CC BY
38
Сравнительный анализ государственных пантеонов греческих полисов Северного Причерноморья, отмечает автор в заключение, особенно на первом этапе их существования, свидетельствует о достаточно близком религиозном мировоззрении граждан этих ионийских (за исключением Херсонеса) по своему происхождению государств. Однако в первые века н.э. состав пантеона существенно рознится, и общим для всех северопонтийских государств остается только культ Римских императоров, что свидетельствует о значительной религиозной разобщенности, с одной стороны, и усилении римского влияния - с другой, что постепенно приводит эти государства к полной зависимости от Рима.
О.Л. Александри
СРЕДНИЕ ВЕКА И РАННЕЕ НОВОЕ ВРЕМЯ
2009.04.012. ЭЛЛИОТ Д. ТРИ ВРЕМЕНИ ДЖОАН СКОТТ. ELLIOTT D. The three ages of Joan Scott // American hist. rev. -Wash., 2008. - Vol.113, N 5. - P. 1390-1403.
Ключевые слова: гендер, гендерные исследования, исторический анализ.
Работа Дайан Эллиот входит как составная часть в подборку материалов, помещенных в журнале «The American Historical Review» к 20-летию публикации статьи Джоан Скотт «Гендер: Полезная категория исторического анализа».
Автор статьи, профессор исторического факультета СевероЗападного ун-та (США) строит свой анализ темы на оригинальной аллегории. Она замечает, что статья Джоан Скотт содержала анализ бинарной оппозиции («мужское» - «женское»); однако сама эта оппозиция рассматривалась в контексте эволюции понятия «гендер», т.е. в троичной временной перспективе: прошлое, настоящее, будущее. С этой точки зрения, указывает Д. Эллиот, статья Д. Скотт может быть представлена как «изучение двойственности и троичности», что во многом отвечает самовосприятию средневекового общества. Люди Средневековья мыслили в терминах дихотомии: «тело»-«душа», «мирской»-«церковный», «женский»-«мужской». Но при этом одной из ключевых концепций средневековой фило-
софии и теологии была концепция Троицы; а человек мыслился как соединение не двух, а трех начал - тела, духа и души.
Развивая свою аналогию, исследовательница вспоминает учение Иоахима Флорского о трех «временах» мира. Иоахим, следуя более ранней традиции периодизации мировой истории по «временам» или «возрастам», предложил свою схему, согласно которой вся история мира делилась на «время Отца» (дохристианская эпоха), «время Сына» (начинающееся с вочеловечи-вания Христа и продолжавшееся, по мнению Иоахима, до его собственного времени) и грядущее «время Святого Духа», конец которого знаменует конец истории и мира.
Д. Эллиот пишет о том, что в схеме становления понятия «гендер», как категории исторического анализа, представленной Джоан Скотт, можно подметить некое сходство с эсхатологической схемой Иоахима. Первый период - «время Матери» - приходится на 1970-е годы, когда женщины прочно заняли свое место в качестве предмета исторического нарратива, однако исследователи еще не проводили различия между гендером и биологическим полом.
Статья Джоан Скотт, появившаяся в переломный момент, подвела итоги предшествующего развития и ознаменовала наступление второго периода - «времени Дочери», для которого характерно признание того факта, что гендерные роли исторических личностей не всегда совпадают с их биологическим полом. Данное Джоан Скотт определение гендера как конструктивного элемента социальных отношений, основанных на признании разницы биологических полов, и как первичного способа для описания отношений власти, по мнению Д. Эллиот, служит залогом наступления третьего периода - «времени Тендера», когда гендер, полностью освобожденный от оков плоти, будет использоваться в качестве инструмента для анализа институтов, идеологии и проблем высокой политики.
Наметив таким нетрадиционным способом общую схему, Д. Эллиот применяет ее непосредственно к медиевистике. По ее мнению, два общих вопроса, на которые требуется дать ответ, звучат следующим образом. Готова ли медиевистика к переходу в «третье время» или же она безнадежно застряла во «времени Дочери»? Можно ли в принципе судить о теоретической развитости той или иной исторической дисциплины по ее отношению к гендеру
таким же образом, каким мы судим о развитости общества по его отношению к женщинам?
