CC BY
7
стьян Брант сопоставляет его с современными «дураками»; Мартин Опиц пытается его превратить в христианского стоика. Однако хитроумный Улисс каждый раз ускользает из очерченных для него рамок, обнаруживая свое нетождество авторской интенции.
А.Е. Махов
2011.02.018. ХАФЕРЛАНД Х., ШУЛЬЦ А. МЕТОНИМИЧЕСКОЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ.
HAFERLAND H., SCHULZ A. Metonymische Erzählen // Deutsche Vierteljahrsschrift für Literaturwissenschaft und Geistesgeschichte. -Stuttgart, 2010. - Jg. 84, H. 1. - S. 3-43.
Специфика организации повествования в средневековых эпических текстах давно привлекает внимание исследователей. Ей, в частности, посвящена монография Уты Штёрмер-Кайзы1, которая попыталась объяснить «странности» средневековой наррации (нарушения причинно-следственных связей, «невозможные» пространственно-временные конфигурации и т.п.) философскими представлениями Средневековья о природе пространства и времени.
Германисты Харальд Хаферланд (университет Оснабрюка) и Армин Шульц (университет Констанца), обращаясь к той же проблеме, стремятся найти не мировоззренческие основы средневековой повествовательной техники, а ее общий структурный принцип. Таковым оказывается принцип метонимии, спроецированный в область общих закономерностей построения текста. Исследователи следуют здесь за Романом Якобсоном и его широко известным разграничением метонимии как преобладающего принципа организации прозы и метафоры, выступающей в аналогичном качестве применительно к поэзии.
Метонимия традиционно описывается как замена по принципу смежности (в современных исследованиях весьма широко понимаемой), и лишь один вид метонимии - синекдоха - основан на замене по отношению «целое - часть» (которое понимается как разновидность отношения смежности). Х. Хаферланд и А. Шульц, напротив, исходят из того, что отношение «часть - целое» присут-
1 Störmer-Caysa U. Grundstrukturen mittelalterlicher Erzählungen: Raum und Zeit im höfischen Roman. - Berlin, 2007.
ствует в любой метонимии и потому является определяющим для нее. Едва ли не любую метонимию можно трактовать как элемент, принадлежащий к некой «гетерогенной общности» и используемый для ее обозначения. Так, метонимия «11/9», обозначающая произошедший в этот день в Нью-Йорке террористический акт, может быть, конечно, истолкована на основе принципа «пространственно-временной смежности» (дата как бы «соприкасается» с событием во времени); однако, по мнению исследователей, логичнее трактовать ее исходя из отношений «часть - целое»: «дата - семиотически значимая часть всей совокупности событий, которые приходятся на эту дату» (с. 6).
Принцип так понимаемой метонимии Х. Хаферланд и А. Шульц применяют к организации повествования, как вербального и невербального (например, немого кино). По их мнению, для метонимического повествования главным организующим принципом становится не синтагматическая, горизонтальная связь эпизодов, а вертикальная, парадигматическая связь: подчиненность эпизодов некоей постулируемой или подразумеваемой целостности, элементами которой они являются. Уже Р. Якобсон обратил внимание на значение метонимического принципа для связи эпизодов в кино: так, в немом фильме С.М. Эйзенштейна «Октябрь» (1927) эпизоды обнаруживают не столько сукцессивную (причинно-следственную или временную) связность, сколько соподчинен-ность некой общей идее-теме (падение старого режима). Доминирование подобной вертикальной, парадигматической подчиненности по метонимическому принципу «часть означает целое» над синтаксической соподчиненностью означает, что последовательность эпизодов может быть произвольной (или производить впечатление таковой), а каузальные связи и временная последовательность могут нарушаться. Повествование предстает не последовательностью событий, но демонстрацией различных аспектов, «частей» одного общего «макрособытия».
