CC BY
45
дах и переложениях латинских текстов, в том числе апокрифического «Евангелия от Никодима», становятся моделью для создания демонических образов английских иудеев XIII в. в «Житии св. Гуго Линкольнского», повествующего о ребенке, якобы принесенном в жертву иудеями.
Джон Хослер, доцент британской истории в ун-те Моргана в Балтиморе («Генрих II, Уильям Ньюбургский и распространение антииудейских настроений в Англии»), раскрывает логику формирования антииудейских настроений на примере сочинения известного хрониста второй половины XII в. Уильяма Ньюбургского. В Хронике Уильяма антииудаизм получает оправдание в рамках идеи «божественного суда» и ставится в один ряд с разрушением второго храма и передачей христианам права именоваться «семенем авраамовым».
З.Ю. Метлицкая
ИСТОРИЯ РОССИИ И СССР
2010.02.013. РЭНДОЛФ Дж. ДОМ В САДУ: СЕМЕЙСТВО БАКУНИНЫХ И ТРАДИЦИИ РУССКОГО ИДЕАЛИЗМА. RANDOLPH J. The house in the garden: The Bakunin family and the romance of Russian idealism. - Ithaca: Cornell univ. press, 2007. -XVI, 287 p.
Ключевые слова: Россия, 1780-1830-е годы, русский идеализм, «премухинская идиллия», место и роль женщины, М.А. Бакунин, Н.В. Станкевич, В.Г. Белинский.
Монография американского историка Джона Рэндолфа, отмеченная в 2008 г. в Америке несколькими премиями, посвящена истории одного из «дворянских гнезд» - поместья Бакуниных Пре-мухино, которое сыграло значительную роль в формировании мировоззрения таких представителей русского идеализма 1830-х годов, как М.А. Бакунин, Н.В. Станкевич, В.Г. Белинский. Полагая, что семья и частная жизнь занимают немаловажное место в становлении видных мыслителей и общественных деятелей прошлого, автор исследует широко известную в истории русской литературы «премухинскую идиллию» во всей полноте. Привлечение новых архивных материалов, в частности переписки сестер Бакуниных,
позволяет Дж. Рэндолфу рассмотреть такой малоизученный аспект философской системы русского идеализма, как место и роль женщины во взглядах прогрессивных мыслителей XIX в. Свое исследование он вписывает в широкий контекст культурных и исторических трансформаций, происходивших в Европе и России 17801830-х годов.
В первой части книги («Идиллия») рассказывается о том, как Бакунины водворились в Премухино в 1779 г., и о той особой, в чем-то экспериментальной по своему характеру жизни, которую вело там семейство. В противоположность бытующим в историографии представлениям о том, что после принятия Манифеста о вольности дворянской в 1762 г. многие дворяне «демонстративно» удалились в деревню, отказавшись от общества, автор на материалах сохранившихся архивов семьи Бакуниных доказывает, что этот массовый феномен следует понимать иначе. Документы обнаруживают явное стремление Бакуниных выглядеть «образцовой», идеальной семьей, что вполне согласовалось с намерениями власти (с. 9).
По мнению автора, важной составляющей «цивилизаторского проекта» Екатерины II являлось создание в провинции «общества», которое ранее аккумулировалось исключительно при дворе. Создавать его должны были местные помещики, и центральное место здесь занимали ценности, ассоциирующиеся с семьей и частной жизнью.
Тверская губерния, где расположено Премухино, оказалась в центре осуществления этого цивилизаторского проекта. После пожара 1763 г., когда Тверь сгорела до основания, Екатерина II выказала особый интерес к восстановлению города в соответствии с новейшими достижениями в области архитектуры. В 1770-1780-е годы при ближайшем содействии Я.Е. Сиверса, новгородского губернатора, а затем и тверского наместника, край был избран императрицей в качестве «испытательного полигона» для выработки законодательства, в том числе «Учреждения для управления губерний» 1775 г. и Жалованной грамоты дворянству 1785 г. (с. 30-31).
Екатерининские преобразования придали дворянству статус «свободных граждан, живущих частной жизнью в деревне», но имеющих, однако же, широкие права по созданию своих сословных объединений, силами которых предполагалось управлять провинцией и развивать ее. Более того, по словам автора, «патриотическая
мобилизация» была направлена не только на мужчин. Организация Смольного института также имела ярко выраженную социальную цель: воспитывать просвещенных дочерей, жен и матерей, которые затем понесут цивилизацию в провинцию. Таким образом, екатерининские реформы создавали новые социальные нормы для дворянства в частной сфере и учили его, как пользоваться своей недавно обретенной свободой в интересах государства (с. 32-34).
