей» зеркала: зеркало существует не для того, чтобы быть разбитым. Иное дело желудь, назначением которого является стать деревом. Именно это назначение обусловливает то обстоятельство, что желудь становится деревом. Если потенциальность зеркала быть разбитым - логическая, то желудя стать деревом - реальная. Противопоставление средневековой трактовки логической потенциальности и современного представления о потенциальности лежит в основе споров о возможности использования стволовых клеток. Даже в аристотелевской трактовке реальной потенциальности указывается на нечто, которое еще не существует. Потенциальность желудя стать деревом - это то, чем желудь обладает, но только как возможность в будущем, а не как реально существующее нечто.
Что касается современной трактовки потенциальности, то она несколько иная. Она не относится к тому, что еще не возникло,
а скорее к тому, что уже существует, но в форме возможности. В отличие от традиционалистской трактовки современное понятие «потенциальности» предполагает не то, что эмбрион - это еще не человеческое существо, а скорее то, что он есть. Потенциальность означает сущность в движении, силу, которая уже есть. Например, согласно позиции противников исследования стволовых клеток, человеческий эмбрион - это действительный представитель вида Homo sapiens на начальной стадии своего развития, целостный, хотя и незрелый, организм - человеческое существо.
Наглядной иллюстрацией современной трактовки потенциальности выступает понятие энергии. Энергия - это потенциальность скорее в современном, чем в традиционном смысле этого слова. Если в современном смысле потенциальность нередко отождествляется с энергией, то для древних греков понятие энергии было противоположным потенциальности. Греки различали актуальное (энергия) от потенциального (динамики). Это лингвистическое различие лишь подчеркивает уникальность современной трактовки потенциальности. Когда субъект размышляет об энергии, он обращается не столько к тому, что еще не существует, а скорее к тому, что уже есть. Почему в таком случае об энергии рассуждают как о потенциальности? Постольку, поскольку энергия обладает свойством видоизменяться и использоваться в разных целях. Современное представление о потенциальности тесно связано с возможностью использовать энергию в различных целях. Например, ДНК человека не является «потенцией» в аристотелевском смысле, она не превращается ни во что иное. В отличие от желудя, ДНК не трансформируется в другой организм, а скорее воспроизводит новые формы и воспроизводится в них.
Именно в современном смысле потенциальности стволовые клетки обладают небывалыми возможностями. Эти клетки могут превращаться в любые другие клетки. Их потенциальность была открыта учеными, и ученые стремятся выявить и овладеть механизмами, которые бы позволяли управлять этими возможностями. Все это помогает выявить сходство и различие, существующие в рамках споров вокруг стволовых клеток, с одной стороны, и проблемы абортов - с другой. В случае с абортом субъекту нет необходимости обращаться к современному понятию потенциальности, чтобы связать представление о святости жизни с плодом. Традици-
онно плод рассматривали с феноменологической точки зрения как форму жизни, пусть и не полную. Что касается стволовых клеток, то в данном случае неизбежно обращение к современной трактовке потенциальности. Факт оплодотворения яйцеклетки означает, что существует новая потенциальная возможность жизни. В Англии и некоторых других странах эмбрион запрещается разрушать позже четырнадцатого дня после зачатия. Эта норма основывается на тех научных наблюдениях, согласно которым эмбрион именно в этот период приобретает черты индивидуальности: до этого периода он способен к делению и появлению двойняшек.
Спор между сторонниками двух способов видения позволяет объяснить, почему противники исследования стволовых клеток проводят различие между «потенциальностью» яйцеклетки до и после оплодотворения. Оплодотворение как биологический процесс наделяет организм новым потенциалом. И хотя с точки зрения биологии религиозную позицию по отношению к возможностям исследования стволовых клеток нередко называют «реакционной», биооптический подход позволяет выявить сходство между фундаменталистской трактовкой жизни, с одной стороны, и научным подходом к жизни - с другой. Сторонники сциентизма отрицают положение о том, что эмбрион представляет собой человеческое существо, исходя из феноменологической позиции. С точки зрения биооптики позиции спорящих сторон поменялись: некоторые мыслители, стоящие на позициях науки, отстаивают консервативные взгляды, в то время как отдельные представители религиозного течения (в частности иудаизма), придерживаются современных взглядов.