Нарративные тексты эпохи предмодерна нередко строятся именно по такому принципу «акаузального нанизывания» (с. 11) эпизодов, при котором повествование ориентируется на «отношения части и целого» и нередко пренебрегает логикой сукцессивно-го развертывания. Однако акаузальность - не единственное характерное свойство повествования подобного рода. На другую его
особенность обратил внимание Клеменс Люговски в монографии «Форма индивидуальности в романе» (первое издание - 1932): в «метонимическом повествовании» и сами персонажи воспринимаются как части, элементы некой подчиняющей целостности. Их свойства и характеристики как бы эманируются, «посылаются» им из этой целостности, так что персонажи не «обладают» своими свойствами, но скорее «обладаемы» ими. Например, герои «Декамерона», как элементы общей целостности - темы всесильной власти любви, - не столько любят сами по собственной воле, сколько захвачены, «обладаемы» любовью1.
Применяя свою теорию метонимического повествования к анализу средневековых текстов, Х. Хаферланд и А. Шульц в первую очередь обращаются к «Песни о Нибелунгах» - а именно к третьей авентюре, где Зигфрид, прибывший к бургундскому двору, немедленно и абсолютно неожиданно предъявляет королю Гунтеру свои притязания на владение его землями. Тема этой авентюры -выбор лучшего короля; вопрос о том, какой король наилучший, и становится в данном повествовании той общностью, которую метонимически «обозначают» и персонажи, и составляющие повествование отдельные эпизоды. Зигфрид и Гунтер выступают воплощениями двух противоположных концепций властителя: если Зигфрид персонифицирует - или, как выражаются исследователи, «метонимизирует» (ше1;опуш181ег1;) - представление о том, что властителем должен быть физически сильнейший, то Гунтер соответствует представлению о том, что настоящий властитель - тот, кто может повелевать сильными (с. 23).
Конфликт Зигфрида и Гунтера разыгрывается в рамках ситуации сватовства: Зигфрид, собственно говоря, приехал в Вормс, чтобы свататься к Кримхильде. Однако его желания неожиданно меняются: словно забыв на время о Кримхильде, он требует отдать ему Бургундию и прерогативы короля. «Внезапное превращение Зигфрида из куртуазного жениха в агрессивного героя» (с. 24) не мотивировано ни психологически, ни какими-либо внешними об-
1 Lugowski Cl. Die Form der Individualität im Roman. - Frankfurt a. M., 1976. -
S. 34.
стоятельствами; сукцессивная связность повествования здесь, по мнению исследователей, явно нарушена.
Однако единство повествования в данном случае следует искать на уровне не линеарного развертывания, но метонимической организации: нужно найти ту идейно-тематическую общность, которой вертикально подчинены эпизоды, кажущиеся несогласованными между собой. В роли такой общности и выступает вопрос «какой король лучше», решение которого откладывается: уклонившийся от боя Гунтер фактически делает Зигфрида соправителем Бургундии, так что короли двух разных типов дополняют друг друга. «На горизонтальном же уровне связность возникает посредством повторения сходного: образующие серию эпизоды следует понимать как метонимические экземплификации одной и той же темы» (с. 25).
В качестве ярко выраженного метонимического (или парадигматического) повествования исследователи рассматривают и средневековые обработки легенды о Тристане и Изольде. В своей интерпретации ученые опираются на анализ Райнера Варнинга, который определил эти тексты как «повествование в парадигме» (Erzählen im Paradigma), обратив внимание на такие их особенности, как «варьированные повторы», эпизодичность, постоянно возникающие «отношения эквивалентности», которые в свою очередь «парадигматизируют метонимическую смежность»1.
«Эквивалентность», о которой говорит Р. Варнинг, с особой ясностью проявляется в так называемых авентюрах возвращения: чтобы увидеться с возлюбленной, Тристан вновь и вновь возвращается неузнанным ко двору короля Марка, каждый раз прибегая к новым хитростям и уловкам. Все эти эпизоды являются метонимиями одной темы - воссоединения возлюбленных в ситуации смены Тристаном своей внешней идентичности (чтобы попасть ко двору, он меняет социальные роли); поэтому последовательность эпизодов, по сути, совершенно произвольна.
Другая серия эпизодов метонимически подчинена теме разоблачения супружеской неверности, о которой узнает король Марк.
1 Warning R. Die narrative Lust als List: Norm und Transgression im Tristan // Transgressionen: Literatur als Ethnographie / Hrsg. von Neumann G., Warning R. -Freiburg im Breisgau, 2003. - S. 177-179.
