CC BY
183
СТАТЬИ
Н.Ю. Сивкина
«ЗАПАДНЫЕ ПЛАНЫ»
МАКЕДОНСКОГО ЦАРЯ ФИЛИППА V
Вторая половина III в. принесла Балканской Греции лишь несколько мирных лет: одна коалиционная война сразу сменяла другую. В столкновения были вовлечены все государства за исключением Афин, которым удалось сохранить нейтралитет. Освободительное движение против македонского засилья переплеталось с получением финансовых субсидий от египетского правителя, борьба за социальные преобразования сопутствовала политическому соперничеству между государствами.
Этот клубок противоречий создавал благодатное поле для амбициозных политиков, опиравшихся для реализации намеченных планов то на одни силы, то на другие, использовавших слабости друзей и врагов, убежденных в том, что успех оправдывает все. Хотя масштабы войн в Греции были не особенно велики, но их непрерывность приводила к взаимному ослаблению и неспособности греческих государств самостоятельно решать общегреческие проблемы, что провоцировало новую интервенцию.
Каждый эллинистический правитель желал иметь, помимо прав завоевателя, какую-то идеологическую базу для своего правления. В Азии и Египте эта основа была найдена в идее божественности царя. Македония в этом отношении отличалась: ни один Антигонид не решился на установление царского культа в собственном государстве, не говоря уже о Греции.
Начиная с Филиппа II и Александра Великого наметились две тенденции в отношениях между македонской монархией и греческими полисами. Филипп II создал Коринфскую лигу. Он, а затем его сын рассматривали эллинов как свободных союзников. И лишь в самом конце правления Александр изменил этой позиции. Второе направление берет свое начало от Антипатра, который управлял Элладой с помощью македонских гарнизонов и поддерживая про македонские режимы. Все последующие правители избирали второй путь, за исключением недолгого союза между Антигоном Одноглазым, его сыном Деметрием Полиоркетом и греками. Как отмечал Ф.Г. Мищенко, последующие правители Македонии готовы были
пользоваться каждым случаем для того, чтобы обратить свободных эллинов в своих покорных подданных1.
Следующую попытку обосновать свои претензии на контроль в Элладе на законном основании предприняли Антигон Досон, а затем Филипп V Таким основанием должен был стать договор об Общем мире, условия которого были оговорены при образовании Эллинской лиги в 224 г., в которую вошли Ахейская федерация, Македония и некоторые другие государства. Если в прежние времена идея Общего мира была несовместима с идеей суверенного полиса, то в конце III в. в лигу вошли не отдельные города, а федерации, которые были более привычны к некоторым ограничениям своих действий, с одной стороны, но и более готовы к равноправному партнерству - с другой. Такой союз обеспечивал полную внутреннюю автономию государств-участников2, хотя внешняя политика, как правило, определялась наиболее могучим из союзников. Отношения дружбы великой державы с более слабым государством всегда оставались неоднозначными. В хороших руках подобная система не обязательно приводила к насилию3. В сущности, гегемония Македонии была не обременительнее для греков, чем гегемония Афин, Спарты или Фив в более раннюю эпоху. Македонские правители Александр Великий, Деметрий Полиоркет, Антигон Досон успешно использовали союз с греками в своих целях. Но в случае с Филиппом V дело обстоит сложнее.
В имеющихся нарративных источниках Филипп V, предпоследний македонский правитель, на долю которого выпали две войны с Римом, предстает перед нами весьма мрачной фигурой. Подверженный низменным страстям, обладающий деспотическими наклонностями, амбициозный, охваченный идеей о мировом господстве, он развязал конфликт с римлянами и открыл им дорогу для завоевания эллинистического мира. Однако все негативные отзывы о царе берут свое начало в более ранних произведениях: из труда Полибия, из мемуаров ахейского стратега Арата, из сочинений римских анналистов4.