Согласно Ш. Лави, представители биоэтики должны интересоваться не только вопросами онтологии, но и этики. Биооптический подход способствует разрешению таких проблем, как эвтаназия, информированное согласие и свобода выбора. Задача философа не в том, чтобы показать, что факты интерпретируются по-разному в зависимости от различных традиций и социально-политического контекста. Традиции, политический контекст и социальные процессы не обладают онтологическим приоритетом. Как и этические суждения, они имеют место в контексте вещей. «Исследование онтологии вещей направлено не на то, чтобы выявить их позитивное существование, а скорее на определение усло-
вий, которые делают их видимыми...» (007, с. 351). Иными словами, онтологическое исследование ориентировано на «оптику вещей». Хотя этические вопросы фундаментальны по своей природе как вопросы практические, биооптичесие исследования также являются этическими. Этический смысл обретает тот факт, что мир, в котором живет человек, приобретает для каждого особые очертания, и человек ставит вопрос о том, как изменить этот мир. Понимание мира так же, как и понимание субъектом самого себя, - это необходимое условие человеческой свободы.
Р. Дэврэ, Р. Дингвол и К. Орфали отмечают (008), что за последние 40 лет биомедицинскими вопросами - возможности использования стволовых клеток, эвтаназии и др. - стали заниматься не только представители естественных наук, но и другие «заинтересованные лица», такие, как, например, ученые-биоэтики. Используя так называемые децентрализованные компаративистские методы, Р. Дэврэ, Р. Дингвол и К. Орфали пытаются выявить, каким образом социальные и культурные традиции в США и Франции обусловливают содержание и границы биоэтики. Выделяются следующие проблемы. Во-первых, в какой мере формирование научной области обусловлено случайными по своему характеру социальными и культурными факторами. Во-вторых, в какой степени занятие биоэтикой является результатом профессиональных желаний самих ученых и/или заботы о социальном благе.
В США первые представители биоэтики появились лишь в начале 1960-х годов. До этого периода некоторые ученые занимались моральными вопросами, связанными с медицинскими исследованиями и медицинской практикой, однако они не называли себя биоэтиками, не были институционализованы, не имели профессиональных журналов, поддержки со стороны государственных учреждений. За это время биоэтика стала значимой областью биологии и медицины. В наиболее значимом труде в этой области - «Принципы биомедицинской этики» (1979) Т. Бичампа и Дж. Чилдресса -были сформулированы исходные принципы: автономии, «не навреди», благодеяния и справедливости. И хотя некоторые критики утверждают, что эти принципы не отражают все многообразие общественной жизни, успех этой книги лишь подчеркивает положение о том, что акцент на свободу вполне отражает «дух времени».
Вместе с тем признание биоэтики как отдельной дисциплины не исчерпывает всех вопросов. В этой области остается доминирующее влияние представителей медицины. Формирование отдельной области знания, где в центре стоят этические вопросы, многие медики склонны рассматривать как посягательство на их права. Дальнейшее развитие биоэтики способно подорвать авторитет врачей в некоторых вопросах. Поскольку в области лечения больных важнейшую роль играет такой фактор, как моральный авторитет врача, не каждый медик способен смириться с существованием некоего советника по нравственным вопросам в лице биоэтика.
В 1994 г. в ряде стран Запада вступили в силу биоэтические законы, согласно которым человеческое тело нельзя рассматривать в качестве товара. С точки зрения Ж.-Ж. Руссо, тело необходимо трактовать как часть единого социального организма, и отдельные индивидуумы обладают не столько правом его владения, сколько правом пользования. Тем самым принцип уважения человеческого достоинства доминирует над принципом автономии. Угроза принципу уважения достоинства имеет место в том случае, когда применение научных технологий приводит к ситуации, когда все, в том числе аморальные, поступки становятся возможными. Задача общества - предотвратить подобную угрозу. Эта задача возлагается, в первую очередь, на социальные институты.
Во Франции биоэтика в значительной мере институционали-зована, однако на деле эта область остается в этой стране своего рода «гранд-проектом», универсальным предприятием, символом «французской культурной модели», которая лишь косвенным образом связана с реальной практикой. Как и США, Франция традиционно позиционирует себя с носителем особой миссии по отношению к человечеству. Эта миссия выражается в поддержке неких универсальных ценностей, таких, как свобода, равенство и защита человеческих прав. Неудивительно, что в области биоэтики универсалистская риторика преобладает над прикладным клиническим подходом. В центре внимания французских представителей биоэтики стоят такие вопросы, как влияние науки, техники и медицины на человека и человеческое будущее. Вместе с тем представители биоэтики пытаются внести определенные изменения в социальную практику посредством утверждения идеала самоконтроля как этической основы. Они далеки от утверждения строгих
законов и правил. Каждый субъект должен внутренне усвоить общепринятые принципы так, чтобы не было необходимости во внешнем принуждении. Незримое соглашение между французским правительством и представителями медицинской профессии по поводу политики в области здравоохранения и медицинской этики создает почву для альтернативной культурной модели биоэтики. Не только во Франции, но и во многих других европейских странах разделяют идею о том, что принцип автономии пациента должна быть трансформирован в постулат уважения человеческого достоинства.
