CC BY
19
СОЦИАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
2008.01.035. ВАН ХУЭЙ. ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ КИТАЙСКОГО НЕОЛИБЕРАЛИЗМА.
WANG HUI. The historical origin of China's neo-liberalism: another discussion on the ideological situation in contemporary mainland China and the issue of modernity // The Chinese model of modern development / Ed. by Tian Yu Cao. - L.; N.Y.: Routledge, 2005. - P. 61-87.
ХХ век закончился в 1989 г., когда события в Пекине и начало распада социалистического лагеря и СССР ознаменовали начало неолиберализма как руководящего принципа глобальной экономики и политической системы. В Китае, в отличие от Восточной Европы и СССР, государство не рухнуло, а продолжалась его трансформация. Китайское общество в виде всё той же структуры государственной власти продолжало курс на утверждение рыночного принципа. Более того, следуя такой политике, Китай стал активным участником глобальной экономической системы.
Статус неолиберализма в Китае сформировался в процессе преодоления государством кризиса легитимности 1989 г. с помощью экономической реформы. Идеологическая эмансипация 80-х годов сыграла важную роль в демонтаже старой идеологии и создании материала для новых. Однако интеллектуалы не смогли ни выдвинуть практических социальных целей, ни понять всей глубины социальной мобилизации. Причина заключается в том, что идеология 80-х годов не сумела вскрыть социальных противоречий.
Социальное движение 1989 г. имело широкую основу. Во второй половине 80-х годов в Китае было много студенческих движений, но только движение после смерти Ху Яобана оказалось действительно массовым - потому что к студентам присоединились рабочие частных предприятий, государственные служащие, учителя, даже члены ЦК КПК и Государственного совета. В движении непосредственно участвовали представители всех слоёв китайского общества, кроме крестьянства, и особенно жители средних и крупных городов. Объектом недовольства был процесс реформ.
Этот процесс периода 1978-1989 гг. автор делит на два этапа: сельскую реформу 1978-1984 гг. и городскую реформу 19841989 гг. Суть сельской реформы заключалась в роспуске коммун.
Государство распределило землю поровну среди крестьян и ввело договорную ответственность домохозяйства, при которой вознаграждение зависело от объёма произведённого продукта. Затем государство подняло цены на сельскохозяйственные продукты и поощряло крестьян диверсифицировать производство, чтобы уменьшить неравенство города и деревни, вызванное индустриализацией при Мао Цзэдуне.
Городская реформа была сложнее. Во-первых, в промышленности оценить и перераспределить имущество было намного труднее, чем в сельском хозяйстве. К тому же, если в сельском хозяйстве государство ещё сохраняло номинальную собственность на землю, то перераспределение индустриального имущества было настоящей приватизацией. Во-вторых, у двух реформ были разные предварительные условия, связанные с собственностью. В промышленной системе государство исходно распределяло ресурсы на основе планирования, но собственность на ресурсы была полностью отделена от экономической эффективности и доходов. В ходе реформы государство перестало принимать и выполнять решения, ограничившись регулированием. Неравенство в собственности тут же привело к неравенству в доходах. В отсутствие демократического надзора, надлежащих сложных приёмов регулирования экономики и взращивания адекватной экономической системы перераспределение ресурсов и имущества вызвало заметное социальное неравенство. Поэтому, в отличие от сельской, городская реформа не следовала принципу справедливости.
Некоторых успехов, благодаря этой реформе добились. В частности, реформа цен (изменение исходной системы плановых цен с целью создать рыночные отношения) и реформа собственности на предприятия (широкомасштабная приватизация государственных предприятий) были проведены одновременно: без надлежащего регулирования цен реформа собственности вызвала бы серьёзную социальную нестабильность. «Эта политика реформ была в основном успешной, так как регулирование цен ограничило монополию традиционной системы, тем самым стимулировав рыночный механизм и поставив рамки процессу так называемой "спонтанной приватизации". Сравнивая это с планом "приватизации" в России, следует полностью признать такие успехи» (с. 66).
Тем не менее реформы привели к неравенству социальных условий, которые и стали основными причинами социальной мобилизации 1989 г. Во-первых, «двухколейная система цен» (сосуществование государственной и рыночной цены - первая использовалась для средств производства, вторая - для потребительских товаров) и маркетизация власти вызвали неравное распределение дохода и явление «поисков ренты» - обмена власти на богатство, в результате чего народное имущество оказалось в кошельках «искателей ренты». В 1988 г. разница цен в «двухколейной системе» достигла 357 млрд. юаней - 30% национального дохода (с. 67). Это было главным корнем коррупции системы. Во-вторых, началась серьёзная поляризация доходов в каждом социальном слое в городе; особенно ухудшилось положение рабочего класса. В-третьих, благодаря таким формам, как регулирование налоговой структуры и маркетизация власти, менялся состав предпринимательского слоя. В частности, оказался прижатым мелкий бизнес. В-четвёртых, вяло проводились реформы жилья, здравоохранения, заработной платы и других социальных сфер, что затронуло не только наёмных работников, но и многих государственных служащих.