Столь же непригляден образ Филиппа V и в современной литературе. Стереотипы восприятия, на наш взгляд, мешают увидеть македонского царя в истинном свете: как человека, который в своей политике руководствовался принципами, существенно отличавшимися от тех, что приписывают ему историки.
В 220-217 гг. до н.э. в Греции шла Союзническая война между Эллинским союзом и Эголийской федерацией. Македонский царь как гегемон Эллинской лиги был вынужден вмешаться в этот конфликт согласно союзному договору. Боевые действия начались в 219 г. По версии Полибия (Ро1уЬ. IV 61), македонский царь Филипп V со своим войском и эпирским ополчением летом 219 г. прошел через Фессалию в область амбракиотов и осадил хоро-
шо укрепленный Амбрак (Ро1уЬ. IV 61. 5 и 8). Осада продолжалась более сорока дней (Ро1уЬ. IV. 63.2). За это время этолийцы не только совершили набеги на Пелопоннес, но даже, воспользовавшись моментом, отправили войско под командованием Скопаса в Македонию, где оно собрало обильную добычу (Ро1уЬ. IV. 62. 1-2). Однако этот набег не отвлек македонян от осады, и итогом ее стал захват Амбрака и передача его эпиротам (Ро1уЬ. IV 63.3).
После этого Филипп переправился около мыса Акция в Акарна-нию. Здесь он соединился с акарнанским войском и начал изгонять это-лийские гарнизоны из крепостей. Он занял Страт, Метрополь, Конопу, Ифорию, Пеаний, другие крепости и, наконец, Эниады (Ро1уЬ. IV. 64). Акрополь и гавань Эниад царь укрепил, оценив их стратегическое положение. Вслед за этим пришло известие из Македонии о готовящемся нашествии дарданов, что вынудило македонского царя тем же путем возвратиться домой (Ро1уЬ. IV 66).
По одной из версий, Филипп намеренно не торопился с нападением на Эголию, так как следил за событиями в Иллирии, где римляне воевали против Деметрия Фарского5.
Однако это были первые шаги римлян на Балканском полуострове, и Македонию они не затрагивали. Кроме того, римляне основное внимание сосредоточили на своих внутренних проблемах, ведя в то время войну с Ганнибалом. Иллирийские события могли вызвать некоторый интерес соседей, но сомнительно, чтобы они уже в то время почувствовали угрожающую мощь римской военной машины. Поворот в политике Филиппа проявится гораздо позднее: как считается, под влиянием находившегося некоторое время при македонском дворе Деметрия Фарского (Ро1уЬ. V 101-102). Наконец, даже опытный командующий не мог позволить себе затягивать военные действия, ожидая сведений, не имеющих отношения к данной войне. Молодой же македонский царь впервые выступал в роли полководца, и ему следовало быть предельно осторожным ради поддержания авторитета среди союзников.
И хронология событий, излагаемых Полибием (Ро1уЬ. III. 13; 17. 33), говорит против этой версии: 221 г. - назначение Ганнибала командующим и поход против олькадов, 220 г. - война с вакцеями и карпетанами, 219 г.-осада и падение Сагунта, затем Ганнибал уводит войско на зимние квартиры в Новый Карфаген, а, перезимовав, в 218 г., идет на Италию. То есть кампания Филиппа 219 г. совпала с осадой Сагунта. Сомнительно, чтобы между этими событиями была какая-то связь.
В конце Союзнической войны Филипп V прибыл в Аргос на Немейс-кие празднества (Ро1уЬ. V. 101. 4-5). Согласно Полибию, здесь он получил известие о победе Г аннибала над римлянами у Тразименского озера.
И именно эта весть, по мнению ахейского историка, породила у царя желание побыстрее завершить Союзническую войну, чтобы обратиться к западным делам (Ро1уЬ. V 101.6-102.1). Традиция рассматривает эту весть в контексте последующих событий: новые амбиции Филиппа проявились в заключении внезапного мира с Эголией в 217 г., высадке македонских сил в Иллирии в 216 г. и затем в договоре македонского правителя с Ганнибалом в 215 г. Римские писатели позднее преувеличили значение этого договора, но Полибий резче других показал, что царь планировал захватить Иллирию, и даже не исключал вероятность македонского вторжении в Италию6.
