CC BY
14
2008.01.003. ДЮМУЛЬЕ К. СРАВНИТЕЛЬНОЕ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ, ФИЛОСОФИЯ И ПСИХОАНАЛИЗ. DUMOULIE C. Litterature comparee, philosophie et psychanalyse // Vox poetica: Bibliotheque comparatiste. - Paris: SFLGC, 2005. -30.09.2005. - Mode of access: http://www.vox-
poetica.org/sfgc/biblio/lc.htm
Автор статьи Камилла Дюмулье - преподаватель университета Париж-Х (Нантер), руководитель Центра исследований по сравнительному литературоведению. Сравнительное литературоведение она рассматривает как научную дисциплину, сформировавшуюся в период кризиса философской мысли и одновременно - в период распространения идеи Литературы. Теория этой дисциплины развивается на скрещении философского и литературного дискурсов, а в практике сравнительного литературоведения этические проблемы сплетаются с эстетической рефлексией. Поэтому изучение связей между литературой и философией образует поле собственно компаративистских исследований, и в последнее время появилось много публикаций на эту тему.
По мнению К. Дюмулье, «вся история философии от Платона до Гегеля состояла в стремлении как можно четче установить различие между мифом и логосом», отделить концепты от поэтической речи. Отделить было необходимо, поскольку досократики, которые еще не были в точном смысле философами, или софисты представляли собой мудрецов, изъясняющихся посредством дискурса, в котором не различалось философское и поэтическое. Различие не является само собой разумеющимся, нет философского дискурса, в котором бы не было контаминации с литературой и эффектов «письма», как нет и литературного текста, который бы не включал в себя философию или идеологию.
Конечно, и общее литературоведение анализирует связи философии и литературы. Например, Д. Суйе в монографии «Литература барокко в Европе» или в труде «Кальдерон и великий театр мира» делает акцент на философских вопросах, на том, что Кальдерон обращается к философской проблематике. Можно назвать также классические работы А. Бегена «Романтическая душа и мечта» или П. Ван Тигема «Романтизм в европейской литературе», где рассматривается влияние масонства и натурфилософии на романтическую литературу. Но в собственно компаративных исследова-
ниях особенно часто стоит вопрос о влиянии того или иного философа на литературу. Например, «Ницше во Франции: Влияние Ницше на французскую мысль» Женевьевы Бьянки, «Племянники Заратустры: Восприятие Ницше во Франции» Л. Пенто, «Шопенгауэр во Франции: Миф о натурализме» Р.-П. Колена, сборник «Шопенгауэр и литературное творчество в Европе» и др. Привилегированной фигурой анализа является Ницше: «Ницше и Валери» Э. Гаэда, «Жан Кокто и Ницше, или Философия утра» М. Мезюнье, «Ницше и Арто: Этика жестокости», «Ницше и Батай: Пародия без конца» Ф. Варена и др.
Между тем впечатление, что такие исследования широко распространены в компаративистике, обманчиво. К. Дюмулье, просмотрев список литературных диссертаций за последние двадцать лет, обнаружила довольно мало трудов такого типа. В основном изучают современный период, например, связи Ф. Достоевского и А. Камю, философии Просвещения и литературы романтизма. Только в двух трудах сопоставлялось творчество Монтеня и Мак-кьявелли, и еще в одном изучалось влияние платоновского «Федо-на» на французскую литературу. Такое внимание к современному материалу закономерно, поскольку именно сегодняшнее представление о литературе остро ставит проблему различия научного и художественного дискурсов.
Анализ отношений философии и литературы обращает ученых к методологическим вопросам сравнительного изучения текстов. Философский элемент, воспринимаемый как чужеродный литературному тексту, обладает тремя функциями: во-первых, он являет собой культурную референцию (аллюзию на имя философа, его идеи); во-вторых, становится «настоящим формальным оператором» (приобретает поэтическое значение); в-третьих, превращает текст в «подкрепление спекулятивного сообщения». Примеры этих функций дал П. Машере в труде «О чем размышляет литература?» (1990). В романе Р. Кено «Воскресенье жизни» герой, путешествуя по Германии, возвращается оттуда, полный гегельянских впечатлений. В романе А. Белого «Петербург» персонажи неоднократно упоминают в беседе имя Ницше, Аполлон Аполлонович следует тезисам нигилизма. В «Путешествии на край ночи» Л. Селина, в том же «Петербурге» А. Белого литературная репрезентация города поставлена в зависимость от философского статуса репрезентации
как таковой, от вопроса легитимности художественного дискурса. Роман «Путешествие на край ночи» Л. Селина основан на внимательном чтении Шопенгауэра, Ницше и Фрейда, является поэтическим развитием их идей.
