CC BY
54
Богословская критика умаления достоинства человеческой личности в процессе разработки и применения новых медицинских технологий может быть построена на основе естественно-правовой доктрины прав человека, противостоящей секулярно-рационалистической версии и теории прав человека, характеризующейся формальным, внешним декларированием прав и свобод индивидуума. Все манипуляции над человеческой духовно-телесной природой, угрожающие достоинству личности человека, затрагивают не только самого человека, но и Нового Адама - Богочеловека Христа. По этой же причине Церковь не может быть равнодушна к попыткам унизить духовно-телесную природу человека.
Важную роль в формировании правильной христианской позиции в оценке применения и перспектив развития биотехнологий имеет христианское учение о любви, способное задавать правильный вектор развития биотехнологий, с одной стороны, и правильное христианское отношение к такому процессу - с другой, а также понятие греха, которое практически утратило роль ориентира в правовой политике государства. При этом важно определить понятие греха не только как некоего нарушения внешнего запрета, но как своеволия человека в отношении к Богу, утверждение своей независимости.
Одной из задач, решаемых на современном этапе Церковью, является задача выработки такой модели взаимоотношения с общественными и государственными структурами, которая бы позволяла вести эффективный диалог и отстаивать принципы христианской биоэтики с той целью, чтобы и современное медицинское право в России отражало христианские нравственные ценности, что возможно осуществлять через общественные дискуссионные площадки с привлечением ассоциаций православных медиков, юристов и правозащитных организаций.
Несмотря на то, что основные общепризнанные международные документы в области биомедицинских исследований не прошли процедуру ратификации, они имеют юридическую силу согласно ст. 15 Конституции РФ и обязательны для исполнения в Российской Федерации в том случае, если они не противоречат Основному закону. Более того, их невозможно игнорировать в силу сотрудничества с зарубежными медиками, а также учета норм международного права в процессе законопроектной работы.
При решении этических вопросов, связанных с трансплантацией органов и тканей, основной проблемой является факт констатации смерти, так как запутанность и противоречивость терминологии не позволяют сформулировать следующие понятия: остановка сердца, смерть мозга, смерть органа, клиническая смерть, биологическая смерть и т.д. При этом медицина не может говорить об определении смерти, поскольку наличие определения предполагает точное знание сущности смерти, а биология и медицина формулируют лишь критерии, на основании которых констатируется смерть.
Даже если смерть мозга не есть окончательный признак смерти человека, то даже прижизненное согласие донора не дает оснований вмешаться в процесс умирания и производить забор органов. Такое вмешательство было бы одним из видов активной эвтаназии, когда смерть человека ускоряется с его согласия. Благая цель спасения жизни путем пересадки органа в этом случае не получает своего нравственного оправдания, так как невозможно оправдать лишение жизни одного человека спасением другого. Смерть человека наступает тогда, когда организм прекращает свою деятельность как единое целое, как двуединство душевного и телесного начал. Соответственно, организм умирает, когда отдельные органы и системы органов перестают функционировать как органическое единство. Критерий полной смерти мозга является своего рода золотой серединой между двумя неприемлемыми с христианской точки зрения позициями. С этической точки зрения вполне оправдан законодательный запрет на участие врачей-трансплантологов в процессе констатации смерти человека, поскольку они могут быть заинтересованы в получении необходимых для их работы органов.
Принцип презумпции согласия на изъятие донорских органов у трупа, введенный законом «Об охране здоровья граждан», противоречит не только принципу добровольности, основанном на христианском видении природы и достоинства человека, но и иным федеральным законам.
Эвтаназия - действие или бездействие врача, осуществляемое по просьбе пациента, страдающего от неизлечимого заболевания и испытывающего невыносимые страдания, результатом которого является смерть пациента, бывает нескольких видов: различают активную и пассивную эвтаназию, что зависит от действия медицинского работника; добровольная и недобровольная. При этом возможны три направления этической аргументации: а) витализм; б) апология эвтаназии; в) избирательное нелечение. С христианской точки зрения медицинские решения о прекращении лечения должны быть основаны на нескольких соображениях: а) это прямо отвечает желанию терминального больного; б) такое искусственное поддержание жизни не является для пациента безусловно благотворным; в) это не лишает пациента целесообразного медицинского ухода, направленного на утоление физической боли (хотя бы и с риском сократить его жизнь) и естественных потребностей организма (гидрация, искусственное питание). Отличие от так называемой «пассивной эвтаназии» и моральная допустимость таких действий обуславливается целью: не умерщвление или приближение смерти больного, а создание оптимальных условий для того, чтобы процесс умирания привел по возможности к «безболезненной, непостыдной и мирной» кончине, так как предсмертные страдания с христианской точки зрения могут иметь важное значение и ценность.
