CC BY
15
Зарубежная литература
2009.03.026. МОРИНИ М. КТО КОГО И ЧТО ОЦЕНИВАЕТ В РОМАНАХ ДЖ. ОСТЕН?
MORINI М. Who evaluates whom and what in Jane Austen's novels? // Style. - Dekalb, Northern Illinois univ., 2007. - Vol. 41, N 4. - P. 409433.
Предметом анализа Массимилиано Морини (Удинский университет, Италия) стала авторская позиция Дж. Остен - тема многочисленных дискуссий в современном литературоведении. Некоторые исследователи настаивают на том, что ее романы отражают вполне определенную идеологию, хотя суть ее видят в диаметрально противоположных системах ценностей - от защиты патриархальных принципов современного писательнице общества до феминистской критики этих принципов. Другие авторы придерживаются концепции «невидимости» автора, c модернистской отстраненностью «наблюдающего» за персонажами. При этом любая из этих точек зрения может быть убедительно аргументирована материалом каждого из романов писательницы. Если каждое литературное произведение, по словам американского теоретика литературы Р. Фаулера, является «симптомом» определенного мировоззрения, то в случае Дж. Остен это мировоззрение оказывается одновременно противоречивым и не поддающимся определению.
Интерес М. Морини вызывают способы конструирования этого эффекта: какими лингвистическими средствами создается впечатление «неуловимости» авторской позиции. Сложность этого вопроса связана также и с тем, что формирующие ее оценочные элементы текста в принципе очень сложно выявить. «Хотя разного рода оценки присутствуют в большинстве текстов, они не всегда выражаются конкретными языковыми единицами, и, более того, не существует единого и последовательного способа маркировать их лингвистическими или металингвистическими средствами» (с. 412). Автор статьи дает краткий обзор современных исследований этого предмета в стилистике, анализе дискурса и других отраслях языкознания, подчеркивая, что на настоящий момент нет устоявшейся и общепринятой теории оценочных аспектов языка.
Вместе с тем «проблема выявления оценочных структур в романах Дж. Остен... не связана только с тем, что оценка как таковая - вездесущий и неуловимый аспект языка, или с тем, что романы - это не публицистические произведения и поэтому не имеют основной "идеи"» (с. 416). Произведения Дж. Остен, в отличие от многих других, располагают читателя к поиску авторской точки зрения и одновременно постоянно сбивают его с толку в этих поисках. Это происходит не потому, что Дж. Остен отказывается от оценки, а потому, что она постоянно подрывает авторитет ее источников. «В художественной литературе источник оценок par excellence - это, конечно, нарратор», и в романах Дж. Остен «его легко выявить, иногда даже в персонифицированной, личной форме, но его/ее оценкам нельзя доверять в процессе построения целостной интерпретации событий» (там же). В ее текстах нарраторы «подрывают свой собственный авторитет», когда «противоречат сами себе», «претерпевают изменения по ходу развития действия», «реагируют по-разному на различных персонажей и разнообразные события» (там же), а в иных случаях уступают право оценки действующим лицам. Дж. Остен всегда прибегает к гетеродиегетическо-му повествованию от третьего лица, но степень отстраненности нарратора может у нее варьироваться в весьма широких пределах, а также переходить от всеведения к полной его противоположности. Более того, повествователь может использовать одного или нескольких рефлекторов (действующих лиц, через сознание которых показывается та или иная сцена) или даже полностью сливаться с ними. Таким образом, центр наррации и оценки в романах Дж. Остен постоянно смещается и исчезает из поля зрения читателя, «выбивая у него из-под ног почву для построения интерпретаций» (там же).
В определенные моменты повествователь в романах Дж. Остен излагает историю в «нарраториальном позитивном» модусе, не прибегая к рефлекторам и занимая позицию, близкую или совпадающую с всеведением. Как правило, подобное имеет место в ключевых эпизодах, вызывая у читателя ощущение, что это и есть стилистическая норма для всего текста. Именно тогда нарратор обычно предлагает «сильные оценки» людей и их действий преимущественно по шкале «добро/зло», «важность/незначительность». По большей части это происходит в начальных, ориенти-
рующих читателя в мире произведения, фрагментах и, напротив, в завершающих частях (развязке и эпилоге). Этот же модус может активизироваться при введении нового действующего лица. Такого рода проявления нарратора оказывают на читателя двойной эффект: с одной стороны, они способствуют слиянию образа повествователя с образом автора, а с другой - созданию впечатления, что автор или повествователь будет источником подобных оценок на протяжении всего текста. Однако второе весьма далеко от реального положения вещей.