Казалось бы, подобное событие может произойти только один раз: не мог же король, узнав об измене своей супруги, забыть о ней! Однако нечто подобное вопреки всякому правдоподобию и происходит в романе Готфрида Страсбургского: чтобы повторно разыгрывать эту волнующую коллизию, ему приходится наделить Марка «короткой памятью» - а вернее, постоянно поддерживать его в состоянии «полуобнаружения» истины, перманентного сомнения, которое передается словом «zwivel» (с. 29).
Последний средневековый текст, в котором исследователи обнаруживают действие принципа метонимического повествования, - роман Вирнта фон Графенберга «Вигалуа» (начало XIII в.). Базовая тема, которой подчинено большинство авентюр романа, -оппозиция «куртуазное - некуртуазное» (Höfische - Unhöfische). Она варьируется в ряде близких ей по смыслу оппозиций: придворная дама - дикая звероподобная «лесная женщина»; человек -зверь; культура - природа; Бог - дьяволица; мужчина - женщина; любовь - насилие, и т.п. Оппозиции далеко не всегда однозначно маркированы: так, женщина может быть сильнее мужчины; в «лесной женщине» Руэль противоположность между человеком и зверем снимается, и т.п.
Произвольно следующие друг за другом авентюры романа основаны на тех или иных из вышеперечисленных оппозиций (так, в авентюре о схватке Вигалуа с Руэль обыгрываются оппозиции «мужчина - женщина», придворная дама - «лесная женщина»), однако все авентюры неизменно остаются парадигматически подчинены главной оппозиции «куртуазное - некуртуазное».
Вместе с тем в романе ощутимо и «стремление к каузальной мотивации» событий (с. 35), которая, однако, часто служит не более чем сомнительной маскировкой все той же метонимической подчиненности. Таков, по мнению исследователей, эпизод битвы Вигалуа с дикой женщиной Руэль. Последняя побеждает героя и уже собирается с ним расправиться, но здесь происходит следующее: «В этой беде он (Вигалуа. - Реф.) вспомнил о прекрасной девушке Лари. Его конь начал ржать. Руэль оставалось лишь покинуть его и удалиться» (с. 36). Связь между перечисленными во временной последовательности событиями - поражением Вигалуа, его воспоминанием о Лари, ржанием коня, уходом Руэль - сама по себе совершенно не понятна. Помогает лишь комментарий повест-
вователя: оказывается, ржание коня Руэль приняла за завывание дракона, который водился в этих местах. Испуганная перспективой встречи с драконом, Руэль покидает место схватки. Такое объяснение, однако, представляется исследователям крайне натянутым. По их мнению, уход Руэль и спасение Вигалуа на глубинном уровне объясняются все той же метонимической подчиненностью данного эпизода общей теме превосходства куртуазности над прочими силами жизни и природы. Конь в мире куртуазного романа - часть самого рыцаря, его метонимия; воспоминание о своей даме (в данном случае о Лари) - также необходимый атрибут куртуазного сознания, метонимически с ним соотнесенный. Если на поверхностном уровне спасение Вигалуа мотивируется ошибкой Руэль, принявшей ржание коня за угрожающий вой дракона, то на уровне глубинном спасение детерминировано актуализацией куртуазных качеств героя: «Вигалуа остался жив, потому что он вспомнил о своей возлюбленной и потому что он - настоящий рыцарь» (с. 37). Иначе говоря: Вигалуа спасает не какая-то сюжетная случайность, но совокупность его куртуазных качеств, - то «целое», которому метонимически подчинены все эпизоды романа.
Таким образом, «в эпике предмодерна каузальная мотивация играет второстепенную роль» (с. 42). Во внешней логике сцепления эпизодов доминирует не причинность (принцип «потому что»), а скорее временная последовательность (принцип «затем»). Однако эта последовательность лишь на линеарном уровне проявляет себя как случайность. «Метонимический принцип», обнаруживаемый в средневековом повествовании Х. Хаферландом и А. Шульцем, предполагает наличие в структуре текста и вертикального измерения, преодолевающего случайность линеарного нанизывания: отдельные эпизоды оказываются метонимиями - частями, соотнесенными, по принципу синекдохи, с целостностью главной темы текста.
А.Е. Махов