Представители биоэтики в США не добились значительного прогресса в своей области, поскольку они не нашли между собой согласия в вопросе о том, какой модели придерживаться в ходе своих исследований. Формирование этой области знания свидетельствует о том, что деятельность ее представителей обусловлена социальными рамками и существующим в медицине разделением труда. Все это создает условия для дальнейшего развития биоэтики. Исторические и культурные предпосылки создают почву для формирования социальных институтов в данной области. Р. Дэврэ, Р. Дингвол и К. Орфалине считают очевидным, что высокие этические стандарты в области здравоохранения могут утверждаться лишь посредством создания такой относительно новой области знания, как биоэтика. Возможно, этические принципы представителей биологии и медицины могут воплощаться в жизнь и с помощью имеющихся до сих пор регулятивных средств.
Ю.М. Хрусталев отмечает (009), что во все времена приоритетным правом человека было его право на безопасную и счастливую жизнь. На осмысление этого естественного права были нацелены лучшие умы человечества: философы, ученые и врачи. Ими были достигнуты поистине грандиозные успехи в науке, технике, но особенно в области высоких биомедицинских технологий. Все это имеет как положительные, так и отрицательные стороны. Человечество возвысилось над природой, но и почувствовало реальную угрозу собственному существованию, исходящую от достигнутого могущества. И теперь вынуждено разрабатывать средства и методы, принципы и правила защиты жизни и здоровьесбережения людей от нерегулируемой экспансии научного творчества. В связи с
этим сам прогресс научно-технического развития должен находиться под контролем.
Среди ведущих областей современной научной деятельности медиков важное место принадлежит молекулярно-генетическим исследованиям. Внушительны свершения в генной инженерии, а перспективы ее фантастичны. В короткие сроки она прошла путь от фундаментальных теоретических исследований до широкого практического применения в клиниках. От научных открытий и современных технологий преобразования мира возрастает зависимость развития и качественного самосовершенствования человечества.
Мощный рывок в научных, технических и технологических достижениях молекулярной генетики за последние десятилетия открыл перед медиками перспективы целенаправленного воздействия на изменение наследственности организмов вплоть до их генно-инженерного конструирования с заранее заданными свойствами. На фоне достижений современной медицины, таких как протезирование и трансплантология, интенсивная терапия и реанимация, пластическая хирургия и операции по смене пола, т.п. и т.д., в обществе возник моральный плюрализм. Научно-технологические последствия порой недооцениваются и самими учеными. Озабоченность вызывает ситуация, когда снижается чувство ответственности и справедливости в сфере научной медицины и фармации. В медицинской сфере появилось немало проблем, для решения которых нет однозначного подхода. Например, нельзя заранее определить - правильно или неправильно производить эксперименты на эмбрионах. И таких проблем ныне множество.
Для их разрешения потребовалась новая этика, которая учитывала бы плюрализм мнений специалистов и широкой общественности. Ныне парадоксальным образом научный прогресс, усиливая могущество людей, создал и угрозу их здоровью, и даже жизни. Ушли в прошлое времена, когда науку можно было считать безусловным человеческим благом, когда она могла представляться ценностно-нейтральной, как бы лежащей по ту сторону добра и зла. Ныне наука не только одаривает людей плодами своих открытий и привлекает новых перспективами, но и вызывает у них беспокойство за свое будущее. Она, будучи комплексным исследованием мира, общества и самого человека, ориентирует политиков и ученых на диалог с природой. Тем самым наука обретает новое - че-
ловеческое измерение. Теперь научное сообщество, получающее немалую долю ресурсов всего человечества, поставлено перед необходимостью постоянно демонстрировать широкой общественности, что блага, которые оно дает людям, перевешивают все ее негативные последствия.