И хотя в публичной сфере местное дворянство обнаруживало пассивность и даже апатию, в частной жизни, которая составляла не менее важный компонент дворянской вольности, наблюдалась резкая активизация. Во второй половине XVIII в. в Тверской губернии возникает множество помещичьих домов, выстроенных в неоклассическом духе, в окружении «регулярных» садов и романтических парков с каскадами прудов, гротами и руинами. Тот факт, что помещичьи усадьбы копировали столичные дворцы, свидетельствует не столько об отчуждении многих представителей дворянства от общества, сколько об их стремлении продемонстрировать свою принадлежность к элите и соответствие самым высоким стандартам, пишет автор. При этом широко известный «роскошный и театрализованный образ жизни» в русских усадьбах того времени он трактует как «приватизацию» тех практик, которые ранее были приняты исключительно при дворе (с. 38-39).
Как и в Европе, где во второй половине XVIII в. происходил процесс выделения частной и публичной сфер, новые дворянские усадьбы, в изобилии появившиеся в России, становились инструментами, при помощи которых их благородные обитатели утверждали свое отличие от окружающих. Это явилось важным моментом в становлении дворянской идентичности (с. 39).
Тем не менее, пишет Дж. Рэндолф, когда Михаил Васильевич и Любовь Петровна Бакунины переехали из Петербурга в только что купленное Премухино, ничто не указывало на их стремление как-то облагородить свой бревенчатый дом и завести в нем новые порядки. Их взрослые сыновья уже служили, а старшие дочери, выросшие в столице, учились в Смольном институте и переехали в деревню только в середине 80-х. Первые ростки «домашнего просвещения», которым так прославилось семейство Бакуниных, обнаруживаются в сохранившейся в семейном архиве пьесе для домашнего представления к Новому 1790 году «Пролог», написанной
младшей дочерью, 14-летней Прасковьей. В этой сентиментальной пасторали, главные роли в которой принадлежат крепостным крестьянам, демонстрируются характерные для екатерининского царствования «гражданский идеализм» и патриотизм. По мнению автора, данный документ свидетельствует о первых попытках семьи Бакуниных утвердить себя в качестве «примера для подражания» (с. 45-46).
В реальной же жизни обстоятельства складывались неблагоприятно. В первые несколько лет неопытные столичные жители Бакунины наделали долгов, и им пришлось отозвать своего младшего сына Александра с дипломатической службы на Сардинии, чтобы он помог спасти имение. Через несколько лет это удалось сделать, и вскоре Александр превращается в образцового «деревенского жителя» и начинает строить в Премухино «идиллию», которая включала в себя не только обустройство дома и парка, но и выстраивание новой, просвещенной традиции семейной жизни, где центральное место занимало бы «разумное начало».
По мнению автора, большую роль в той преданности дому и домашней жизни в деревне, которую выказывал А.М. Бакунин (1768?-1854), сыграл его друг, известный архитектор, изобретатель, ученый, поэт и литератор Н.А. Львов (1751-1803). Именно Львов выработал для себя и своей семьи тот образец «необыкновенной» семейной жизни, полной необычных празднеств и просвещенных утех, который должен был вызывать восхищение окружающих (с. 60). В книге подчеркивается, что в представлениях Львова и кружка, к которому он принадлежал (среди его членов были Г.Р. Державин, В.В. Капнист, В.Г. Боровиковский), домашняя жизнь в соответствии с идеалами Просвещения вполне вписывалась в современный им политический и социальный контекст.
В монографии подробно анализируется корпус текстов, написанных А.М. Бакуниным: его стихи и поэма «Осуга», служившая для историков основным источником сведений о семейной жизни в поместье; мемуары и записные книжки; проект «Условий между помещиком и крестьянином», который в 1802 г. он послал своему другу и родственнику А.Н. Оленину, участвовавшему в подготовке «Указа о вольных хлебопашцах»; философские «Письма о садоводстве моему другу Н.А.Л.» (1803). Ни поэзия Бакунина, которую высоко ценили его старшие друзья-поэты, ни его трактаты не были
известны широкой публике, однако это и не входило в планы их автора. Высказанные в этих произведениях идеи легли в основу его усилий по устройству своей частной жизни. Так, в основе составленного им договора между двумя «отцами семейств» - барином и крестьянином - лежит идея о создании идеальной крестьянской семьи, которая явится главным инструментом в совершенствовании нравов и перестройке сельского общества (с. 78-79).
