CC BY
65
Технологии - это социальные конструкции, поэтому, считает автор, существенное значение с точки зрения формирования в них устойчивых моделей, в том числе гендерных, имеет тот путь, который они прошли с момента своего появления. Проведенный анализ отчетливо демонстрирует такую зависимость. Как показывают данные, вплоть до 1960-х годов в обоих секторах услуг доминировали те модели, которые сложились в период, когда осуществлялся перенос этих технологий в Японию.
В обоих случаях гендерные установки, преобладавшие в обществе, имели большое значение. Допущение относительно «мужских» и «женских» видов работ служат одновременно и в качестве причины гендерной сегрегации в профессиональной сфере, и рациональным обоснованием ее существования. Процесс гендерной сегрегации, который активно поддерживается государством, имеет серьезные отдаленные последствия. «Социальная цена, которую нужно платить за изменения гендерных стереотипов, остается слишком высокой. Даже перед лицом значительных технологических и социальных изменений принцип разделения на "мужскую и женскую работу" не утрачивает своей актуальности, и убедить мужчин взяться за так называемую женскую работу до сих пор остается нелегкой задачей» (с. 18).
Т. В. Виноградова
2011.03.012. ПУШКАРЕВА Н.Л. ЖЕНСКАЯ И ГЕНДЕРНАЯ ИСТОРИЯ: ИТОГИ И ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ В РОССИИ // Историческая психология и социология истории. - М., 2010. - № 2. -С. 51-64.
Ключевые слова: женская история; гендерная история; гендерные отношения; социально-политический статус женщин в России; гендерные исследования; теоретические подходы гендерных исследований.
Автор - российский историк, анализирует развитие и современное состояние женской и гендерной истории, сравнивая положение этого направления в России и за рубежом.
Развитие женской и гендерной истории началось в России примерно четверть века назад благодаря огромному наследию, накопленному русской классической историографией, а также влия-
нию западной философской мысли. В 1802 г. Н.М. Карамзин мечтал об историке, «талантливое перо которого напишет историю русских женщин живыми красками любви к женскому полу и Отечеству» (цит. по: с. 51). Понадобилось более полутора веков, прежде чем эти слова были услышаны в России. В Европе призыв написать историю женщин прозвучал в 1920-е годы из уст английской писательницы В. Вульф, но лишь в конце 1960-х годов гуманитарии ряда стран задумались над тем, не является ли пол таким же социальным определителем, как класс или этнос. Для того чтобы такая революция в мире идей стала возможной, нужны были определенные социально-политические и теоретико-методологические предпосылки.
Автор выделяет следующие социально-политические предпосылки. Во-первых, молодежные движения конца 1960-х годов поставили под сомнение всю систему ценностей и ориентиров старшего поколения. Благодаря этому научное сообщество и общество в целом оказались подготовленными к восприятию новых концепций. Во-вторых, свою роль сыграла сопровождавшая молодежные движения сексуальная революция. В-третьих, оживление феминизма - его так называемая вторая волна, или феминизм различий, который поднял проблему женской «особости», отличности от мужчины, проблему свободной, автономной женской личности, потребовал продумать, как обеспечить возможности реализации ее прав.
Общенаучные предпосылки исследований темы пола многочисленны и разнообразны. Автор приводит основные из них. Теория научных революций Т. Куна позволила увидеть в истории науки последовательную смену научных парадигм. Очевидное было подвергнуто сомнению, различия между полами предстали не вечными, не созданными самой Природой, а исторически меняющими свою конфигурацию. Важную роль также сыграл кризис великих объяснительных парадигм марксизма и структурализма, которые во всем искали типическое и реконструировали «макроисторию».
Благодаря М. Фуко, который раскритиковал всеобщность с ее представлением о неизменных ценностях, историки увлеклись реконструкцией прошлого, каким оно виделось и переживалось не только победителями, но и побежденными и маргиналами - больными, заключенными, беспомощными стариками и, конечно, жен-
щинами, т.е. «негероями» прошлого (с. 53). Еще одним теоретическим источником женских исследований стала новая гуманистическая психология, или «движение за человеческий потенциал» К. Роджерса и А. Маслоу, - признание права каждого человека быть самим собой, сопротивляться давлению среды.
Социолого-демографические предпосылки. Историческая наука второй половины XX в. заметно феминизировалась. Во всем мире число представительниц интеллектуальной элиты быстро росло. Но в основном это были женщины, пришедшие в систему «научного обслуживания»: доля исследовательниц с должностями и званиями увеличивалась очень медленно. Это заставило женщин-ученых задуматься: как получилось, что они заведомо неглавные в науке?