Иногда повествователь намеренно опускает принципиально важную для формирования отношения к тому или иному герою информацию. Например, о помолвке Джейн Ферфакс и Фрэнка Черчилля («Эмма») читатель узнает ближе к концу романа. При первом появлении на сцене м-ра Уиллоуби («Чувство и чувствительность») нарратор воздерживается от этических оценок его характера и не сообщает о его реальных чувствах, поэтому читатель, хотя и подозревает этого героя в двойной игре, тем не менее может надеяться на возможность его достойного поведения по отношению к Марианне.
В некоторых случаях эпистемологическая неопределенность поддерживается постоянным переключением между негативным и позитивным повествовательными модусами, как это происходит, например, в одном из открывающих роман «Эмма» фрагментов: «Emma Woodhouse, handsome, clever, and rich, with a comfortable home and happy disposition, seemed to unite some of the best blessings of existence;... The real evils indeed of Emma's situation were the power of having rather too much her own way, and a disposition to think a little too well of herself»1. Переход от негативного модуса («seemed to unite»/«казалось бы») к позитивному («real evils indeed were^m^ тоящими недостатками на самом деле были») оставляет у читателя неуверенность в том, действительно ли повествователь может что-
1 «Эмма Вудхаус, красавица, умница, богачка, счастливого нрава, наследница прекрасного имения, казалось, соединяла в себе завиднейшие дары земного существования... Здесь, правду сказать, и таился изъян в положении Эммы; излишняя свобода поступать своевольно, склонность излишне лестно думать о себе» (пер. М. Канн).
то с уверенностью утверждать относительно характера и морального облика персонажей.
Сходный эффект создается неоднократной сменой внелично-го, всеведущего нарратора персонализированной фигурой повествователя, говорящего о себе «я». Если оценочные суждения первого читатели склонны считать безупречными, то на юмористический рассказ от первого лица невозможно полностью положиться в плане объективности оценок. Еще одним источником неопределенности в романах Дж. Остен служит «постоянное смещение перспективы от нарратора к одному или нескольким персонажам». Большинство ее романов «организовано вокруг главной героини, в чье сознание нарратор с легкостью проникает, но которая в то же время может сливаться с самим повествователем, так что иногда их становится невозможно разграничить. Это смешение носит и стилистический, и нарратологический характер: литературоведы заметили, а компьютерные лингвисты доказали статистически, что в каждом из романов между героиней и повествователем имеется большее языковое сходство, чем между любыми двумя другими персонажами» (с. 423).
М. Морини приводит выразительные примеры того, как в рамках одного абзаца могут совмещаться оценочные высказывания и выражения, очевидным образом принадлежащие нарратору или героине, с теми, источник которых «ни грамматика, ни логика не позволяют» однозначно определить. В некоторых случаях повествовательная перспектива «плавно соскальзывает» с точки зрения героини к нейтральным, принадлежащим нарратору, описаниям ситуации, и поэтому появление в этом контексте ярких оценочных выражений оставляет читателя в недоумении относительно того, кому их можно атрибутировать. Более тонкий в стилистическом отношении прием представляет собой знаменитое начало романа «Гордость и предубеждение». Здесь, казалось бы, высказывание принадлежит повествователю, поскольку никто из действующих лиц на сцене еще не появился, однако имеющееся в нем «некоторое преувеличение предполагает, что эта принадлежность не должна приниматься полностью всерьез» (с. 426). Ироническая стилизация как основа художественного метода Дж. Остен обеспечивает оценочную неопределенность ее дискурса и создает фундамент для наслоения множества равноправных интерпретаций текста.
«Если некоторые оценочные комментарии представлены как более авторитетные, чем остальные, то в других случаях читатели не знают, действительно ли им позволили заглянуть в суть вещей или же они просто следуют предубеждениям какого-либо персонажа (или нарратора как персонажа). Логика, лингвистические знания, литературные ожидания не позволяют отделить один тип дискурса от другого, одну интерпретацию от другой. С одной стороны, Остен внушает нам веру в то, что некоторые оценочные комментарии заслуживают большего доверия, чем другие, а с другой - она не дает нам устойчивого источника авторитетных высказываний, доказывая, что мир случайности или безмолвие может содержать больше истины, чем продолжительная, "авторитетная" речь» (с. 427).
Е.В. Лозинская
