собных муниципальных образований, что будет вызывать, как правило, их укрупнение (по сравнению с принятой поселенческой моделью). А негативные последствия, связанные с неоправданным отдалением власти от населения, следует компенсировать мерами по деконцентрации.
Нечто подобное осуществляется в ходе муниципальной реструктуризации в Канаде, есть примеры и отечественной практики, выбравшей такое направление реструктуризации территориальных основ местного самоуправления (с. 315). Об этом же свидетельствует и обобщение европейского опыта.
В целом для установления размеров муниципальных образований требуется системная оценка широкого набора параметров, характеризующих масштаб и качество их социально-экономических потенциалов. В связи с этим необходима выработка соответствующих методических принципов и инструментария для определения критериев финансово-экономической дееспособности организаций местного самоуправления различного вида, а также для оценки соответствия этим критериям фактических параметров реальных муниципальных образований.
М.А. Положихина
2011.01.053. БУКРАВА-ПЛИСКА И. ПОЛЬСКОЕ СЕЛО В ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД: МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ. BUKRAVA-PLYSKA I. Polish countryside in times of transition: Myths and reality // Polish sociological rev. - Warszawa, 2009. - N 4 (168). - P. 575-593.
Преобладающая парадигма модернизации, по мнению польского эксперта, рассматривает сельскую местность как низшую общественную сферу, обреченную на то, чтобы приспосабливаться к текущим тенденциям. Отношения между обществом Польши, его экономикой и так называемым аграрным сегментом (сектором) остаются напряженными, но причина этого не та, что обычно называется.
Значимость сельской местности для Польши. В Европе в целом всего 26,6% населения живет в сельских районах (тогда как в Польше - 39%), а занятость в сельском хозяйстве составляет 5% (против 14,7% в Польше). По относительной доле сельского населения и занятости в сельском хозяйстве Польша близка к таким
странам, как Греция, Португалия и новые государства - члены ЕС (Румыния, Словения, Литва) (с. 577).
В 1990-х годах условия польского сельского хозяйства рассматривались как неблагоприятные: доля занятого населения (в среднем 19,8%) была приблизительно в три раза более высокой, чем вклад этого сектора в ВВП страны (6,3%). Однако если проанализировать данные по другим странам, становится видно, что польский случай является далеко не худшим. Например, в тот же период в Германии доля сельского хозяйства (при 3,3% занятых в нем) составляла только 0,5% от ВВП страны (с. 578).
Системный анализ соотношения между долей в занятости и долей в ВВП в польском и европейском сельском хозяйстве провел в начале 2000-х годов Т. Хунек (T. Hunek). Он определял социальную эффективность сельского хозяйства, рассчитываемую как способность человека, нанятого на основе полной занятости, создавать добавленную стоимость. Социальная эффективность для сельского хозяйства Польши в 1995 г. составила 0,626, а для ЕС - 0,339; в 1996 г. - 0,650 и 0,340; в 1997 г. - 0,698 и 0,333. В течение этих лет паритет эффективности сельскохозяйственного сектора в ВВП (по сравнению с другими секторами, взятыми в целом как 100%) достигал соответственно 59,9, 62,6 и 67,6% в Польше, а для ЕС был наполовину ниже - 32,7, 32,9 и 32,2%. Это означало, что сельское хозяйство в ЕС было наполовину менее эффективно, чем польское. Кроме того, социальная эффективность сельского хозяйства Польши была выше, чем других секторов польской экономики: в 1995 г. соответствующий показатель равнялся 1,5633 против 1,5131 в промышленности, в 1996 г. - 1,5499 против 1,5024, в 1997 г. - 1,5995 против 1,4879 (с. 578).
Результаты, полученные польским сельским хозяйством в этот период, будут казаться еще более значительными, если вспомнить, что уровень его финансирования был намного ниже в Польше, чем в ЕС. Поддержка сельскохозяйственного сектора, измеренная по методу PSE (produced support estimate - оценка поддержки производителя), была в Польше вполовину меньше уровня ЕС (с. 579). А доход на гектар пахотной земли на польских фермах в середине 1990-х годов за вычетом субсидий составлял 285 долл., тогда как соответствующий показатель для ЕС равнялся 281 долл. (с. 578).