Поскольку вектор развития был задан в университетах США, новое направление в гуманитарных науках получило английское название «женские исследования» (women studies). В 1975 г. Н. Коч создала термин «феминология». У феминологии как направления сразу определились отличительные черты: ориентация на критику наук; направленность на критику общества, связанную с женским движением; работа на пересечении научных дисциплин.
В среде западных историков на появление «женских исследований» вначале откликнулись феминистки. Они первыми решили разобраться, как случилось, что прежняя картина прошлого, в которой женщин почти не видно, усвоена как «нормальная» и «всеобщая» и почему на долю женщин выпало особое забвение, как бы подчеркивающее их неглавное место в этом мире. Забвение женщин веками распространялось на нескольких уровнях, перекрывающих друг друга.
О женщинах долго молчало общество, поскольку их не было в общественном пространстве («Женщине не место на публике», -полагали еще во времена Пифагора). Следствием молчания общества стала скудость следов, оставленных женщинами, поздно обретшими право голоса в мемуарах, письмах и дневниках.
Наконец, историческое повествование также обходило женщин молчанием. Пальму первенства оно отдавало публичному пространству: событиям политическим, военным, религиозным. Даже школу «Анналов», критиковавшую традиционную историю, женщины поначалу не интересовали.
Таков был исторический пейзаж 1970-х годов, когда родился призыв написать историю «глазами женщин», с позиций женского социального опыта. Сначала в США, а затем во многих странах Европы возникли факультеты и исследовательские проекты, группы и лаборатории, работающие в области «женских исследований», стали издаваться соответствующие журналы.
К концу 1980-х годов социально-политический контекст развития гуманитарного знания изменился. Идеи противостояния -как в мировой политике, так и в науке - уступили место идеям терпимости. Феминологи задумались: могут ли они преодолеть в изменившемся контексте «островное» положение женских исследований? На помощь пришла концепция гендера, впервые предложенная в конце 1950-х годов американским психоаналитиком Р. Столером. Эта концепция заставляет сделать предметом изучения социально-культурные проявления половой принадлежности, различия полов, созданные культурой и историей (с. 56).
«Историки женщин» хотели вписать женщин в историю, заставить увидеть невидимок и услышать забытых и неслышимых. Гендерологи поставили задачу написать другую историю или, точнее, истории: не только женскую и мужскую истории, но и изменить облик исторических наук в целом. Собрав обширный эмпирический материал, они доказали, что отношение к женщинам всегда определяется эпохой и культурой, а вовсе не Природой.
Первые работы по истории женщин в России появились только в 1980-е годы и отнюдь не в «лоне» феминистского сознания (как на Западе). Благодаря усиленной антифеминистской пропаганде, начатой большевиками еще до революции, само слово феминистка воспринималось с усмешкой. «Зато история полов и гендерные исследования в истории, - утверждает автор, - лишены у нас запальчивости и радикализма, характерных для западного гуманитарного знания» (с. 58).
Чего достигли «женские и гендерные исследования» в истории на Западе и в России? Женщины (прежде всего выдающиеся личности, но не только они) вернулись в общие курсы истории. Обоснован вывод о равнозначности для общества двух соединяющихся сфер или доменов существования - господства Мужчины (политика, дипломатия, военное дело) и господства Женщины (дом, семья, домохозяйство), который заставил изучать оба домена
на равных. Родились новые темы, которые ранее никто не счел бы достойными специального исследования: «история материнства», «история домашней работы и гувернерства» и др. Введено новое измерение социально-экономической истории, ориентированное на такие темы, как «феминизация бедности», «женское лицо» безработицы, политэкономия домашней работы. Категория пола признана одним из структурообразующих экономических принципов.
Немалое значение имеет и развенчание мифов, мужского мифотворчества в социальной истории и тем самым поставлены под сомнение оценки некоторых процессов и даже эпох. Такие явления, как античная цивилизация, эпоха Ренессанса, великих буржуазных революций, выглядят прогрессивными только в системе мужских абстракций о Добре и Счастье. «Демократическая афинская цивилизация» предполагала содержание женщин в гинекеях (женских половинах домов). Именно на эпоху Возрождения пришлись и «охота на ведьм», и псевдонаучные дебаты на тему «Человек ли женщина?». Развитие технологий не привело к освобождению женщин ни на работе, ни дома, а «век демократических преобразований» исключил женщин из сферы политического участия: ведь славные буржуазные революции - включая Великую французскую - не торопились распространить на женщин лозунг «Свобода, равенство, братство!» (с. 60).