В законодательстве Российской Федерации имеется прямой запрет на осуществление эвтаназии. Однако в статьях 19 и 20 закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» утверждается право пациента отказаться от медицинского вмешательства, и это истолковывается как возможность для пассивной эвтаназии - прекращения поддерживающих жизнь медицинских мероприятий, что не может быть признано правильным: эвтаназия предполагает преднамеренное ускорение смерти больного действием или бездействием. Если такого намерения нет, то отказ от того или иного вида жизнеподдерживающих мероприятий (за исключением самых необходимых: гидрации, кормления, обезболивания) не может считаться эвтаназией. В этой связи при правовом регулировании проблемы эвтаназии с христианско-этической точки зрения было бы желательно избегать двух крайностей: а) допустимости убийства бездействием или так называемой «пассивной эвтаназии»; б) расширенного толкования запрета на эвтаназию, как абсолютной недопустимости прекращения жизнеподдерживающих медицинских мероприятий.
Сфера современных репродуктивных технологий характеризуется биоэтическим нигилизмом, т.е. умонастроением, отрицающим какое-либо значение традиционных моральных ценностей в контексте применения биомедицинских технологий. В вопросе о границах допустимого медицинского вмешательства крайне важно установить этический и гражданский контроль за применением современных вспомогательных репродуктивных технологий. Медицина призвана способствовать преодолению недуга бесплодия, но ни в коей мере не должна манипулировать процессом зарождения и развития человеческой жизни.
Можно выделить несколько основных направлений в применении вспомогательных репродуктивных технологий: а) интракорпоральная инсеменация; б) экстракорпоральное
оплодотворение; в) суррогатное материнство. Первый относится к допустимым средствам медицинской помощи, поскольку он не нарушает целостности брачного союза и происходит в контексте супружеских отношений, при этом Православная Церковь не настаивает на необходимой связи зачатия с половым актом. Гетерогенное искусственное осеменение недопустимо: нарушается принцип единства семейной пары; ставится под угрозу психологический комфорт будущего ребенка; возникает угроза конфликтов между мужем и женой, имеющих разное отношение к родившемуся ребенку; возникает опасность евгенизма, т.е. отбора «лучшего семени» и появляется возможность предопределять некоторые генетико-биологические характеристики будущего ребенка; подрываются традиционные основы материнства и отцовства; практика «донорства» половых клеток создает угрозу близкородственных связей и генетических мутаций; данная практика есть не что иное, как торговля половыми функциями, что сближает ее с практикой проституции. При экстракорпоральном оплодотворении позиция нашей Церкви по этому вопросу все же остается не до конца выясненной, однако следует признать допустимой практику ЭКО при соблюдении обязательного требования
сохранения жизни всех эмбрионов при неиспользовании донорского генетического материала; недопустимой считается и практика заготавливания и консервации эмбрионов; недопустимо и «посмертное зачатие», когда замороженные половые клетки умершего человека используют для зачатия эмбриона.
Суррогатное материнство недопустимо и сопряжено с рядом этических проблем: угроза психическому и физическому здоровью суррогатной матери и ребенка; разрушение понятий, обозначающих кровнородственные связи; сохранение тайны происхождения ребенка; негативное влияние на психику потенциальных родителей; коммерциализация материнства (матка напрокат); купля-продажа детей. Во многих странах, за исключением России и ряда иных, законодательный запрет не позволяет развиваться суррогатному материнству.
