круг «Анналов» создана целая сеть учреждений, объединенных верностью принципам исследования.
Ю.В. Дунаева
ДРЕВНИЙ МИР
2018.01.006. ХОЙОС Д. ОВЛАДЕНИЕ ЗАПАДОМ: РИМ И КАРФАГЕН В ВОЙНЕ.
HOYOS D. Mastering the West: Rome and Carthage at war. - Oxford; New York: Oxford univ. press, 2015. - 337 p. - (Ancient Warfare and Civilization). - Bibliogr.: p. 317-323.
Ключевые слова: Западное Средиземноморье, середина -вторая половина III в. до н.э.; Рим и Карфаген; Пунические войны.
Монография Декстера Хойоса, профессора университета Сиднея (Австралия), посвящена истории возникновения, а также детальной реконструкции и анализу результатов военного противостояния двух ведущих государств Западного Средиземноморья. Как стремится доказать автор, Пунические войны, предопределившие не только судьбы их основных участников, но и дальнейшее развитие всей античной цивилизации, начались почти неожиданно. Рим и Карфаген были тесно связаны взаимовыгодными торговыми интересами, тогда как их политические и военные интересы до начала прямого столкновения фокусировались на разных регионах. Однако Первая (264-241 гг. до н.э.) и Вторая (218-201 гг. до н.э.) Пунические войны по своим масштабам превзошли все другие вооруженные конфликты античной эпохи. При этом, отмечает исследователь, несмотря на обширную историографию, ряд вопросов, связанных с этими войнами, остается предметом дискуссий и требует дальнейшего изучения (с. 3). Книга состоит из введения, четырех частей, включающих 13 глав, и заключения.
Часть I «Рим и Карфаген: 264 г. до н.э.» содержит две главы, в которых кратко рассматривается история этих городов-государств и отношений между ними до начала конфликта, особенности их социального строя, политического устройства и военной организации. К 264 г. до н.э. Рим, пишет автор, был растущей державой среднего уровня, только что завершившей процесс установления своего контроля над всей Италией к югу от Рубикона.
К тому моменту Карфаген являлся мощной морской державой, владевшей значительной территорией в Северной Африке, большей частью Сицилии, Сардинией, Корсикой, Балеарскими островами и землями на юге Испании. Как Рим, так и Карфаген демонстрировали склонность к греческим культурным формам. Неудивительно, что Аристотель в 330-е годы до н.э. рассматривал Карфаген как политическое сообщество греческого типа, а греческий историк Полибий видел в Риме наилучшую модель политии среди других свойственных греческим городам-государствам политических форм. Карфагенская и римская элиты пользовались греческим в качестве языка международных контактов, а также частных коммерческих и дружественных связей, которые существовали до 264 г. до н. э. и постоянно возобновлялись после завершения очередного периода военных действий в 241 и 201 гг. до н.э. (если предположить, что они вообще прерывались).
В части II (главы 3-6) анализируются обстоятельства возникновения и ход Первой Пунической войны, а также события периода между первой и второй войнами (241-218 гг. до н.э.). Автор показывает, как узколокальный конфликт между двумя сицилийскими городами-государствами, Сиракузами и Мессаной, в течение немногих месяцев по недоразумению перерос в столкновение двух великих держав. Первая Пуническая война велась в пределах относительно небольшой зоны, ограниченной в основном Сицилией и прилегающей к ней акваторией, а также в Северной Африке, но лишь в качестве кратковременного эпизода. Однако противники нередко вводили в действие гигантские по численности силы флота и часто несли грандиозные потери, исчислявшиеся, согласно Поли-бию, многими сотнями крупных боевых кораблей-пентер и десятками тысяч воинов и гребцов (с. 67).
Поневоле вступив в войну в 264 г. до н.э., после 254 г. до н.э. Карфаген, полагает автор, уже явно был не способен ее выиграть, ведя боевые действия таким же образом, как против своих традиционных врагов - сицилийских греков. Однако теперь он имел дело с противником иного рода и стратегическими проблемами иного характера. В отличие от Сиракуз или Акраганта, политический центр противника не был легко доступен для нападения, особенно после утраты карфагенянами господства на море. В ходе войны Италия, в отличие от Северной Африки, никогда не оказывалась
под угрозой вражеского вторжения, и это сильно затрудняло давление на Рим, с тем чтобы вынудить его искать условия мира.
