CC BY
21
«Консультативный ленинизм», заключает Цан, доказал свою жизнеспособность, поддерживая социальную стабильность и устойчивый экономический рост после смерти Дэн Сяопина. Не случайно китайские руководители утратили интерес к сингапурской модели, «которую раньше почитали как наиболее подходящую для Китая». «Консультативный ленинизм» не является статичной моделью, он способен к изменениям, но к таким, которые исключают демократизацию.
Проблемы сохраняются. Принятая модель КПК всецело ориентирована на устойчивый экономический рост, и торможение последнего может стать катастрофой. У партийных руководителей есть резерв: направить недовольство народа против Запада. Но это тоже чревато серьезными осложнениями, ибо тогда международный климат, благоприятный для китайского продвижения к статусу великой державы, может смениться на враждебный (с. 878-879).
А.В. Гордон
2011.02.048. КУН ЖИЮНЬ. НАЦИОНАЛИЗМ И ДЕМОКРАТИЗАЦИЯ СОВРЕМЕННОГО КИТАЯ.
CONG RIYUN. Nationalism and democratization in contemporary China // J. of contemporary China. - Abingdon, 2009. - Vol. 18, N 2. -P. 831-848.
Профессор Китайского университета политических наук и права (Пекин, КНР) доказывает, что национализм представляет главную идеологическую опасность для развития демократии в КНР.
«Политическая модернизация в Китае, - пишет Кун, - включала крутые повороты, тяжелые испытания и фрустрации. Начатая в 1980-х годах политика реформ и открытости двинула Китай по пути политической модернизации, но развитие не было сбалансированным. Социально-экономические реформы пошли в быстром темпе, тогда как политическая система и идеология остались далеко позади. Такая ситуация беспокоит многих наблюдателей, которые опасаются, что реформирование снова обернется для Китая тяжелыми последствиями» (с. 831).
Современная политика реформ породила два идеологических направления - «новых левых» и национализм. Заменив «твердокаменную» доктрину «сталинизма-маоизма», они тем не менее - продукт все той же сохраняющейся политической культуры. Различие
между ними лишь в том, что «новые левые» сосредоточиваются на внутренней политике, а националисты - на внешней. На практике эти направления пересекаются: «новые левые оказываются националистами во внешней политике, а националисты смотрят глазами новых левых на внутреннее положение». И все же перспективы выглядят различными. «Новые левые в худшем случае могут замедлить процесс реформ, между тем если политический процесс в Китае будет направлять возобладавший национализм, китайские реформы собьются с пути» (там же).
Современный китайский национализм подразделяется на три вида: государственный, культурный и радикально-экстремистский. Первый активизирует идентификацию с нацией-государством, второй сосредоточен на возрождении традиционной культуры в ответ на тенденции глобализации в повседневной жизни. Третий отличается жестким противопоставлением Китая Западу и остальному миру, иррациональностью и воинственностью. Он и является самым опасным, а самое страшное - к этой крайней разновидности тяготеют две другие формы.
Кто является носителем национализма в его крайних формах? Не простой народ, во всяком случае не крестьяне, чувство идентичности у которых с государством развито слабо. Вообще национализм - побочный продукт современного образования и деятельности средств массовой информации, которые пытаются превратить «естественное чувство, каковым является любовь к родине», в идеологию, носящую на господствующем политическом жаргоне наименование «патриотизма». У простых людей чувство любви к родине выражается в «здоровом, разумном и умеренном национализме», носящем исключительно «позитивный и конструктивный характер». В основе ультранационализма - неустойчивый тип личности, вобравший в себя фрустрации, что порождены патриархальными семейными отношениями, трудностями в получении образования и в отношениях с обществом. Питательной средой, формирующей такую личность, являются студенческая молодежь и интеллигенция, у которых «нездоровый патриотизм заменил тоталитарно-коммунистическое сознание» (с. 832-833).
