CC BY
81
лет правления большевиков («Россия при старом режиме», «Русская революция», «Россия при большевиках»).
Подводя итоги своего исследования, автор отмечает, что американская историческая русистика в целом развивалась в русле общих течений мировой историографии, однако такие ее столпы, как Р. Пайпс, М. Малиа, Н. Рязановский или, например, М. Раев, никогда к ним не присоединялись. Они остались в стороне от социальной истории, которая в 70-е годы стала доминировать в исторической науке США. Как утверждает М. Филипович, самые долговечные достижения американской историографии - это работы не ревизионистов, а историков старшего поколения - Г. Вернадского, М. Карповича и его учеников М. Малиа, Н. Рязановского, М. Раева, Р. Пайпса (с. 347-348).
О.В. Большакова
ДРЕВНИЙ МИР
2010.02.008. СТЕЙНБИ К. РИМСКИЙ РЕСПУБЛИКАНСКИЙ ФЛОТ: ОТ ШЕСТОГО СТОЛЕТИЯ ДО 167 г. ДО Н.Э. STEINBY Chr. The Roman Republican navy: From the sixth century to 167 B.C. - Helsinki: Soc. scientiarum Fennica, 2007. - 236 p. -(Commentationes humanarum litterarum; 123). - Bibliogr.: p. 226-225.
Ключевые слова: Римская Республика, VI в. до н.э. - 167 г. до н.э., римский флот, «талассократия».
Монография исследовательницы Кристы Стейнби посвящена истории римского флота и его роли на различных этапах римской экспансии в период от начала Республики до завершения в 167 г. до н.э. Третьей Македонской войны, когда, как считает автор, спор за «талассократию» в Средиземноморье был окончательно решен в пользу Рима.
Греческий историк Полибий, чей труд является главным источником по истории Первой Пунической войны (264-241 гг. до н.э.), описывал римлян как новичков в морском деле. Это утверждение Полибия оказало глубокое влияние на всю последующую историографию и долгое время не подвергалось сомнению. В данной работе, опираясь на весь комплекс литературных, эпиграфических и археологических источников, автор предпринимает попытку пересмот-
реть сложившиеся представления о том, когда действительно начинается история римского флота и насколько справедливо мнение греческого историка об отсутствии у римлян опыта мореплавания накануне столкновения с великой морской державой Карфагеном.
В первой главе («Введение») представлен обзор источников и сравнительно немногочисленных специальных исследований по данной теме, а также рассматриваются общие условия мореплавания в Средиземном море и особенности морской войны в античную эпоху. Значительное внимание автор уделяет развитию военного судостроения, прослеживая эволюцию типов кораблей, начиная с одноуровневых триаконтер («тридцативесельных») и пентеконтер («пятидесятивесельных») гомеровской эпохи. Появление трехуровневых боевых кораблей, триер (трирем), К. Стейнби датирует концом VIII - первой половиной VII в. до н.э. Однако массовое их применение она относит только к эпохе греко-персидских войн (с. 24).
Следующим этапом эволюции античных военных кораблей стало строительство тетрер (квадрирем) и пентер (квинквирем), которое, как считается, явилось результатом соперничества на море Карфагена и Сиракуз в IV в. до н.э. Триеры также продолжали использоваться, но основу флотов теперь составляли корабли более крупных размеров. Дальнейшее развитие военного кораблестроения в эллинистическую эпоху шло по линии создания все более громоздких полирем разных типов, снабженных платформами для катапульт. Впрочем, об их конструкции и боевом применении практически ничего не известно. Скорее всего, это были весьма неуклюжие плавучие сооружения, поэтому основным и наиболее массовым типом боевого корабля продолжали оставаться пентеры, наряду с которыми, хотя и в меньшем числе, использовались триеры и более мелкие суда (с. 27-28).
Специфика античного мореплавания состояла в том, что корабли были «привязаны» к берегу и нуждались в стоянках и гаванях через относительно короткие интервалы на пути следования. Соответственно, только контроль над такими пунктами вдоль предполагаемого маршрута обеспечивал наилучшие возможности движения флота и, следовательно, создавал оптимальные условия для транспортировки войск, доставки подкреплений, припасов и материалов. Стратегическое значение владения морскими базами
автор показывает на примере Второй Пунической войны в соответствующей главе данной книги.
Современные исследования, пишет К. Стейнби во второй главе («Начало римского флота»), показывают, что поздний царский и раннереспубликанский Рим, вопреки существовавшим до сравнительно недавнего времени в науке представлениям, был отнюдь не простым крестьянским обществом, но весьма значительным и развитым центром, поддерживавшим обширные международные связи, торговые и культурные контакты. К концу царской эпохи это был самый большой город Италии к северу от Тарента (с. 34).