Современные научные и особенно биотехнологические подвижки принципиально иначе ставят вопросы о морально-правовом насыщении науки вообще, но, прежде всего, новейших технологий биомедицины. До недавнего времени многие ученые были убеждены в том, что смысл науки этики состоит в реализации ими основных норм по достижению истинности знания во всех научно-исследовательских изысканиях и скрупулезной чистоты в проведении экспериментов на живом организме и человеке особенно. Считалось даже, что научные результаты, полученные при соблюдении этих условий, непременно приносят людям только пользу. В настоящее время стало очевидным, что следование только традиционным этическим нормам в научной деятельности не приводит к желаемой цели. Вызов научно-технического и технологического прогресса состоит в том, чтобы в контексте жестких моральных и правовых норм в клинической медицине формировать биоэтическое сознание.
Биоэтика как морально-правовая наука в исследовании жизни и новых форм лечения в медико-клинической практике сформировалась в конце 60-х годов прошлого столетия. Эта новая фило-софско-этическая парадигма стала этикой «благоговения перед жизнью» (А. Швейцер). Достигнут немалый прогресс в оценке жизни, ее сохранении и даже некоем качественном преобразовании. Это придает биоэтике статус науки о самоценности жизни для выработки новой этической системы в человечных взаимосвязях и отношениях.
Ныне в содержание биоэтики включены вопросы нравственных взаимоотношений врача и пациента, моральности экспериментов на человеке, причины самоубийств, проблемы эвтаназии, абортов, репродуктивных технологий, трансплантации органов и тканей, медицинской генетики, генной инженерии, прав душевнобольных, социальной справедливости в здравоохранении.
Современная медико-клиническая практика, прежде всего медико-технологическое перевооружение медицины, по-новому
поставили вопросы о месте морали в естествознании вообще и медицинской науке в особенности. Много понятней стала возрастающая роль биоэтики как новой морально-правовой парадигмы врачей и провизоров в их клинической практике и специальной исследовательской деятельности.
Современное естествознание в целом и медицинские науки в частности значительно расширили и интенсифицировали поле познания феномена здоровья, поставив перед исследователями и врачами проблему переосмысления многих философско-этических парадигм познания человека и его возможной модификации. В связи с этим первостепенной задачей стало изучение целесообразности и допустимости созидания чего-либо нового в биосфере Земли типа клонирования, а также осознания, насколько нравственно само по себе научное экспериментирование на людях или какое-либо иное генетическое манипулирование на организме человека с целью реконструкции естественно существующих генотипов.
Современный специалист-медик должен помнить и умело проявлять гуманистические идеалы, исходящие из биоэтики, в своей научной творческой деятельности. Философский гуманизм как этика человеколюбия органично сопряжен с гражданской ответственностью медиков, которая всегда была органично связана общественной моралью. Но не устарели поныне философские вопросы: как человеку стать Человеком? и почему его надо любить? Эти вопросы не дают покоя философам, этикам, а в последнее время и медикам. Причем на каждом новом этапе научно-технического прогресса они пытаются найти и предложить специалистам универсальный метод улучшения человека. Философско-этическое осознание медиками этих сложных проблем остается труднейшей задачей и в теоретической, и в практической медицине.
Практическое внедрение гуманистических идеалов биоэтики в медицинскую науку и практику не может быть отложено на отдаленную перспективу. Причем гуманистические идеалы и принципы, такие как уважительное отношение к правам и достоинству личности, к ее свободе, невозможно привнести в медицину как бы извне. Они по определению - суть и смысл медицинского менталитета. А процесс саморазвития медицинского менталитета ведет к росту или вызреванию гуманно-нравственных начал и у широкой общественности. Философия гуманизма необычайно остро прояв-
ляет себя в общественной жизни: науке и практике. Она тесно связала свою судьбу с решением гуманитарной задачи нравственного саморазвития людей, укрепления их здоровья и упреждения преждевременной смерти. Предметом острых философско-этических дискуссий в практической медицине остаются вопросы, связанные с применением эвтаназии. Кстати, сегодня, к чести врачей и фармацевтов, эта тема философски осмысливается в ключе поиска морально-правовых средств сохранения жизни любым способом, но главное, сбережения здоровья людей и, прежде всего, молодежи.