Все эти данные свидетельствуют о конкурентоспособности польского сельского хозяйства на внутреннем и внешних рынках. Кроме того, они неопровержимо доказывают, что нет оснований для негативного отношения к внутреннему аграрному сегменту, исходя из его современных экономических результатов.
Процессы, наблюдаемые в аграрном секторе Польши. Обычно самые важные измерения в сельской местности и сельском хозяйстве в Польше выражаются в следующих понятиях: сокращение доли сельского населения и преобразование аграрного характера страны (deruralisation - «дерурализация»), снижение значимости собственно сельскохозяйственного производства в экономической деятельности на селе (deagrarianisation), разрушение сельского образа жизни (depeasantisation - «раскрестьянивание»). Указанные процессы, как предполагается, усилились после 1989 г., но данные более ранних периодов это опровергают.
Если брать за точку отсчета конец Второй мировой войны, то доля сельского населения в Польше существенно снизилась (с 66% в 1946 г. до 38,1% в 1995 г.). Но абсолютная его численность изменилась менее значительно (с 15,6 тыс. человек до 14,7 тыс. человек соответственно), а с 2000 г. начала расти, достигнув 14,8 тыс. человек в 2007 г. Колеблется и доля сельского населения, занятого сельскохозяйственной деятельностью, а также доля семей, владеющих фермами.
Зато улучшается структура фермерских хозяйств - средний размер ферм немного увеличивается (главным образом в результате ликвидации хозяйств, принадлежащих государству, в 1991 г.). Но процесс этот медленный, неравномерный и территориально вы-сокодифференцированный. Если в 1960 г. размер средней фермы был 4,7 га, то в 1988 г. - 6,3 га, в 2005 г. - 5,9 га и в 2007 г. - 6,3 га (с. 583). Изменения, затрагивающие фермы, выглядят еще менее существенными, если рассматривать их экономический масштаб (измеряемый европейскими единицами размера - european size unit, ESU). В 2002 г. самые крупные фермы, производящие 40 или больше ESU, составляли 0,6% от общего количества хозяйств, а к 2007 г. их доля выросла до 0,8%. В этот же период численность самых мелких ферм, производящих до 4 ESU, увеличилась с 78,6 до 80,5%.
Снижается производительность польского сельского хозяйства. После 1989 г. доля аграрного сектора в ВВП страны сократилась (с 7,2% в 1990 г. до 3,4% в 1999 г.), уменьшилась и производимая в нем добавленная стоимость в расчете на одного работающего. Сокращаются в Польше и объемы сельскохозяйственного производства (на 10% в 1990-2003 гг.). Оценка объема сельскохозяйственного производства, выраженная в млн. т зерна, показывает: если в 1990 г. было произведено 79 млн., то в настоящее время - только 54,5 млн. т, что подразумевает «долгосрочную нисходящую тенденцию в сельскохозяйственном производстве». Эта тенденция отличается от происходящего в развитых странах, где значимость сельского хозяйства в ВВП уменьшается, но его производительность растет.
Начиная с 1990 г. доходы польских крестьян стали значительно отставать от доходов других профессиональных групп населения (с. 585). Если в 1988 г. соотношение доходов достигало 120% в пользу фермеров (рекорд в 1989 г. - 151%), то в дальнейшем положение изменилось, и в 2002 г. данный показатель составил 38%. В результате в сельской местности стала распространяться бедность. В конце 1990-х годов более 60% крестьянских семей оказались ниже минимального социального уровня.
Сельская местность стала характеризоваться высоким уровнем безработицы. Всего к началу 2000-х годов избыточная рабочая сила в сельских районах и в сельском хозяйстве оценивалась почти в 3 млн. человек (с. 587). В 2005 г. зарегистрировано снижение уровня официальной безработицы (до 1,15 тыс. человек), а в 2007 г. безработица в сельской местности составила 0,76 тыс. человек, но ее доля в общей безработице в стране повысилась до 44,5%. Несомненно, в этом сыграло роль перемещение польского городского населения в поисках работы в страны ЕС.