Во второй половине 80-х годов доходы крестьян начали уменьшаться из-за продвижения городской реформы и застоя сельской. Однако сельское общество ещё не втянулось в рынок с его кризисами (это произойдёт в 90-е годы). Поэтому крестьяне прямо не участвовали в социальном движении 1989 г.
Секретом политической стабильности 80-х годов был жёсткий контроль государства над обществом; слой интеллектуалов непосредственно участвовал в экономической реформе и вносил в неё идейный вклад; положение низших слоёв общества (особенно крестьян) благодаря реформе улучшалось. Сочетание трёх этих факторов обеспечило реформам легитимность. Однако накануне 1989 г. ситуация изменилась. В государстве возникли конфликты интересов между ведомствами, ветвями власти, центральными и местными органами. Это привело к поляризации среди интеллектуалов. Городские слои почувствовали, что их интересы игнорируются. В сельском обществе наметился новый кризис вследствие развития городской реформы и изменений в отношениях города с деревней.
Возникшая напряжённость привела к серьёзному кризису легитимности. Население поставило под сомнение не только результаты плановой экономики, но и легитимность распределения интересов и процедур распределения доходов. Основными требованиями студентов и интеллектуалов (поддержанных широкими слоями народа) были политическая демократия, свобода прессы, слова, собраний, правовая система, Конституция и признание мобилизации 1989 г. как патриотического движения. Раздавались требования пересмотреть реорганизацию социальных интересов демократическим образом. Государство в переходном состоянии оказалось уязвимым вдвойне. «С одной стороны, люди могли использовать направляемую им экономическую политику, чтобы бросить вызов легитимности государственной идеологии и преобладающих методов. С другой стороны, они могли использовать социалистическую идеологию, чтобы поставить под сомнение легитимность государственной экономической политики» (с. 69).
Противоречия между «неолиберализмом» и государством в Китае 80-х годов существенно отличались от отношений либерализма с государством в XIX - начале ХХ в. Они были продуктом отношений между новыми группами интересов. Некоторые из них осознали, что больше не могут полагаться исключительно на протекционизм, ограничения и регулирование и могут использовать внутренний и многонациональный капитал для реструктуризации китайского общества и рынка. «Противоречия между китайской версией неолиберализма и государственным аппаратом с исключительно консервативной идеологической структурой отражали, самое большее, внутренние противоречия государственной практики. Китайский неолиберализм в каждой ситуации моделировал себя как "оппозиционный", но это не доказывает, что между рыночной идеологией и государственной практикой существовал антагонизм. Напротив, между ними существовали сложные отношения и взаимозависимость» (с. 71).
Кризис традиционной плановой экономики перешёл в кризис монополистического рынка. Социальные противоречия 1989 г. не следует упрощать, представляя, будто государство продвигало реформу, а общество сопротивлялось ей. Напротив, в ситуации упадка старого государства народ требовал именно углубления реформы - создать демократический идеал и правовую систему, которые
обеспечили бы социальную справедливость и демократизацию экономической жизни. Однако эти требования шли вразрез с требованиями формировавшихся групп интересов, стоявших за радикальную приватизацию, - хотя в то время наличие этого конфликта ещё не полностью сознавали. Упомянутые группы интересов отвергали требование социального равенства как призыв к абсолютному эгалитаризму и моральному идеализму и пытались лишить социальный протекционизм легитимности через отрицание «культурной революции» и социализма. Это объясняет, почему некоторые слои общества, выигравшие от реформ, приняли участие в движении 1989 г.
События 4 июня 1989 г. на площади Тяньаньмынь потрясли мир. Вскоре рухнули коммунистические режимы Восточной Европы и распался СССР. В такой ситуации китайское государство использовало необходимость стабильности, чтобы вернуть себе легитимность. Поскольку в государственном аппарате видели единственную силу, способную сохранять стабильность, проблема стабильности скрыла кризис легитимности государства. Прямой причиной поражения движения было его подавление государством, а косвенной - неспособность движения соединить требование политической демократии с требованием равенства. Движение не сумело сформировать стабильную социальную силу и обеспечить сотрудничество участвовавших в нём слоёв.
В академическом переосмыслении китайского движения 1989 г. господствует популярная ныне теория «конца истории», которая объясняет это движение как исключение, как пример «незаконченной истории». Эта точка зрения весьма распространена в средствах массовой информации, где не отдают себе отчёта, что преобразования 1989 г. были критикой и протестом против новых исторических отношений, монополий и требований.