Для носителей ультранационализма важнейшая установка -усиление государственной власти. Они - сторонники диктатуры центральной власти и потому принципиальные противники демо-
кратии. Однако мало кто из них открыто выступает под антидемократическим знаменем. Ван Сяодун призывает к интеграции прав человека с «правами нации». Характерны суждения профессора Пекинского университета Пань Вэя о том, что «народно-демократическая диктатура под руководством Коммунистической партии Китая лучше всего соответствует потребностям страны в настоящее время». Пань требует преодоления «культа демократии», он доказывает, что можно воспользоваться всеми преимуществами политической системы развитых стран без внедрения демократических норм, ввести «консультативный парламент» и даже «власть закона» (с. 134).
Националистический антидемократизм выражается в двух основных формах - преемственность с маоистскими образцами и обращение к имперским традициям. «Неомаоистская школа» отстаивает установки «социалистической демократии с китайской спецификой», используя, с одной стороны, идеи «линии масс» Мао Цзэдуна, а с другой - работы неомарксистов из США. «Школа» усиленно разоблачает американскую демократию как «декорацию» и «кастрацию сущности демократии». Ее представители противопоставляют такой системе «реальную демократию, основанную на участии масс», образцом чего называют «культурную революцию». Последняя должна, по их мнению, повторяться каждые семь-восемь лет, переходя в прямое народное избрание руководителей страны. В результате «конкурентные выборы могут происходить без конкурирующих партий» (с. 836).
Традиционалистская «школа» выдвигает в качестве образца конфуцианское «правление Мудрого Государя», патернализм вместо обращения к массам и «социальную ответственность элит». Выстраивая иерархическую «пирамиду подчинения», ее представители доказывают, что именно такая система способна обуздать коррупцию. Представляя правление Цинь Шихуанди по образу власти КПК, они соединяют конфуцианство с ленинизмом. Обе «школы» оспаривают универсальный характер демократических ценностей, противопоставляя «западной» демократии китайскую специфику», при том вторая «школа» еще сильнее подчеркивает извечное цивилизационное превосходство Китая (с. 837-838).
Свои антидемократические позиции националисты нередко обосновывают прагматизмом. «Может ли демократия сделать государство могущественным?», «может ли демократия осуществить
политическую стабилизацию?», «может ли демократия обеспечить экономическое развитие?», «может ли демократия поднять уровень жизни народа?» - задаются они риторическими вопросами. Для них демократия всего лишь инструмент, и они не задумываются о том, что демократия может совершенствоваться (с. 839).
Следует помнить, что национализм выражает «раннюю форму пробуждения общественного сознания»; его легче всего можно использовать для привлечения масс к участию в политической жизни. Однако на практике националисты выступают за усиление государственного контроля над обществом. Ратуя за сильное государство, они включают в это понятие всю существующую политическую систему «в одном пакете», поддерживая таким образом все авторитарные тенденции (с. 839-840).
От официального курса националистический отличается лишь во внешнеполитической сфере, причем в сторону большей агрессивности. Националисты заимствуют традиционные лозунги имперской экспансии: «Двигаться на восток» и «Расширяться на север». Основополагающая черта современного китайского национализма - двойные стандарты. Националисты «выдвигают высокие нравственные критерии для иностранных правительств, но в отношениях со своим демонстрируют терпимость, слабость и смирение». Они «яростно обличают нарушения прав человека за рубежом... но, сталкиваясь с нарушением прав человека в Китае, проявляют апатию и склонность к компромиссу. Их приводят в неистовство измышления в японских учебниках истории, и они с легкостью принимают ложь в собственных учебниках» (с. 840).
Китайское общество находится на ранней стадии личностного созревания, которое включает переход от «авторитарной» к «демократической личности». В эпоху Мао Цзэдуна Китаем управляли харизматические личности. «Ценность индивида подчинялась славе лидера и поглощалась ею». И сейчас образовательная система Китая блокирует формирование самостоятельной личности, делая упор на воспитание коллективизма. Между тем последний доходит до стадного сознания («mob democracy»), современные националисты отчетливо демонстрируют свою зависимость от колеблющихся массовых настроений. Их агрессивность скрывает внутреннюю слабость, несостоятельность именно как личностей. Им не удалось реализоваться в семейных отношениях, сексе, карьере, и потому
они так уповают на коллективизм, требуют поглощения личности национальной идеей. Эти молодые люди нередко великолепно по китайским масштабам подготовлены профессионально; но их мировоззрение примитивно, а взгляды на политику, особенно внешнюю, или на историю, прежде всего международных отношений, односторонние (с. 841, 843).
