CC BY
16
слевоенное исследование, проведенное американцами, показало, что до самого конца войны японцы так и не научились определять реальное количество противостоящих им сил до непосредственного контакта с ними» (с. 8).
Еще одной критической ошибкой японского генштаба стало то, что, основываясь на историческом опыте, весь план боевых действий сводился к сокрушительному молниеносному удару, после которого ожидались переговоры с противником на тех условиях, которые предложила бы Япония. Ни на одном из этапов войны не уделялось должное внимание голосам тех, кто говорил, что в сложившихся условиях невозможно поддерживать непрерывный поток сырья с оккупированных территорий для поддержания работы японской промышленности.
Даже после ядерных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки многие в военном руководстве требовали продолжения боев, уверенные в том, что еще есть шанс отбить атаки союзников.
Конечно же, плохая разведка не была единственной причиной поражения Японии. Однако «опыт Японии во Второй мировой войне показал, как жесткое следование устоявшимся традициям и взглядам может оказать определяющее воздействие на разведывательную деятельность» (с. 15).
Ш.Ш. Яппаров
2011.04.037. МАНИКЭМ С.К. РАСОВЫЙ ДИСКУРС В КОЛОНИАЛЬНОЙ МАЛАЙЕ.
MANICKAM S.K. Common ground: Race and the colonial universe in British Malaya // J. of Southeast Asian studies - Singapore, 2009. -Vol. 40, N 3. - P. 593-612.
Аспирантка Австралийского национального университета (Канберра, Австралия) прослеживает употребление понятия «раса» в малайской публицистике конца XIX - начала ХХ в., оценивая, в какой мере расовую идентичность и представления о расе в Малайе можно считать наследием колониализма, сложившемся без участия малайцев. Ее вывод, что «туземцы» не были лишь пассивными реципиентами колониального знания. Малайские интеллектуалы создавали собственные «риторические и текстовые варианты» представлений о расе, способствовавшие формированию новой
малайской идентичности, при этом их расовый дискурс имел ряд отличий от трактовок малайской расы, характерной для британцев.
Доколониальная малайская литература использовала понятия bangsa («род», «народ», «раса») и Ме1ауи («малайцы», «малайский»), однако они не подразумевали жителей Малайского полуострова или всех малайцев Нусантары. Напротив, эти понятия обозначали лиц королевского происхождения, являвшихся выходцами с Суматры. При этом жители полуострова идентифицировали себя не столько в качестве членов какой-либо расовой группы, сколько в качестве подданных определенного султана.
Малайская пресса конца XIX - начала XX в. активно использовала данные понятия в совершенно ином контексте. Газеты этого времени остро конкурировали за читателя, вследствие чего редакционные статьи нередко были направлены на подрыв репутации конкурентов. Печатные издания контролировались представителями разных сообществ - европейцами, малайцами, яванцами, мусульманами смешанного индийско-малайского происхождения, китайцами, осевшими в зоне Малаккского пролива, соответственно, обсуждение того, что значит быть малайцем, и того, откуда исходят угрозы малайцам, помогало обосновывать «правильность» издания и клеймить конкурентов из числа индо-малайцев, китайцев и т.п. как «немалайцев». Так, малайская пресса рассматриваемого периода наполнялась понятиями bangsa и Ме1ауи в смысле, близком к европейскому понятию «раса».
Параллельно с этим европейскими колониальными авторами и учеными формировалось знание о расах Малайского полуострова. «Теория расы служила для объяснения различий между группами людей, населявших осваиваемую территорию, а также между этими людьми и этническими группами, проживавшими в Европе и других частях света» (с. 598). Исходно все население Малайского архипелага описывалось как «малайцы», и лишь жители его восточной части определялись как «папуасы». Основным критерием принадлежности при этом выступал язык, поскольку малайский издавна служил инструментом межэтнического общения в зоне архипелага. После заключения Англо-голландского договора 1824 г., согласно которому сферой британских интересов признавался Малайский полуостров, а островная часть Нусантары резервировалась за голландцами, жителей полуострова стали рассматривать отдельно.
Хотя вышеописанные дискурсы имели различную направленность, между ними существовали точки соприкосновения. «Привнесение печатного станка, складывание космополитического социального пространства с центром в Стрейтс-Сеттлментс, являвшихся частью британской колониальной империи, а также соображения, связанные с конкуренцией между газетами, - все это формировало контекст, в котором развивались представления о "малайскости" (Ма1ау-пе88). Внимание, уделявшееся в газетных публикациях таким аспектам, как место рождения, происхождение, образ жизни и язык, сравнимо с европейской манерой определять людей по их расе (хотя и не идентично ей). Претендуя на объективность, различение людей по расовым корням включало оценку степени цивилизованности, образа жизни и места рождения, перекликаясь тем самым с публикациями на малайском» (с. 599).