В политическом отношении рыночное общество не устранило исторических условий, против которых выступало движение 1989 г., а, напротив, легализовало их. Государство преодолело кризис легитимности с помощью экспансии рынка. В этом смысле теория отступления «неолиберального» государства не может объяснить ни огромных экономических достижений при активной государственной политике (цены, промышленность), ни обмена власти на деньги и социальной поляризации. Поэтому следует со-
средоточиться на теоретическом анализе двойных функций государства, тем самым способствуя трансформации государственных функций таким образом, чтобы от них выигрывала большая часть общества. В ходе быстрого развития китайской экономики увеличилась разница в доходах внутри каждого социального слоя, группы и региона и выросла бедность. В результате старая государственная идеология стала противоречить государственной практике. В этом смысле «неолиберализм» стал новой господствующей идеологией. Поэтому традиционные теории социализма и капитализма не могут служить инструментами исторического анализа. Только с точки зрения идеологических переходов можно понять следующее явление: отрицание старой идеологии исключило новую идеологическую тенденцию социальной критики. Понятия реформы и антиреформы использовались, чтобы скрыть социалистические факторы движения 1989 г., его демократические требования и т.д. (с. 75-76).
В 1992 г. Дэн Сяопин посетил Южный Китай, чтобы дать импульс рыночной реформе. Местные группы интересов, интеллектуалы и заморская общественность приветствовали его поездку. После трёх лет слабых экономических результатов и политических репрессий эта реакция понятна. Тем не менее основные проблемы, вызвавшие движение 1989 г., решены не были, и крупный социальный кризис 90-х годов коренился в социальных условиях, существовавших до 1989 г. Это прослеживается при рассмотрении воздействия на китайское общество коррупции, контрабанды, несправедливого распределения доходов, успешного лоббирования, чрезмерного развития ряда территорий (Шанхай, Хайнань), финансовых кризисов и т.д. Масштабы этих кризисов растут под воздействием глобализации. В немалой степени это затрагивает крестьянство.
Движение 1989 г. было движением городских слоёв, выявившим противоречия экономических реформ в городе и новые социальные конфликты. Обычно сельские и городские реформы рассматривают отдельно, не видя между ними связи. Между тем в 1989-1991 гг. рост крестьянских доходов практически прекратился, а ещё во второй половине 80-х годов увеличились размеры и скорость потоков миграции китайского сельского населения. Серьёз-
ные проблемы с населением и землёй вылились в долгосрочные социальные конфликты.
У крупномасштабных крестьянских миграций 90-х годов было несколько причин. Во-первых, городские реформы стимулировали развитие инфраструктуры, а политика «открытых дверей» вызвала большой объём зарубежных инвестиций, что увеличило спрос на рабочую силу. Во-вторых, во время городской реформы сельская стояла на месте. В-третьих, политика «открытых дверей» проводилась главным образом в прибрежных районах, что увеличило разницу в уровне жизни побережья и глубинки; исходный механизм регулирования центром экономических отношений между регионами подвергся серьёзным изменениям из-за передачи полномочий регионам, выдачи льгот и перестройки налоговой системы. В-четвёртых, ослабление системы регистрации места жительства способствовало коммерциализации рабочей силы на селе, но это не привело к формированию новой системы и не проводилась политика защиты труда, которая отвечала бы изменившимся условиям.
Сейчас в Китае из провинции в провинцию мигрирует десятая часть населения (с. 78). Если добавить миграции внутри провинций, эта доля окажется ещё больше. По словам экспертов, ключевые проблемы сельского кризиса сейчас - это раздельное управление городскими и сельскими районами и проведение двух политик в одной стране. Характерное для системы неравенство было необходимым предварительным условием расширения городского рынка и экономического развития. Оно продолжит оказывать весьма важное и неожиданное воздействие на трансформацию социальных структур в стране.
На международной арене событием, показавшим, что Китай начал участвовать в руководимом США экономическом порядке, была война с Вьетнамом 1979 г. Она «продемонстрировала исторические связи между рыночным принципом и насилием, между политикой "открытых дверей" и структурой глобальной власти. С этого момента интернациональная политика социалистических стран постепенно сошла с исторической сцены. Внешняя политика Китая перестала быть открытой в одном направлении и стала открытой в другом - в сторону Запада (включая Японию и другие развитые регионы)» (с. 81-82).
Учитывая негативные социальные последствия китайских реформ, автор предлагает несколько линий, по которым следует направить преобразование китайского общества. Во-первых, борьба за свободу должна одновременно быть борьбой за социальное равенство. Во-вторых, сопротивление монополистической тирании рынка не следует считать «антирыночной» борьбой, так как социальная борьба предполагает борьбу за справедливость в рыночной конкуренции и экономической демократии. В-третьих, сопротивление экономической гегемонии и многонациональной монополии не следует считать призывом к изоляции страны.
К.А. Фурсов