Однако приступить к реализации своих планов по устройству «семейной идиллии» А.М. Бакунин смог только после смерти матери в 1814 г., когда он стал полноправным хозяином Премухина. К этому времени он уже был женат на юной Варваре Муравьевой (1791-1864) и имел троих детей - дочерей Любовь (1811-1838) и Варвару (1812-1866) и сына Михаила (1814-1876), который впоследствии стал знаменитым революционером-анархистом. Затем родились еще семеро - дочери Татьяна (1815-1871) и Александра (1816-1882), за ними пятеро сыновей и дочь Софья, умершая в раннем детстве.
Образованию детей с раннего детства уделялось в семье огромное внимание, причем активное участие в этом принимали родители. Мать учила их иностранным языкам и географии, отец составлял длинные учебники по истории и ботанизировал с ними в окрестностях Премухино. Была выписана гувернантка, музыку преподавал немецкий учитель, местный священник учил катехизису. Отец требовал, чтобы вечером в гостиной звучала беседа не менее чем на пяти языках - русском, французском, немецком, итальянском и английском. Процветали чтение вслух, музицирование и домашний театр, а поскольку Бакунины держали открытый дом, поток гостей был нескончаем. Все, кто посещал этот шумный дом, поражались необычайно активной жизни и атмосфере свободомыслия, которая царила в Премухино (с. 102-104).
И хотя Премухино привлекало современников именно своей счастливой «семейной гармонией», вдохновлялась она, по мнению автора, наличием контрастирующих и часто противоречивых стремлений. А.М. Бакунин любил представлять свой дом как мир, организованный на началах разума, где все живут в согласии. Однако три его незамужних сестры - Варвара (которой несколько стихов посвятил Державин) и выпускницы Смольного Пелагея и Анна, поселившиеся неподалеку в своем селе Козицыно, предлага-
ли совсем иной вариант домашней жизни. Они посвятили себя религии и самосовершенствованию, причем наряду с традиционной православной литературой широко использовали произведения французских католических писателей-мистиков с их интересом к внутреннему миру индивида. Под влиянием своих тетушек, пишет автор, девочки Бакунины обретали понятие «внутренней жизни» и развивали глубокое чувство духовного призвания. Не была чужда религиозной экзальтации и их мать, воспитанная в романтическом духе и склонная к меланхолическому миросозерцанию. Как отмечает Дж. Рэндолф, довольно трудно было заставить эту семью жить в соответствии с «рациональными» нормами, которые насаждал отец (с. 84-85, 92-96).
По мере того как дети взрослели, внутрисемейные конфликты начинают разрастаться и ставят под вопрос отцовский миф о природной гармонии Премухино (с. 106). Изменяется и социальный контекст, который в царствование Николая I приобретает новые черты. Помимо полицейских мер и ужесточения цензуры была разработана и позитивная идеология, наиболее известным компонентом которой являлась теория официальной народности. Кроме того, в центр системы ценностей династии была поставлена семья: императорская фамилия предстает теперь в качестве «воплощения нации», а Николай I - «любящего отца империи». Дж. Рэндолф расценивает это как «попытку кооптировать ценности частной жизни в контекст идеологии империи». И, наконец, был разработан план образовательных реформ, предполагавший «превращать чувствительных юношей из образованных семейств в лояльных и эффективных подданных», соответствующих «административному идеалу» (с. 141-142).
Многое удалось провести в жизнь: в николаевских университетах было выращено поколение выдающихся чиновников и в результате построена современная бюрократия. Однако там зародилась и иная традиция, которая впоследствии стала неотъемлемой частью радикальной политики и культуры. К ней принадлежали члены кружка Станкевича (с. 143-144).
Вторая часть книги («Романс») посвящена исследованию той роли, которую Премухино сыграло в формировании мировоззрения Н.В. Станкевича, М.А. Бакунина и В.Г. Белинского как представи-
телей «харизматической традиции в общественной мысли императорской России» - идеализма 1830-х годов (с. 4-5).