Однако правильнее, на наш взгляд, рассматривать заключение мира не в контексте последующих событий, а с точки зрения экономических и политических возможностей союзников продолжать боевые действия.
Ахейский историк говорит, что сообщение о победе Ганнибала Филипп получил в Аргосе и под давлением Деметрия Фарского склонился к мысли о мире в Греции, о покорении Иллирии и о переправе в Италию (Ро1уЬ. V 101.6-102.1). Но в другом пассаже (Ро1уЬ.У 100.9-10), упоминает что еще во время осады Фтиотидских Фив к нему прибыли послы Родоса, Хиоса, Византия и даже от царя Птолемея с предложением вновь стать посредниками между ним и этолийцами. И тогда же царь согласился и отправил их в Эголию. Таким образом, переговоры о мире начались еще до получения известия о битве при Тразименском озере.
Так же обстоит дело и с утверждением о западных планах Македонии вообще7. Сложившийся в историографии взгляд на изменение внешней политики Филиппа в ходе Союзнической войны во многом, по нашему мнению, связан с концепцией Полибия о «сцеплении» событий8. Согласно его теории, события Г аннибаловой войны в Италии «сцепились» с событиями Союзнической войны в Греции. Однако в ходе Союзнической войны они не могли зародиться, ибо для этого не сложились условия. Поворот в его политике произошел позднее, чем принято считать.
Победа Ганнибала у Тразименского озера сама по себе ничего не могла означать для македонской политики. Одна громкая победа, совершенная в далекой стране, с которой не приходилось непосредственно иметь дело, полководцем, о котором македонский царь едва ли что-нибудь знал, не могла быть поворотным пунктом, изменившим весь ход истории эллинистических царств. Такое утверждение равносильно предположению, что Восточный поход Александра Македонского был вызван убийством его отца Филиппа II, организованным персами. Филипп V не мог знать планов Г аннибала, особенностей римской тактики ведения войны, их менталитета, столь непохожего на греческий (Македония не вела войн на уничтожение в отличие от Рима, вообще не склонного к компромиссу)9. Такие скоропалительные выводы были не в характере царя.
Не стоит и ссылаться на его молодость, горячность и честолюбие: за годы своей первой войны он проявил недюжинные организаторские и военные способности. Его основной целью все эти годы было укрепление позиции гегемона Эллинской лиги и постепенное расширение сферы своего влияния в Греции. Но обе поставленные цели были далеки от завершения. При жизни ахейского стратега Арата Филипп не пользовался тем уважением и авторитетом, на который рассчитывал и которого добивался в ходе боевых действий. Позиции в Элладе также были довольно слабыми, и ему постоянно приходилось оглядываться на союзников, считаться с их желаниями и исходящими от них угрозами. Стоит вспомнить хотя бы намек Арата на расторжение союзнических отношений во время жертвоприношения на Ифоме (Р1Ш. Ага! 50; Ро1уЬ. VII. 11). Понимая все это, царь должен был быть авантюристом, вроде Деметрия Фарского, чтобы помышлять о переправе в Италию и «мировом господстве». Филипп, конечно, не был лишен честолюбивых замыслов, но его нельзя назвать мечтателем на троне: он всегда руководствовался практическими мотивами. И, каку всех его предшественников, сфера его интересов охватывала безопасность своих границ и подчинение Греции.
После Союзнической войны взоры Филиппа обратились на Иллирию, но его цель в отношении Иллирии не касалась римлян. Он не планировал установить собственный протекторат над этими землями. Его ближайшим действием становилась война со Скердилаидом, напавшим на земли западной Македонии.