В период, предшествующий Первой Пунической войне, Рим уже обладал существенным опытом мореплавания и достаточно эффективным флотом, свидетельством чего является ряд событий, в которых он, судя даже по крайне фрагментарным сообщениям источников, принимал активное участие. В частности, по мнению финской исследовательницы, кажется весьма вероятным участие римских военных кораблей в составе этрусского флота (поскольку в Риме правила династия этрусских царей) и в союзе с карфагенянами в большой морской битве при Алалии (Корсика) ок. 540 г. до н.э. с флотом греков. Имеются также данные об участии римского флота во многих эпизодах, связанных с завоеванием Римом Италии, причем не только в качестве вспомогательной силы, обеспечивающей действия сухопутной армии, но и в качестве проводящего самостоятельные операции (с. 74).
На существование у римлян флота указывает и первый договор между Карфагеном и Римом (509 или 508 г. до н.э.), прямо запрещающий римлянам заходить со своими военными кораблями дальше Прекрасного мыса на побережье Африки. В дальнейшем эта достаточно обширная зона римского мореплавания стала только сокращаться по мере того, как экспансия римлян вызывала все большее беспокойство карфагенян. Очевидным признаком этого беспокойства стал второй римско-карфагенский договор от 348 г. до н.э., закрывший для римлян Сардинию.
Особенно заметным развитие военно-морской мощи Рима стало со второй половины IV в. до н.э. Римляне ввели систему coloniae maritimae («морских колоний»), предприняли экспедицию на Корсику, захватили Анций и Неаполь, использовали военные корабли в войне с Нуцерией и учредили магистратуру двух ответ-
ственных за флот должностных лиц (duoviri navales). К концу IV в. до н.э. экспансия Рима должна была стать проблемой для карфагенян. Новый, третий договор, заключенный в 306 г. до н.э., создавал новые ограничения на расширение контролируемой Римом акватории, закрывая для римлян Сицилию. Но к 264 г. до н.э. римляне овладели югом Италии, и лишь узкий пролив отделял их от Сицилии. Карфагеняне со своей стороны стремились распространить контроль на весь остров. Таким образом, сферы влияния и интересов обоих государств вошли в тесное соприкосновение, что делало столкновение между ними неизбежным. Впрочем, как отмечает автор, первая война между Римом и Карфагеном велась отнюдь не только из-за Сицилии. Целью враждующих сторон был полный контроль над всем Западным Средиземноморьем (с. 93-94).
В третьей главе рассматриваются боевые действия на море в ходе Первой Пунической войны. При этом основное внимание уделяется роли в морской тактике римлян такого устройства, как специфический по конструкции абордажный мостик, так называемый «ворон» (corvus, к6ра£), обеспечивший, как считается, удачный исход для римского флота многих сражений. Согласно Полибию, в самом начале войны построенные всего лишь за 60 дней по образцу случайно захваченной карфагенской пентеры римские квинквире-мы были слишком тяжелы и неповоротливы, поскольку делались из непросушенного дерева. По этой причине, а также из-за слабой подготовки экипажей они сильно уступали в маневренности кораблям карфагенян, и при использовании традиционной морской тактики вряд ли могли рассчитывать на успех. Столь очевидный недостаток римляне компенсировали введением абордажных мостиков, захватывавших корабль противника, лишавших его возможности двигаться и позволявших превращать морской бой в подобие сухопутного, в котором римские легионеры всегда были особенно сильны. Вместе с тем, по мнению некоторых ученых, наличие «воронов», которые представляли собой достаточно громоздкие и тяжелые, как они полагали, конструкции, нарушало балансировку корабля и тем самым делало его менее устойчивым. Этим обстоятельством они объясняли огромные потери римского флота во время штормов в 255 и 253 гг. до н.э. Однако, пишет К. Стейнби, специальные исследования показали, что все устройство, скорее всего, весило не более одной тонны, и, следовательно, его наличие не
могло нарушить устойчивость квинквиремы водоизмещением около 250 т.
В качестве главного фактора гибели флотов в обоих случаях современные историки вслед за Полибием называют некомпетентность в морском деле римских командующих, которые, вопреки предостережениям кормчих, повели корабли в опасные штормовые зоны. На самом деле, как доказывает автор, у них фактически не было выбора, поскольку из двух возможных маршрутов безопасный на тот момент проходил через порты, контролируемые карфагенянами, и, учитывая специфику античного мореплавания, был, таким образом, исключен для римлян (с. 97).