Изменения в аграрной сфере могут быть оценены с точки зрения биологических последствий, таких как различия в росте и весе молодых людей, проживающих в сельских и городских районах, а также в их половой зрелости. Результаты антропологических исследований, проводимых в Польше с 1967 г., показывают, что дифференцирование по социальным группам и территориям в Польше остается существенным и что биологическая бесклассовость населения (достигнутая, например, в Скандинавских странах
несколько десятилетий назад) является все еще отдаленной перспективой для польского населения.
Оценки изменений в сельской местности Польши. Преобразования, происходящие в сельском хозяйстве и среди аграрного населения, отражают трудный процесс, который не может быть описан как «развитие» или «развитие в некотором определенном направлении». Едва ли можно говорить о процессе дерурализации в Польше в его самом основном - демографическом - смысле. А снижение значимости сельскохозяйственной деятельности не может служить источником удовлетворения, особенно после присоединения Польши к ЕС, которое должно было способствовать оживлению в различных сферах, включая сельскохозяйственный сектор. Оптимистическое видение преобразований в польской сельской местности следует заменить интерпретацией, которая представляет прошлые два десятилетия как время регресса. Анализируя ситуацию в сельской местности и сельском хозяйстве, нужно использовать понятие «опустошение», которое подразумевает процесс (часто намеренный) разрушения основных фондов и сокращения производительности индивидуальных хозяйств (ферм), подрыва их ценности и банкротства.
По мнению некоторых польских исследователей, сельская местность понесла главные финансовые и психологические расходы как в период модернизации страны по «коммунистическим правилам», так и в период перехода страны к капитализму. Явления, описанные выше, подтверждают тот факт, что сельская местность выполняет роль амортизатора в периоды преобразований (с. 588).
Стратегия модернизации Польши и ее объединения с Европой была впервые сформулирована в XVI в., когда считалось, что страна может служить источником сырья для развивающейся западноевропейской экономики. Польша принимала роль «крестьянина и дровосека», что было, конечно, невыгодно и надолго поместило страну на периферию глобальной системы. Кроме того, уже этот первый проект модернизации базировался на предположении о том, что сельской местностью можно пожертвовать для достижения желанной цели. Похожая ситуация повторилась спустя несколько сотен лет. После Первой мировой войны и возвращения независимости Польша последовательно поддерживала промышленность за счет сельского хозяйства (с. 589).
Исследователи именуют это явление «парадоксом модернизации», означающим, что одна часть общества развивается за счет другой, которая остается в отсталости и экономической зависимости. Очевидно, что экономика в целом не в состоянии работать без таких «межотраслевых перетоков», т.е. изменения экономической ценности секторов. В то же время у экономистов нет никаких сомнений в том, что слишком асимметричные отношения между секторами в конечном счете ведут к краху.
Бесспорно, на протяжении многих лет после Второй мировой войны в Польше продолжался крупномасштабный «дренаж» сельской местности и сельского хозяйства. Хуже всего то, что 1989 год не был поворотным моментом в этой практике. Происходившие преобразования финансировались сельской местностью и осуществлялись за счет сельских районов страны (с. 590).
Приведенные факты указывают на драматический раскол в польском обществе на городское и сельское. Точность этого диагноза подтверждают не только результаты многочисленных социологических исследований, но и обобщенные индикаторы (например, индекс человеческого развития - ИВ1). Если городская Польша отвечает критерию развитого общества (ИВ1 = 0,828), то сельская Польша (ИВ1 = 0,794) является слаборазвитой. Несомненно, эта ситуация сложилась в результате повторяющихся попыток модернизировать страну в соответствии с одним и тем же неудачным правилом. По мнению автора, подход, подразумевающий, что сельская местность является должником в отношениях с обществом, должен быть изменен, так как фактически польская сельская местность - кредитор для остальной части польской экономики.
М.А. Положихина