Дж. Рэндолф отмечает, что центральное место в жизни семьи Бакуниных в этот период занимали четыре старших сестры - Любовь, Варвара, Татьяна и Александра, именно они были «лицом» Премухино. Родившийся в 1814 г. Михаил был очень близок с ними, но долгое время оторван от дома своей учебой в Артиллерийском училище. По материалам переписки сестер Бакуниных автор реконструирует процесс взросления этих «провинциальных барышень», которые, однако же, значительно отличались от своих современниц.
Хотя в соответствии с патриархальными понятиями, которые царили тогда в обществе и даже в их просвещенном доме, от женщин ожидали выполнения морального долга матери, жены и дочери, сестры Бакунины, пишет автор, не спешили становиться женами и хозяйками. В начале 1830-х годов они были увлечены вопросами духовного развития и самосовершенствования. Подвергая себя неустанному самоанализу, девушки стремились к моральной независимости и боролись за то, чтобы самим стать творцами своей жизни, которая, однако, ни в чем не должна была противоречить христианской добродетели. Все это, по словам автора, создало в Премухино то интеллектуальное пространство, где можно было всерьез практиковать идеалистическую философию (с. 150).
Духовные поиски сестер Бакуниных привлекли к ним интерес студентов-идеалистов, с которыми они познакомились в Москве в салоне у своих подруг Натальи и Александры Беер. В 1835 г. среди членов кружка Н.В. Станкевича распространились слухи о населенном «божественными созданиями» благословенном Премухино. И когда Станкевич получил приглашение в этот «храм счастья», он принял его с восторгом, надеясь на развитие романтических отношений с Л. Бакуниной, которая действительно впоследствии стала его невестой (с. 172-173).
В отличие от традиционных объяснений погруженности в любовь и особого внимания к любовным делам, которые демонстрируют письма Станкевича, тем фактом, что в «суровой действительности» николаевской России даровитый юноша не мог найти соответствующего приложения своим силам, Дж. Рэндолф придерживается иной точки зрения. Сам Станкевич в трактате «Моя ме-
тафизика» писал о том, что любовь - это не поиски идеала, а метод самообразования и способ выработки зрелого мировоззрения. Характерно, что в начале романа с Л. Бакуниной он начал вести дневник, поскольку его чувства «могут оказаться поучительны для других» (с. 192). Кроме того, ни переписка Станкевича, ни сами факты его жизни не свидетельствуют о его антипатии к системе ценностей николаевского царствования. Напротив, многие идеалы, вокруг которых он стремился выстраивать свою личную моральную систему, были официально одобряемы, в том числе вера в то, что вдохновлять мужчину должны семейная жизнь и женская добродетель (с. 180).
Отраженные в переписке Станкевича перипетии его романтических отношений с Л. Бакуниной рассматриваются в книге как «роман воспитания», поскольку именно эта «особенная» семья олицетворяла те идеалы женственности, которые легли в основу его работы по формированию своего мировоззрения (с. 180-181).
Не менее важным для судеб русского идеализма оказалось то, что на почве интереса к немецкой философии у Станкевича завязывается дружба с Михаилом Бакуниным, только что вышедшим из Артиллерийского училища. Дж. Рэндолф отмечает, что пример Станкевича вдохновил многих самых талантливых его товарищей по университету к занятиям немецким идеализмом (Белинский, Боткин, Грановский, Тургенев), но самым большим энтузиастом стал Михаил. Он проповедовал немецкую философию всем, включая дам, и в особенности своим сестрам (философствование вообще было неотъемлемой чертой семейного быта в Премухино). Вместе с тем, характеризуя мировоззрение М.А. Бакунина, автор подчеркивает, что тот вполне усвоил сентиментальную веру своего отца в семейные ценности и силу разума, пронеся ее до конца своих дней, как и представление о том, что человечество по своей природе рационально, добродетельно и социально (с. 201-202).
Центральное место в предлагаемом автором «романе воспитания» занимает коллизия, связанная с неудачным браком Варвары, вышедшей за уланского офицера Дьякова. В знаменитом «освобождении Вареньки» - заговоре, составленном Михаилом в 1836 г. среди своих друзей с целью отправить сестру за границу - он выступил в роли Спасителя и «проповедника правды» в духе Фихте. Таким образом аргументы и споры об идеализме были привнесены
им в семейную жизнь Бакуниных, которая оказалась в центре внимания всех его друзей летом 1836 г. Это время, пишет автор, стало высшей точкой «романса русского идеализма», после чего кружок Станкевича прошел стадию «величайшего философского энтузиазма» и начал от него оправляться (с. 223).