Поныне возникают то в одной, то в другой точке земного шара напряженные драматические ситуации, связанные с наукой и медициной. Социально-философский анализ этих проблем непростой судьбы человечества для многих политиков, ученых, медиков стал в известном смысле откровением о возможном «самоубийстве» человечества. Наряду с этим встал вопрос и о ценностном фи-лософско-этическом переосмыслении достижений в науке и технике, новейших технологий в биомедицине. Философски мыслящие медики опасаются, как бы новые биомедицинские и генно-инженерные технологии, будучи в плену неуемного рационализма, не приблизили бы катастрофу земной биосферы, а вместе с ней и человека. Вместе с тем намечаются новые подходы к пониманию роли и значения науки в жизни общества, рассматриваются возможности создания иных современных научных технологий, безопасных как в экологическом, так и в социальном отношении. В философском осмыслении учеными-исследователями и практическими медиками реальных проблем биомедицины закладывается новый ментальный фундамент, формируются иные морально-этические ценности, позволяющие углубленно вести научное познание жизни, и использовать все это в практике врачевания. Автор призывает реформировать российское здравоохранение в систему с более высокой ролью первичного звена, которое будет поддерживать здоровый образ жизни, проводить профилактику, представлять качественные услуги населению и повышать гибкость бюджетных процедур.
З.А. Кулиев указывает (010), что российские ученые, но особенно ученые-медики, всегда трактовали здоровье людей как высшую общественную ценность. Отечественные врачи и в прошлом, и в настоящем всегда боролись за жизнь и здоровье человека до
конца. Этика как наука о морали стала, по сути своей, этикой жизни. Ответ на вопрос, в чем состоит высшая ценность жизни самой по себе и человеческой в особенности, надо искать в комплексе ее феноменов: рождении, развитии и сбережении здоровья. Разрешение проблем жизни и укрепления здоровья человека - результат новейшего этапа в развитии науки и медицины. В ХХ столетии они пережили мощный подъем, появились новые научно-биологические дисциплины, быстро развилась научная биотехнология. Наблюдается устойчивая тенденция к росту ассигнований на биологические и медицинские исследования жизни людей и укрепления их здоровья. Делаются попытки с помощью воздействия на генную систему изменить человеческую телесность, создать совершенного человека, наиболее приспособленного к выполнению новых его функций в жизни. Кроме того, высокий темп обновления знаний о мире и человеке в нем повлек за собой быструю сменяемость социально-культурных структур и общественных институтов, воплощающих знания в новую жизнедеятельность человечества.
В действительности ситуация даже сложнее, чем кажется на первый взгляд. Возникла новая проблема отношения между здоровьем и болезнью человека. Она связывается даже не столько с научно-технической возможностью или невозможностью проведения таких экспериментов, сколько с тем, что подобного рода научное вмешательство в саму природу человека может привести к необратимым последствиям. Эти последствия можно сравнить с результатами человеческого воздействия на живую природу: человек может перестать быть человеком в его обычном виде. Между тем вся человеческая культура, интеллектуальность, нравственность и гуманные представления о здоровой, творчески насыщенной жизнедеятельности человека основываются на его телесности, с присущей ей возможностью, с распределением способностей между индивидами, которая до сих пор считалась чем-то неотъемлемым от самого понимания человека как уникального и самобытного земного феномена.
Врач не всегда в силах помочь каждому заболевшему человеку. Но понимая это, он не должен делать вид, что эффективно ему помогает. Он не может и бросить его на произвол судьбы. Сегодня, кстати, слышны искренние призывы профессиональных и честных медиков, полагающих, что вполне гуманно пойти навстре-
чу обреченному больному и «помочь» ему добровольно покинуть этот мир. Ситуации же, когда врач избавил бы больного от тяжелых страданий преждевременной смертью, у нас в принципе неприемлемы. Эта так называемая эвтаназия (легкая смерть) в нашей стране официально запрещена. Другое дело, если врач стремится всеми доступными ему средствами облегчить физические и моральные страдания больного. Помогать наступлению смерти противоречит идее философского гуманизма. Однако при всей видимой безнравственности этой проблемы нельзя считать, что она у нас окончательно разрешена. Дискуссии идут и к тому же обостряются с каждым днем.