Македоно-иллирийские взаимоотношения всегда были сложными. В годы Союзнической войны македонский царь купил помощь Скердилаи-да за 20 талантов, а в конце войны отказался от его услуг. Скердилаид, посчитав, что Филипп не доплатил ему, напал на 4 македонских корабля, приставших рядом (Ро1уЬ. V. 95.1-4). После этого иллирийцы занялись грабежом торговых судов в Малийском заливе. Филиппу пришлось снаряжать целую эскадру для погони за Скердилаидом.
Именно против него, а не против Италии, как убедительно показал А.П. Беликов, царь построил 100 лемб для переброски своих сил10. Именно против пиратов, борясь за свободу мореплавания, царь намеревался создать морские базы на западном побережье Балкан.
О самой войне сведений практически не сохранилось. Есть указание Полибия (Ро1уЬ. V. 108. 3), что Филипп решал начать войну со Скердилаидом. Осенью 217 г. он отвоевал города Дассаретиды, захваченные ранее иллирийцами, взял в окрестностях Лихнидского озера Энхеланы, Керак, Сатион, Бои, в земле калойкинов - Бантик», в области так называемых пи-сантинов - Оргисс (Ро1уЬ. V 108.8-9). Скердилаид был остановлен, но победа над ним породила новую, гораздо большую, опасность: Филипп, заняв
Дассаретиду, стал соседом Рима. Возможность наступления македонян на запад впервые обрела черты реальности11.
Зимой Филипп V занимался постройкой флота, чтобы весной отправиться против Аполлонии. Скердилаид, узнав об этом, уведомил римлян и призывал их на помощь. Однако Рим был занят войной с Ганнибалом, поэтому прислал лишь 10 кораблей (Ро1уЬ. V 110.8-9). Построенные македонянами за зиму легкие лембы, конечно, не могли противостоять тяжелым римским квинквиремам. Филипп не желал войны с Римом, поэтому хотел избежать столкновения на море. Отправившись из Македонии вокруг Пелопоннеса, он достиг Керкиры. Здесь его настигло сообщение, что римский флот идет к Аполлонии (Ро1уЬ. V. 109-110). Видимо, одновременно пришла весть о смуте в Мессении. И он прервал свой морской поход.
Полибий презрительно отзывается об этом, приписывая решение Филиппа об отступлении охватившей его панике. Историк даже предполагает, что если бы Филипп продолжил плавание, то он завладел бы Иллирией и захватил римские квинквиремы (Ро1уЬ. V 110.9-10). Однако такая версия абсурдна: 10 мощных римских кораблей вместе с флотом Скердилаида, который должен был присоединиться к римлянам, было вполне достаточно, чтобы уничтожить легкие лембы, управляемые неопытными македонянами.
Следствием неудачного нападения на Аполлонию Н. Хэммонд считает зародившееся у македонского царя стремление получить гарантии от римского вторжения12. Для этого после известия о победе Ганнибала в битве при Каннах Филипп начал с ним переговоры от имени македонян и союзников (Ро1уЬ. VII. 9. 1). И летом 215 г. заключил с ним союз. Ливий сообщает об условиях союза (1лу. 23.33.1-12): «царь Филипп переправится в Италию с флотом как можно большим (полагали, что он сможет снарядить двести кораблей) и будет опустошать морское побережье, на его долю выпадет война на суше и на море; по окончании войны вся Италия и сам Рим будут принадлежать Карфагену и Ганнибалу, и вся добыча достанется Г аннибалу; окончательно покорив Италию, они отплывут в Грецию и поведут войну, с кем укажет царь; государства на материке и острова, принадлежащие Македонии, будут принадлежать Филиппу и войдут в его царство». Похожие условия называет Полибий, приводя текст клятвы союзников (Ро1уЬ. VII. 9.1-17).