Женской и гендерной истории удалось реабилитировать феминизм как политику, в основе которой лежит принцип свободы выбора женщиной пути самореализации. «Другая история» или, точнее, «другие истории» предполагали реконструкцию прошлого «другими глазами» - глазами ребенка, старика, гомосексуалиста и, конечно же, женщины. Власть, проанализированная в рамках ген-дерной концепции, оказалась «распыленной» повсюду, неформальной, непредсказуемой, требующей комплексного рассмотрения.
За почти полвека существования нового направления историки научились рассматривать не пол сам по себе и не только взаимоотношения полов, но именно множественность социальных связей, не упуская при их рассмотрении фактора пола и гендерного взаимодействия. «Вот почему функция гендерной истории оказывается не только комплементарной (дополнительной по отношению к традиционной), не только компенсирующей (нехватку чего-либо: скажем, женских имен в учебниках) и не только пересматриваю-
щей (старые представления, старые подходы), но именно синтезирующей» (с. 61).
Если институционализация новой дисциплины шла так успешно, то почему «женская история» и гендерные исследования прошлого до сих пор не нашли себе места в системе исторического образования России? Автор выделяет несколько причин.
1. Образовательная литература для школьников и студентов остается симбиозом марксистско-ленинского социально-экономического детерминизма и традиций государственной школы отечественной историографии. В ней женщинам места нет. Простой человек, его интересы, история повседневности так и не попали в учебную литературу.
2. Социальный заказ отсутствует: считается, что знание деталей женской истории не имеет конкретных практических выходов.
3. «Женская тема» считается чем-то иллюстративным для ис-ториописания. Российские историки будто и не догадываются о том, что гендерное неравенство - исторически первая форма социальной асимметрии.
4. В России, в отличие от Запада, «женский вопрос» решался на государственном уровне десятилетиями (патерналистская составляющая в России была всегда сильна) и считался «решенным».
5. «Женские исследования» не «зазвучали» в российском политическом контексте в отличие от западного в силу традиционности, патриархатности большинства социальных структур. Так или иначе, проблема борьбы за соблюдение прав женщин не стала в России одной из составляющих борьбы за права человека, как это произошло на Западе.
6. Отношение к понятию «феминизм» (а с ним было связано возникновение всего направления «женских исследований») остается в России - если говорить о бытовом, профанном уровне знания - в большинстве случаев негативным.
7. Гуманитарно-академическая среда с большим трудом и напряжением воспринимает импульсы междисциплинарных исследовательских подходов, а женские исследования в истории настойчиво требуют междисциплинарности.
Подводя итоги и задумываясь над судьбой «истории женщин» и гендерных исследований в России, автор, по ее словам, с
оптимизмом смотрит в будущее и уверена: это научное направление выживет, несмотря на катаклизмы (с. 63).
Т. В. Виноградова
2011.03.013. РАИСЕЛ И. ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ЗНАНИЕ В КОНТЕКСТЕ КОГНИТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ. RUISEL I. Human knowledge in the context of cognitive psychology // Studia psychol. - Br., 2010. - Vol. 52, N 4. - P. 267-283.
Ключевые слова: познавательные способности; когнитивная психология; интеллект; мудрость.
Автор - сотрудник Института экспериментальной психологии (Словакия) - подводит итоги исследований, позволяющих создать когнитивный портрет человека, и анализирует ключевые аспекты этого портрета.
Когнитивная психология - это одна из ведущих современных школ, которая в 1960-е годы совершила вторую, после бихевиоризма, революцию в американской психологии. Английский термин «cognition» (познание) происходит от латинского глагола «cognoso» (открывать, изучать, исследовать). Согласно одному из создателей когнитивной психологии У. Найссеру, «познание - это обобщенное название для всех процессов, посредством которых сенсорная информация трансформируется, редуцируется, усиливается, сохраняется, извлекается и используется» (цит. по: с. 267).
Когнитивной психологии свойственна особая эмпирическая методология, которая исходит из аналогии между познавательными процессами и процессами переработки информации в сложном вычислительном устройстве (с. 268). К числу важнейших ее принципов относится трактовка человека как действующего, активно воспринимающего и продуцирующего информацию, руководствующегося в своей мыслительной деятельности определенными планами, правилами и стратегиями.
Что же объединило представителей этой научной области? Прежде всего, отказ от двух образов человека: 1) реактивного человека (созданного бихевиоризмом), чье поведение детерминировано окружающей средой; 2) несовершенного человека (созданного психоанализом), которым управляют бессознательные и противоречивые мотивы. В противоположность этому когнитивная психо-