Националисты толкуют любые противоречия в отношениях между Китаем и Западом как покушение на национальные интересы, а любую критику внешней или внутренней политики КНР как «оскорбление всей китайской нации». Хотя слова о любви к Китаю не сходят с их уст, их вдохновляет в конечном счете не любовь, а ненависть - желание отомстить великим державам за столетнее унижение. Хотя они протестует против гегемонизма на международной арене, они вовсе не думают о равноправии. Их идеал - гегемония Китая, их восприятие международных отношений поразительно близко к древней доктрине «тянься», требующей от всех иностранных держав и иноземцев выражения того же повиновения и поклонения императору, что и от его китайских подданных.
Непродуктивен национализм и в решении внутрикитайских проблем. Одной из них являются сепаратистские тенденции в Тибете, Синьцзяне, на Тайване. Что могут предложить национальным окраинам националисты, настаивающие на превращении конфуцианства в государственную религию и апеллирующие к авторитету древних китайских императоров? Подмена государственного национализма этническим, отождествление китайской нации с хань-цами и так весьма распространенное явление в современном Китае. Китайцы очень остро реагируют на опасность раздела страны, поскольку ее распад на владения военных правителей в 1920-х годах -один из «страшных кошмаров» для национального сознания. Характерна реакция на события в Лхасе 14 марта 2008 г. в сравнении с восприятием «Вэн'яньского инцидента»1 28 июня того же года.
1 События в уездном городе провинции Гуйчжоу, где смерть 15-летней девушки вызвала широкий резонанс. Родственники и одноклассники обвинили в случившемся сына местного чиновника, полиция настаивала на самоубийстве девушки и освободила подозреваемых. Собравшаяся в знак протеста многотысячная (до 30 тыс.) толпа окружила уездные органы власти (включая комитет КПК) и подожгла здания. Были сожжены полицейские машины. (www.zonaeuropa.com/ 20080701_1.htm). - Прим. реф.
Протест тибетцев вызвал в китайском Интернете бурное и массовое осуждение, протест ханьцев - столь же единодушную поддержку. В такой ситуации очевидно, что рост китайского национализма будет лишь усиливать сепаратистские настроения.
А.В. Гордон
МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
2011.02.049. МЕЙЕР К. КИТАЙ - ЦЕНТР МИРА.
MEYER C. La Chine, centre du monde // Études. - P., 2010. - N 4124. -
P. 439 - 450.
Профессор Высшей школы политических наук (Париж, Франция) рассматривает перспективы возвышения КНР в качестве мировой державы.
«1 мая 2010 г. Китай на полгода стал центром мира. После Олимпийских игр в Пекине в 2008 г. выставка в Шанхае 2010 г. ознаменовала торжественное возвращение Срединной империи на международную арену. Спустя 60 лет после образования Китайской Народной Республики (КНР) 2009 год явился поворотным пунктом в утверждении китайского могущества; встреча "Группы 20" в Лондоне, помимо прочего, выявила амбиции Китая в качестве мировой державы, хотя и прикрытые лозунгом "мирного восхождения"» (с. 439).
«Стать страной процветающей и могущественной (фуцзян)», -провозгласил в 1980 г. Дэн Сяопин, а этот лозунг своего рода перифраза той установки «Богатая страна, сильная армия», которая была выдвинута в начале преобразований Мэйдзи в Японии. «Экономическое развитие, социальная гармония, региональное лидерство и влияние в мире (puissance mondiale)», - таковы цели, что намерена преследовать КПК, монополия которой на власть не оспаривается ни внутренними силами, ни иностранным вмешательством. Выдвижение Китая уже привело к нарушению сложившейся в мире иерархии и прежде всего в экономической сфере. Бывшая слаборазвитая страна стала второй экономикой мира1, дает 8% мирового производства и является (с 2009 г.) крупнейшим экспортером. Все же в исторической перспективе это лишь возвращение
1 По прогностическим оценкам 2010 г. - Прим. реф.