Обращаясь к истории, автор статьи указывает, что при переходе во второе «время» медиевисты были если не совсем в авангарде, то, по крайней мере, в первых рядах. Она особо подчеркивает значение работ Каролин Уолкер Байнам, которые сыграли в становлении гендерной медиевистики ту же ключевую роль, какую статья Джоан Скотт сыграла для гендерных исследований в целом. Ее первая книга «Иисус как Мать: изучение духовного опыта высокого Средневековья» (1982), продемонстрировала со всей ясностью необязательность совпадения гендера с биологическим полом. На примере проповеди Бернара Клервоского по поводу «Песни Песней» исследовательница показала, каким образом традиционное описание взаимоотношений человеческой души и Христа через образы невесты и небесного жениха, становится объектом гендерной инверсии, которая пронизывает всю цистерианскую духовность. Христос, питающий и воспитывающий, предстает как Мать, так же как монастырская братия всегда может припасть к «материнской груди» своего настоятеля. К. Байнам внесла также важный вклад в изучение в исторической перспективе восприятия тела и связанного с ним символизма. В следующей своей книге «Святой праздник и святой пост: религиозное значение пищи для средневековых женщин» (1987) Байнам показала, каким образом традиционные ассоциации женщины с плотью использовались в контексте женской духовности как способ воссоединения с человеческим началом Христа, которое мыслилось как женское. В работе «Воскресение тела в западном христианстве, 200-1336» (1995) исследовательница подчеркнула еще раз резкий контраст между средневековым настойчивым обращением к материальности имеющего биологический пол тела и характерным для Нового времени интересом к ген-дерным иерархиям.
Идеи и темы К. Байнам во многом определили те направления, по которым развивались гендерные исследования в медиевистике в последующие годы. Так, например, ее выводы относительно цистерианской духовности были дополнены в исследовании Марты Ньюман. Исследовательница на основе анализа агиографических текстов показала, каким образом иерархии власти в цисте-рианских общинах влияли на формы проявления выявленной
К. Байнам «гендерной инверсии». Монахи идентифицировали себя с «невестой» из Песни Песней, в то время как трудники1 шли по тому же пути, что и женщины-мистики и отождествляли себя с человеческим началом Христа.
В связи с проблемами телесности Д. Эллиот упоминает свою собственную работу, в которой она анализировала, каким образом «телесная духовность» женщин по-разному оценивалась и использовалась клириками в зависимости от их идеологических целей, и соответственно, каким образом одна и та же плоть соединяла женщин со Христом и делала их символами неизбывного вожделения; это странное соединение воплотилось в более поздних образах «колдуний». Тема женского мистицизма, отмечает автор статьи, быстро завоевала большую популярность. В публикациях Джоан Коакли, Энн Кларк, Эмми Холливуд исследовалось, какими путями и по каким принципам клирики-мужчины «редактировали» откровения женщин-мистиков, духовниками которых они были.
Внимание исследователей обратилось также к вопросу о том, каким образом в сознании средневекового общества очевидная «текучесть» гендерных характеристик уживалась с представлением о биологическом поле как о чем-то раз и навсегда заданном: согласно христианской эсхатологии люди и после воскресения сохранят свои тела и, соответственно, пол.
Книга К. Байнам «Иисус как Мать: изучение духовного опыта высокого Средневековья» положила начало еще одному направлению в медиевистике - исследованиям маскулинности. Как писала Джоан Скотт, «сведения о женщинах - это всегда и сведения о мужчинах». Д. Эллиот упоминает в качестве важной вехи на этом пути работу Энн Макнамары «Мужской вопрос: реструктурирование гендерной системы, 1050-1150», в которой было показано, что кризис маскулинности, имевший место в XI в., привел ко временному расширению границ гендерных ролей и породил новые течения в религиозной жизни. Были рассмотрены проблемы взаимодействия дисциплинарных требований к клирикам, в частности требования целибата, с традиционными моделями маскулинности;
1 Трудники - миряне, приносившие обеты, но не участвовавшие в литургической жизни монастыря, а занятые на хозяйственных работах.
связь моделей маскулинности с социальным статусом; концепция клириков как «третьего тендера» и др.
Д. Эллиот указывает также, что изучение маскулинности продемонстрировало со всей наглядностью разнообразие типов мужской сексуальности, контрастировавшее с единообразным фе-минным типом сексуальности женщин. Этот контраст, по мнению исследователей, связан с особенностями источников; в церковных текстах любые отклонения от традиционного сексуального поведения трактовались как одна из оппозиций дихотомии: девственница -блудница.
После историографического экскурса Д. Эллиот переходит к обсуждению современного состояния гендерных исследований в медиевистике. Она характеризует данный момент как переходный от второго к третьему периоду - от «времени Дочери» к «времени Гендера». Процессы, происходящие на этом этапе, можно описать в терминах взаимодействия и, отчасти, противостояния в научном дискурсе терминов «гендерный» и «женский». Как писала еще Джоан Скотт, термин «гендер» появился как удобное кодовое слово для обозначения женщины. Сама исследовательница признавала, что она говорила о «гендерных исследованиях», а не об «исследовании женщин», чтобы избежать ненужных ассоциаций с феминистским дискурсом; слово «гендер» казалось более научным и более нейтральным.