Предметом острых философско-этических споров в медицине остаются вопросы, связанные с эвтаназией. Что делать, если всем ясно, что больной обречен? Врачам и семье остается терпеливо выполнять свой долг перед обреченным на смерть человеком, если, конечно, их понимание ценности жизни совпадает с таковым у пациента. А если такого понимания нет, тогда встает проблема принудительной эвтаназии. Заметим, что совпадение или несовпадение позиций врача (родственников) и пациента в первом случае не могло привести к проблеме недобровольной эвтаназии. Там могла возникнуть проблемная ситуация так называемой добровольной эвтаназии. Риск применения принудительной эвтаназии в первом случае может создаться, когда врач или члены семьи вопреки воле пациента будут настаивать на активном лечении. Во втором же случае пациент, дав информированное согласие на врачебное вмешательство, ставит окружающих перед дилеммой: удовлетворить желание больного человека или обречь на мучительное существование, оставаясь свидетелем его страданий. И что бы там ни говорили об эвтаназии: за или против, врач обязан делать все от него зависящее, чтобы вернуть пациенту здоровье, охранить его от мук боли или «divinum opus - cedare dolorem» (божественное дело -успокаивать боль). Врач должен быть истинным гуманистом, хорошим специалистом, порядочным, благородным человеком. Эти качества должны проявляться всегда и везде: дома, на работе, при общении и с больными, и с их родственниками и т.д. Несомненно, что современный врач должен обладать развитым чувством гражданской ответственности. Но все же главным показателем моральных качеств врача была и остается его совесть.
Биоэтика как идеология здравоохранения ничего не запрещает и не разрешает. Она привлекает внимание общественности к моральным и правовым аспектам биомедицинских исследований, биотехнологии, другим новым факторам науки, связанным с возможной угрозой жизни или утраты здоровья человека. Идеологи биоэтики подвергают критике те методы и средства науки или технологии биомедицины, которые не в состоянии обеспечить качественное улучшение жизни людей.
В. А. Рыбин отмечает (011), что хотя главная задача медицины заключается в восстановлении здоровья человека, в медицине до сих пор не выработано понятие, которое позволяло бы эффективно оценивать здоровье в однозначно истолковываемых и четких количественно-качественных показателях. Знаменитое определение ВОЗ, согласно которому здоровье - это состояние полного физического, психического и социального благополучия, а не только отсутствие болезней и дефектов, не обладает достаточной конкретностью. По сути, оно представляет собой метафору, поскольку остается неясным, что такое «благополучие» и как его понимать.
В сфере общемедицинской теории приводятся самые разные определения здоровья. Оно характеризуется как «нормальное функционирование организма», как состояние динамического равновесия организма в среде, как реализуемая на трех уровнях - биологическом, физиологическом и социальном - ценность, как «возможность полноценно трудиться», «как способность активно адаптироваться» и т.д. Однако, во-первых, каждое из этих определений является оценочным, открытым для «субъективизмов» и потому не может быть использовано как надежная формализующая основа и для практики, и для более углубленных междисциплинарных исследований. Во-вторых, большая часть такого рода определений вписывается в идущую еще от Платона историческую традицию, согласно которой здоровье рассматривается как «благо», т.е. «субстанциализируется» и оттого либо понимается в виде некоей самостоятельной, подчас полумистической сущности, либо истолковывается в соотнесении с такой сущностью. Ее примерами могут служить «пневма» (Гален), «жизненная сила» (Парацельс), «внутренняя физиологическая среда» (К. Бернар), «клетка» (Р. Вир-хов), «бессознательное» (З. Фрейд), гомеостаз (школа Г. Селье) и др. В-третьих, часть этих определений связывает здоровье с каче-
ствами, присущими не только человеку, но живым существам вообще: например, с «физиологическими и биохимическими процессами» (современная экспериментальная и практическая медицина) или «оптимальным сочетанием генов» (новейшие достижения биомедицинской науки).
Что же касается практики современной медицины, то она работает с устоявшимися практическими критериями оценки состояния человека, но здоровье оценивается при этом косвенным и негативным образом - через отсутствие болезней. Иными словами, для клинической практики человек представляет интерес только в состоянии заболевания, т.е. отклонения от некоторой среднестатистической (и потому довольно размытой) «нормы здоровья», о которой определенно и четко можно сказать только то, что «это - не болезнь». Вплоть до середины XX в. этот негативный критерий действовал достаточно эффективно, но по мере того, как патологии в нарастающей степени стали связываться с искусственными, антропогенными факторами («болезни цивилизации»), его эффективность все больше ставилась под сомнение. В наши дни все более острыми оказываются такие вопросы, как: есть ли основания характеризовать здоровье косвенным и негативным образом, можно ли выделять некую субстанцию здоровья человека помимо самого человека, есть ли вообще смысл определять его здоровье, ориентируясь на некие общебиологические начала, не специфицирующие человека, но характеризующие его по линии общности со всеми прочими живыми организмами?