Предполагается, что после указанных катастроф римляне отказались от использования «воронов», и этим объясняется поражение их эскадры при Дрепануме на Сицилии. С точки зрения автора, оснований для такого заключения нет. В этом бою у римлян был серьезный некомплект гребцов, что сказалось на способности к маневрированию и создало обстановку всеобщего хаоса. Впрочем, пишет К. Стейнби, это один из тех редких случаев, когда римляне действительно проявили себя как «новички» в морской войне, тогда как в целом на протяжении всего конфликта они использовали свой флот весьма профессионально. Римляне победили во всех крупных морских сражениях, и у них не раз появлялась возможность победоносно закончить войну либо в самой Африке у стен Карфагена, либо захватив последние морские базы противника в Сицилии - Лилибей и Дрепанум. Напротив, у карфагенян такая возможность никогда не возникала и они почти никогда не владели инициативой. Хотя за весь период войны римляне потеряли 600 кораблей, а карфагеняне только 450, автор считает необходимым учитывать то обстоятельство, что 3/4 римских потерь были обусловлены природными факторами, тогда как потери карфагенян практически все были боевыми (с. 103). Сами по себе цифры потерь, полагает финская исследовательница, не свидетельствуют о неопытности римлян в мореплавании, но зато наглядно демонстрируют их превосходство в плане ресурсов для ведения морской войны как над «великой морской державой» Карфагеном, так и над эллинистическими государствами Восточного Средиземноморья.
В целом, заключает автор, римский флот действовал в сражениях более успешно, чем карфагенский, независимо от наличия
или отсутствия абордажных устройств. Это видно из анализа хода боев, в которых использование таких устройств зафиксировано источниками, и тех сражений, при описании которых о «воронах» нет упоминаний. Удивительно также и то, что за 20 лет войны карфагеняне не придумали никаких контрмер для нейтрализации этого римского «нововведения». Скорее всего, полагает К. Стейнби, абордажные мостики явились кратковременным решением проблемы, когда в начале войны римлянам приходилось в спешке строить огромное количество кораблей. Но и тогда, и позднее они придерживались преимущественно традиционной тактики морского боя, при которой все определялось профессионализмом командиров и экипажей. Соответственно, считает автор, нет оснований приписывать абордажным мостикам ключевую роль в победах римлян в великих морских сражениях Первой Пунической войны (с. 104).
Четвертая глава посвящена изучению роли флота во Второй Пунической войне (218-201 гг. до н.э.). Несмотря на то что основные боевые действия разворачивались на суше, а морских сражений было очень немного, тем не менее флот, как показывает далее К. Стейнби, занимал важное место в стратегии обоих противников, и господство Рима на море, с точки зрения финской исследовательницы, сыграло решающую роль в его конечной победе.
После Первой Пунической войны римляне овладели побережьем Лигурии и частью побережья Галлии. Захвачены были большая часть Сицилии, а также Сардиния и Корсика. Благодаря этим завоеваниям Рим получил контроль над стоянками и гаванями на путях между Италией и Испанией, Италией и Африкой. Таким образом, отмечает автор, стратегия Ганнибала фактически явилась вынужденным решением в условиях полного господства Рима на море, когда единственным способом достижения победы для карфагенян осталось вторжение в Италию по суше и как можно более быстрый разгром противника на его территории.
Блестящие победы Ганнибала в первые годы войны означали для Карфагена, как и для любого другого эллинистического государства того времени, возможность заключить мир на основе нового баланса сил. Однако, как подчеркивает К. Стейнби, римский подход к войне был иным. Для римлян окончание войны предполагало полное подавление способности врага к сопротивлению и капитуляцию на римских условиях. Единственной альтернативой
могло быть только полное поражение самого Рима. Соответственно, римляне были готовы нести потери и мобилизовывать как государственные, так и частные ресурсы в беспрецедентно больших пропорциях, чем карфагеняне или другие цивилизованные народы античного Средиземноморья, подход которых к войне был менее жестким (с. 107).
Отказ римлян вести переговоры о мире после катастрофы при Каннах в 216 г. до н.э. придавал войне затяжной характер. В этих условиях очень важной становилась роль флота. Примечательно, пишет автор, что после Канн Карфаген значительно интенсифицировал свои усилия на море почти во всех контролируемых римлянами прибрежных зонах, за исключением пути между Италией и Испанией, поскольку пунический флот в Испании был уничтожен в самом начале войны. Однако попытки карфагенян создать морские базы и посредством их наладить поставки для армии Ганнибала в Италии в целом оказались тщетными. Им не удалось преодолеть господство на море римского флота. В результате римляне смогли беспрепятственно перебросить свои войска в Африку, а Ганнибал, лишенный подвоза подкреплений, вынужден был, в конечном счете, сам удалиться из Италии, не потерпев ни одного поражения (с. 128, 132-133).
В пятой и седьмой главах анализируются действия флота в период римской экспансии в Восточном Средиземноморье. В войнах Рима с Македонией и государством Селевкидов почти не было крупных морских сражений, поэтому роль флота в них недооценивалась в историографии. Между тем, как и во второй войне с Карфагеном, контроль над безопасными местами стоянок и портами часто имел здесь также большое значение, отмечает К. Стейнби.