Для Рима период Первой Пунической войны был благоприятен в том плане, что к моменту ее возникновения внутренние социальные проблемы (аграрный вопрос, задолженность и политические права плебеев) в основном были урегулированы. Не было и новых попыток вторжений кельтов из Северной Италии. Однако проблемой Рима оказалась система замещения высших военно-политических должностей. Неэффективность ежегодной смены командующих была очевидна, но соперничество внутри политической элиты заставляло каждый год избирать новые пары высших магистратов вместо того, чтобы переизбирать на новый срок или продлять полномочия победоносных полководцев. Недостатки этой системы отчасти компенсировались тем, что большинство карфагенских военачальников также не были сколько-нибудь более компетентными командирами. В результате продолжавшаяся более 20 лет война завершилась почти полным истощением обеих сторон, вследствие чего победа Рима в заключительном решающем морском сражении при Эгатских островах, хотя и позволила ему продиктовать условия мира, эти условия оказались достаточно мягкими, а новое столкновение - неизбежным (с. 70).
Вторая Пуническая война, которой посвящена часть III (главы 7-11), имела иные пространственные масштабы. В отличие от первой войны, она охватила в конечном счете всю зону Западного Средиземноморья и даже часть греческого мира, поскольку Рим оказался втянут также и в свой первый конфликт с Македонией.
Наиболее вероятная цель войны со стороны римлян, полагает автор, состояла в том, чтобы нанести Карфагену такое поражение, которое исключало бы его возрождение в будущем в качестве великой державы. Это предполагало прежде всего ликвидацию карфагенского господства в Испании, являвшейся материальной базой военного могущества Ганнибала и возглавляемого им дома Барки-дов, а также отстранение от власти в самом Карфагене «партии» Баркидов. Впрочем, разрушение Карфагена уже тогда могло рассматриваться как желанная перспектива. Целью Ганнибала и карфагенян, несомненно, был реванш за поражение в прошлой войне, возвращение утраченных территорий (Сицилии, Сардинии, Корсики), возможно, присоединение какой-то части италийской террито-
рии и низведение Рима до уровня второстепенного государства, если не полное его уничтожение. Карфаген под руководством Бар-кидов должен был стать абсолютным гегемоном в Западном Средиземноморье и державой, равной ведущим эллинистическим государствам Востока. Согласно римскому историку Фабию Пиктору, семья которого поддерживала тесные связи с Карфагеном, не только группировка Ганнона, но и все известные карфагенские политики были против Ганнибаловой войны. Однако автор приводит ряд веских аргументов, призванных доказать, что это заявление неправдоподобно (с. 100-101, 219).
По мнению Д. Хойоса, обе стороны явно рассчитывали на то, что война будет кратковременной, и, соответственно, планировали один-два решительных удара. Римляне собирались предпринять одновременно две наступательные операции. Обладая полным господством на море, они предполагали перебросить морским путем одну консульскую армию в Испанию против армии Ганнибала, а другую - в Африку с целью блокады самого Карфагена. Ганнибал, в свою очередь, осознавая превосходство военно-морских сил Рима, планировал провести свою армию в Италию сухопутным путем и таким образом перенести военные действия на территорию противника, отвлечь его от Африки и спасти Карфаген от осады. При этом он рассчитывал поднять против Рима недавно покоренные им племена галлов в Северной Италии и перетянуть на свою сторону италийских союзников Рима, что, по мнению карфагенского полководца, заставило бы римлян принять его условия мира.
Реальность, однако, вскоре заставила внести существенные коррективы в планы обеих сторон. Неожиданно быстрое появление армии Ганнибала на севере Италии заставило римлян отказаться от африканской экспедиции и отозвать обратно половину армии, двигавшейся в Испанию. Они, следовательно, не представляли масштаб сопротивления, с которым им предстояло столкнуться на Пиренейском полуострове. Ошибкой Ганнибала, в свою очередь, оказался расчет на то, что серия поражений римских войск заставит италиков прекратить поддерживать своего гегемона. В результате противники были вынуждены изменить первоначальные стратегии и вести затяжную войну на истощение (с. 100).
