CC BY
17
4 сентября 1924 г. представителем Исполкома Вольфила была закрыта, а ее имущество было передано Союзу писателей. «С закрытием Вольфилы был сдан последний бастион дореволюционной интеллигенции, которая, хотя и не отличалась идейным единством, все же принадлежала к единому культурному пространству. С ликвидацией последних независимых объединений прекращается влияние дореволюционных писателей на литературный процесс», - заключает Е.В. Иванова (с. 207).
К.А. Жулькова
2011.03.009. НИЖЕГОРОДСКИЙ ТЕКСТ РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ: Межвуз. сб. науч. ст. / Отв. ред. Захарова В.Т. -Н. Новгород: НГПУ, 2009. - 284 с.
В сборник включены материалы II Международной научной конференции «Нижегородский текст русской словесности», сгруппированные в разделы: «Традиция в литературе как выражение национальной духовности», «Нижегородский текст как антропологический. Проблема национального характера», «Национальный образ мира. Сакральные топосы нижегородской земли», «Создатели нижегородского текста», пленарные заседания.
В статье «Роман П. Мельникова (Андрея Печерского) "В лесах" и нижегородский текст» Л. К. Оляндэр (Украина), опираясь на анализ поэтики романа, взятого в контексте произведений М. Горького, выявляет черты схожести /различия, существующие между Верховым Заволжьем и Нижним Новгородом, характеризует своеобразие нижегородского текста у названных писателей. В образах Бугрова («Н.А. Бугров») у М. Горького и Чапурина («В лесах») П. Мельникова-Печерского изображены два типа купцов-старообрядцев, их многое не только объединяло, но и разъединяло: Н. Бугров в своей вседозволенности бывал мерзким и аморальным; Чапурин мог обуздать себя, проявляя человечность. Реалистический, исторически значимый роман П. Мельникова-Печерского показывает, что раскольники верхового Заволжья - важная часть нижегородского текста, без которой он не может быть полным; взаимодействия разных частей текста являет собой страницы не только нижегородской, но и всероссийской истории.
«Соотношение фольклорного и православного начал в романе П.И. Мельникова-Печерского "В лесах"» рассматривает Н.Г. Дер-
гунова (Нижний Новгород). Писатель воспроизвел календарный обряд паломничества в лес к святым источникам и Светлоярскому озеру. Пространство леса, обрамляющее Светлоярское озеро, скрывающее в своей глубине заповедный Китеж, воплощает мифологическое сознание: в восточно-славянской мифологии лес традиционно символизирует иной мир, обиталище сверхъестественных существ, враждебных человеку, а в легендарном Китеже воплощается своеобразная модель рая: это град духовный, или Святая Земля.
Тема продолжена в статье В. А. Ханова (Нижний Новгород) «Легенда о граде Китеже в художественной интерпретации М. Горького». К образу «града взыскуемого» писатель обращался в тех случаях, когда ему необходимо было показать душевную чистоту изображаемых героев, их устремленность к красоте и праведности. Китеж в народном сознании - некий сокровенный город, воплощающий идею добра и справедливости. В то же время Горький считал, что выраженные в легенде упования на милость Божию связаны с отказом от социальной активности и уводят человека в мир грез и фантазий. Он не принимает такую форму протеста, но не сам протест, направленность поисков, но не сами поиски. Горький верит в талантливость русского народа, надеется на его социальную активность, видит его глубокую связь с духовным опытом предшествующих поколений.
Тема Т.В. Мальцевой (Санкт-Петербург) - «"Жизнестрои-тельство" Алексея Пешкова в координатах "нижегородского текста" А.М. Горького». В автобиографической трилогии (особенно в повести «В людях») воссоздана многоуровневая система сопоставлений, которая помогает подростку делать выбор жизненного пути. Эта система включает: рукотворные модели жизнеустройства (сад и пещера), социально-профессиональные модели жизнеустройства (от магазина обуви до парохода), природное окружение, сопоставление физической реальности и отраженной реальности, книжного мира. Важнейшие координаты «нижегородского текста» в авторском дискурсе Горького - острая сюжетная ситуация «порога», начала самостоятельного пути «в чужих людях», а также противопоставление города и приволжской природы «в форме оппозиции тесноты и простора, недвижности в "общем для всех гробу" и богатейшей флоры и фауны, мертвящей скуки и бодрой жизни. Эта оппозиция реализуется в форме конкурирующих сред, противопо-
ложных по звуковой, цветовой, эмоциональной палитре» (с. 31). Значительное место в повествовании занимают разнообразные пейзажи, «которые не имеют границ». Природа помогает главному герою повести взрослеть, становиться сильнее гораздо быстрее, чем жизнь «в людях». Природа укрепляет в нем мысль о целесообразности и разнообразии жизни, которая в городских условиях представлялась гробом, кладбищем, подпольем. В городе герой, как «мышонок в подполье», на природе же он силен и уверен в себе.
Е.А. Михеичева (Орел) в статье «"Лес - сад" как символ оппозиции "природа - цивилизация" в раннем творчестве Л. Н. Андреева» отмечает, что природные явления соотнесены у Андреева с уровнем духовности в человеке: к «светлым» людям природа благосклонна, к «темным» может быть беспощадна. В этом же ключе у писателя строится оппозиция «лес - сад». Основное значение «леса» - естественное, природное, свободное начало («Из жизни штабс-капитана Каблукова», «Гостинец», «Весной»), соответствующее этим же качествам в человеке, или же лес у Андреева становится препятствием на пути преступных помыслов человека («Бездна»). «Сад» - прекрасная, но искусственно созданная человеком красота, он может символизировать как высокие, благородные чувства («Кусака», «Жили-были»), так и темные, злые («У окна», «Петька на даче», «Набат»).