На основе учений Фихте и Гегеля с его концепцией личности, которая переживает мучительный опыт на пути к своей зрелости, М.А. Бакунин и его друзья выстроили модель «освобождения Варвары». Существенное место в ней занимают этические вопросы, связанные с неравенством женщины в современном им обществе. Однако в письмах самой Варвары звучат ее сомнения в том, подходит ли эта схема для женщины (с. 228).
Критика «премухинской идиллии» впервые в полный голос прозвучала со стороны Белинского, посетившего «Аркадию» осенью 1836 г. Тем не менее все, что он увидел и почувствовал в Премухино, стало неотъемлемой частью его «истории развития». Визит, на который все друзья Белинского возлагали большие надежды, в итоге оказался полной катастрофой. «Цивилизованная домашняя жизнь» не сумела сгладить острые углы в характере начинающего критика и предложить тот идеал, на который ему следовало, по мнению Станкевича, ориентироваться в своем поведении. Неудачей окончился роман с Александрой Бакуниной - она отдала предпочтение В. Боткину. Белинский отчаянно пытался приспособиться к легендарной жизни Бакуниных, однако его «неотесанность» приводила все к новым и новым провалам. Через два года, в связи со смертью от чахотки Любови Бакуниной, Белинский сделал впечатления от своего неудачного визита в Премухино темой обширной переписки с Михаилом. Отталкиваясь от полученного опыта, он разрабатывает свою концепцию «реальной действительности» (с. 259-261).
В его интерпретации Премухино - прекрасное место, но полное иллюзий. Его обитатели игнорируют свои реальные обязанности и желания во имя абстрактных идеалов. Критикуя и высмеивая привычку обитателей Премухино философствовать по поводу вопросов частной жизни, Белинский впервые выводит в своих письмах отрицательный образ «идеальной девушки». Он начинает создавать портрет «больной русской женственности» - тема, которой он уделит много внимания в последующие годы (с. 263-264).
В заключении автор отмечает, что история дома Бакуниных позволяет по-новому взглянуть на формирование мировоззрения русских идеалистов 1830-х годов и документировать процесс создания «новой социальной традиции: самостоятельных независимых прогрессивных русских мыслителей». Он подчеркивает, что именно благодаря своей частной жизни Станкевич и члены его кружка получили признание как «лучшие люди своего времени» (с. 275).
О.В. Большакова
2010.02.014. СМИТ-ПИТЕР С. РУССКАЯ ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ ГАЗЕТА И ЕЕ ЧИТАТЕЛИ, 1788-1864.
SMITH-PETER S. The Russian provincial newspaper and its public, 1788-1864. - Pittsburgh: Center for Russ. a. East Europ. studies, 2008. -60 p. - (The Carl Beck papers in Russ. a. East Europ. studies; N 1908).
Ключевые слова: Россия, 1788-1864 гг., гражданское общество, провинциальные газеты, «Владимирские губернские новости».
В работе Сьюзен Смит-Питер (колледж Стейтен Айленд унта г. Нью-Йорка) исследуется роль русских провинциальных газет в формировании гражданского общества в дореформенной России. Основанные в николаевскую эпоху по инициативе государства, губернские ведомости служили центрами притяжения для людей всех сословий, интересовавшихся прошлым и настоящим своего края, пишет автор. Сотрудничество в газете, так же как и чтение публиковавшихся в ней статей и корреспонденций, способствовало созданию определенных социальных связей в самом обществе и между обществом и бюрократией. Таким образом, провинциальные газеты явились теми «точками роста», вокруг которых в русской провинции происходило зарождение «общественности», и в конечном итоге, считает С. Смит-Питер, способствовали заложению основ гражданского общества в России (с. 2).
В центре внимания автора находится газета «Владимирские губернские ведомости», которая по объему и качеству публикаций, а также по уровню развития связей с местным и столичным обществом занимала одно из первых мест в дореформенной России. Исследование истории этой газеты, основанное не только на опубликованных источниках, но и на материалах из центральных и мест-