Обсуждая «малайскость», местные интеллектуалы постепенно перенимали британские критерии, одновременно демонстрируя способность к инновациям на этом поле. С превращением всех малайских султанатов в британские протектораты в начале ХХ в. британские администраторы начинают активнее определять свою роль в регионе и оценивать позиции и взаимоотношения различных рас. В их интерпретации малайцы значительно уступали китайцам в трудолюбии, что обрекало их на неизбежное поражение в экономической конкуренции. Отсюда для патронажа, защиты малайцев требовалось британское присутствие. Британцы были призваны развивать экономику и разрабатывать природные ресурсы Малайи в интересах малайцев, делая то, на что последние были якобы не способны сами. При этом расовая идентификация тесно увязывалась с коренным происхождением, т.е. малайцем мог считаться только абориген.
Показывая, как эта позиция использовалась местными авторами, Маникэм анализирует работы по истории Малайи, написанные во второй половине 1920-х годов Абдул-Хади бин Хаджи Ха-саном, Абдул Маджид Зайнуддином и Зайнал Абидин бин Хаджи Альхаджем. Все три автора получили образование в учебных заведениях, созданных колониальными властями, писали с благословения колонизаторов и активно использовали англоязычные источники, написанные британскими авторами. Важную роль в публикации и распространении данных работ играли Учебный
колледж Султана Идриса (SITC) в Пераке и Малайское бюро переводов (MTB), элитные учреждения, созданные колонизаторами и транслировавшие их идеи о месте малайцев в Малайе.
Несмотря на это, рассматриваемые произведения не были повторением британских представлений, а демонстрировали заметную самостоятельность авторов. Британские публикации, использовавшиеся как источники при написании анализируемых работ, описывали полуостров как географическое пространство, уделяя равное внимание климату, геологии, ресурсам, флоре, фауне, населению, истории и культуре. Значительное место отводилось администрации, коммуникациям, лесному хозяйству и транспорту. Это было знание, призванное служить интересам колониальных властей.
Для малайских авторов интерес представляли разделы, касавшиеся аборигенного и малайского населения и истории полуострова. Именно эти разделы они, в первую очередь, адаптировали в своих работах, тем самым фокусируясь на «расе, связанной с Малайей», и не рассматривая полуостров как одно из множества колониальных владений Великобритании. Иными словами, малайские авторы превращали историю «лишенного власти народа в повествование о сообществе, по праву выступавшем правителем полуострова, тем самым исподволь ставя под сомнение британское присутствие, а также (что особенно важно) отказывая в подобных правах сообществам мигрантов» (с. 604).
Еще одним важным отличием было то, что малайские авторы трактовали малайцев не только как расу, но и как нацию, что особенно заметно в работе Абдул Маджид Зайнуддина, написанной на английском. Британские авторы использовали термины «раса» и «нация» как взаимозаменяемые применительно к малайцам в XIX в., но в ХХ в. стали воздерживаться от употребления второго термина, поскольку тот приобрел такие коннотации, как самоуправление, права и независимость. Напротив, публикации малайских авторов демонстрируют все более широкое применение термина, равно как использование понятий «суверенитет», «сюзеренитет», «гражданство», «колонизация» и т.д. Малайцы в анализируемых работах позиционируются как нация, обладающая сходными расовыми признаками, что позволяет поднимать вопросы об их правах в Британской Малайе и уместности участия в управлении таких
групп, как индийцы и китайцы. При этом националистическая трактовка использовалась не для антиколониальной, а для антикитайской риторики.
Подобная активность малайского сообщества в сфере печати, очевидная самостоятельность авторов анализируемых работ при выборе адаптировавшихся и переводившихся источников, предложенная ими расовая трактовка народов, султанатов и историй Малайи ставит под сомнение тезис об аполитичности и апатии малайцев вплоть до середины ХХ в. В данном случае самостоятельность и субъектность сообщества проявлялись в отведении малайцам центрального места в расовой истории Малайи, возведении малайской расы до статуса нации, а также в разграничении туземного населения на собственно малайцев и аборигенов (Orang Asli)l.
А.Е. Кириченко
1 Это разграничение проводилось и британскими авторами, но, поскольку информаторами для них выступали малайцы, Маникэм считает, что данный аспект также может рассматриваться как проявление малайской субъектности. Кроме того, если британцам трактовка аборигенов как дикарей была выгодна для обоснования права свободно отчуждать у них территории для освоения и разработки, малайцам она служила обоснованием своего права на управление. - Прим. реф.