В статье «Шмелёв и Горький: богопознание против богостроительства» Я. О. Дзыга отмечает, что отношения писателей были сложными, неровными. Воспринятые Горьким разнородные влияния (А.А. Богданов, А.В. Луначарский, В.А. Базаров, П.А. Кропоткин, П. Л. Лавров) привели к тому варианту христианского социализма, который он назвал «социальным идеализмом». В «Исповеди», написанной после «Матери», горьковские идеи богостроительства получили законченное выражение. Утопизм подобных идей для Шмелёва стал очевиден после событий первой русской революции; в эмиграции писатель только укрепился в этой мысли. Вопрос о религии, вере и путях к ней был для Шмелёва первостепенным. Само творчество воспринималось писателем как ступени Богопознания, которое, в свою очередь, мыслилось величайшим из Искусств. Главное в нем - сердце, сокровенная «область чувствований и способность вчувствований» (цит. по: с. 74). Оппонируя сторонникам нового религиозного сознания, многочислен-
ным поборникам богоискательства и богостроительства, Шмелёв продолжал утверждать, что «искусство Богопознания» никакими философиями не приобретается, а является «высотами Творчества» (с. 74). Христианские идеалы и стремление к воцерковлению литературы в его творчестве возобладали над религиозно-модернистскими влияниями времени.
Предметом рассмотрения в статье М. Сидор (Люблин, Польша) становятся «Религиозно-народные традиции и национальное самосознание в эмигрантском творчестве Ивана Шмелева» («Лето Господне»). Своеобразному ритму постов, праздников и будней соответствует троичная композиция повести Шмелёва. Три части озаглавлены соответственно: «Праздники», «Радости», «Скорби», а в заголовках отдельных глав использованы названия праздников из литургического календаря. Так «события, в которых принимают участие герои повести, переходят в новое измерение - становятся частью "святого времени", в котором происходит спасение» (с. 269). Значительное место занимают в повести и сами описания богослужений. Реальная действительность и сфера святости в повести взаимопроникаемы. Мир, находящийся за границами России, кажется рассказчику лишенным того Божественного Дыхания, которым полнилась вся чудесная страна его детских лет. В кратких рассуждениях, касающихся жизни на чужбине, писатель подчеркивает, что действительность, лишенная святости, остается «псевдодействительностью», которая не в состоянии тягаться с Божественной силой. Шмелёв признает, что церковные богослужения и связанные с ними народные традиции являются основой национального самосознания; одновременно он акцентировал внимание на красоте народного переживания религии, которое, по его словам, является сердцем русского православия.
И. Мяновска (Быдгощ, Польша) в статье «Серафим Саровский глазами Б. К. Зайцева» обращается к тетралогии «Путешествие Глеба» и очерку «Около св. Серафима» (1933). Образ Сарова и Серафима дан в «Путешествии Глеба» через пейзаж России. Все написанное писателем о Серафиме связано с впечатлениями юности, которые выплывали из самых сокровенных уголков памяти. Сформированное в октябрьский период мироощущение Зайцева упрочило его духовное становление в эмиграции. Серафим видится Зайцеву и в очерке, и в тетралогии «светоносным, лучистым, добрым и
улыбчивым, теплым и трогательным», но и убогим; он - скромный, любит людей и зверей; он «послушный, упорный в стяжании Духа Святого и Божьей Благодати» (с. 81). Это человек исключительной нравственности, готовый к самопожертвованию: отрекся от богатства и всех земных благ, жил в нищете. Исходящее от него сияние света - это знак присутствия божественной благодати. Одновременно автор тетралогии и очерка подчеркивал и те черты Серафима, которые были ему свойственны как человеку из именитой, благочестивой и добродетельной семьи (купца Исидора Мошнина); он всегда помогал нищим и убогим; его речь впитала в себя все очарование простонародного русского языка.
В статье «Автобиографическая трилогия Е.Н. Чирикова "Жизнь Тарханова": Поэтика жанра» В.Т. Захарова (Нижний Новгород) отмечает, что в трилогии (1911-1914; 1925) писатель воссоздал процесс нравственного становления юноши, пережившего увлеченность революционными идеями, ищущего свой путь в литературном творчестве. Автор раскрывает эволюцию жанровых форм в творчестве Е. А. Чирикова: от традиционной для русской литературы повествовательной структуры, с четким автобиографическим событийным фоном, многочисленными лирическими отступлениями и романтической приподнятостью в описании первого любовного чувства («Юность»), писатель переходит к форме романа, сочетающего в себе, помимо автобиографического абриса душевных движений героя, черты социально-психологического романа, романа идей, психологического любовного романа («Изгнание»), и, наконец, - к роману «Возвращение» - самому совершенному в трилогии. Роман синтезировал жанровые признаки предыдущих произведений, включая «типологические черты реализма нового типа, в числе которых активизация мифопоэтической традиции, внефабульной сферы повествования, обеспечивающая появление символического подтекста, что заметно повышало онтологический уровень романа» (с. 279).
«Особенности биографического хронотопа в сборнике Б.К. Зайцева "Усадьба Ланиных"» рассматривает Л.В. Ляпаева (Чебоксары), «Концепт "тишина" в сборнике рассказов Б.К. Зайцева "Тихие зори"» - Н.П. Бабенко (Чебоксары), а «Волжский текст в художественном сознании А.Н. Толстого 1930-х годов» -Т. П. Комышкова (Нижний Новгород).
Т.Г. Петрова