Однако с переходом к третьему «времени», наступление которого было пророчески предсказано Джоан Скотт в последней части ее статьи, понятия «гендерный» и «женский» перестают быть синонимами. Символический потенциал, заключенный в образах мужского и женского, подчеркивала Джоан Скотт, делает их очень полезными категориями для изучения отношений власти. Возможность приложения гендерных определений к социальным и политическим институтам расширяет сферу применения гендерного анализа на те области, где женщин нет.
С точки зрения феминистских историков, возможность «ген-дерной истории» без женщин выглядит нелепостью, поэтому они все чаще начинают отказываться от «гендерности» в пользу «женскости». Не присоединяясь полностью к этой точке зрения, Д. Эллиот, однако, подчеркивает, что ее тревожит тенденция, наблюдающаяся среди студентов, специализирующихся по гендерным
исследованиям: они все чаще и чаще избирают в качестве объекта изучения хроники, проповеди, теологические трактаты, литературные произведения, оставляя полностью без внимания такие традиционные для социальной истории источники, как манориальные записи, протоколы епископских визитаций, завещания, грамоты и др. Эти документы, многие из которых не изданы и даже никем не прочитаны, могут многое добавить к нашему знанию о реальных женщинах, живших в реальных обстоятельствах, однако некоторым представителям нового поколения исследователей спекуляции о гендерных характеристиках парламента, папской курии или ген-дерный анализ Столетней войны представляются путем более простым и более престижным.
Если наступление «времени Гендера» ознаменуется тем, что гендерный анализ полностью вытеснит изучение женщин, замечает Д. Эллиот, оно действительно, как и в схеме Иоахима, может стать апокалиптическим, ознаменовав конец истории женщин как научной дисциплины. Однако, подчеркивает автор статьи, современное состояние дел дает основание для более оптимистического взгляда. Действительность оказалось сложнее, чем представлялось Джоан Скотт. Параллельно (и нередко в связи) со становлением гендерно-го анализа как инструмента исторического исследования большой шаг вперед был сделан в социальной истории женщин. Были высказаны принципиально новые взгляды на роль женщин на политической сцене, переосмыслены расхожие утверждения об упадке женского монашества в XII в. и гипотетической склонности женщин к ересям. Появились интересные работы, посвященные различиям в оплате труда мужчин и женщин, «золотому веку» женского труда в начале эпидемии чумы. Историки, занимающиеся историей повседневности, исследовали повседневную и религиозную жизнь монахинь, гендерные роли в быту и т.д. Все вместе эти исследования создали живой портрет реальной исторической женщины Средневековья. Кроме того, их результаты, взятые в совокупности, способствовали тому, что исследователи увидели женщин в тех областях, которые прежде считались традиционно «не женскими». «Высокая политика» мужчин на деле оказалась «низкой» без присутствия рядом с королем королевы.
«Первый период в "истории женщин" - "время Матери" начинался с осознания того, что сделав присутствие женщин на исто-
рической сцене видимым, мы изменим историю. Статья Джоан Скотт в большой степени способствовала более точному и глубокому пониманию происходящих процессов. И плоды этого осознания служат для нас пропуском в третий период» (с. 1403).
З.Ю. Метлицкая
2009.04.013. ФОРРЕСТ Я. РАССЛЕДОВАНИЕ ЕРЕСЕЙ В ПОЗД-НЕСРЕДНЕВЕКОВОЙ АНГЛИИ.
FORREST I. The detection of heresy in late medieval England. - Oxford: Oxford univ. press, 2006. - 282 p.
Ключевые слова: позднесредневековая Англия, 1380-1430 гг., ереси в Англии, лоллардовская ересь, борьба с ересью.
Книга Яна Форреста, преподавателя Оксфордского университета, посвящена проблемам обнаружения и расследования лол-лардовской ереси в Англии в 1380-1430 гг. Автора интересует законодательная база расследований, участие населения в обнаружении ереси, использование церковной и государственной пропаганды для борьбы с ересью. Исследователь выдвигает в качестве основного тезиса утверждение о том, что проблему ереси необходимо было решать одновременно на общенациональном и местном уровне, что требовало совместных усилий власть имущих и населения. Таким образом, утверждает Я. Форрест, расследование ереси способствовало укреплению связей между представителями власти и широкими массами и в определенном смысле консолидации общества. Материалами для исследования послужили, в первую очередь, документы из епархиальных архивов - как опубликованные, так и ранее не публиковавшиеся, а также законодательные акты общенационального и местного уровня.
Книга включает в себя три раздела: «Законодательные акты», «Взаимодействие», «Реализация».
В первом разделе рассматриваются вопросы формального определения ереси и теоретические и законодательные основы ее расследования. В него включены главы: «Вопросы знания и невежества»; «Расследование ереси», «Методы обнаружения ереси».
Понятие «еретик», указывает Я. Форрест, долгое время не имело четкого определения. В ранней церкви так именовался человек, отказавшийся от своего вероисповедания; однако уже во вре-