Представляется, что ответы на эти вопросы целесообразно выстроить следующим образом. Человек - существо, активно регулирующее своей деятельностью процесс обмена веществ между собой (точнее, собственным социумом) и внешней природой. Иными словами, специфика деятельности человека определяется ее социальной полезностью.
Предпосылкой такой способности является культура, точнее, присущая только человеку способность создавать и усваивать культуру, тем самым изменяя природу и приспосабливая ее к себе. Здоровье не есть некое субстанциональное начало, существующее помимо человека, оно воплощается в человеке, в его актуальной жизнедеятельности, пределы которой соответствуют ресурсам исторически конкретной культуры, формирующей человека в образе,
максимально посильном для участия в процессе воспроизводства этой культуры, для поддержания ее устойчивости. Таким образом, здоровье - это антропологический образ исторически конкретной культуры, т.е. Образ Человека, воплощающий в себе полноту человеческих возможностей на определенном этапе развития человечества. Этот образ предпосылочно, из очевидности самой повседневной жизни задается медику и в качестве «нормы здоровья», и в качестве цели (если возникает необходимость «исцелить» человека, вернув его в состояние «нормы»), и в качестве критерия, определяющего «можно» и «нельзя» по отношению к человеку (т.е. формирующего границу «антропологической неприкосновенности»).
Н.С. Петренко указывает (012), что термины «здоровье» и «норма» имеют множество значений. Медицинские критерии объективного состояния организма дополняются представлениями о психологической сбалансированности, а также об адекватности во взаимоотношениях с людьми и в конечном итоге интегрированно-сти человека в социум. Здоровье является одним из важнейших факторов развития личностного потенциала. Оно зависит от социо-природных (наследственность, возраст, среда проживания, климат, эпидемии) и социокультурных факторов. Оптимистическое представление о будущем социоприродной составляющей здоровья поддерживается развитием медицины и биотехнологий. Оно перекликается с образом, созданным А. Маслоу в его концепции о самоактуализирующемся индивиде: не столько обычном человеке, которому что-то добавлено, а скорее человеке, у которого природой ничего не отнято, - в то время как средний человек в силу разных причин - это полноценное человеческое существо, но с заглу-шенными и подавленными способностями и проблематичной самореализацией. В этом смысле изменение представлений о природе человека в результате развития медицины является предметом социально-гуманитарных наук.
С одной стороны, такие аспекты здоровья как трудоспособность/нетрудоспособность, ожидаемая продолжительность жизни, амплитуда отклонений от средних показателей, - это феномены, которые, в условиях растущей социальной конкуренции, могут быть измерены, спрогнозированы и использованы самим человеком и обществом. С другой стороны, всякое нормативное знание о человеке исторично.
Можно говорить о многообразии представлений о норме, их исторической обусловленности, определяемой особенностями эпохи. М. Фуко подчеркивает тот момент, что норма - это элемент, исходя из которого обосновывается и узаконивается некоторое действие. Норма подразумевает одновременно и принцип квалификации, и принцип коррекции. Функцией нормы не должно быть исключение, отторжение. Наоборот, она сопряжена с позитивной техникой вмешательства, преобразования, с некоторым нормативным проектом. Историко-культурный аспект в представлении о норме и здоровье очень важен, так как человек судит о своей нормальности, сравнивая себя со своим окружением и ориентируясь на социокультурный контекст.
Исторически имеет место переход от мысли о предзаданном, внеположном человеку ходе событий, к антропоцентричному образу мира. Возрождение и Просвещение вывели из области науки о здоровье божественную легитимацию человеческой природы, изменили социокультурный образ человека в соответствии со своими идеалами. Представление о здоровье приобрело свойство антропологического норматива, наиболее полного приближения к человеческой сущности, а впоследствии выявили еще более горизонтальное, приземленное измерение внутри нее (здоровье/болезнь). Общество переводит понятие о человеке в плоскость действий и отношений. Новое время потребовало от человека универсальности, опоры на собственные силы и таланты, стойкости и выносливости, предпочтения действия наблюдению и миросозерцанию. Представление о здоровье как важная составляющая вошло в структуру такого явления, как человеческий капитал. Формирование человеческого капитала требует инвестиций как предыдущих поколений, так и самого человека на протяжении всей его жизни.