В этих свидетельствах - несколько сомнительных моментов. Во-пер-вых, Ливий указал, что македонский царь должен будет вести войну на море. Более того, в его распоряжении будет флот из 200 кораблей. Такая цифра не могла соответствовать действительности: Македония никогда не располагала таким флотом. Даже в 217 г. у Филиппа было построено лишь 100 лемб, асами македоняне освоили морское дело сравнительно недавно.
Едва ли подобная эскадра была опасна римлянам. Даже если допустить, что карфагеняне этого не знали, то уж македонский царь должен был отдавать себе отчет о своих возможностях. Во-вторых, в противоположность Ливию, нигде втексте клятвы (Ро1уЬ. VII. 9.1-17) нет упоминания об обещании македонского царя напасть на римские земли. Есть лишь расплывчатое упоминание о том, что Филипп поможет Ганнибалу как союзнику (Ро1уЬ. VII. 9. 11). Именно его можно интерпретировать как подготовку царем похода не только на Иллирию, но и в Италию13. Поскольку соглашение Филиппа с Ганнибалом стало известно римлянам, когда македонский посол попал к ним в руки, то вполне вероятно, что Рим именно так и расценил дальнейшие планы царя. Однако все это не означало, что Филипп V действительно намеревался перенести войну на Аппеннинский полуостров.
Кроме того, согласно Полибию, в клятве союзников провозглашалось, что римляне не будут властвовать над керкирянами, аполлониатами, эпи-дамнийцами, а равно над Фаросом, Дималою, Парфинами и Атинтанией (Ро1уЬ. VII. 9.13). Но нигде не указано, что эти земли будут присоединены к Македонии. Да и Ливий не уточняет, какие «государства материка» будут принадлежать царю. Таким образом, вывод о желании Филиппа завоевать Иллирию напрашивается только в том случае, если придерживаться версии о наличии у него планов завоевания Запада. Но, принимая во внимание реальные возможности Македонии, новая война стала бы слишком дорогим предприятием для государства14. Филипп не мог этого не осознавать.
Также сомнительно другое упоминание Ливия: о том, что 4 ООО македонских солдат участвовали в сражении при Заме осенью 202 г. и попали в плен к римлянам (Ы\. 30.26.3). Ни Полибий, ни Аппиан ничего об отправке македонских войск на помощь Карфагену не сообщают. После мира в Фе-нике внимание Филиппа было сосредоточено на восточном направлении, он едва ли стремился возбуждать враждебность Рима к себе и помогать карфагенянам, находившимся на грани поражения. Так что упоминание Ливия, основанное, возможно, на незначительном присутствии македонцев среди наемников Ганнибала, следует отнести к «пропаганде»15.
По мнению М. Кэри, договор с Г аннибалом привел к новому повороту во взаимоотношениях Рима и греческого мира16. Если бы македонский царь сохранил нейтралитет во второй Пунической войне, было бы крайне сомнительным вмешательство Рима в греческие дела. Однако, на наш взгляд, оценивать договор Филиппа с Г аннибалом следует весьма осторожно. Дело в том, что у исследователей возникает искушение считать, что Филипп с 217 г. имел серьезные основания подозревать Рим в стремлении напасть на Македонию. Об этом, например, определенно говорит Н. Хэммонд17. Возможно, стоит задаться вопросом, чем руководствовался любой эллинистический царь той эпохи в своей политике? «Политические деятели древнос-
ти, - справедливо отмечает Л.П. Маринович, - думали и действовали, руководствуясь своего рода “социальным инстинктом”, т.е. представлениями своей среды, которые сформировались стихийно из длительного исторического опыта, отлились в принятые в данном кругу идеи, чувства»18. Филипп едва ли мог предвидеть отдаленные последствия своего соглашения с Ганнибалом, его решения определялись основным стержнем его политики - идеей Общего мира.