Взаимоотношения философии с литературой и литературоведением проявляются также в процессе выработки критических или аналитических концептов. В самом деле, филолог должен быть внимателен к философским импликациям употребляемых им понятий, в частности, компаративист-литературовед, по самой природе изучаемого объекта, предполагает концептуализацию понятий стиля, письма, языка в различных культурах. Историко-литературные термины (например, жанр) подчинены философским определениям со времен Платона и Аристотеля. А понятие «горизонт ожидания», заимствованное Х. Яуссом у Гуссерля, позволяет сформулировать новое определение жанра. Теория рецепции неотделима от теории смысла; по словам Яусса, «смысл образуется в диалогической игре, в межсубъектной диалектике»1. Таким образом, производство смысла и определение понятия жанра осуществляются в деятельности трансцендентального субъекта, сохраняющего форму личности, личностного сознания и идентичности субъекта.
Рассматривая жанр (например, жанр новеллы), мы можем выделить и определенный ряд эмпирических критериев (длина, ироническая тональность, реализм и т. п.), но все эти элементы подчинены классическому представлению о жанре новеллы; они часто исчезают в современных новеллистических произведениях, т.е. не полностью определены «горизонтом читательского ожидания». К. Дюмулье отсылает к теории Ж. Делёза, выявляющего некоторые структурные и экономические критерии новеллистической формы и содержания, демонстрирующего открытость вопроса о смысле, его загадочности, что предполагает единство нарративного голоса в новеллах. Именно с учетом этих критериев возможно объединить тексты, различающиеся по эмпирическим параметрам (Боккаччо, А.П. Чехова, С. Беккета) в единый жанр новеллы.
От Аристотеля до Гегеля философия понимала себя как метадискурс, одновременно описательный и законодательный, включая
1 Н. Роит ипе esthёtique (!е 1а тёсерйоп. - Р., 1978. - Р. 246.
литературу в область эстетики. Но затем отношения литературы и философии изменились на противоположные, философия стала искать в литературе источник рефлексии, границы стали размываться, произошла контаминация двух видов дискурса. Если самый кульминационный момент разделения философии и литературы приходится на время Канта и Гегеля, то со времени романтизма начался обратный процесс. Понятно, почему прочтение С. Малларме и Гегеля, Ф. Ницше и П. Валери, Р. Шара и М. Хайдеггера дает новую перспективу и проблематику по отношению к вопросу историколитературного влияния. Между литературой и философией, вопреки желанию романтиков не редуцируемыми дискурсами, остается открытое нейтральное пространство, в котором пишется некий общий текст - например, Д. Джойса и М. Батая, одновременно сумма философии и литературы, или Р. Барта и М. Бланшо, одновременно критические и художественные.
К. Дюмулье полагает, что уже в эпоху Просвещения в произведениях Руссо, Вольтера, де Сада двойное письмо существовало и теоретически, и практически. Однако существование у литературы и философии общего истока не было очевидным. Когда романтики попытались сломать барьеры, приобщиться к универсальному, тогда и родилась мечта о Литературе как синтезе двух форм письма.
В момент, когда закончилась история классической философии, литература унаследовала саму проблему «конца»: истории, искусства, жанров. Философия ищет ныне в языке разгадку вопроса о бытии и субъекте. Параллельно с философской философией существует литературная философия, философия без философов. Трудно решить, является ли манифестация апокалиптичности нигилистическим пессимизмом или бесконечным возобновлением конца, бередящим наши страхи. Мысль о невозможности закончить литературу содержится в самой сердцевине размышлений М. Бланшо и в произведениях Ф. Кафки и С. Беккета. При этом этическая проблема «конца» не может в литературе исключить эстетические вопросы формы, жанра, языка и т.п.
Компаративистика исследует взаимодействие литературы и психоанализа. Использование психоанализа при этом чисто оперативно. Конечно, психоаналитический дискурс может выполнять в литературе ту же функцию, что и дискурс философский, но это случается редко. В качестве примера К. Дюмулье анализирует по-
эму Р. Кено «Цепь и собака» (1952), где обыгрывается комплекс кастрации.
В большей степени психоанализ используют в мифокритике: в исследовании мифа о Дон Жуане, при анализе фантастики (Э.Т.А. Гофмана, Э. По, Т. Готье, Ж. Роденбаха). Для изучения литературного сюжета исследователи привлекают концепт эдипова комплекса. При этом часто говорят, что литературоведение не может обращаться к психоанализу уже по самой своей специфике. Однако следует помнить, утверждает К. Дюмулье, что в сравнительном литературоведении необходимы такие аналитические инструменты, которые были бы пригодны для различных текстов, языков, эпох, культур, и психоанализ может входить в число таких инструментов. В то же время необходимо «быть философами», т.е. критически относиться к любым теоретическим инструментам, которые мы используем. Держа дистанцию по отношению к методам, теориям, которые он применяет в изучении художественного текста, компаративист имеет шанс учитывать особенности литературы, ее загадочность, неуловимость и главное - специфичность.
Н.Т. Пахсарьян