Вторая Пуническая война окончательно решила вопрос о господстве в Западном Средиземноморье в пользу Рима, но вопрос
о том, могли ли ее результаты быть иными, возникал уже у античных историков. Рим начал войну самонадеянно и неудачно. Только в трех величайших битвах 218-216 гг. до н.э. - при Требии, Трази-менском озере и при Каннах - римляне потеряли убитыми и пленными около 120 тыс. воинов, т.е. от 13 до 16% всего взрослого мужского населения Италии того времени. Принципиальной ошибкой сената, с точки зрения Д. Хойоса, была отмена десантной операции в Африке, поскольку осада Карфагена потребовала бы экстренного возвращения войск Ганнибала для спасения столицы своего государства. В результате Италия в течение почти 15 лет подвергалась опустошению. Многие крупные города (Капуя, Та-рент и др.) и множество мелких, число которых, если верить Ап-пиану, доходило до 400, были разграблены, а их жители проданы в рабство. Особенно сильно пострадало сельское население южной части полуострова. Карфаген же и его африканские владения претерпели несопоставимо меньший ущерб лишь в последние два года войны (с. 220).
В целом, полагает австралийский исследователь, в плане наличных ресурсов Карфаген мог победить Рим. С самого начала войны в 218 г. до н.э. и по крайней мере до поражения при Метавре в 207 г. до н.э. Гасдрубала, брата Ганнибала и командующего карфагенскими войсками в Испании, карфагеняне были в состоянии выставлять армии, не уступающие по многим параметрам римским войскам. И, разумеется, в лице самого Ганнибала Карфаген имел военного гения, равного которому у римлян не было вплоть до появления Публия Корнелия Сципиона Африканского. Поражение Карфагена, таким образом, не было предопределено. Оно, как считает Д. Хойос, явилось результатом просчетов и ошибочных решений, которыми римляне в конечном итоге умело воспользовались. Автором этих ошибочных решений был сам Ганнибал, полководческие способности которого в последние годы войны явно притупились, и в заключительном решающем сражении при Заме в 201 г. до н. э. он действовал без вдохновения и проиграл своему более молодому, но не менее талантливому сопернику (с. 222-223).
Назначение в 210 г. до н.э. командующим 25-летнего Сципиона, не являвшегося ни бывшим консулом, ни даже бывшим претором, было серьезной инновацией в практику предоставления 1ш-регшш. Не менее важным нововведением по сравнению с эпохой
Первой Пунической войны стала и практика его продления, позволявшая наиболее опытным римским полководцам оставаться командующими армиями в течение ряда лет. Тот же Сципион, например, обладал империем с 210 по 201 г. до н.э. в качестве проконсула, затем консула и снова проконсула. Таков был римский ответ на длительные командования карфагенских полководцев. Повышение степени компетентности римского командования при бесспорно более высоком качестве легионов давало Риму определенное преимущество над противником. Другим его преимуществом оказалась прочность связей с италийскими союзниками, разорвать которые, за немногими исключениями, не смогли даже сокрушительные поражения римлян в первые годы войны (с. 225-226).
В части IV «Последний конфликт» (главы 12 и 13) рассматриваются причины и последствия Третьей Пунической войны (149146 гг. до н.э.). Решение римлян начать новую войну против Карфагена, который определенно уже не представлял для них никакой угрозы ни в военном плане, ни в качестве экономического конкурента, ставило в тупик многих современников событий. Оно, как отмечает автор, остается предметом дискуссий и в современной науке. Вряд ли, пишет австралийский исследователь, можно согласиться с предположением о том, что Рим, возможно, руководствовался желанием предотвратить захват города Масиниссой, поскольку это чрезмерно усилило бы могущество нумидийского царя. Гораздо проще, полагает Д. Хойос, было бы предоставить Карфагену статус «друга и союзника римского народа», который гарантировал неприкосновенность, а кроме того, обеспечил бы политическое доминирование в нем проримских лидеров. Озабоченность римлян перспективой возникновения угрозы их интересам в Северной Африке, по мнению автора, была связана отнюдь не с возможностью захвата Карфагена Масиниссой, но с тем преимуществом, которое Карфаген должен был получить в результате неизбежной скорой смерти весьма престарелого царя. Реальная перспектива распада Нумидии делала вероятной установление там, в дополнение к мощному культурному влиянию, также и карфагенской политической гегемонии. Впрочем, это, скорее всего, не было тем обстоятельством, которым руководствовался римский сенат, объявляя войну в 149 г. до н.э. Алчность как мотив, судя по всему, играла главную роль (с. 272).