В Первую Македонскую войну (215-205 гг. до н.э.) флот Филиппа V даже не пытался противостоять военно-морским силам Рима. Римский флот очень легко утвердился в Греции, опираясь на поддержку Этолийского союза, который хотя и не обладал значительной морской мощью, но имел прекрасные морские базы, такие как Навпакт в Коринфском заливе и Гераклея в Малийском заливе. Македония не являлась морской державой, сопоставимой с Римом или Карфагеном. Реализация крупной кораблестроительной программы была начата в Македонии только в конце 207 г. до н.э., когда римляне уже достигли своих основных целей, устранив пер-
спективу использования карфагенским флотом иллирийских и греческих гаваней для атаки на Италию (с. 147, 155).
Во Второй Македонской войне (201-197 гг. до н.э.) Филипп имел достаточно сильный флот, способный решать как тактические, так и стратегические задачи. Он мог выдержать сражение с объединенными флотами Пергамского царства и Родоса, выступавшими в союзе с Римом, и мог нанести поражение родосскому флоту. Однако появление в Эгейском море римской эскадры, пишет автор, сразу же восстановило ситуацию времен Первой Македонской войны, т.е. сделало существование македонского флота незаметным. Флот союзников, напротив, получил теперь возможность атаковать любые пункты в любых зонах греческого побережья, что заставило Филиппа рассредоточить свои войска по многочисленным гарнизонам и тем самым ослабить полевую армию накануне решающего сухопутного сражения (с. 168).
Во время войны 191-188 гг. до н.э. с Антиохом III Великим -царем государства Селевкидов, располагавшим флотом, способным претендовать на «талассократию» в Эгеиде, римская эскадра вместе с прежними союзниками разгромила на море силы противника и обеспечила римской сухопутной армии безопасное форсирование Геллеспонта (Дарданелл) (с. 181).
О действиях флота в Третьей Македонской войне (171-168 гг. до н.э.) практически ничего не известно, что, по мнению автора, отчасти объясняется состоянием источников, отчасти состоянием македонского флота. В то время как Филипп и Антиох реагировали на экспансию римлян обширными кораблестроительными проектами, Персей, последний царь македонян, такой возможности не имел. Трудно сказать, пишет автор, имел ли он вообще какой-нибудь флот. Таким образом, Третья Македонская война знаменует собой конец эпохи борьбы за «талассократию». Ставшая позднее крайне острой проблема пиратства явилась, с точки зрения финской исследовательницы, результатом того, что римский флот остался фактически единственным хозяином во всем Средиземноморье (с. 208).
В целом, заключает К. Стейнби, римский флот активно действовал на всех стадиях римской экспансии, в том числе и на ранних этапах, в процессе завоевания Италии. Рим, таким образом, имел длительную историю мореплавания еще до начала Первой
Пунической войны, весь ход которой не позволяет принять идею Полибия об отсутствии у римлян опыта в морском деле. По мнению автора, творцом мифа о неопытности римлян на море, возможно, был Фабий Пиктор - римский сенатор, сочинение которого послужило одним из основных источников для труда Полибия. Этот миф - прекрасный образец римской пропаганды, призванный лишний раз подчеркнуть великие достоинства «национального» характера римлян, и героическая победа «новичков» над прославленным карфагенским флотом должна была служить еще одним примером, подтверждающим эту истину. В то же время декларируемое отсутствие флота и навыков мореплавания устраняло мотивы к агрессии со стороны Рима в силу отсутствия каких-либо морских амбиций и интересов (с. 214-215).
А.Е. Медовичев
2010.02.009. ЛЕНСКАЯ ВС. АРИСТОКРАТИЧЕСКИЙ МИР ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ: НА ПРИМЕРЕ АФИН VII-IV вв. ДО Н.Э. -М., 2008. - 231 с. - Библиогр.: с. 214-225.
Ключевые слова: Афины, УН-ГУ вв. до н.э., архаический и классический периоды, афинская аристократия, генезис, мировоззрение, стиль жизни, модели поведения.
Монография посвящена истории древнегреческой, главным образом афинской аристократии архаического и классического периодов. Автором рассматриваются проблемы генезиса данного социального слоя, начальный период истории эвпатридов, судьбы нескольких знатных афинских родов, ценностные ориентиры и мировоззрение, стиль жизни и модели поведения традиционной греческой элиты.
Используемый в книге термин «аристократическое сословие», как отмечает во введении сам автор, не следует понимать в строгом научном смысле, поскольку привилегии греческой аристократии никогда не были определены законодательно. Ее высокий статус в обществе базировался на традиции, подкрепленной древностью рода, славой, влиянием, богатством, связями и доверием демоса. В период между VII и началом V в. до н.э. политическое господство 'аршто1 было бесспорным. В конце V-IV вв. до н.э. аристократия отходит от власти, с политической арены исчезают