Рассматривая структуру человеческого капитала, обнаруживается, что сюда входят накопленные знания (образование плюс способность к самостоятельному поиску информации), навыки и умения. А также эффективность, востребованность в разных областях, социальная и профессиональная мобильность, стремление к достижению высокого социального статуса и многое другое. «Этот вид капитала наследуется, накапливается в повседневной жизни, может быть истрачен или использован, а также истребован общест-
вом как мобилизационный ресурс социально-экономического развития» (012, с. 16-17).
А.В. Олескин рассматривает (013) один из частных аспектов, свойственных системам любой природы. Речь идёт о сетевом (децентрализованном, координационном, кооперативном) способе организации систем, при котором в системе нет единого центра активности (лидера, доминанта), а ее активность, коллективное поведение определяются сложным взаимодействием между многими частичными лидерами, которые могут как кооперировать, так и конкурировать между собой. Примером может служить построенная во многом по этому принципу всемирная паутина Интернета. Особенности этого способа организации исследуются в сравнении с другими типами, которые обозначаются как: 1) иерархический (вертикальный, субординационный), основанный на едином центре активности; 2) (квази)рыночный (конкурентный, индивидуалистический), в котором взаимодействие элементов носит в основном лишь характер конкуренции. Данная тема находится в компетенции междисциплинарного направления, посвященного сравнительному исследованию характеристик биосистем и систем в человеческом обществе, которое, в свою очередь, является частью современной биополитики. Несмотря на различие интересов биологов и учёных-гуманитариев, А.В. Олескин пытается продемонстрировать, что все эти специалисты фактически стоят перед одним и тем же вызовом: успешное развитие и функционирование их объектов исследования (соответственно, биосистем и систем человеческого социума) оказывается напрямую зависимым от оптимально налаженного взаимодействия между сетевыми, иерархическими, а в ряде случаев -также рыночными структурами (в биосистемах - аналогами рынков, также базирующимися на конкуренции, а не на кооперации). Всякая разбалансировка взаимодействия по линии сети-иерархии-рынки означает угрозу гибели соответствующей системы. Если речь идет о системах человеческого социума, то вся данная проблематика оказывается интересной не только с научной точки зрения. «Недавняя история России служит хорошим примером, показывающим экономические, социальные и политические последствия дисбаланса сетей, иерархий и рынков» (013, с. 58-59). Если большинство живых существ просто живет в иерархических, сетевых, квазирыночных структурах, часто смешанных в тех или иных про-
порциях, то человек воплощает в себе способность творить эти структуры, сообразуя со своими интересами, целями, потребностями - в рамках тех или иных социальных и политических технологий.
О. В. Летов
2012.01.014. БРАЙАНТ Дж. ЭТИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ
ГЕНЕТИЧЕСКОЙ МОДИФИКАЦИИ.
BRYANT J. Ethical issues in genetic modification (Faraday Paper N 7). -Mode of access: http://www.st-edmunds.cam.ac.uk/faraday/Papers.php (4 p.; last download: 05.10.2011).
Джон Брайант - почетный профессор молекулярной биологии и биологии клетки Эксетерского университета, является приглашенным профессором молекулярной биологии в университете штата Западная Вирджиния, США, и председателем организации «Христиане в науке» («Christians in Science»).
Данная работа профессора Джона Брайанта исследует происхождение и современное применение генетической модификации продуктов, животных и людей. Обсуждаются вопросы этики, поднятые как в светских, так и в церковных источниках. Делается вывод о том, что человеку поручена ответственная задача управления всеми земными ресурсами, включая ДНК, и существует убедительная богословская мотивация разумного использования генетической модификации на благо других людей.
Автор рассказывает, что в 1972 г. Пол Берг из Стэнфордского университета, штат Калифорния, сообщил о создании в пробирке первой рекомбинантной ДНК, т.е. искусственной молекулы ДНК, сгруппированной из уже существовавших. Очень скоро методы Берга перенял Стэнли Коэн, другой стэнфордский ученый, который совместно с Гербертом Буайе (университет Калифорнии, Сан-Франциско) и их коллегами показал, что рекомбинантные молекулы ДНК могут быть очень эффективно перемещены в лаборатории в бактериальные клетки. Эти первые эксперименты в области генетической модификации (ГМ) затрагивали перемещение рекомбинантной ДНК в клетки кишечной палочки, того вида бактерий, который широко используется в качестве образца в биохимических и генетических исследованиях. Рекомбинантные молекулы ДНК не только утвердились и воспроизвели себя в бактериальных клетках, но и нормально функционировали. Вскоре после изобретения этой