Тут уместно вспомнить о карфагенском посольстве к Александру Македонскому накануне его смерти (Diod. XVII. 113.2; Arr. 7.15.4; Just. XII. 13. 1). Завоевания Александра и войны диадохов не коснулись Западного Средиземноморья. Однако военно-политические события на Востоке приковывали к себе внимание Карфагена. Этот дипломатический контакт, если он имел место в действительности19, следует расценивать как стремление одного из ведущих государств Запада договориться с руководителем грекомакедонской державы на Востоке о разграничении сфер влияния20. Вероятно, суть договора Филиппа с Ганнибалом можно считать такой же. По мнению А.П. Беликова, Филипп торопился, так как считал, что война на Аппенинском полуострове подходит к концу: он хотел быть включенным в мирный договор21. В греческом мире было принято, что после поражения в генеральном сражении любое эллинистическое государство просило мира. Македонский царь плохо знал римские обычаи. Однако можно ли считать, что Филипп намеревался напасть на Италию? Едва ли. И Филипп, и Ганни-бал заключили договор, но оба вели себя нечестно: Филипп не думал о реальной помощи карфагенцам, Ганнибал же действовал от себя лично, а его правительство не брало на себя никаких обязательств22.
Интерес Ганнибала состоял в том, чтобы обеспечить себе военно-морские базы вблизи Италии, через которые он получал бы подкрепления из Африки. Базы в Иллирии идеально подходили его замыслам23. А Филипп ожидал, что Г аннибал отвлечет римлян и даст возможность македонянам вновь напасть на Аполлонию24. Ливий сообщает об осаде Аполлонии в 214 г. (Liv. 24. 40). Штурм Аполлонии не увенчался успехом, ибо укрепления полиса были довольно мощными. ВIII в. подобные города обычно захватывали с помощью измены, хитрости или голода. Уцачу могла принести и внезапность. Однако в случае с Аполлонией ничего из этого не сработало. Тогда царь ночью напал на Орик и захватил его гавань.
Новости о событиях на Иллирийском побережье достигли римского флота. Корабли под командованием Валерия Левина отбили Орик, затем римляне подошли к Аполлонии. Вместе с ее жителями они напали на македонян. Согласно Титу Ливию, Филипп был вынужден сжечь остатки флота и направиться в Македонию по суше (Liv. 24. 40. 17). Поскольку в распо-
ряжении римского командующего сухопутных сил не было, то преследование македонян оказалось невозможным.
Неудачи под Аполлонией заставили македонского царя сменить цель своих атак. В 213 г. он напал на Лисс и Акролисс.
Лисс был хорошо укреплен, так что Филипп и не надеялся захватить кремль (Polyb. VIII. 15.2-3). Он удачно использовал засаду, выманил гарнизон из крепости и завладел Акролиссом, а на следующий день занял и сам Лисс (Polyb. VIII. 15.5-16.10). После этого были покорены окрестные жители и другие крепости (Polyb. VIII. 16.10-11).
Столь явное стремление македонского царя к захвату греческих городов на иллирийском побережье не следует объяснять намерением Филиппа вытеснить римлян из Иллирии и установить собственный протекторат над ней. Считается, что подобные планы внушил молодому царю Деметрий Фарский. Филипп V действительно мог прислушиваться к советам Деметрия, но отнюдь не в отношении политического курса Македонии, а в морском деле. Иллирийский авантюрист занимался пиратством не один год до бегства в Македонию, он знал иллирийское и греческое побережье, особенности кораблей, приемы ведения морского боя. Вероятно, Филипп принял Деметрия столь радушно и возвысил именно по причине его знаний и опыта в мореплавании. И когда македонский правитель в 216 г. занялся строительством кораблей для переброски сил к Аполлонии, он построил лембы (Polyb. V. 109. 3-4): за образец был принят иллирийский тип кораблей25.
Контроль над западным побережьем нужен был прежде всего для защиты греческого населения от этолийских и иллирийских пиратов. Филипп построил 100 лемб, которые могли переправить 5 000 - 7 000 человек. Для сравнения: накануне битвы при Каннах римляне располагали 80 000 пехоты и 6 000 конницы, а у Ганнибала было около 40 000 пехоты и 10 000 конницы26. Одно сопоставление цифр говорит, что Филипп был бы безумцем, если бы решился вторгнуться в Италию со столь слабыми силами. На самом деле, македонский царь намеревался блокировать пиратские рейды, делая ставку не на качество своего флота, а скорее на его количество. Перехват иллирийских судов должен был осуществляться вдали от греческого побережья.