Само по себе экономическое процветание побежденного Карфагена казалось оскорбительным. Негодование, копившееся в Риме начиная со 160-х годов до н.э. по поводу возрождения старого врага, стало особенно острым благодаря напряжению, вызванному мучительными, непопулярными и весьма затратными войнами против племен Испании. Энергичный отклик на призыв консулов к добровольцам показывает, что желание пограбить пунов было велико как среди рядовых римлян, так и в кругу элиты, поскольку уже 20 лет прошло со времени последней грабительской оргии в Третьей Македонской войне и требовались новые вливания материальных ценностей извне.
В 146 г. до н.э. после трех лет упорного сопротивления Карфаген был разрушен, а десятки тысяч избежавших гибели во время штурма его жителей проданы в рабство. На большей части подвластной городу территории была образована римская провинция Африка. Впрочем, карфагеняне, проживавшие в сельской местности и небольших городках, практически не пострадали. Ряд пунических городов, перешедших на сторону римлян в самом начале войны (Утика и др.), сохранили «автономию» и свободу от налогов. Пунический (финикийский) язык и религия пережили катаклизм, и еще несколько столетий спустя в восстановленном римлянами Карфагене и в римской Северной Африке продолжали разговаривать преимущественно на языке карфагенян. Названия городских магистратур и имена занимавших их лиц, известные по эпиграфическим материалам, оставались финикийскими.
Разгром Карфагена не установил господства Рима над средиземноморским миром: к тому моменту оно и так было неоспоримым. Однако уничтожение Карфагенского государства позднее рассматривалось многими римлянами, точку зрения которых выразил историк Саллюстий Крисп, как тот самый поворотный пункт в истории Рима, с которого началось саморазрушение Римской республики. В каком-то смысле, полагает автор, Третья Пуническая война открыла дорогу Цезарям и деспотической монархии, и это стало своего рода местью за судьбу Карфагена (с. 276-277).
В целом, заключает Д. Хойос, Пунические войны не были столкновением культур, идеологий или расовым конфликтом. Вопреки популярному мнению, они не были войной между Западом и Востоком, но, скорее, между двумя западными державами, каждая
из которых находилась под мощным и постоянно растущим влиянием эллинистического Востока (с. 279).
А.Е. Медовичев
2018.01.007. КЭМЕК Д. DEMOS И DEMOKRATIA. CAMMACK D. The demos in demokratia // Ancient Greek and Roman History: Journal. - 2017. - Sept. 22. - P. 1-23. - Mode of access: https://ssrn.com/abstract=2881939 (Accessed date: 07.10.2017.)
Ключевые слова: Древняя Греция; демос и демократия; демос - народное собрание; демос - политический конструкт.
Статья профессора Йельского университета (США) Дениелы Кэмек посвящена анализу значений термина demos и его соотношению с понятием demokratia, что позволяет внести определенные уточнения в саму концепцию демоса. Как отмечает автор, основное значение этого понятия, как правило, не обсуждается. Поскольку demos означает «народ», а kratos - «власть», а также «силу» и «могущество», то demokratia обычно переводится как «правление народа» или «власть народа». При этом имеется широкий консенсус относительно того, что demos обозначает все гражданство и синонимичен такому понятию, как polis, «гражданская община» или «город-государство». Таким образом, он включает в себя богатых и бедных, элиту и массы (с. 3).
Однако термин demos имел и другие значения. Одним из них было «простой народ», синонимичное plethos - «множество», т.е. «массы». И в этом смысле demos обозначал не всю совокупность граждан, но социологически ограниченный, хотя и самый большой фрагмент гражданского коллектива, главным образом бедное большинство. В современных исследованиях такое понимание термина demos обычно ассоциируется с античными писателями IV в. до н. э. антидемократического направления, отвергавшими идею включения всех граждан в процесс принятия решений. Поэтому, как считают некоторые историки (М. Хансен и др.), любое исследование demokratia, чтобы быть точным в отношении демократической идеологии и практики, должно игнорировать источники, в которых такое понимание присутствует. Оно также не может считаться изначальным.