Производственная генная инженерия ориентирована на создание лекарственных препаратов нового поколения. Особых успехов генная инженерия достигла в производстве инсулина, гормона роста и других биологически активных веществ белковой природы, используя в качестве «биологических фабрик» клетки микроорганизмов или даже клетки человека. Всякое вмешательство в геном человека, не преследующий цели восстановления его целостности, есть не что иное, как генетическая перестройка организма. При этом такое вмешательство может быть реализовано по двум направлениям: собственно перестроечное, т.е. создание чего-то нового, что не могло бы возникнуть без применения генно-инженерных технологий, что несвойственно человеческому роду; евгеническое, т.е. направленное на улучшение уже существующих генетических качеств субъекта, с тем чтобы он поднялся выше своего уровня или на улучшение генетических качеств потомства (рост, физическая сила, умственные способности). И то и другое направление категорически противоречит христианской этике и не может быть допустимым ни при каких обстоятельствах. Это нарушает целый ряд этико-вероучительных принципов христианства: нарушение суверенитета Бога в отношении жизни человека; вторжение в творческую сферу Бога; произвол в отношении своего тела; нарушение принципа целостности человеческой личности (к примеру, угроза привнесения в геном чуждых человеческому роду свойств); нарушение принципа самоценности каждого человеческого индивида (никто искусственным способом не имеет права предопределять, каким будет человек); нарушение принципа равенства в человеческом роде с угрозой новых социальных расслоений. Данные вызовы и угрозы предполагают на законодательном уровне полный и однозначный запрет на все формы перестроечной генной инженерии.
Этические вызовы клонирования основываются, прежде всего, на том, что здесь мы имеем дело с тотальной инструментализацией зарождения жизни человека. Человек становится продуктом технологии. Нарушается принцип свободы и самоценности человека, поскольку лабораторно предопределяется и образ человека, и его генетические качества. Человек как результат генноинженерного вмешательства, оказывается полностью подверженным целям других людей, его создателей. Подобную ситуацию невозможно принять ни с христианской, ни с общеэтической точки зрения. Такая технология будет явным и вопиющим попранием достоинства человека как сотворенного по образу и подобию Бога; нарушением его свободы как чада Небесного Отца; кощунственным вызовом Творцу со стороны человека.
Клонирование путем расщепления эмбриона, хотя и не вызывает таких острых противоречий, но также не может быть признано приемлемым, поскольку и здесь имеет место инструментализм и вмешательство в естественный процесс зарождения жизни. Острота этического вопроса в данном случае во многом определяется целью такого расщепления: собственно репродуктивной (т.е. с последующим рождением) и терапевтической (когда один из клонов-эмбрионов предназначен для эксперимента или изъятия стволовых клеток).
Несмотря на то, что исследования в области эмбриональных клеток сулят ученым грандиозный прорыв во всех отраслях биологии и медицины, для получения плюрипотентных эмбриональных стволовых клеток необходимо убить человеческий эмбрион, который с христианской точки зрения обладает достоинством богообразной и богоподобной личности человека и достоинством чада Божьего. Прекращение жизни эмбриона даже для благих медицинских целей не может ни в коей мере
оправдать убийство. Подобные этические соображения были приняты во внимание законодателями в США и в Германии, и все программы производства терапевтического клонирования там были заморожены. Ряд стран: Англия, Япония, Австралия и многие другие развитые страны - разрешили так называемое «терапевтическое клонирование» и извлечение стволовых эмбриональных клеток из эмбрионов, остающихся от искусственного оплодотворения. Позиция христианских церквей относительно развития исследований со стволовыми клетками заключается в следующем: запрет всех видов терапевтического и репродуктивного клонирования и извлечения стволовых клеток из так называемых «лишних эмбрионов», невостребованных в практике ЭКО, с одной стороны, и развитие исследований с соматическими стволовыми клетками, с другой.
Генетико-молекулярные исследования действительно открывают возможность решения многих серьезнейших проблем, от которых страдают миллионы людей по всему миру. Поэтому Церковь, не отвергая самого научного направления и признавая его значение, в то же время призвана серьезно анализировать все векторы развития генной инженерии и подвергать их самому серьезному этическому анализу с целью предотвращения негативных сценариев развития данных методик и их рецепции в законодательстве, в социальной жизни, в научно-промышленной и в медицинской сферах.