Единственным удобным местом для базирования македонских кораблей на севере могли быть лишь Аполлония или Эпидамн. Выбор Аполлонии, вероятно, был обусловлен тем, что из этого города в Македонию вела Эгнатиева дорога. Она проходила через Лихнид и Пилон - границу Иллирии и Македонии, через Гераклею и область линкестидов и эордов на Эдес-су, а затем к Пелле и далее к Фессалонике (Strabo. VI. 7.4). И в случае удачи
Филипп связывал два морских порта (Аполлонию и Фессалонику) сухопутной дорогой, что должно было заинтересовать торговцев и приносить прибыль казне от перевозки товаров. Кроме того, это давало возможность быстро реагировать как на смуты, так и на враждебные выпады противника. Такая система безопасности, если бы она приняла законченный вид, могла стать эффективным инструментом в руках Филиппа для сплочения греков под эгидой Македонии.
Филипп за пять лет мира после Союзнической войны показал свою заинтересованность в иллирийских территориях и добился некоторых успехов. Иллирийские племена и города оказались под влиянием Македонии. Его цель состояла в том, чтобы разбить Скердилаида и устранить угрозу пиратских рейдов иллирийцев. Он не ожидал римского сопротивления своим планам. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что македонцев удалось застать врасплох при осаде Аполлонии, тогда Филиппу пришлось сжечь флот и отступать по суше в Македонию.
Рим же считал себя в состоянии войны с Македонией, однако открытию боевых действий мешала война с Ганнибалом. Поэтому римляне, когда упрочение их положения в Италии позволило заняться Грецией, заключили договор с Этолийской федерацией.
Ливий помещает оформление альянса в события 211 г., но современные исследователи датируют образование этого союза 212 г.27 Возникает вопрос, почему союз был оформлен именно сейчас, почему не сразу после известия об альянсе Ганнибала и Филиппа. Причина, вероятно, кроется в последнем успехе македонского царя: в захвате Лисса28. Появление македонских владений на иллирийском побережье римляне стали рассматривать как угрозу Италии. Ни иллирийские пираты, ни парфины, ни атинтаны не представляли опасности римским интересам. Иначе обстояло дело с Македонией: за последние годы македонский правитель прославился своими походами и победами. Его выход к Адриатике истолковывался однозначно: как стремление оказать помощь Ганнибалу. Сенат усмотрел в активных действиях македонян угрозу своей «восточной политике».
Таким образом, в политике Филиппа V ни иллирийский фактор, ни соглашение с Карфагеном не играли определяющей роли. И не стоит говорить о его планах завоевания Запада, ибо интересы македонского правителя ограничивались Грецией. Истоки римско-македонского конфликта следует искать в несходстве римского и эллинистического менталитета.
Примечания
1 Мищенко Ф.Г. Федеративная Эллада и Полибий // Полибий. Всеобщая история. Т. 1. СПб., 1994. С. 45.
2 Кошеленко Г.А. Греция в эллинистическую эпоху // Эллинизм: экономика, политика, культура. М., 1990. С. 151.
3 Тарп В. Эллинистическая цивилизация. М., 1949. С. 77; Tomlinson R.A. Argos and the Argolid: from the end of the Bronge Age to the Roman occupation. Ithaca-N.Y., 1972. P. 161.
4 Plut. Arat. 49; 51; 52; Polyb. III. 2. 8; IV. 77. 4; V. 12. 5-7; VII. 12-14; IX. 23. 9; 30. 1-4; X. 26. 1-7; XIII. 3-5; XV. 20; 22-23; XVIII. 8. 8; 44; XXI. 1. 5; XXII. 9. 1; Paus. II. 9. 4; VII. 7. 5.
5 Tarn W.W. The Greek Leagues and Makedonia // CAH. Vol. 7. 1928. 765; Walbank F.W. Macedonia and the Greek Leagues // CAH2. Vol. 7. 1984. P. 477; Fine J. Macedon, Illyria and Rome, 220-219 B.C. // JRS. Vol. 26. 1936. P. 35, n. 75.
6 Eckstein A.M. Greek Mediation in the First Macedonian War, 209-205 B.C. // Historia. Bd. 50. Hft. 3. 2002. P. 270.
7 Walbank F.W. Macedonia and the Greek Leagues... P. 481; Briscoe J. The Antigonids and the Greek states, 276 - 196 B.C. // Imperialism in the Ancient World. Cambridge, 1978. P. 153 ff.
8 Тыжов А.Я. Полибий и его «Всеобщая история» // Полибий. Всеобщая история. Т. 1. СПб., 1994. С. 18-19.
9 Walbank F.W. Monarchies and monarchic ideas 11 CAH2. Vol. 7. 1984. P. 81.
10 Беликов А.П. Рим и эллинизм: проблемы политических, экономических и культурных контактов. Ставрополь, 2003. С. 63-64.
11 Hammond N.G. Illyris, Rome and Macedon in 229-205 B.C. // JHS. Vol. 58. 1968.
P. 16.
12 Ibid. P. 17.
13 Briscoe J. The Antigonids and the Greek states, 276-196 B.C. // Imperialism in the Ancient World. Cambridge, 1978. P. 154.
14 По сообщению Плутарха (Plut. Aem. Paul. 28), доходы македонских царей в сравнении с доходами Птолемеев и Селевкидов были невелики, они превышали установленную римлянами подать в 100 талантов всего в два с чем-то раза, то есть составляла примерно чуть более 200 талантов в год. Правда, Р. Эррингтон полагает, что эта цифра лишь поземельного налога, но не всего государственного дохода Македонии: Errington R.M. Geschichte Macedoniens: Von den Anfangen bis zum Untergang des Konigreiches. Munchen, 1986. S. 200.
15 Dorey T.A. Macedonian Troops at the Battle of Zama 11 AJPh. 1957. Vol. 78. 2. P. 185-187.
16 Cary M. A History of Rome down to the Reign of Constantine. L., 1935. P. 197.
17 Hammond N.G. Op. cit. P. 21.
18 Маринович Л.П. Александр Македонский и становление эллинизма // Эллинизм: экономика, политика, культура. С. 99.
19 Tarn W.W. Alexander the Great. Vol. 2. Cambridge, 1948. P. 374.
20 Seibert J. Alexander der Grosse (Ertr(ge der Forschung, Bd.X.). Darmstadt, 1972. S. 172 , 296 f; Садыков М.Ш. Межгосударственные отношения и дипломатия в Западном Средиземноморье в 323-264 гг. до н.э. Казань, 2003. С. 30.
21 Беликов А.П. Указ. соч. С. 64-65.
22 Там же. С. 68-69.
23 Hammond N.G., Walbank F.W. A history of Macedonia. Vol. 3. Oxford, 1988. P. 394.
24 Gruen E.S. The Hellenistic World and the Coming of Rome. Vol. 1-2. Berkeley; Los Angeles; L., 1984. P. 376; Hammond N.G. Op. cit. P. 17.
25 Подробнее см.: Кащеев В.И. Эллинистический мир и Рим: война, мир и дипломатия в 220-146 гг. до н.э. М., 1993. С. 170.
26 См.: Hammond N.G. Op. dt. P. 16.
27 Примечание 119 к кн. XXVI Тита Ливия. См. также: Walbank F.W. Philip V of Macedon. Cambridge, 1967. Appendix III.1. P. 301ff.
28 Gruen E.S. Op. dt. P. 377.
